Да, хорошо, конечно, где нас нет;
Когда привычный угол мы теряем,
Он поневоле кажется нам раем.
Но что в пещере там за слабый свет?
Что за тройное существо там жмется?

Дриада

То форкиады! Ближе подойди,
И, коль не страшно, – речь к ним поведи!

Мефистофель

Зачем же нет? Смотрю – и остается
Дивиться лишь! Как я ни горд, а тут
Сознаться должен: ничего на свете
Подобного не видел! Чуда эти
Альравнов безобразьем превзойдут!
При виде этой троицы страшилищ
Кто б не призвал от сердца глубины,
Что смертные грехи не так дурны?
У нас мы в самом страшном из чистилищ
Не стали бы терпеть подобных им,
А здесь, глядишь – присутствием своим
Они отчизну красоты венчают,
Античными их громко величают!
Задвигались, почуяли меня
Вампиры. Вот пошла у них возня,
Шипеньем, свистом чужака встречают.

Форкиады

Подайте глаз мне, сестры: кто-то там
Решается войти в святой наш храм.

Мефистофель

Почтенные! Позвольте к вам с приветом
Приблизиться, чтоб испросить при этом
Благословенье тройственное! Я
Вам незнаком, но, сколько мне известно,
Я, кажется, вам дальняя родня.
Как чужеземцу, было очень лестно
Старинных всех богов увидеть мне;
И Опс и Рею я почтил вполне
Поклоном; даже парок, ваших славных
Сестер, Хаоса древних дочерей,
Вчера ли видел, несколько ли дней
Тому назад – не помню; но вам равных
Нигде не встретил. Вами я пленен
И умолкаю, полный восхищенья
От чудного такого лицезренья.

Форкиады

Нам кажется, что этот дух умен.

Мефистофель

Увидев вас, одним я удивлен:
Что вас давно поэты не воспели.
Как это вышло? Хоть один бы раз!
И скульпторы, к прискорбью, не успели
Изобразить, достойнейшие, вас;
А было бы скорей достойно цели
Вас передать резцом, чем разных Гер,
Да там Паллад каких-то и Венер.

Форкиады

Погружены в безмолвие ночное,
Об этом и не думали мы трое.

Мефистофель

Да как оно и быть могло бы? Свет
Не видит вас, о вас и слуху нет.
В таких местах вы лучше б водворились,
Где роскошь и искусство воцарились,
Где каждый день проворно там и тут
Из мрамора героев создают,
Где…

Форкиады

Замолчи! Ко славе вожделенья
В нас не буди! Что пользы, если б мы
Все это знали? Рождены средь тьмы,
Тьме родственны, среди уединенья
Живем мы, незнакомые другим,
Себе почти неведомы самим.

Мефистофель

Что ж, если так, тогда – скажу неложно –
Другим свой облик вверить было б можно.
У вас втроем один лишь зуб и глаз:
Взглянув мифологически на дело,
В двух сущность трех могли б вместить вы смело:
Нетрудно это было бы для вас;
А образ третьей мне вы одолжите
На краткий срок.

Одна из форкиад

Как, сестры? Дать иль нет?

Другие

Попробуем! Но только – наш совет –
Без глаза и без зуба.

Мефистофель

Вы лишите
Тогда свой лик прекраснейшей черты:
Не будет в нем строжайшей полноты!

Одна из форкиад

Зажмурь один свой глаз и с этим вместе
Ты выставь длинный клык свой – и сейчас
Похожим в профиль станешь ты на нас,
Как будто брат родной наш.

Мефистофель

Много чести!
Пусть будет так!

Форкиады

Пусть так!

Мефистофель (становясь в профиль похожим на форкиад)

Готов уж я,
Хаоса сын!

Форкиады

Хаосом знаменитым
Мы рождены.

Мефистофель

О стыд! Гермафродитом
Теперь, пожалуй, станут звать меня!

Форкиады

Смотреть на нашу троицу нам любо:
Теперь у нас два глаза и два зуба.

Мефистофель

От всех скрываясь, я пойду
Теперь пугать чертей в аду.

Скалистые бухты
У эгейского моря

Луна, остающаяся все время в зените.

Сирены (лежат вокруг на утесах, играют на флейтах и поют)

Если прежде, в полнолунье,
Фессалийские колдуньи
Для своей преступной цели
Призывать тебя умели,
То теперь с небесной арки
Тихой ночью свет свой яркий
Лей спокойно, месяц полный,
На трепещущие волны,
В блеске струй лучом играя,
Кротким светом озаряя
Весь поднявшийся из вод
Веселящийся народ!
Мы служить тебе желаем
И моленья воссылаем:
Будь к нам милости полна,
О красавица луна!

Нереиды и тритоны (в виде морских чудовищ)

Громче песни распевайте,
Всюду в море вызывайте
Из глубин народ морской!
Мы от бурь на дно укрылись,
Ныне ж вышли – покорились
Звукам чудной песни той,
И в порыве восхищенья
Мы надели украшенья.
Диадемы, перлы, злато
И запястья – все богато.
То подарки нам от вас!
В бездну моря эти дива,
Духи нашего залива,
Ваш увлек волшебный глас.

Сирены

Рыбы ходят в синем море,
Наслаждаясь на просторе
Жизнью сладостной своей;
Вы решили нарядиться,
Мы ж хотели б убедиться
В том, что рыб вы поважней.

Нереиды и тритоны

Прежде чем предстать пред вами,
Это поняли мы сами!
Братья, сестры, в путь скорей!
Раз лишь нам проплыть довольно,
Чтоб сознались все невольно
В том, что рыб мы поважней.

Сирены

Вмиг все они исчезли! Всей толпою
Умчались к Самофракии стрелою!
Попутный ветер дует им туда.
Зачем? Тот остров занят был всегда
Кабирами, чудесными богами.
Себя те боги производят сами,
Самих себя не зная никогда.
В вышине – светла, ясна –
Стой, чудесная луна!
Пусть продлится ночи тень,
Не приходит яркий день!

Фалес (на берегу, Гомункулу)

Пойти к Нерею, друг мой, надо нам.
Отсюда близко до его пещеры;
Одно лишь худо: страшно он упрям,
Брюзга ворчливый и суров без меры.
Седой старик, упрямою душой
Он ненавидит вечно род людской;
Но все ж ему грядущее открыто –
Давно его тем имя знаменито,
И всеми в мире он за то почтен.
К тому ж добра немало сделал он.

Гомункул

Ну, постучимся все же, будем смелы:
Авось стекло и пламя будут целы.

Нере

Кто это там? Людей ли слышу я?
Вмиг загорелась гневом грудь моя!
Все с божеством хотят они сравняться,
А выше равных нет им сил подняться!
Давно покой божественный пора
Вкушать бы мне, но я желал добра,
Советовал – и как кончалось это?
Как будто я и не давал совета!

Фалес

И все же верят все тебе притом!
Не прогоняй нас, мудрый старец моря!
Совет твой примет с радостью, не споря,
Все это пламя в образе людском.

Нерей

К чему совет? Он не достигнет цели:
В глухих ушах замрет благой совет;
Людскому своеволью меры нет,
Хотя б глупцы и много бед терпели.
Я как отец Париса увещал,
Чтоб он в пылу любви не похищал
Чужой жены: на берегу Эллады
Стоял он предо мною, горд и смел;
Я все предрек, что духом я прозрел:
Пожара дым, горящие громады
Дворцов, паденье балок, а внизу –
Убийства кровь и ужасов грозу,
День судный Трои, чрез поэтов лиру
И памятный и вечно страшный миру.
Что ж? К слову старца как к игрушке он
Отнесся, дерзкий! Рухнул Илион,
Пал исполинским трупом в прах могильный,
Для Пиндовых орлов на пир обильный!
А Одиссей? Я все ему предрек:
Цирцеи плен, Циклопа злость в пещере,
Медлительность его и легковерье
Его друзей. Что ж пользы он извлек?
Он долго плавал, на волнах качался
И лишь случайно, через долгий срок
К гостеприимным берегам примчался.

Фалес

Так. Это все обидно мудрецу;
Но ты ведь добр, вполне тебе к лицу
Еще хоть раз прибегнуть бы к попытке!
Крупица благодарности в избытке
Тебя утешит, как ни тяжела
Неблагодарность прежняя была!
Мы просим не о малом, здесь не шутка:
Умно родиться хочет в свет малютка!

Нерей

Не отравляйте редких мне минут
Счастливого, без гнева настроенья!
Все грации морей сюда придут:
Я дочерей, дорид, жду посещенья!
Не знает сам Олимп, ни целый свет
Таких красавиц; их прелестней нет!
То восседая на спине дракона,
То на конях могучих Посейдона,
Сродненные с стихиею морской,
Дориды легче пены водяной;
На колеснице – раковине славной
Венериной – вслед за сестер толпой
Примчится Галатея, красотой
Первейшая меж ними: нет ей равной!
В Пафосе уж Киприда не живет:
Там Галатею ныне чтит народ.
Она владеет островом, столицей,
Киприды храмом, троном, колесницей.
Идите ж прочь! В час радости отцу
Брань на устах, гнев в сердце – не к лицу.
Прочь! Пусть Протей расскажет вам неложно,
Как превращаться и рождаться можно.

(Уходит по направлению к морю.)

Фалес

Нет, не принес нам пользы этот шаг!
Найдешь Протея – он в одно мгновенье
Исчезнет, если ж нет – ответит так,
Что удивит лишь и введет в сомненье.
Но что же делать? Нужен нам Совет.
Попробуем: пути другого нет!

Удаляются.

Сирены (на скалах)

Что видит наше око
Там, в царстве волн, далеко?
Как, ветром напряженный,
Сверкает парус в море,
Так там морские жены
Сверкают на просторе.
Мы спустимся пониже,
Чтоб хор их слышать ближе.

Нереиды и тритоны

Дивитесь этим дивам,
Что в дар мы принесли вам!
Вот панцирь черепаший
С добычей чудной нашей:
В нем лик кумиров строгий.
О, пойте: это боги!

Сирены

Малы на взгляд,
Силой обильные,
Помощь в крушенье творят
Боги древнейшие, сильные.

Нереиды и тритоны

Мы ездили к кабирам,
Чтоб шел наш праздник с миром:
Их волей усмирен,
Спокоен Посейдон.

Сирены

Осилить мы их не могли:
Тонули порой корабли;
Но чудною силой своей
Они защищали людей.

Нереиды и тритоны

Здесь три; один остался там,
Не захотел примкнуть он к нам.
Он мнит, что он один – бесспорный,
Чьим мыслям все они покорны.

Сирены

Задеть друг друга шуткой злою
Богам случается порою.
Вы чтите милость их всегда
И бойтесь всякого вреда.

Нереиды и тритоны

Всего их прежде семь считалось.

Сирены

А где же трое их осталось?

Нереиды и тритоны

Не знаем сами: надобно пойти
И на Олимпе справку навести.
Там и восьмой живет, пожалуй, ныне,
Какого прежде не было в помине.
Они свою нам милость рады дать,
Но не готовы сами здесь предстать.
Эти несравненные
Вечно в даль стремятся,
Страстным голодом томятся –
Недоступные им снятся
Тайны сокровенные.

Сирены

Нам чтить богов – везде закон;
Где ни окажется их трон –
На солнце или на луне, –
Молиться стоит им вполне.

Нереиды и тритоны

Как мы гордимся нашей славой –
Устроить этот праздник величавый!

Сирены

Промчится всюду вашей славы гром;
Славней героев древности вы стали:
Они гордились золотым руном,
А вы – кабиров нам достали!

Общий хор (повторяет эти слова)

Они гордились золотым руном,
А мы (вы) кабиров вам (нам) достали!
Нереиды и тритоны проплывают мимо.

Гомункул

Из глины вижу я горшки,
В которых все нескладно,
О них ломают знатоки
Лоб крепкий беспощадно.

Фалес

Таков их вкус: для них одна
В монете ржавчина ценна.

Протей (невидимый)

А я доволен, старый чудодей:
Все это тем почтенней, чем странней.

Фалес

Где ты, Протей?

Протей (говоря, как чревовещатель, то будто вдали, то вблизи)

Я здесь! И здесь!

Фалес

Прощаю
Тебе я шутки старые твои,
Но вместе с тем серьезно увещаю!
Как старый друг: скажи, не утаи,
Где ты? Обман твой вижу я прекрасно.

Протей (как бы издали)

Прощай!

Фалес (тихо, Гомункулу)

Он возле нас. Светись же ясно,
Как можно ярче! Любопытен он,
Как рыба; под каким бы видом странным
Он ни скрывался, он огнем приманным
Сюда, наверно, будет привлечен.

Гомункул

Светить я рад, все вкруг залью я светом,
Лишь не разбить бы мне стекло при этом.

Протей (в виде огромной черепахи)

Что это здесь за чудный, нежный свет?

Фалес (закрывая Гомункула)

Ты поглядеть желаешь ближе? Нет,
Ты утруди себя трудом немногим
И человеком нам явись двуногим.
Что можем мы сокрыть от чуждых глаз,
То показать – зависит лишь от нас.

Протей (в благородном человеческом образе)

Мудрец, хитришь, как прежде, ты исправно!

Фалес

Как прежде, ты свой вид меняешь славно!

(Открывает Гомункула.)

Протей (с удивлением)

Самосветящий карлик! Никогда
Подобного не видывал я!

Фалес

Да!
Вот от тебя он страстно ждет совета:
Произойти на свет желал бы он.
Он говорил мне – как ни странно это, –
Что вполовину только он рожден.
В душевных свойствах нет в нем недостатка,
А вот в телесных качествах – нехватка.
Теперь ему стекло лишь вес дает.

Протей (Гомункулу)

Ты – истинный сын девы: существуешь,
Когда еще и быть не долженствуешь!

Фалес (тихо)

Еще одно в нем хоть кого смутит:
Мне кажется, что он – гермафродит.

Протей

Пожалуй, это счастье: тем свободней
Он попадет в тот пол, куда пригодней.
Но нечего тут речи расточать:
В широком море должен ты начать!
Сперва там влага в малом жизнь слагает,
А малое малейших братий жрет
И понемногу все растет, растет –
И так до высшей точки достигает.

Гомункул

Как мягок воздух в этой стороне!
Живителен, приятен запах мне!

Протей

Ты прав. Но дальше там еще приятней
Тебе он будет, милый мальчик мой.
Вон там, на узкой отмели морской,
Еще свежей и воздух благодатней!
Взгляните: вереницей там
Процессия подходит к нам.
Пойдем туда!

Фалес

Я – с вами неразрывно.

Гомункул

Поход трех духов! Трижды дивно!

Родосские тельхины с трезубцем Нептуна подплывают на морских конях и драконах.

Хор

Трезубец, смиряющий волны морей,
Нептуну рукой мы сковали своей.
Когда громовержец грозу производит,
Нептун грохотанью навстречу выходит;
Как сверху зигзаги над морем блестят,
Так снизу навстречу им брызги летят,
И все, что меж ними боролося в страхе,
Все волны кидают и топят в размахе.
И ныне вручил свой трезубец он нам,
Чтоб празднично-мирно нам плыть по волнам.

Сирены

Свет веселый дня вы чтите,
Солнцу вы посвящены,
Но привет от нас примите,
Чтущих тихий свет луны!

Тельхины

Владычица кроткая темного неба!
На почести брата, лучистого Феба,
К Родосу цветущему слух твой склонен,
Где вечным пеаном почтен Аполлон.
Чуть день начинает он в беге широком,
На нас он взирает пылающим оком;
И волны, и суша, и горы блестят,
И мир весь любовью живит его взгляд.
Туман нас бежит; он подкрался б напрасно;
Лишь луч, ветерок – вновь на острове ясно
И Феб в сотне образов видит свой лик:
Колосс он и юноша, добр и велик;
Мы первые в мире его изваяли
И образ богам человеческий дали.

Протей

Пускай гремят хвалою вздорной!
Светила силе животворной
Не нужен мертвый их кумир!
Они руду спокойно плавят,
Из бронзы идолов наставят –
И мнят, что им дивится мир!
Гордиться стоит ли мечтою?
Один толчок подземный вмиг
Повергнет в прах кумира лик –
И снова идол стал рудою!
В воде привольней жизни ход!
На суше все ее стремленья –
Одни бесплодные мученья.
Пусть к вечной влаге понесет
Тебя Протей-дельфин.

(Превращается в дельфина.)

Отважно
Я на спине тебя помчу
Ко счастью по равнине влажной
И с Океаном обручу.

Фалес

Свершай похвальное стремленье,
С начала начинай творенье
И к действию готовым будь!
Ты по законам вечной нормы
Пройдешь бесчисленные формы:
До человека – длинный путь!

Гомункул садится на Протея-дельфина.

Протей

Стремись же духом в волны! В море
И вдаль и вширь в его просторе,
Куда захочешь, можешь плыть.
Но не ищи высоких званий:
Стал человеком – и желаний
Нет боле: нечем больше быть.

Фалес

Всему свой срок; хоть каждый связан веком,
Недурно быть и дельным человеком.

Протей (Фалесу)

Да, для таких, как ты, – сомненья нет,
Не существуют и веков границы:
Встречая бледных духов вереницы,
Тебя я вижу много сотен лет!

Сирены (на скалах)

Что за тучек рой, блистая,
Вкруг луны кольцом обвит?
Голубей влюбленных стая
Белокрылая парит.
Из Пафоса, без сомненья,
Прилетел их светлый хор,
Завершилось наслажденье:
Праздник полон с этих пор!

Нарей (подходя к Фалесу)

Здесь для путника ночного
Лишь игра лучей средь тьмы;
Но, как духи, мненья мы
Справедливого, иного.
Галатею упреждая,
Мчится стая голубей;
А полету с давних дней
Обучалась эта стая.

Фалес

Я лишь благо вижу в этом:
Мудрый мудро поступал,
Если в гнездышке согретом
Он святыню воспитал.

Псиллы и марсы (плывя на морских быках, тельцах и овнах)

В пещерах на Кипре обширном,
Где волны Нептун не тревожит,
Там Сейсмос трясти нас не может –
Обвеяны воздухом мирным,
Издревле мы там и доныне,
Счастливые стражи святыни,
Храним колесницы богини.
В чудесные ночи мгновенья
По зыби морского волненья,
Младого чужда поколенья,
Прекрасная шествует с нами.
Трудясь, мы орлов не боимся,
Крылатых мы львов не страшимся,
Креста и луны, что лучами
На нас с небосвода сияют,
Свой вид постоянно меняют,
Друг друга в борьбе изгоняют
И царство земли разоряют.
Вперед неустанно стремится
Прекрасная с нами царица.

Сирены

Шаг за шагом с колесницей,
Колыхаясь и теснясь,
Ряд за рядом, вереницей
Змеевидною виясь,
К нам подходят нереиды –
Образ их и мил и дик –
И везут с собой дориды
Галатеи чудный лик.
Величаво подплывает
Богоравная она,
Но красой своей пленяет,
Как и смертная жена.

Дориды (хором, плывя на дельфинах мимо Нерея)

Лей, луна, свой свет чудесный
На красавцев молодых!
Как супругов сонм прелестный
Мы отцу представим их.

(Нерею.)

Мы прекрасных подхватили
Меж свирепых волн морских,
Отогрели, оживили
В камышах береговых,
Чтоб они нам за спасенье
Дали страсти наслажденье.
Брось же светлый взор на них!

Нарей

Вдвойне ценить такое счастье надо:
И милосердье и себе отрада.

Дориды

Если ты к поступкам нашим
Благосклонен в этот раз,
Жизнь бессмертную ты дашь им
Возле вечно юных нас.

Нарей

Держите пленников вам милых,
Чтоб отрок мог вам мужем стать,
Но я им дать того не в силах,
Что Зевс единый может дать.
Волны изменчив бег неровный,
Вполне подобна и любовь:
Когда остынет пыл любовный –
На брег их выпустите вновь.

Дориды

Прекрасные, нам вы любезны сердечно, –
Но надо расстаться в печали.
Мы рады б остаться вам верными вечно,
Но боги нам в том отказали.

Юноши

О, если и впредь нам, отважным пловцам,
Такая же будет награда,
То высшее счастье досталося нам,
И лучшей судьбы нам не надо.

Галатея приближается на раковине-колеснице.

Нерей

О милая, ты ли?

Галатея

Родитель! Отрада!
Дельфины, постойте! От милого взгляда
Нет сил оторваться!

Нерей

Умчался их рой…
Вращаясь, уносится круг быстротечный!
И что им до грусти, до муки сердечной!
О, если б меня вы умчали с собой!
Но столько дал счастья миг краткий свиданья,
Что я награжден за весь год ожиданья.

Фалес

Привет вам! И снова привет!
Цветущею радостью дух мой согрет –
Прекрасная истина в сердце проникла:
Живое из влаги возникло.
В ней жизни таятся источники вечно…
Твори ж, океан, о, твори бесконечно!
Когда б не давал ты клубящихся туч,
Когда б не дарил за ключом ты нам ключ,
Когда бы теченье ты рек не направил,
Обильным потокам их вод не доставил, –
Что были бы горы и долы – весь свет?
Ты жизнь им даешь: без тебя ее нет!

Эхо (хор всех кругов)

Ты жизнь им струишь: без тебя ее нет!

Нерей

Вот, колыхаяся вдали,
Они обратно повернули,
Но нет надежды, чтоб сюда пришли…
Они все звенья цепи растянули,
Чтоб праздника порядок соблюсти,
И вьется рой несметный на пути.
Но Галатеи царственно прекрасной
Еще я вижу раковинный трон,
Мне сквозь толпу сверкает он
Звездою ясной!
Его я вижу вновь и вновь!
Так и в толпе сияет нам любовь!
Любимое, пленяя наше око,
Сияет нам приветно издалека,
Родное, близкое всегда, –
Как путеводная звезда.

Гомункул

Здесь, в этой влаге нежной,
Где лью я свет безбрежный,
Прекрасно все вокруг.

Протей

Во влаге лишь целебной
Светильник твой волшебный
Дает чудесный звук.

Нерей

Какое там новое, тайное диво
Открылось вдали средь толпы торопливой?
У ног Галатеи огонь восстает –
То мощно взовьется, то нежно блеснет,
Как будто любовною страстью лелеем.

Фалес

Гомункул горит: обольщенный Протеем,
Он яркий, чарующий свет издает.
То признак могучего к жизни стремленья.
Мне слышатся робкие стоны томленья –
Он хочет разбиться о блещущий трон…
Сверкает, блестит, разливается он!

Сирены

Все волны проникнуты чудом огнистым;
Дробясь, они искрятся пламенем чистым,
Сверкают, колышутся, плещут огнем;
Тела засияли во мраке ночном;
Все море великое пламя объяло.
Хвала же Эросу: он жизни начало!
Слава морю и волненью,
Волн с огнем объединенью,
И огню, и вод разливу,
И свершившемуся диву!

Всеобщий хор

Слава кроткому зефиру!
Слава тайн подземных миру!
Славу вечную поем
Всем стихиям четырем!

Действие третье

Местность перед дворцом менелая в спарте

Входит Елена в сопровождении хора пленных троянок с Панталис, предводительницей хора, во главе.

Елена

Хвалой одних, хулой других прославлена,
Являюсь я, Елена, прямо с берега,
Где вышли мы на сушу, и теперь еще
Морской живою зыбью опьяненная,
Которая с равнин далекой Фригии
Несла нас на хребтах высоких, пенистых
В родные наши бухты – Эвра силою
И милостью великой Посейдоновой.
А там, внизу, царь Менелай с храбрейшими
Из воинов свое прибытье празднует.
Прими ж меня приветливо, высокий дом!
Воздвиг тебя, на родину вернувшися,
Отец мой Тиндарей у склона славного
Холма Паллады; здесь я детство видела.
Ты всех домов спартанских был роскошнее,
Когда я здесь, играя, с Клитемнестрою
Росла, с Кастором и Поллуксом – братьями.
Приветствую и вас, о двери медные!
Когда-то вы навстречу распахнулися
Гостям – и вот один, один из многих выбранный,
В вас Менелай явился женихом моим.
Откройте их! Спешу теперь исполнить я
Приказ царя, как долг велит супружеский.
Одна войду я! Сзади пусть останется
Все то, что вкруг меня кипело бурею
По воле рока! С той поры как вышла я
Отсель во храм Цитеры беззаботная,
Чтоб долг священный свой свершить, и схвачена
Была фригийским дерзким похитителем,
Да, с той поры – увы! – свершилось многое,
О чем так любят люди все рассказывать
И что услышать тягостно несчастному,
О ком молва, разросшись, стала сказкою.

Хор

Ужель презришь, царица цариц,
Свой дар почетный, благо из благ?
Славнейшим ты счастьем владеешь одна:
Из всех величайшею славой красы.
Герою предшествует имени гром,
Затем он и горд.
Но даже упрямец склоняет чело
Пред всепокоряющей силой красы.

Елена

Довольно! Царь, супруг мой, вместе плыл со мной
И к городу вперед теперь послал меня;
Но что в душе замыслил он – не знаю я.
Супруга ль я, царица ли по-прежнему
Иль жертвою паду я гнева царского
И злой судьбы, терзавшей долго эллинов?
Добыча я, но пленница ль – не ведаю.
Судьбу и славу, эту пару спутников
Сомнительных, двусмысленно бессмертные
Мне предрекли; и даже на пороге здесь
Я чувствую их грозное присутствие.
На корабле смотрел супруг невесело;
Он на меня лишь изредка поглядывал
И слова мне приветного не вымолвил,
Как будто мне недоброе готовил он;
Когда ж, войдя в Эврота устья тихие,
Земли родной ладьи его коснулися,
Промолвил он, как будто богом движимый:
«На брег морской отсюда выйдут воины,
Устроить их на время тут останусь я,
А ты ступай по берегу священному,
По берегу Эврота плодородного.
По низменной равнине направляй коней
В долину ту, горами окруженную,
Где прежде было поле плодоносное,
А ныне Спарта, город мой, красуется.
Прибыв туда, поди в высокий царский дом
И там сбери служанок, мной оставленных
С хозяйкою, разумной старой ключницей.
И пусть тебе покажут все сокровища,
Которые отцом моим накоплены
И мной в войне и мире увеличены.
Конечно, ты увидишь все в дому моем
В порядке, ибо должен царь, придя назад,
Имущество найти свое нетронутым
На том же месте, где его оставил он:
Не смеет раб менять того, что сделал царь».

Хор

О, пусть богатства сладостный вид
Твои утешит очи и грудь!
Златые запястья и блеск диадем
Покоятся гордо в надменной красе.
Но стоит, царица, тебе захотеть –
И все налицо;
И вступит – о диво! – в неслыханный спор
С алмазом и златом твоя красота.

Елена

И дальше так сказал мне повелитель мой:
«Когда же там в порядке все осмотришь ты,
Треножников возьми ты сколько надобно,
Сосуды все священные, которые
Нужны жрецу, когда обряд свершает он,
Котлы и чаши, также блюдо круглое;
Воды налей ты из ключа священного
В высокие кувшины; приготовь еще
Ты дров сухих из дерева горючего
И острый нож, старательно отточенный.
О прочем же сама должна подумать ты».
Так он сказал и в путь затем послал меня.
Но что хотел он в жертву принести богам
Из всех земных созданий – не сказал он мне.
Здесь тайна есть; но больше не забочусь я:
Известно все бессмертным лишь, которые
Свершают то, что в сердце их задумано.
Добром ли, злом ли смертным то покажется,
Сносить должны покорно все мы, смертные.
Нередко жрец, подняв секиру тяжкую,
Над жертвою склоненной заносил ее,
А опустить не мог: была помехою
Рука врага иль близость бога вечного.

Хор

Что приключится – не ведаешь ты!
Смело, царица, иди
Твердой стопой!
Вечно и зло и добро
Смертным приходят нежданно!
Им предскажи – не поверят они!
Троя горела; видели мы
Смерть пред очами, позорную смерть;
Ныне же здесь мы тебе
Радостно служим и видим
В вечном сиянье небесное солнце
И красоту несравненную,
Видим – тебя, о счастливые мы!

Елена

О, будь что будет! Ныне же прилично мне
Немедленно войти отсюда в царский дом,
Желанный, милый, мной почти потерянный
И вновь мне данный, как – сама не знаю я.
Не так легко взойти мне на ступени те,
Где в детстве я, бывало, резво прыгала.

(Входит в дом.)

Хор

Сестры любезные,
Бедные пленницы,
Бросим свои мы печали!
Вместе с Еленою,
Вместе с царицею
Счастливы будьте, которая
Поздно, но твердой стопой зато
Радостно снова является
Ныне в родную обитель.
Вам, небожители.
Тихо и счастливо
В дом нас приведшие, – слава!
Ибо свободные,
Как окрыленные,
Смело порхают над бездною;
Пленник же, горько тоскующий,
Тщетно из бездны тюрьмы своей
Руки в мольбе простирает.
Вновь из чужбины ее
Боги вернули домой;
Наш Илион погубив,
Боги примчали Елену
В древний и вновь разукрашенный
Отческий дом,
После безмерного
Счастья и горя
Детство далекое
Снова заставили вспомнить.

Панталис (как предводительница хора)

Покиньте, сестры, песни путь, столь радостный, –
К дверям высоким взор вы обратите свой!
Что вижу я, о сестры? Возвращается
Назад царица к нам шагами быстрыми.
Что было там, царица? Что могло тебе
В дому твоем попасться не приветное,
А страшное? Я вижу – что-то было там.
Я вижу недовольство на челе твоем,
И гневное я вижу изумление.

Елена (возбужденная, оставив двери открытыми)

Несвойствен страх обычный Зевса дочери,
Пустой испуг не тронет сердца гордого;
Но ужас, мрачный ужас, Ночью древнею
Рожденный искони, во многих образах,
Как в бездне горной пламенное облако,
Являясь нам, смещает и героя грудь.
Так и сегодня – жители стигийские,
Ужасные, при входе мне явилися,
И я с порога милого, желанного
Должна была бежать, как гость непрошеный.
Но нет, на свет я вышла ныне: далее
Прогнать меня нельзя вам, силы мрачные,
Кто бы вы ни были! Дом же освящу я свой,
И, чистый вновь, меня с приветом примет он.

Панталис

Что было там с тобой, жена высокая,
Открой рабыням ты своим почтительным.

Елена

Что было там, вы сами видеть можете,
Коль ночь еще в свои пучины тайные
Не поглотила вновь того чудовища.
Но, чтоб вы знали, все я вам поведаю:
Вступая в глубь родного дома радостно,
Чтоб долг свершить скорее свой супружеский,
Дивилась я безмолвию глубокому.
Ни звук шагов не слышался ушам моим,
Ни вид работы спешной не пленял очей;
Служанки не встречались мне, ни ключница,
Приветливо гостей всегда встречавшие.
Когда ж потом я к очагу приблизилась,
У груды пепла теплого сидела там
Огромная старуха, вся закутана,
Не спящая, но в думы погруженная.
Зову ее к работе повелительно,
Подумавши, что ключницу я встретила,
Которую оставил царь хозяйкою.
Закутавшись, молчит она, недвижима!
Моим угрозам наконец ответствуя,
Она рукою машет, чтоб ушла я прочь.
Я, в гневе отвернувшись от нее, спешу
По горнице пройти в казнохранилище;
Но чудище, воспрянувши стремительно,
Становится, дорогу заграждая мне,
Как госпожа, – огромная и тощая,
С кроваво-мутным взором, видом странная,
Ужасная и взору и душе людской.
Но нет, никак нельзя словами бедными
Вам описать ужасное видение.
Вот, вот она на свет выходит дерзостно.
Но здесь мы господа, пока придет наш царь.
Могучий Феб, бессмертный друг прекрасного,
Сразит созданье мрака иль прогонит прочь.

Форкиада показывается в дверях.

Хор

Много, хоть кудри юные вьются
Вкруг моих щек, испытала я в жизни;
Много пришлось мне страшного видеть:
Ужасы боя, Трои пожар
В ночь беды.
В облаке пыли, между толпами
Воинов шумных, голосом страшным
Боги взывали; с голосом медным
В поле носился грозный Раздор
Возле стен.
Ах, тогда еще высились
Стены гордые! Пламя же,
Дом за домом объявшее,
Страх и горе несущее,
Вихрем дальше помчалося
Всюду над городом сонным.
Я бежала сквозь дым и чад;
Близко, близко носилися
Боги, в пламени гневные,
Страшно-дивные образы;
Шли они, исполинские,
Огненной тучей одеты.
Видела я или грезилось
Только душе лишь испуганной
Чудо такое – не знаю я;
Но что ныне ужасное
Мне пред очами явилось –
Это я знаю и вижу.
Я могла бы сама теперь,
Если б страх не удерживал,
Чуда коснуться руками.
Кто ты из страшных
Форкиса дщерей?
Ибо, как вижу я,
Ты из их рода.
Верно, одна ты из мрачных чудищ,
Око одно лишь и зуб один
Вместе имеющих страшных Грай,
Нас посетившая ныне?
Смеешь ты, чудо,
Рядом с красою
Взору глубокому
Феба явиться?
Что ж, осмелься, наружу выйди!
Он не посмотрит на мерзкое.
Фебово око священное
Мрака вовек не видало.
Мы же, смертные, здесь стоим,
Злой, безжалостно злой судьбой
К муке очей обреченные,
К муке, какую отверженно-мрачное
Чтущим красу причиняет.
Дерзко нас повстречавшая,
Ты внемли же проклятию,
Ты внемли порицанию!
Слушай ты это от нас, осчастливленных
Тем, что богов мы создания!

Форкиада

Старо, но вечно верно слово мудрое,
Что стыд с красой по-дружески, рука с рукой,
Вовек не шли по полю жизни светлому.
Глубоко в них таится злая ненависть:
Когда они сойдутся на пути своем,
Спиной тотчас друг к другу обращаются,
И каждый вновь идет своей дорогою:
Печально – стыд, краса – с надменной гордостью,
Пока она взята не будет Оркусом
Иль старостью седой не будет сгублена.
Вы, наглые, пришли сюда из чуждых стран,
Надменные и журавлям подобные,
Которые несутся над главой у нас
И хриплым криком воздух наполняют весь.
Идущий путник вверх на них оглянется –
И вновь они своей спешат дорогою,
А он своей. И с вами так я сделаю.
И кто же вы, что царский дом возвышенный,
Как пьяные, как хор менад, скверните вы?
И кто же вы, что лаете, бесстыдные,
На ключницу, как стая псов на лунный лик?
Иль тайна для меня, какого рода вы?
Среди войны взращенные, развратные,
Прельщенные, других прельстить готовые,
И граждан вы и воинов расслабили!
Смотрю на вас – и кажется, что рой цикад
Крикливых скачет по полю зеленому.
Добро чужое жрете вы, снедаете
Добытое трудом благополучие:
Вы – воинов добыча, меновой товар!

Елена

В присутствии хозяйки кто слугу бранит,
Тот дерзостно права ее себе берет.
Одна хозяйка может дать достойному
Награду иль наказывать преступного.
Довольна ими я была все время то,
Пока святая сила илионская
Боролася, и пала, и легла; потом
Со мной они делили горе странствия,
Когда все только о себе заботятся.
И здесь того же жду от доброй челяди.
Мне нужно знать не кто мой раб – как служит он.
Итак, молчи и больше их не смей бранить!
Коль ты, хозяйки должность исправлявшая,
Исправно все хранила, то хвала тебе.
Пришла сама хозяйка – уступи же ей,
Чтоб не было взысканья вместо всех похвал.

Форкиада

Слуге грозить есть право несомненное,
Которое супругою властителя
За много лет супружества заслужено;
И если вновь сюда, на место старое
Царицы и хозяйки, ты пришла опять –
Возьми бразды правления свободные,
Владей отныне нами и богатствами;
Но защити меня, старуху, ты от них,
Которые пред лебедем красы твоей
Крикливыми гусями только кажутся.

Панталис

С красою рядом как противно мрачное!

Форкиада

С рассудком рядом глупость отвратительна.

Хоретиды выходят из хора и говорят поодиночке.

Первая хоретида

Про матерь Ночь поведай, про Эреба нам.

Форкиада

А ты про Сциллу, кровную сестру свою.

Вторая хоретида

Твои все предки страшные чудовища.

Форкиада

Прочь, к Оркусу иди искать родство свое!

Третья хоретида

И там тебя моложе каждый во сто раз!

Форкиада

Иди ласкайся к старому Тирезию!

Четвертая хоретида

Кормилицы ты старше Орионовой.

Форкиада

Средь нечистот тебя кормили гарпии.

Пятая хоретида

И чем свое ты кормишь тело тощее?

Форкиада

Не кровью только, столь тебе любезною.

Шестая хоретида

Ты трупы жрешь, сама на труп похожая.

Форкиада

Блестят вампира зубы в дерзком рту твоем.

Панталис

Зажму твой рот, когда скажу я, кто ты есть.

Форкиада

Так назови себя – и все разгадано.

Елена

Не с гневом, но с печалью разнимаю вас,
Неистовый раздор ваш запрещаю вам!
Ничто не вредно столько для властителя,
Как верных слуг раздор и несогласие:
Веления его не превращаются
Тотчас же в дело, тщательно свершенное;
Они вокруг лишь своевольно буйствуют,
А он бранит их тщетно, растерявшись сам.
Но сверх того, враждуя, безрассудные,
Так много страшных призраков вы вызвали,
Теснящихся вокруг, что я сама теперь
Как будто унеслась отсюда к Оркусу.
Мечта ли это иль воспоминание?
Была ли я иль буду я когда-нибудь
Женою страшной, царства погубившею?
Страшатся девы; ты одна, старейшая,
Спокойна здесь. Скажи мне слово умное.