Проблема с миром

В надежных руках

– Ваше величество!

Веттерлант кинулся вперед, прижав лицо к прутьям решетки. Это был человек приятной наружности, с массой игривых темных локонов, однако в его глазах чего-то не хватало.

– Благодарение Судьбам, вы пришли! Со мной здесь обращаются как с собакой!

– Мы обращаемся с вами как с преступником, лорд Веттерлант, – проскрипел Глокта. Практик подкатил его кресло к камере, поставил на стопор и отступил в тень. Тени были единственным, в чем здесь, внизу, не было недостатка. – Это Допросный дом, а не гостиница. И вы занимаете одни из лучших апартаментов, которые у нас имеются.

– Здесь есть окно. – Верховный судья Брюкель указал сквозь прутья на крошечный квадратик света под самым потолком. – У него есть окно!

– Даже у меня, можно сказать, нет окна, – добавил Глокта.

– Вы смеете говорить со мной об окнах? Вы, калека-пережиток?! – вскипел Веттерлант. – Ваше величество! Прошу вас! Я знаю, что вы человек здравомыслящий…

– Мне нравится так думать, – согласился Орсо, выходя на свет. – Насколько я понимаю, вы затребовали королевского правосудия… моего правосудия.

Он все еще время от времени забывал, что является королем, несмотря на обращение «ваше величество», которое слышал по пять тысяч раз за день.

– Совершенно верно, ваше величество! Я отдаю себя на вашу милость! Со мной дурно обращаются! Меня держат здесь по ложному обвинению!

– Это какому же? В изнасиловании или в убийстве?

Веттерлант мигнул:

– Э-э… в чем угодно! Я абсолютно ни в чем не повинен!

– Убийство, насколько я понял, наблюдало… сколько их там было, Глокта?

– Семнадцать свидетелей, ваше величество. Все подтвердили свои заявления под присягой.

– Семнадцать вонючих крестьян! – Охваченный внезапной яростью, Веттерлант сжал прутья. – Их слово для вас весомее моего?

– Самой цифры достаточно, – ответил Орсо. – Вашего смотрителя уже казнили на основании их показаний.

– Мерзавец! Это была его идея! Я пытался отговорить его, но нет! Он мне угрожал!

Глокта с отвращением всосал воздух сквозь беззубые десны:

– Минуты не прошло, и вот ваша невиновность превращается в действия под принуждением.

– Еще немного, – буркнул верховный судья, – и он окажется жертвой.

– Мы можем поговорить наедине? – Голос Веттерланта становился все пронзительнее. – Как мужчина с мужчиной, а? Орсо, прошу тебя…

– Мы никогда не были на «ты», – отрезал Орсо, – и сейчас не тот момент, чтобы начинать, как вы считаете?

Веттерлант перевел взгляд с Глокты на Брюкеля, потом снова взглянул на Орсо и, по-видимому, нашел для себя нечто обнадеживающее.

– Все пошло совсем не так, как я хотел! Я просто собирался немного пошалить…

– Сперва невиновность, затем принуждение, теперь шалость, – подытожил Глокта.

– Вы должны меня понять, ваше величество. Вы и сами в молодости нередко попадали в сомнительное положение…

Орсо во все глаза уставился на него.

– Попадал в сомнительное положение – да, несомненно. Но я, черт меня подери, никогда никого не насиловал!

Он понял, что выкрикнул последние слова во весь голос, едва не дав петуха. Верховный судья нервно отступил на шаг назад. Глокта чуть сузил глаза.

Веттерлант моргнул, и его нижняя губа задрожала.

– Что со мной будет? – прошептал он, и его глаза вдруг наполнились слезами. Было странно наблюдать такой крутой поворот – от гневного брызганья слюной до мелодраматической жалости к себе, за какие-то несколько мгновений.

– Обычным наказанием, – забарабанил верховный судья. – За подобные преступления. Является повешение.

– Я член Открытого совета!

– Как вы сами убедитесь, мы все болтаемся примерно одинаково, – мягко сказал Глокта.

– Но членов Открытого совета нельзя вешать!

– Невиновность, принуждение, шалость, неприкосновенность. – Орсо склонился к решетке: – Вы потребовали королевского правосудия. Я вам его предоставлю.

Повернувшись на каблуках, он зашагал прочь.

– Ваше величество! – завыл Веттерлант ему вслед.

Практик развернул кресло Глокты к выходу, взвизгнув колесом.

– Орсо! Умоляю!

Дверь за его спиной затворилась с глухим лязгом, напомнившим Орсо топор палача, втыкающийся в плаху. Он слегка поежился, продолжая шагать и испытывая глубокую признательность судьбе за то, что находится не по ту сторону.

– О черт! – прошипел Брюкель.

Женщина весьма устрашающей наружности, со стальной проседью в черных волосах и в угловатом платье, содержащем далеко не гипотетическое количество стальной арматуры, рассекала воздух, направляясь к ним с решительностью военного корабля под всеми парусами.

– Это еще кто? – вполголоса осведомился Орсо.

– Мать этого мерзавца, – буркнул Глокта уголком рта.

– О черт!

– Ваше величество! – Напряженный книксен леди Веттерлант говорил о едва сдерживаемой ярости.

– Леди Веттерлант. – Орсо не очень понимал, какой тон ему следует взять, и застрял посередине между суровой учтивостью гостя на похоронах и смущением мальчишки, пойманного на воровстве яблок. – Мне… э-э… жаль, что мы не встретились при более благоприятных обстоятельствах…

– В вашей власти сделать их более благоприятными, ваше величество. Надеюсь, вы собираетесь отклонить это нелепое обвинение?

Орсо испытывал искушение так и поступить – просто чтобы избежать дальнейшего разговора.

– Я… боюсь, что это невозможно. Свидетельства слишком убедительны.

– Свидетельства завистливых простолюдинов? Моего сына подло оговорили! Оклеветали бессовестные враги! Вы хотите встать на их сторону?

– Это вопрос не сторон, мадам, но справедливости.

– Вы называете это справедливостью? Он сидит в тюрьме!

– У него, – вставил Брюкель, – есть окно.

Леди Веттерлант обдала верховного судью таким взглядом, от которого могло застыть молоко.

– Я принадлежу к старинному роду, ваше величество. У нас много друзей.

Орсо съежился, как под порывом холодного ветра.

– Не сомневаюсь, что это большое утешение для вас, и для них тоже, но это не имеет никакого отношения к виновности или невиновности вашего сына.

– Это имеет отношение к последствиям вынесенного вердикта. Весьма существенное отношение! У вас тоже есть ребенок, ваше преосвященство…

Левый глаз Глокты неприятно дернулся.

– Это угроза?

– Это смиренная мольба. – Однако высказанная тем самым тоном, какой обычно используют для угроз. – Я прошу вас заглянуть в свое сердце.

– О, оно у меня очень маленькое. Люди, которые пытаются найти в нем хоть что-нибудь интересное, как правило, остаются разочарованы.

Леди Веттерлант поджала губы.

– Не сомневайтесь, я употреблю все свое немалое влияние, чтобы мой ребенок вышел на свободу!

– В рамках законности, – вставил Брюкель. – Я надеюсь.

Леди Веттерлант подвинулась к нему:

– Любовь матери к своему ребенку превыше законности!

– Не стоит на это рассчитывать. – Глокта дернул головой, и практик двинул его кресло вперед с такой силой, что наехал бы на леди Веттерлант, если бы она не отшатнулась в сторону. Орсо воспользовался случаем, чтобы поспешно ретироваться вслед за ним.

– Сделайте правильный выбор, ваше величество! – завопила леди Веттерлант ему вслед настолько пронзительно, что он снова сжался. – Умоляю вас! Ради меня! Ради вас самих! Сделайте правильный выбор!

– Обязательно, – пробормотал Орсо.

Однако он сомневался, что они с леди Веттерлант имеют в виду одно и то же. Слова «правильный выбор» каждый понимает по-своему. В том-то и беда.

* * *

Вернувшись, Орсо застал в саду Байяза. Первый из магов стоял среди аккуратно подстриженных клумб, на которых только-только начинали проклевываться первые бутоны, хмуро глядя на Дом Делателя, чьи резкие очертания виднелись над зубцами увитой плющом дворцовой стены.

– Лорд Байяз! – В приветствии Орсо прозвучало больше недовольства, чем ему хотелось бы. – Вы все еще с нами?

– Ваше величество. – Первый из магов с улыбкой поклонился, но его зеленые глаза остались жесткими. – Фактически я действительно вскоре вас покину.

– А? А-а…

Орсо давно не терпелось отделаться от старого проныры, но теперь, когда это стало реальностью, он обнаружил, что ему не хочется с ним расставаться. Возможно, ему был нужен кто-то, на кого можно свалить вину. Теперь же, как обычно, ему останется только винить во всем самого себя.

– Я не собирался оставаться здесь так долго, но после смерти вашего отца я хотел удостовериться, что корона… будет передана без инцидентов.

– Беспорядки в Вестпорте, беспорядки в Вальбеке, беспорядки среди простонародья, беспорядки среди знати? – Орсо невесело усмехнулся. – Инцидентов могло бы быть и поменьше.

– Нам с вашим отцом довелось бороздить и более беспокойные воды.

Байяз длинно вдохнул через нос, сморщился и откашлялся. Когда ветер дул с запада, воздух всегда был плохим – едким от дыма множества труб, торчавших одна выше другой над районами Трех Ферм и Арками.

– Времена меняются. – Байяз не спеша зашагал по садовой дорожке, не оставив Орсо другого выбора, кроме как двинуться следом. Дорожка была слишком узкой для двоих, и Орсо, тащась за его плечом, чувствовал себя не столько королем, сколько дворецким. – Я рад, что мне довелось сыграть роль в наступлении новой эры, но… сознаюсь, в Адуе я чувствую себя несколько устарелым. Кроме того, есть и другие дела, требующие моего внимания. Насколько я могу судить, Союз находится в надежных руках.

– В смысле, в моих?

Байяз удостоил его беглым взглядом:

– Скажем так, в достаточно надежных… Каково ваше мнение о Федоре дан Веттерланте?

Орсо, не сдержавшись, фыркнул:

– Виновен, как моровая язва, и полный говнюк в придачу! Не знаю, встречал ли я в своей жизни человека, который вызывал бы у меня большее отвращение.

– Вашему величеству везло со знакомыми, – заметил Байяз, похрустывая по идеально откалиброванному гравию. – Я знавал множество людей того же типа.

– Он похож на злодея из какой-нибудь безвкусной пьесы.

– Должен признаться, я всегда питал некоторую симпатию к злодеям. Героизм хорош в целях развлечения публики, но рано или поздно становится нужен тот, кто действительно что-то сделает.

– Может быть, ваши злодеи были талантливо написаны. Если бы вы встретили Веттерланта в книге, то не поверили бы в него! Как, черт побери – как человек может докатиться до такого?

– Достаточно всю жизнь давать ему все, что он хочет. И не требовать ничего взамен.

Орсо нахмурился: примерно то же самое он мог бы сказать и о себе.

– Мне ужасно неприятно, что приходится тратить столько усилий на такое ничтожество. Ломатели в Вальбеке…

– …были изменниками, ваше величество.

– Но, по крайней мере, у них были на то причины! По крайней мере, они считали, что поступают правильно. А у Веттерланта, чтоб ему пусто было? Какие у него могут быть оправдания? Он даже не позаботился их придумать! Он даже не видит необходимости их придумывать! Черт побери, я терпеть не могу повешения, но такие люди просто сами напрашиваются. Хотелось бы, конечно, все же найти какой-то компромисс…

– Разумеется, вы вправе попытаться.

– Разве?

– Каждое поколение должно решать за себя. – Байяз остановился, с улыбкой глядя на прекрасный белый цветок, первым раскрывшийся в этом саду навстречу весеннему солнышку. – Если мы станем цепляться за то, что нам знакомо, откуда тогда взяться прогрессу?

– А вы не могли бы устроить все это с помощью… – Орсо вяло повел рукой в сторону Дома Делателя, – …заклинания или чего-нибудь такого?

– Магия исчезает из мира. Я уничтожил Тысячу Слов пророка, считавшуюся несокрушимой. Те немногие из едоков, что остались в живых, прячутся на Юге, пытаясь удержать на плаву обломки своей разрушенной империи. О масштабе человека судят по его врагам. Достойных врагов порой не хватает больше, чем друзей. – Байяз вздохнул, потом пожал плечами: – Магия исчезает из мира, но, говоря по правде, большинство проблем всегда было гораздо проще решить несколькими хорошо выбранными словами. Или хорошо заточенной сталью.

– Так, значит, мне предстоит быть опорой, а?

– Той, которой всегда пытался стать ваш отец.

При этих словах Орсо ощутил наплыв грусти.

– Я-то всегда думал, что он может сделать все что захочет и ничего не делает только из страха, от слабости или из-за некомпетентности. Теперь я вижу, что его тянули одновременно в стольких различных направлениях, что все его силы уходили на то, чтобы оставаться стоять на месте.

– Да, исполнять такую роль может быть нелегко. – Байяз протянул руку и коснулся цветка кончиком пальца, нежно стряхнув с его лепестков несколько сверкающих капель росы. – Над живыми королями всегда насмехаются, но стоит королю умереть, и он становится объектом поклонения. Кто-то должен вести людей. Кто-то должен принимать трудные решения. Ради всеобщего блага.

– Почему-то я сомневаюсь, что меня будут за это благодарить, – пробормотал Орсо.

Байяз, на мгновение блеснув зубами, аккуратно отщипнул цветок ногтем большого пальца и продел стебель в петлицу своего камзола.

– Ждать от людей благодарности было бы излишеством.

* * *

– Лорд Ишер, благодарю, что пришли.

– Разумеется, ваше величество, как только я получил вашу записку…

Орсо ужасно хотелось спросить Ишера, к какой армии принадлежит его невероятно пышный мундир, поскольку он совершенно точно никогда не служил в союзной. Но, с другой стороны, на самом Орсо мундир был еще пышнее, а единственной военной операцией, в которой он участвовал, было окружение одного из его собственных городов и повешение двух сотен его собственных подданных. Если уж говорить о самозванцах, то он сам был худшим из всех во всем Земном Круге, поэтому он встретил гостя широкой улыбкой, подавив искушение сделаться в придачу еще и лицемером. В общем и целом Орсо понемногу учился справляться с искушениями. Или, по крайней мере, так он себе говорил.

– Поразительная комната, – пробормотал Ишер в более чем уместном восхищении.

Он разглядывал потолочную резьбу, в мельчайших деталях изображавшую полог леса, с золотыми и серебряными заводными птичками, спрятанными между ветвей. Раньше, если их завести, они принимались петь, но механизм уже давно поломался. Комната, без сомнений, производила впечатление, именно поэтому Орсо и выбрал ее для этой беседы. Тем не менее он не мог отделаться от мысли, что тот монарх, который ее соорудил, мог бы попросту порезвиться в одном из множества принадлежащих ему настоящих лесов и выгадать несколько сотен тысяч марок на уплату своих долгов.

– Ее называют «Комнатой Листьев», – пояснил он. – По очевидным причинам.

– Я понятия не имел, что она существует.

– В этом дворце есть, наверное, дюжина не менее великолепных комнат, о существовании которых не знаю даже я, хотя предполагается, что я здесь хозяин. – Орсо указал Ишеру на кресло, думая о том, как это прозвучало. – Или… по крайней мере, хранитель, в этом поколении. В восточном крыле есть зал настолько большой, что моя мать ездила там верхом. Она даже приказала выложить его пол дерном.

– Ваше величество, позвольте выразить вам мои соболезнования в связи со смертью вашего отца. У меня еще не было возможности сделать это лично, и хотя я признаю, что между нами имелись некоторые разногласия, он был человеком, которым я всегда от души восхищался.

– Благодарю вас, лорд Ишер. Я, со своей стороны, хочу принести мои поздравления в связи с вашей грядущей свадьбой. В последнее время у нас происходит так немного радостных событий!

– Тяжелые времена, ваше величество… Нет, мне ничего не нужно.

Последняя фраза была обращена к напудренному лакею, который склонился к ним, искусно балансируя серебряным подносом на кончиках пальцев.

– Мне тоже. – Орсо взмахом руки отпустил прислугу и прошаркал к краешку своего кресла. – В молодости я любил танцевать, но, с тех пор как на мне оказалась корона, я предпочитаю прямо переходить к делу. Я бы хотел поговорить с вами, откровенно, по-мужски, о деле Федора дан Веттерланта.

– Кошмарная история. – Ишер мрачно покачал головой. – И у нее есть все перспективы причинить немало вреда. Разногласия между Закрытым и Открытым советами – все равно что раздоры между мужем и женой…

– …А их брак в последние годы и без того был далеко не из счастливых, – заметил Орсо, вспоминая стиснутые зубы своего отца во время их фехтовальных поединков.

Ишер скупо улыбнулся:

– Признаю, Открытый совет порой бывает довольно сварливой супругой.

– А Закрытый – деспотичным и невнимательным супругом. Никто не знает этого лучше, чем я, поверьте.

– Возможно, представители старшего поколения с обеих сторон чересчур окопались на своих позициях. Иногда нужно вмешательство молодых, чтобы найти новые пути и двигаться вперед.

Орсо согласно кивнул.

– Честно говоря, мои советники считают, что в интересах нации будет лучше всего, если суд вообще не состоится. Если Веттерлант так и останется гнить на нейтральной территории между невиновностью и виной.

– Такое решение имеет смысл, с их точки зрения, но… если позволите? – Орсо махнул рукой, предлагая ему продолжать. – Оно не удовлетворит никого. Веттерлант по-прежнему будет блеять из своей клетки, требуя правосудия, его друзья в Открытом совете будут блеять в его поддержку, его мать по-прежнему будет торчать занозой у всех в боку…

– Несомненно.

– …в то время как простонародье будет видеть, что правосудие так и не свершилось, и продолжать копить злость. И кроме того… надеюсь, вы не сочтете меня наивным, но здесь есть и вопрос нравственности. Это станет победой целесообразности в ущерб принципам.

– А этого добра у нас и без того предостаточно. – Орсо даже не смел надеяться, что все пойдет так хорошо. – Вы просто высказываете мои мысли!

– С вашего позволения, ваше величество, могу ли я предложить компромиссное решение?

– Вы полагаете, что оно существует?

Орсо ожидал, что придется его уламывать, грозить или торговаться – а Ишер был готов сам поднести его в подарок!

– Я взял на себя смелость поговорить с лордом Хайгеном и лордом Барезином. Оба – влиятельные люди, мои давние соратники. К тому же в город скоро прибудет мой друг Леонольт дан Брок. В политике он новичок, но пользуется потрясающей популярностью.

– Угу, – пробурчал Орсо. О потрясающей популярности Молодого Льва в целом можно было бы распространяться и поменьше.

– Я уверен, что с их помощью… мне удастся добиться в Открытом совете широкой поддержки вердикта о длительном тюремном заключении.

– Веттерлант совершил изнасилование и убийство.

– Таковы обвинения.

– Черт подери, он сам это не особенно отрицает!

– Говоря «длительном»… я имею в виду бессрочном.

Орсо поднял брови:

– Открытый совет одобрит пожизненное заключение для одного из своих членов?

– Большинство из них возмущены его поведением не меньше нас, ваше величество. Они только того и желают, чтобы свершилась справедливость.

– О его матери этого определенно не скажешь.

– Я хорошо знаю леди Веттерлант. Все ее неистовство – не более чем отчаянные попытки тигрицы защитить свое дитя. Она женщина эмоциональная, но не глупая. Уверен, что когда она поймет, какова альтернатива… то сама поможет мне добиться признания вины.

– Вы говорите о добровольном признании?

– Полном и чистосердечном, без необходимости прибегать к… посредничеству архилектора. Суд в таком случае будет пустой формальностью, демонстрацией того, как вы вершите правосудие: твердо, но справедливо. Того, как вы распоряжаетесь своей властью: без промедления и без лишних споров. Демонстрацией нового духа сотрудничества между Открытым и Закрытым советами.

– Что ж, это было бы вполне неплохо. – Должно быть, впервые в жизни Орсо наслаждался, обсуждая государственные дела. – В конце концов, мы же Союз, а, черт побери? Мы должны стремиться к взаимопониманию! Возможно, из этого дела все же выйдет что-то хорошее.

Орсо откинулся на спинку, во весь рот улыбаясь позолоченным птицам на потолке:

– Я в самом деле терпеть не могу повешения!

– Каким нужно быть чудовищем, чтобы получать от них удовольствие, ваше величество? – с улыбкой отозвался Ишер.

Засада

«Скрип, скрип, скрип» – скрипело колесо отцовского кресла. Сперва Савин щурила глаза. Потом стискивала зубы. Еще немного, и с каждым оборотом этого колеса ей приходилось собирать все силы, чтобы не завопить.

Она провожала отца до работы, а затем возила его в кресле до работы, раз в месяц, с тех пор, как была девочкой. Одним и тем же маршрутом – вдоль аллеи Королей, между статуями Гарода и Байяза, открывавшими хмурый парад союзных героев. С одними и теми же разговорами, похожими на фехтовальный поединок, в котором ты никогда не уверен, что клинки действительно затуплены. С одними и теми же насмешками над несчастьями других. Савин не видела причин менять свой распорядок лишь из-за того, что ее старая жизнь развалилась, так что она продолжала имитировать привычные действия. По-прежнему ходила, словно призрак среди руин дома, в котором она умерла. По-прежнему трепыхалась, словно змея с отрубленной головой. Впрочем, над несчастьями она теперь смеялась не так часто – как выяснилось, собственные беды кажутся гораздо менее забавными, чем чужие.

– Тебя что-то беспокоит? – спросил ее отец. Хотя на самом деле он, конечно же, не был ее отцом.

– Нет, ничего особенного, – солгала Савин.

Всего лишь череда неудачных капиталовложений, сеть разваливающихся знакомств, катастрофическая любовная связь с ее собственным братом, крушение всех ее самых заветных стремлений, постоянное ощущение гнетущего ужаса, ноющая боль в груди, периодически накатывающее изнеможение, почти непрерывный позыв к рвоте, плюс незначительный факт, что сама она ублюдок и носит ублюдка, что она превратилась в самозванку в собственной жизни, объятую вечным страхом. Помимо этого все было в порядке.

Скрип, скрип, скрип, мать его растак. Чем она, черт подери, думала, когда просила Карнсбика соорудить эту визгливую конструкцию?

– Как бизнес?

Еще большая катастрофа.

– Хорошо, – вновь солгала Савин, вкатывая кресло в гигантскую тень Арнольта Справедливого. – Если они будут продолжать копать в том же темпе, канал будет завершен к следующему месяцу.

– Ты позволила Корту отделаться предупреждением? Я думал, ты с него шкуру сдерешь, хотя бы в качестве предупреждения для других партнеров.

– Люди с содранной шкурой не способны платить. Кроме того, Зури говорит, что умение прощать близко к божественному.

– Ты теперь цитируешь ее писания? Кто из вас двоих компаньонка, ты или она?

– Она мой друг, – сказала Савин. (Причем единственный, которому она доверяла.) – То, что ты когда-то нас познакомил, было, наверное, лучшим, что ты для меня сделал.

– Нам всем нужен кто-то, на кого мы можем положиться.

– Даже тебе?

– О чем ты говоришь? Я с кровати встать не могу без помощи твоей матери.

Савин скрипнула зубами. Чего ей действительно хотелось, так это закатить отца на мост и скинуть в воду, после чего укрыться где-нибудь и нюхнуть жемчужной пыли – хотя в ее лице все еще чувствовалось онемение после предыдущей понюшки. Однако парапеты на мостах были слишком высокими, а на аллее Королей не имелось ни одного укромного местечка, так что на данный момент окончания пытки не предвиделось. В конце концов, пытки – как раз то, чем знаменит ее отец. Воистину, как он любил говорить, жизнь – это страдание, которое мы испытываем в промежутках между разочарованиями.

Она покатила кресло дальше, между величественными скульптурами Казамира Стойкого и его архилектора Цоллера.

– Постарайся не слишком ее винить. – Ее отец немного помолчал. Савин смотрела на то, как ветерок колышет редкие белые волоски на его макушке, усеянной коричневыми пятнами. – По крайней мере, с тем же успехом ты могла бы винить меня.

– О, обвинений у меня хватит на всех, поверь мне.

– Ты вроде бы сказала, что умение прощать близко к божественному?

– Так думает Зури; я не настолько уверена. Мне не близко ни то ни другое.

Впереди была последняя статуя, все еще в лесах; за ней виднелась трепещущая зелень парка. Последний из королей, совсем недавно почивший, – Джезаль Первый. Воплощение рассеянно-благодушной нерешительности, которому королевские скульпторы пытались придать вид повелительной суровости. При одном взгляде на его лицо Савин почувствовала новый прилив тошноты. Ее дядя, лорд-маршал Вест, располагался напротив. В его чертах можно было уловить нечто от ее матери – в том, как он хмуро вглядывался в морскую даль, словно увидел там гуркский флот и собирался потопить его одной лишь силой своего неодобрения. Рядом с ним возвышался еще один Байяз, весьма похожий на того, что стоял в другом конце аллеи. Семисотлетняя история Союза, начинающаяся и заканчивающаяся одним и тем же лысым ублюдком.

– Очаровательная картина! – Им заступил дорогу коренастый человек в превосходно сшитом костюме. Савин не сразу осознала, что это сам Байяз, с отблескивающей на солнце лысой макушкой. Он был похож не столько на легендарного волшебника, сколько на преуспевающего торговца. – Мои собственные братья и сестры вечно грызутся между собой. Как тепло делается на сердце, когда видишь отца и дочь, наслаждающихся обществом друг друга!

Правильнее было бы сказать: палача и никак с ним не связанную женщину, которые почти не разговаривают друг с другом.

– Лорд Байяз! – В голосе отца Савин отчетливо слышалось замешательство. – Я думал, вы возвращаетесь на Север.

– Я уже шел в порт, но задержался, чтобы взглянуть на новые статуи. – Маг махнул рукой в сторону короля Джезаля: – Поскольку я был лично знаком со всеми персонажами, мне хотелось удостовериться, что их изображения не искажают истину. Предполагается, что я удалился от дел, но для владельца предприятия – уверен, леди Савин подтвердит мои слова, – почти невозможно найти людей, которые в их отсутствие смогут вести дела как надо.

– Правильное финансирование, вот ключ ко всему, – натянуто отозвалась Савин. – Когда Инглии требовалась помощь, казна была пуста. Однако памятники мы можем себе позволить.

– Наверняка вам не нужно читать лекции о том, как важно разумно вкладывать средства. Светлое будущее основывается на надлежащем почтении к прошлому. Семена, посеянные в прошлом, дают плоды в настоящем, э, ваше преосвященство?

– Насколько мне известно, они никогда не прекращают цвести. – Отец протянул руку через плечо и положил поверх руки Савин. – Но нам не следует отнимать у вас слишком много времени…

– У меня всегда найдется время для встречи с путеводными звездами нового поколения! В конце концов, им принадлежит будущее.

– Даже если нам придется силой вырвать его у прошлого, – отозвалась Савин, вытаскивая руку из-под отцовской ладони.

– То, что хоть чего-нибудь стоит, очень редко достается задаром. Уверен, это тоже вам известно. – Байяз улыбнулся, глядя на отца Савин. Того, что сидел в кресле, а не увековеченного в камне. – Не сомневаюсь, что наступит день, когда ваш отец тоже окажется здесь. В конце концов, кто пожертвовал большим для своей страны?

Повернувшись, Байяз взглянул на статую лорда-маршала Веста.

– За исключением, может быть, вашего дяди, – добавил он. – Который отдал жизнь, защищая ее.

– Кажется, мы собирались не искажать истину? – Савин была не в том настроении, чтобы подыгрывать старому дураку. – Насколько я знаю, он остался в живых после нападения гурков, но умер от болезни, которую вы выпустили на свет, когда разрушили половину Агрионта.

– Что ж, – благодушие Байяза было ни капли не поколеблено, – если этот ряд статуй нам о чем-то и говорит, так это о том, что любую историю можно рассказать по-разному.

– Похоже на то, – отозвалась Савин, переводя взгляд с настоящего Первого из магов, который был ниже ее ростом (во всяком случае, сейчас, когда она надела сапоги), на его гигантское изваяние.

– Савин, – вполголоса проговорил ее отец предостерегающим тоном.

– Какая энергичная молодая особа! – Байяз окинул ее тем же взглядом, каким она, бывало, смотрела на членов Солярного общества, оценивая, который из них достоин ее инвестиций. – Придет день – и возможно, этот день уже не за горами, – когда Союзу потребуется, чтобы его возглавил кто-то, обладающий здравым смыслом и крепкими нервами. Кто-то, кто не побоится того, что должно быть сказано. Того, что должно быть сделано. С ломателями и сжигателями необходимо покончить!

В его голосе впервые послышались нотки истинного гнева, и по какой-то причине Савин внутренне сжалась.

– Вы ведь были в Вальбеке. Знаете, что они там сломали и сожгли первым делом?

Савин сглотнула, борясь с подкатывающей тошнотой. «Спокойно, спокойно, спокойно!»

– Мне…

– Банкирский дом «Валинт и Балк»! Это была атака на предприятие. На прогресс. На само будущее! Если нынешняя администрация не может совладать с ситуацией… нам придется найти кого-то другого, кто сможет.

– Я надеюсь послужить короне еще долгие годы, – проскрипел ее отец. – Королю Орсо потребуется не меньшее руководство, чем его отцу.

– Руководство не обязательно должно ограничиваться Белым Кабинетом. Оно может осуществляться и в театральном фойе или комфортабельных гостиных… или, как знать, возможно даже в кабинетах писателей?

Такой выбор слов едва ли мог быть случайным. Савин ощутила, как из-под ее воротника распространяется волна жара. Байяз улыбнулся ей, но в его глазах улыбки не было.

– Нам с вами нужно будет как-нибудь поговорить об этом. О том, чего я хочу. И чего хотите вы. Как знать, возможно, вы окажетесь первой женщиной, увековеченной на аллее Королей! Как единственный, кто представлен здесь дважды, я могу вас уверить – когда памятник возводят вам, такое использование средств сразу начинает казаться более чем уместным.

Савин не часто теряла дар речи, но сейчас она воистину не знала, как ответить.

– Я не имела понятия, что это вы подбираете вождей Союза.

Улыбка Байяза лишь стала шире.

– Признание собственного невежества – первый шаг к просвещению. Леди Савин! Ваше преосвященство!

Он удостоил каждого из них коротким кивком и небрежной походкой двинулся прочь по аллее Королей, хлопая полами своего дорогого костюма. Савин с бешено колотящимся сердцем смотрела ему вслед – как будто парировала несколько смертельных выпадов, а не просто ответила на пару странных замечаний. Раньше она была гиперчувствительна к подтексту любого разговора. К опасностям, скрывающимся под поверхностью, как скалы, поджидающие неосторожное судно. Но теперь она больше не осмеливалась доверять своим инстинктам.

– Так и не поняла, что конкретно он мне предлагает? – пробормотала она.

Ее отец раздраженно фыркнул:

– Первый из магов никогда не дает, он только берет. Это было не предложение для тебя, а угроза мне.

– Угрозы, шантаж и банки? – Это был один из тех моментов, когда вдруг осознаешь, что мир, вполне возможно, не совсем таков, каким казался до сих пор. В последнее время у нее было много таких моментов. – Что же он за маг такой?