Темный источник

* * *

Через пару часов, прикончив бутылку, я поужинала сыром, крекерами и оливками, улеглась на диван и включила телик. Показывали «Похитителей тел». Под этот фильм я и заснула, но спала беспокойно. Лекси перестала названивать мне где-то около одиннадцати, и я наконец-то перестала вздрагивать от каждого звонка.

Телефон зазвонил вновь, когда было уже без малого час. Я все еще лежала на диване, но Борис Карлофф уже исчез с экрана, сменившись какой-то нудятиной вроде «Телемагазина». Во рту все еще чувствовался вкус вина, в животе урчало, голова по-прежнему болела.

– Джекс? – прошелестел автоответчик. В ночной тишине я отчетливо услышала голос Лекси, хотя громкость по-прежнему оставалась на минимуме. – Джекс, это важно! Со мной еще никогда такого не случалось. И вообще ни с кем. Это все меняет!..

Скатившись с дивана, я потянулась к телефону, но, когда я сняла трубку, Лекси уже дала отбой.

* * *

На следующее утро, выпив полкофейника и проглотив три «Адвила», я все-таки взяла себя в руки и позвонила сестре. Она не ответила, и я оставила сообщение, извинившись, что не перезвонила раньше. Пришлось соврать, сказать, что ночью меня не было дома и я только что пришла. Я даже придумала подходящую легенду – конференцию в Сиэтле по аффективным расстройствам. Впрочем, я была почти уверена, что легенда мне не понадобится: Лекси никогда не расспрашивала меня о моей жизни, в особенности – когда у нее случались «обострения». Полностью поглощенная очередной навязчивой идеей, она с головой уходила в собственные переживания.

– Перезвони, когда сможешь, – предложила я под конец. – Поболтаем.

На мгновение я задумалась о том, как здорово было бы вновь вернуться к простым и незамысловатым отношениям, которые были у нас в детстве. Как здорово было бы болтать о всяких пустяках, словно и не было никакой пробежавшей между нами черной кошки. Увы, я хорошо знала, что это вряд ли возможно. Особенно сейчас, когда Лекси перестала принимать лекарства. В лучшем случае мне в очередной раз придется упрашивать ее снова взяться за таблетки или сходить к врачу. Этого мне хотелось меньше всего, к тому же я слишком хорошо помнила советы Барбары: «Дистанция, Лекси! Помни о дистанции. Этим ты поможешь и ей, и себе».

И я занялась привычными субботними делами. Тренажерный зал, магазин, химчистка заняли у меня все утро. Перед обедом я снова позвонила Лекси, но ответа не было. После обеда я снова набрала ее номер – с тем же результатом. На мгновение перед моим мысленным взором встала картина: Лекси в Ласточкином Гнезде смотрит на звонящий телефон и злорадно усмехается. Ты не берешь трубку, и я не буду! Возможно, впрочем, она слишком ушла в свою болезнь. Или просто обиделась.

Один – один.

– Это снова я, – проговорила я, когда после сигнала включилась голосовая почта. – Я понимаю, что ты сердишься, но все равно, сделай мне одолжение – позвони. Я беспокоюсь.

Мой голос прозвучал резко, отрывисто, и в нем ясно чувствовалась досада. Я и впрямь была раздражена не на шутку, однако к началу четвертого я действительно заволновалась. Или просто сильнее разозлилась. Как бы там ни было, я решила позвонить Диане.

– Лекси снова перестала принимать таблетки, – сказала я вместо приветствия.

– Вот как? Я ничего не знаю – она давно мне не звонила. И сообщений… сообщений тоже не оставляла.

Это было странно. Когда у Лекси случался приступ болезни, она начинала звонить всем подряд, начиная с нашего отца и Дианы, причем через полчаса забывала о своем звонке и начинала названивать снова.

– Ну, значит, мне повезло, – вздохнула я. – Мне она оставила на автоответчике с десяток сообщений, но в них нет ни капли смысла. А теперь она не берет трубку.

– Хочешь, я загляну к ней? Вечером мне все равно надо в ту сторону – в Ганновере будет вечер поэзии, и…

– Вечер поэзии?

– Не бойся, я вовсе не превратилась в надменную интеллектуалку, – рассмеялась Диана. – Или ты воображаешь, что я стала хиппи и хожу теперь в черном свитере и берете? Вовсе нет! Просто я ухаживаю за одной женщиной, а она любит стихи.

– Да?.. – Я фыркнула. Десять лет назад наша пятидесятишестилетняя тетка неожиданно развелась с нашим дядей Ральфом и открыто объявила о том, что предпочитает женщин. С тех пор она меняла партнерш чуть не каждый месяц. «Наверстывала упущенное», как она выражалась. Обычно Диана звонила мне каждое воскресенье, чтобы узнать, как мои дела, однако в последний раз я разговаривала с ней недели две назад. Я, однако, не волновалась, решив, что тетка либо закрутилась на работе, либо у нее появилось очередное «увлечение».

– Вино, книжный магазин и немного поэзии располагают к чудесам любви.

– Вот уж не знаю, при чем здесь любовь, – проговорила я.

– При чем здесь любовь? – пропела Диана, подражая Тине Тернер. – Гм-м… Или ты считаешь ее чувством второго сорта? Кстати… – Она усмехнулась. – Кстати, как поживает Фил?

Я только вздохнула.

– Мы расстались почти год назад. Официально и окончательно. – Прикрыв глаза, я вспомнила, какое у него было лицо, когда я сказала, что между нами все кончено. Его щеки, с которых никогда не сходил румянец, побледнели, губы приобрели фиалковый оттенок, словно он задыхался. Решающее объяснение произошло в бакалейном магазине (можете себе такое представить?!) сразу после того, как Фил в миллионный раз объяснил мне, почему мы оба только выиграем, если будем жить вместе. Когда я столь грубо его прервала, он говорил о том, что, если мы съедемся, каждому из нас не нужно будет покупать свою зубную пасту, свой кофе в зернах и свое средство для чистки унитаза. Мы как раз остановились у стеллажа с зубными пастами, и я сказала, что никогда не смогу быть таким человеком, каким он просит меня стать, – человеком, который будет делить с ним все.

В том числе зубную пасту и средство для унитаза.

– Я помню, – сказала Диана. – Но ты говорила, что он иногда тебе позванивает, и я подумала…

– И что ты подумала?

– Что тебе, возможно, захочется дать ему еще один шанс, Джеки. Ты еще слишком молода, чтобы разыгрывать из себя старую деву. Фил – неплохой парень, и…

Это было уже чересчур.

– Ты его просто не знаешь. Ты даже ни разу его не видела!

– А кто в этом виноват? – парировала Диана. – Вы с ним встречались, кажется, года три, и за все это время ты ни разу не привезла его сюда.

Я только вздохнула. Одной из тем бесчисленных споров, которые мы вели с Филом чуть не каждый день, было мое упорное нежелание знакомить его с родственниками. И для этого у меня имелись веские причины. Во-первых, я успела отдалиться от родных и уже не чувствовала себя частью семьи. Ну а во‐вторых… во‐вторых, мне не хотелось самой ставить себя в уязвимое положение.

Я даже не позволила Филу поехать со мной на похороны бабушки.

– А тебе не кажется, Джекси, что ты совершаешь огромную ошибку? – сказал мне по этому поводу Фил. – Тебе не кажется, что те высокие стены, которыми ты ограждаешь свою жизнь, могут помешать развитию наших отношений? Господи, ты знаешь буквально все обо мне и о моей семье, а я… Я не знаю о тебе ничего или почти ничего.

На самом деле с моей стороны это был просто приобретенный рефлекс, как справедливо заметила Барбара во время одного из наших еженедельных сеансов. Защитный механизм, выработанный за годы жизни с Лекси, когда в моей жизни не оставалось места для подруг и ухажеров. Я довольно рано приучилась не приглашать никого домой, потому что моя сестра вполне могла сказать гостю какую-нибудь резкость, совершить какой-нибудь шокирующий поступок, разгласить одну из наших тщательно охраняемых тайн или просто наврать с три короба про меня и про мои дела. Однажды, еще в пятом классе, я имела неосторожность пригласить к себе с ночевкой четырех девочек из школы. Как и следовало ожидать, Лекси затмила меня с первых же минут; весь вечер все внимание было приковано к ней, и только к ней, и она очень ловко этим воспользовалась. Улучив время, сестра тихонько поблагодарила девочек за то, что они пришли.

– Вы – настоящие подруги, если не побоялись подвергнуть свое здоровье опасности ради Джекси, – сказала она, сокрушенно качая головой, после чего рассказала потрясенным девчонкам – в том числе моей лучшей на тот момент подруге Зои Лендовер – об опасной, неизлечимой и, вероятно, заразной болезни, которой я страдаю. Для пущей правдоподобности Лекси воспользовалась какой-то на ходу изобретенной ею псевдомедицинской терминологией, а затем намекнула, что болезнь затрагивает некоторые интимные органы… Я, разумеется, пыталась сказать, что все это вранье, но Лекси посмотрела на меня с хорошо разыгранным сочувствием.

– Почему бы тебе не открыть правду своим лучшим подругам? – сказала она.

В результате все четверо моих одноклассниц позвонили домой и родители забрали их еще до того, как стемнело.

– Как ты можешь быть такой гадкой, Лекс?! – воскликнула я, когда мы с сестрой остались вдвоем в нашей общей спальне.

В ответ Лекси покровительственно улыбнулась и погладила меня по голове.

– На самом деле я тебе только помогла. Открыла тебе глаза. Разве ты не поняла, что это было испытание? К сожалению, ни одна из девочек его не прошла, а ведь ты считала их настоящими подругами, не так ли?!

Да, Лекси постоянно ставила меня в такое положение, когда мне приходилось выбирать между ней и моими друзьями. И я раз за разом выбирала сестру.

Даже после того, как я уехала на другой конец страны, чтобы вырваться из-под ее влияния и сосредоточиться на собственной жизни, даже после нескольких лет регулярных сеансов психотерапии, которые помогли мне установить между нами хоть какую-то дистанцию, Лекси не утратила надо мной власти.

– Спасибо за заботу, тетя, но мне и одной неплохо, – сказала я Диане. – Кроме того, у меня сейчас столько работы, что на романтику просто не остается времени. Я едва успеваю поливать цветы на подоконнике, где уж тут думать об отношениях!

– От работы кони дохнут… – с насмешкой протянула тетка. – Смотри сама не засохни, как твои цветы, а то превратишься в старую деву.

– Мы, кажется, говорили о Лекси, а не обо мне, – напомнила я.

– Ах да… Я была в Гнезде две недели назад. Твоя сестра выглядела совершенно нормальной и, я бы сказала, довольной.

– А после этого ты с ней разговаривала?

– Нет. – В голосе Дианы послышались виноватые нотки, хотя, быть может, мне это только почудилось. – У меня было слишком много работы, и я… Кроме того, как я уже сказала, когда я видела Лекси в последний раз, у нее все было хорошо.

– Я… мне кажется, у нее что-то случилось, так что было бы очень неплохо, если бы ты к ней заглянула. Если, конечно, у тебя есть время.

– Но… – В голосе Дианы прозвучало сомнение. – В последний раз, когда я у нее была, Лекс выглядела совершенно нормально. Во всех смыслах. Она даже приготовила мне лимонад со свежей мятой, которую собрала сама. Когда я приехала, твоя сестра просматривала семейные альбомы – они лежали буквально повсюду. А еще она засыпала меня вопросами – о бабушке, о вашей матери, о Рите. Лекси сказала, что хочет нарисовать наше семейное древо. Может, она и тебе звонила по этому поводу?

– Не знаю, – коротко ответила я. Меньше всего мне хотелось обсуждать с теткой психическое состояние сестры. – Но если ты к ней все-таки поедешь, постарайся убедить ее снова начать принимать лекарства. А если она не послушается, напомни, что она ненавидит больницы и что отказ от лекарства приведет ее именно туда.

– Хорошо, сделаю что смогу.

После этого мы попрощались, и я достала ноутбук, чтобы привести в порядок сделанные за прошедшую неделю записи и заметки, касающиеся моих пациентов. Увы, сосредоточиться мне никак не удавалось. Я продолжала думать о Лекси, о том, как в десять лет она училась баттерфляю, хотя уже тогда умела прекрасно плавать. Бабушка так и говорила: Алексия, детка, ты плаваешь просто замечательно!

Да, еще в детстве Лекси проявляла себя как человек, которому удается все, за что бы он ни взялся. Для нее все было просто – и математика, и природоведение, и вязание, и плавание. Готовила она тоже превосходно, и наша семья только охала и ахала, поедая очередной кулинарный шедевр, который неизменно оказывался действительно вкусным, благо ни в какие кулинарные книги Лекси никогда не заглядывала.

– Талантливый человек талантлив во всем! – глубокомысленно изрекал наш отец, а у меня комок подкатывал к горлу, потому что мне-то приходилось буквально из кожи вон лезть, чтобы справиться с самым простым делом, получить приличные отметки на экзамене, просто привлечь к себе чье-то внимание. Моя сестра была всеобщей любимицей – ее обожали и наши родители, и учителя, и бабушка, и даже наш приятель Райан, который и не пытался скрыть тот факт, что он по уши влюбился в мою сестру, еще когда ему было всего восемь. Любить Лекси было легко. Она словно излучала какие-то волны, в которые каждому хотелось окунуться.

Баттерфляем Лекси овладела так же легко, как справлялась с любыми другим делами. На протяжении некоторого времени она занималась только им, позабыв про все остальное. Она торчала в бассейне часами; руки двигались по кругу, словно колеса старинного парохода, а лицо то скрывалось под водой, то снова появлялось над поверхностью, когда ей нужно было сделать вдох. И вот удивительно: вместо того чтобы рассердиться на Лекси за то, что она буквально не вылезает из воды, бабушка подарила ей резиновую шапочку «Спидо» – такую же, как у пловцов на Олимпийских играх, и моя сестра на полном серьезе утверждала, что в ней ей плывется намного легче. Кроме шапочки у Лекс были и специальные очки для плавания из красивой голубой пластмассы.

Я смотрела, как плавает Лекси, сидя на бортике бассейна. Присоединиться к ней меня совсем не тянуло, но смотрела я очень внимательно. В воде Лекси переставала быть похожей на мою сестру. На берегу она напоминала бабочку, которая только и делает, что порхает от цветка к цветку, нигде надолго не задерживаясь; если она и останавливала свой полет, то лишь для того, чтобы сверкнуть на солнце своими яркими, прекрасными крылышками и снова отправиться дальше по извилистой траектории мимолетных желаний. Но в воде Лекси была сама сосредоточенность, сама гармония. Плавая, она забывала обо всем – и об установленном бабушкой получасовом ограничении, и о холоде, и об усталости. Казалось, Лекси сама становится частью воды, и я невольно любовалась волнообразными движениями ее ног и быстрыми взмахами мокрых блестящих рук. От долгого сидения на бортике у меня затекали ноги, но я не двигалась, не в силах оторвать взгляд от светлого тела, скользившего в темной, почти черной воде. В движениях Лекси была такая легкость, что мне иногда становилось даже страшно. Я боялась, что она превратится в волну и ускользнет, убежит от меня, даже не обернувшись назад.

* * *

Телефон зазвонил в начале шестого.

– Алло?

– Джеки?.. – Это была Диана, но я не сразу ее узнала. Ее голос дрожал, и я догадалась, что Лекси опять выкинула какой-нибудь номер. Однажды, еще учась в колледже, она точно так же бросила пить лекарства, и… Уж не знаю, что пришло ей в голову, но она застелила пластиковой пленкой пол в своей комнате в общежитии, протянула туда из душа садовый шланг и включила воду. Ущерб составил двенадцать тысяч долларов, которые пришлось выплачивать бабушке. В другой раз Лекси просто исчезла и лишь три недели спустя позвонила маме из Альбукерке.

– Лекси… ее нет.

– Черт! – вырвалось у меня. – Хотела бы я знать, куда ее опять понесло? Ты все внимательно осмотрела? Может, она оставила хоть что-то, что поможет нам догадаться…

– Ее нет, Джеки. Она… – голос Дианы сорвался. – Лекси умерла.

Сначала я ее не поняла. Должно быть, у меня в мозгу перемкнуло какие-то провода, и я решила, что речь идет о ком-то другом, а не о моей сестре. Покачнувшись, я схватилась за стену, чтобы не упасть.

– Я нашла ее… в бассейне. – Диана начала всхлипывать, и я с трудом разбирала ее слова. – Я ее вытащила, позвонила в «Службу спасения», но… Сейчас сюда едут Терри и Райан, они мне помогут.

Мать Райана Терри была старинной подругой моей тетки, а ее мать, Ширли, дружила с бабушкой. Что касалось самого Райана, то он был практически единственным ребенком, с которым Лекси и я играли, когда летом приезжали в Ласточкино Гнездо. Когда-то он был моей первой любовью. Появление Райана в Бранденбурге меня удивило – я была уверена, что он уже давно живет в Южной Каролине.

Стены кухни, где застало меня страшное известие, расплывались у меня перед глазами. Пол качался, уходил из-под ног, и на мгновение мне показалось, что меня сейчас вырвет.

– Ты можешь прилететь, Джеки? Прямо сейчас? – спросила Диана и снова всхлипнула. – Она… она была совсем холодная. И на ней не было никакой одежды! Губы и пальцы синие, даже смотреть страшно. Санитары из «Скорой» ничего не смогли сделать – они сказали, что… что смерть наступила уже несколько часов назад. О господи!.. Точно так же было много лет назад с Ритой. Ах, Джеки, приезжай, пожалуйста!.. – И тетка разрыдалась.

Несмотря на то что я зарабатывала на жизнь тем, что выслушивала совершенно кошмарные, порой просто жуткие истории и прекрасно знала, что следует сказать и что сделать, сейчас у меня подогнулись колени, и я сползла по стене на пол, который продолжал ходить ходуном. Закрыв глаза, я мысленно вернулась на много лет назад, к бассейну, где моя сестра училась баттерфляю. Словно наяву я увидела ее резиновую шапочку и голубой пластик очков, увидела, как ее тело легко, без усилий изгибаясь, стремительно пронзает толщу воды и само становится водою, постепенно растворяясь в ней, исчезая на глазах.

Трясущимися руками я опустила трубку на рычаги и бросилась в туалет. Там меня действительно вырвало несколько раз подряд. Когда в желудке уже ничего не осталось, я опустилась на холодную плитку пола и свернулась клубком, чуть слышно всхлипывая и шмыгая носом.

Из крана мерно капала вода, отсчитывая ржавые секунды.

Какое-то время спустя я попыталась дышать ровнее, глубже. Вдох-выдох. Еще раз – вдох-выдох. Раз-два. Раз-два. Этого не может быть, думала я. Просто не может быть. Лекси не умерла.

Отрицание реальности. Первая стадия принятия смерти по Кюблер-Росс^[1].

Набрав в грудь побольше воздуха, я поднялась с пола и посмотрела на себя в зеркало. Мое лицо было в красных пятнах, глаза припухли и покраснели.

– Лекси умерла, – сказала я своему отражению, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно тверже. В следующую секунду из глаз у меня снова брызнули слезы, лицо в зеркале расплылось, и мне стало казаться, будто я смотрю на себя девятилетнюю, отраженную черной водой бассейна.

– Ну, что теперь? – спросила я, обращаясь не столько к себе, сколько к своей мертвой сестре.

Бабушка говорит, эта вода умеет исполнять желания.

Эти слова я впервые услышала от Лекси, когда однажды, в конце августа, она разбудила меня далеко за полночь и, вопреки всем бабушкиным запретам, потащила в сад, к бассейну. Ночами было уже довольно прохладно, и моя кожа под тонкой ночной рубашкой сразу покрылась мурашками. Вода в бассейне была, как всегда, черной и холодной; казалось, это она выстудила ночной воздух. На мгновение мне даже показалось, будто в ночной темноте зареяли блестящие снежинки.

– И когда она это тебе говорила? – фыркнула я, хотя мне было не до смеха. Я отчетливо представляла, как много лет назад моя ровесница Рита крадется ночью к бассейну, чтобы загадать желание.

– Сегодня, когда пила на ночь сладкий херес. Ты как раз была в ванной.

Бабушка постоянно секретничала с Лекси, рассказывая ей вещи, которые никогда не рассказывала мне. И не только она. Многие взрослые были с Лекси достаточно откровенны, относясь к ней если не как к равной, то, во всяком случае, как к человеку, который был по меньшей мере на пять лет старше, чем моя сестрица была в действительности. Та же тетя Диана рассказала о бабушкиной агорафобии именно ей, а не мне. Райан тоже любил нашептывать Лекс свои секреты и передавать записки, которые та небрежно совала в карман и никогда не читала. Мне все это казалось страшной несправедливостью.

У бассейна Лекси встала на колени на самый край, опустила лицо к воде и принялась что-то шептать. Слов я разобрать не могла, но говорила она быстро, решительно и твердо. Она как будто читала заклинание, снова и снова повторяя одну и ту же фразу. Лично у меня не возникло ни малейшего сомнения в том, что Лекси непременно получит то, что просит. Моя сестра всегда получала то, чего хотела.

Встав на бортик чуть в стороне от нее, я наклонилась к воде так низко, что мое дыхание разбудило на поверхности маленькие волны, и прошептала чуть слышно:

– Хочу, чтобы Лекси перестала быть особенной. Хочу, чтобы ей все давалось труднее, чем сейчас. Пусть с ней хотя бы раз случится что-нибудь плохое!

Я моргнула, и в зеркале передо мной снова появилось мое взрослое лицо. Но за моим плечом – я была в этом почти уверена – промелькнуло лицо Лекси, печальное и злое.

Как ты могла?!

И я вдруг с особенной остротой поняла, что для мертвых не существует тайн.