Za darmo

Мisol

Tekst
0
Recenzje
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Но жизнь так щедра на подарки! Став незаметной для окружающих, я смогла увидеть чудеса каждого мгновения дня и узнала истинный вкус радости! К сожалению, эта сила не способна усмирить мою боль. Но она придает смысл моему пребыванию в этом мире и помогает открывать глаза, находя то, ради чего стоит еще чуточку пожить.

Как счастлив тот, кто может произнести слово «Мама»! Чувствуя тепло родных объятий, погрузиться в запах маминых волос и вкусить ее безусловную любовь – нектар для каждого детского сердечка.

Я никогда больше не увижу маму …

Когда Миша стоял один возле окна, что – то вдруг потянуло меня к нему:

– Привет! Ты ведь Михаил, правда?

– Да.

Глаза его были красные от слез, и мне захотелось прикоснуться к его лицу, чтобы успокоить и освободить от нахлынувшей боли.

– Что тебе нужно? Зачем ты ко мне подошла?

– Ты плачешь. А я не люблю, когда рядом со мной плачут.

– Отвали. Я не хочу с тобой разговаривать.

– Неважно. Мне все равно. Моя мама тоже умерла.

Он шмыгнул носом и протер глаза рукавом.

– Как ты поняла, что я потерял родителей?

– Просто поняла. Это очень больно, я знаю. Но ты богаче и счастливее многих, кто живет здесь! Ведь тут есть те, кого родители не желают видеть. А это еще хуже. Лица родителей всегда будут с тобой. Береги свое сокровище и не позволяй ему исчезнуть.

– Ты издеваешься?

– Вовсе нет. У тебя есть воспоминания, которые подобно цветам, раскинуться на лугах твоей памяти. Поливай их чаще и тебе будет немного легче принять свою судьбу.

– Я не хочу больше думать о них!

– Нельзя так говорить! Не позволяй этим мыслям поселиться в твоей голове! Боль, когда – нибудь, закончится, и ее сменит печаль. Это как небо ночью: в душе темно и кажется, что света нет и не будет никогда. Но не забывай о звездах – это твои воспоминания.

***

Осень подошла к концу, передав эстафету Снежной Королеве. Зима раскинула руки и сжала крохотный мир в своих холодных объятьях. Лесная фея уснула глубоким сном, а ее преемница породила красоту холодной геометрии, умело дирижируя оркестром разнообразных снежинок: в ночной тиши прекрасные творения выводили вечные символы неведомой силы и лютой нечеловеческой красоты. Хрупкие и легкие снежинки – тоненькие балерины, летят, играя с ветром и дождем, кружат в вальсе все живое и сущее. Столь беспечные и юные, рожденные из северного сиянья, легкие подобно перышкам, медленно растворяются, соприкасаясь с землей.

Ми. Соль. Идеальное созвучие двух душ. Един стук сердца, что принадлежит обоим. Далекий сон троих, вышедших на разных станциях вокзала. Что дальше?..

***

Мне было невыносимо сидеть все время в четырех стенах, и Оля предложила выйти на улицу и немного прогуляться. Это, наверное, выглядело очень комично со стороны: на мою голову был надет капюшон пуховика, одна нога в сапоге, другая в гипсе, обернутом кучею носков. Дополнением в виде костылей служил арсенал, позволивший мне передвигаться и вот картина моего «веселого наряда» готова.

Мороз защекотал ноздри и незаметно пощипывал кожу. Я и не подозревала раньше, насколько приятными могут быть эти ощущения! В обычное время, когда жизнь наполнена повседневной рутиной, совершенно не замечаешь таких простых искусных радостей.

Я стояла, переминаясь с одного костыля на другой, и улыбалась всем прохожим, чувствуя, как настроение улучшается с каждой секундой. Вдруг до меня донеслись звуки виолончели. В изумлении взглянув в ту сторону, откуда они шли, я не могла поверить собственным глазам. Саид! Саид сидел под деревом рядом с магазином, куда Оля зашла за продуктами и глядя на меня, играл! Для меня! На морозе!..

В душе будто поднялась огромная волна, превратившись в огненную птицу, захлестнувшую разум и вылившуюся наружу чувствами безудержной радости и любви. На глаза навернулись слезы счастья.

Музыкант!..

Все мое существо потянулось к его звукам. Он сидел недалеко от меня, одетый в белые нитки инея. Его руки покраснели от холода, но, казалось, он этого не замечал совсем! Он играл так самозабвенно, так страстно, будто хотел доказать мне, что ничто не сможет помешать ему наслаждаться его любимой. Глаза его были закрыты. Он был полностью во власти любви: она струилась из каждой части его тела и мерцала солнечными бликами, завладевая моим сердцем и наполняя его калейдоскопом радости и блаженства.

Я восхищенно следила за каждым движением его руки: смычок поднялся в воздух, и замер на долю секунды, вихрем пронесся по инструменту и снова замер… Сказка буквально оживала на моих глазах! Добрый волшебник взмахнул палочкой, и любовь, сладко спавшая внутри моей души, проснулась.

С неба падал снег – тихо и безмятежно, крупными белыми хлопьями, рисуя узоры на серебряном покрывале мироздания. Снежинки легко и воздушно парили над земною сценою, и, медленно кружась, опускались в различных танцевальных па.

Поработив мое сердце, он играл на его струнах, выводя только ему подвластные стуки. Мне не нужен был мир без него! Сердце кричало об этом каждую секунду!

Я хотела лишь одного – чтоб он забрал меня с собой и подчинил своей воле! Больше никакой пустоты и забвения! Если бы ты мог слышать стоны моего сердца, Музыкант! Я хочу воспрянуть и слиться с тобой в едином полете вечности, устремившись к неведомым доселе далям.

Саид остановил свою игру и подошел ко мне. Поцеловав в губы, он крепко прижал меня к себе, и я утонула в его запахе надежности и нечеловеческой нежности.

– Я хотел сделать тебе сюрприз.

– У тебя получилось!

Губы его холодные от мороза прикоснулись к моим вновь и огонь стремительным потоком пронесся по моим жилам.

Что же ты со мной делаешь, мой Музыкант!..

Расслабившись в его руках, я отдалась всецело всепоглощающей страсти между нами, вбирая в себя каждый кусок его обжигающего дыхания. Забыв о морозе, о том, как недавно я стыдилась выйти в своем нелепом виде на улицу, я стояла посреди прохожих и впервые в жизни не думала о том, что обо мне подумают окружающие.

– Саид, ты сумасшедший!

– Это ты сделала меня таким.

– Твои руки, они совсем красные от холода.

– Неважно. Главное, это сюрприз.

Из магазина вышла улыбающаяся Оля, натянув рот до ушей и захлопала в ладоши:

– Шалость удалась! Ха – ха! Ура, ура!

Поздоровавшись с Саидом, она позвала его к себе в гости и веселой гурьбой под звуки передвигающихся костылей, мы направились в сторону ее дома.

***

Я так отчетливо слышала зов счастья в эти дни! Он сопровождал меня повсюду и вел к источнику райского наслаждения воздушным караваном любовных страстных мыслей. Его голос был подобен тихому пению журчащего родника: свежесть и прохлада невинности вспыхнувших во мне чувств к Саиду ласкали кожу лебединым пухом, успокаивали страхи сердца, окрыляли душу, одухотворяли тревожные глаза. Музыка моего романа с филигранной точностью и ювелирной изысканностью исполнялась флейтой чуткой безмятежной любви и наполняла меня сладостным покоем с едва уловимым хрустом перевернувшейся страницы нотного стана. Я закрывала в неге глаза, и любовь поглощала меня, укутывая теплым одеялом чуткости и нежности. Я слышала в Его исполнении Ноты, принадлежавшие только мне одной:

Ми. И Соль.

Идеальное созвучие двух душ, ставших единым целым в лазури небесного индиго.

Ми. Соль.

Солнце ясности теплого дня и луна, освещающая благостную тишину ночи. Дева, рожденная из света, чтобы исцелять и быть исцеленной.

Мисоль: мое единственное сияние. Моя любовь. Моя утрата…

***

В царстве тьмы, застлавшей глаза, мелькнул хрупкий лучик чуть пробившегося света, и Надежда второпях подняла склонившуюся, от ставшего привычным отчаяния, голову:

– Когда выживаемость более пяти лет, рецидив маловероятен!..

Он подошел ко мне и провел по лицу рукой. Прикосновение его руки было подобно облаку, коснувшемуся земли в предрассветное утро. Меня всегда поражала насколько его руки могут быть твердыми как камень и нежными как вода.

Я позволила Надежде ступить на это облако и устремилась ввысь.

– Мари. Я не маленький ребенок и прекрасно знаю, что может произойти. Я много читал о своей болезни и могу дать жару любому профессору. Без обид, но даже тебе.

– Естественно, пациенты знают о своей болезни все и даже больше! Америку ты мне не открыл.

– Я же сказал: без обид. Я прекрасно осознаю, что рецидив может наступить в любой момент.

Сказка задрожала, готовая рухнуть в любой момент, как карточный домик, еле стоящий на хлипком столе. Хрустальная Надежда – хрупкая и тонкая, готова была сорваться с небосвода, приготовившись к прыжку, принявшая решение разбиться на миллиарды маленьких осколков. Только, чтобы не признавать свое поражение.

– Но ты же состоишь на учете? И проверяешься у врачей. Причем у лучших врачей, насколько я знаю!

– Мари, я живу на таблетках, потому что понимаю – это необходимо. Состою на учете в онко – диспансере. Но снова облучаться, если случиться вдруг рецидив я не намерен.

– Ты с ума сошел?! Почему ты так говоришь? Ведь есть шанс, что вновь возникшая болезнь может отступить!

– Я не хочу провести остаток отведенной мне жизни в стенах холодной серой бездушной больницы!

Голос его перешел на крик и резко оборвался. Он отвернулся и по привычке спрятал свое лицо от меня. Мое сердце сжалось от боли, ставшей моей второй половиной. Тревога за его здоровье и страх, что он не захочет бороться за свою жизнь парализовал меня и я не вымолвила ни слова.

Тяжело дыша, некоторое время он сохранял тяжелое молчание. Наконец, повернувшись ко мне он прохрипел сквозь душевную боль, сковавшую его тело:

– Я хочу вдыхать свежесть осени и видеть рождение весны, Мари! Наслаждаться приходом теплого лета и, если повезет окунуться в холодные просторы безбрежно сияющей зимы. Чувствовать природу, слышать голоса людей – это есть жизнь, Мари! А не отходняки после химии в палате, где все до тошноты стерильно и чисто. Даже если это будет мой последний день, я хочу провести его «живым!..»

 

Одинокая слеза, скатившись вниз из своего пристанища, упала на мою тяжело дышащую грудь. Мне кажется, что она до сих пор проделывает свой путь по моему лицу, обжигая раскаленным железом Боли и оставляя клеймо на сердце.

Музыкант с душой поэта.

Я не хотела думать о том, что будет дальше. Я не хотела слышать твои слова. Я безумно устала от этого… Я хотела жить тем, что было у меня тогда – в том «сейчас». Будущего у нас не было – в глубине души я прекрасно осознавала это. Оно было зыбко как болото: трясина ожиданий поглотила мой разум и не позволила душе вновь упорхнуть туда, где живет любовь.

Я дотронулась до его лица и прошептала тихим срывающимся голосом:

– Знакомство с тобой изменило все! Я как ребенок, открывший глаза, выйдя из утробы матери. Ты моя новая жизнь, ты тот, кто помог мне снова появиться на свет, будучи другой! Неважно сколько нам с тобой осталось – месяц или день. Мы проведем его вместе. Это наше время! И его пространство принадлежит только нам!

***

Говорят, после бури всегда наступает затишье.

Но так ли это?..

Что делать, когда на город твоих чувств набрасывается огромная волна цунами, сметая все жившие до него образы и мысли на своем пути и, оставляя после себя лишь развалины оставшихся воспоминаний… Все, что было неотъемлемой частью тебя – разрушено. Единственное спасение – это продолжать грести, чтобы не утонуть в нахлынувшей стихии эмоций и чувств. Как тяжело дышать, когда внутри огромная дыра. Что принесет завтрашний день? Будет ли в нем благо?

Забвение – адское холодное пламя, сжигающее все то, что дорого и важно. Запахи его прелестнейших угощений ласкают чуткие ноздри, заставляя изнывать от жажды мученика, встретившего его на своем пути. Оно безжалостно, всепоглощающе, безмерно! Оно завладевает разумом и сковывает каждую мысль неотвратимыми железными цепями.

Спасение в любви – она нетленна. Ее дыхание ласкает морским бризом, прикасаясь к стукам сердца, подгоняя паруса возлюбленных друг к другу. Любовь – это молитва одиночества, еле слышно произносимая в бесконечном вселенском потоке кратких судеб. Ее страсть, ее единство в гранях драгоценного алмаза верности. Две судьбы – у которых один конец.

***

Я была оторвана от окружающего мира, словно улитка, спрятавшаяся в раковине. За все время моей жизни, я впервые по – настоящему «жила». То, что присутствовало в ней раньше – ушло, будто и не существовало вовсе. Северный полюс превратился в Южный. Антарктида сменила местоположение.

Даже сейчас на моем лице – улыбка. Наше с ним время хранило память в сердцах, ставших единым целым: неизменный цвет растаявшей весны, постучавшейся в мою дверь трезвоном звучной капели. Могла ли я знать, впервые взглянув в бездну его глаз, что все обернется именно таким образом?..

Каждое утро мы просыпались вместе. Могли валяться целый день, ничего не делая. Это был наш мир – недели, месяцы, годы были крепко сжаты в кулак. И мы не размыкали пальцев, не позволяя ничему исчезнуть.

Иногда он подшучивал надо мной. Называл «не стопроцентной». Я передвигалась на дурацких костылях! Черт бы их побрал. Ненавидела их.

Правая нога, загипсованная после повторной репозиции, лежала на подушке, повернутая внутренней частью бедра к левой. Она находилась в таком неестественном положении, что мне постоянно приходилось поправлять подушку под коленом, чтоб чувствовать себя комфортно.

Но именно поломанная нога подарила мне эти мгновения незабываемого счастья! Я проводила их наедине с тем, кого полюбила всем сердцем и душой.

Днем Саид играл на виолончели. Мы переехали к нему, позволив, наконец, Оле жить полной жизнью без забот о подруге, не вовремя сломавшей ногу. Соня каждые выходные приезжала к нам. Из – за моих неожиданных проблем процесс удочерения затянулся. Директор детдома приостановила процесс, твердо настояв на том, что я должна быть дееспособной для того, чтобы ухаживать за девочкой. Я была очень недовольна ее решением и сложившимися обстоятельствами, но прекрасно понимала правоту ее слов. Соне нужно было пройти адаптацию, привыкнуть к новому режиму. Мне нужно было оформить ее в школу, заполнить кучу бумажек. С учетом гололеда на улицах и моих передвижений на костылях мне это далось бы с огромным трудом и практически для меня в моем положении это было бы невозможно.

Саид украсил мои будни, превратив свой дом в консерваторию: Вивальди, Альбинони, Бах* и многие другие оживали в четырех стенах моего заточения. То, что начиналось кругами ада, выводило меня в чистилище и позволяло обрести рай в объятьях любимого.

В бесконечных попытках нагнать желаемое будущее и спешке за грядущим днем, я не замечала, как впустую проходят мои годы.

Безусловно, моя профессия приносит пользу людям, помогая продлить их жизни. Но что она оставляет для меня? Бессонные ночи, выходные, проведенные в тумане тусклого безликого одиночества. Возможно, это было эгоистично с моей стороны, но впервые за десять лет моей практики мне захотелось забыть об обязанностях и просто жить в свое удовольствие. Я наслаждалась простыми вещами: радовалась солнечному лучику, пробившемуся сквозь тучи, снегу, неожиданно, выпавшему в ноябрьское утро. Завтра для меня исчезло, вчера просто перестало существовать. Я знала только три слова – Я ЕСТЬ ЗДЕСЬ. Среди лютости зимы и грустной печали осени незаметно наступила чудесная весенняя сказка. Я растворялась в ней без остатка. Холила и лелеяла подснежники, произраставшие на страницах этой маленькой вечности.

Я любила и была любима! И любовь моя была подобна зеркалу: я смотрелась в него и не видела своего отражения. Лишь Его глаза – бездонные озера, сокрытые в глубинных тайниках души. Я причащалась Им! Свидетельствуя Его существование, я создала новый центр мироздания в Его пределах!..

В моей памяти выжжены вечным огнем воспоминания об этих сладких мгновениях любви, принадлежавших нам двоим. Было в них что – то отчаянно нежное и невероятно трагичное: мы каждый день бросали вызов самой жизни, доказывая на своем примере, что болезнь не может заставить человека склониться перед ней на колени и признать свое поражение.

В сердце навсегда остался образ его теплого спокойствия, согревающего душу горячим чаем в зимнюю ночь под теплым одеялом. Его слова, причудливо ласкавшие слух. Уверенность, бодрившая утренним кофе.

Память услужлива. Она – единственный свидетель этой вечности. Распускаются почки, и цветут деревья, оставляя навсегда плоды его пребывания в моей жизни…

Счастье – долгожданная гостья. Ты вошла в мой дом и, исполненная твоим оркестром симфония, зазвучала в нем. Я слышу звуки ударных, бившихся в унисон с сердцем, что принадлежит двоим. Саксофон возвестил о твоем величии, труба вторила ему вослед. Фортепиано, в опьянении рождало восторженные Ноты гимна царства Музыки, где жили гармония и свобода!

Я его Мисоль… И я буду ею всегда для него, подарившего мне настоящее, навеки сохраненное в моей маленькой вечности.

Я прошу, Вселенная, наполни сердце силой! Ибо я слышу плач скрипки. Что за печаль укрылась в стонах ее многострадальной души?..

Ах, скрипка! Тебе ведома хрупкость моей гостьи. Ты знаешь о том, как призрачен мир, что предстал передо мной. Донеси мою грусть до неба! Разнеси скорбь по свету. Ты как никто знаешь боль утраты. Раздели ее со мной… позволь укрыться от стенаний и плача за занавесом спасительного забвения.

***

Дорожка слез высохла от холода, протянувшего к ней свою безжалостную длань. Глаза открылись, и сказка исчезла. Реальность поглотила иллюзии и тысячи острых ножей вонзились прямо в сердце. Мираж рассеялся, пустыня завладела миром. Я сделала шаг назад и вернулась туда, где ждала меня моя обыденность. Четыре стены пустого пространства, в котором нет никого.

Карие глаза с золотистыми прожилками, я не могу забыть вас. Вы не отпускаете меня из своего плена до сих пор, не позволяя дышать полной грудью, отказываясь разжать зажатые тиски.

Я не могу больше сделать ни шага. Музыка смолкла. Тишина поглотила звуки, и осталась только рана в сердце, нанесенная коварною судьбой. Капкан. Ловушка. Стрела попала точно в сердце! Яд течет по жилам, сковывая все тело нестерпимой болью! Я в агонии ее мучений. Где спасение?..

Взяв себя в руки, я улыбаюсь пустоте и тихо шепчу самой себе:

– Все в порядке, Мари. Ты справишься. Просто устала немного и замерзла. От одиночества.

***

– Это страшно?

– Что именно?

– Ну… болеть?

– Ты, наверное, хотел сказать – тяжело болеть. Это как собирать мозаику вслепую, не зная изначального рисунка: необходимо найти такой пазл, чтобы картина стала цельной. Это стоит огромных усилий. Правильный пазл – каждый новый день. Вначале неизбежно сопротивление, жуткое раздражение и желание прекратить эту дурацкую игру. Ведь это огромный труд и требует большого, ооочень большого терпения. Но пазлов так много, и, самое главное, так хочется узнать, что получиться в итоге, что в какой – то момент от них совершенно невозможно оторваться! Вот так день за днем крупица за крупицей ты строишь идеальную структуру своей жизни. Постепенно ты входишь во вкус и появляется азарт: ведь можно создать еще более интересные, все новые и новые картины! Но проблема в том, что пазлов немного, и они могут закончиться в любой момент.

– А что будет, если ты не сможешь достроить мозаику полностью?

– Наступит забвение, и я исчезну навсегда.

Прошлое всегда есть в настоящем и присутствует в будущем. Это воспоминания, живущие в душе и отдающиеся далеким эхом при каждом стуке сердца.

Тяжело больные дети – разноцветные бабочки: они без устали порхают под лучами жизни, размахивая своими маленькими крылышками. Одно из них зовется Мечтой, а другое – Любовью. И их жизненный путь также подобен рождению этих прекраснейших созданий. В момент осмысления своей болезни они напоминают «Гусениц»: покрываются толстыми шипами, выпускают яд, чтобы уколоть каждого, кто посмеет приблизиться к ним! Боль уродует их души, режет на куски маленькие сердца. Из глубин их внутреннего мира раздаются истошные крики несправедливости и боли, заставляющие кровь стынуть в жилах! Это страшное время – время смирения, осознания своей участи. Проходят дни, недели, и постепенно они привыкают к своей новой спутнице: шипы исчезают, и дети начинают собирать вокруг себя кокон; наматывают одну нить за другой, чтобы укрыться от жестокости хладнокровной судьбы, столь безжалостно выбравшей именно их.

Я называю это стадией «Куколки». Они закрыты от окружающего мира. Все что живет в них, находится за плотным барьером кажущегося безразличия ко всему. Это состояние может длиться годами: зима сменяет осень, весна переходит в лето. Жизнь некоторых иногда подходит к концу.

Но те, кто остаются на карте жизни, в один прекрасный день рвут кокон на части и открывают для себя удивительные вещи! Позволив свету коснуться себя, они сжигают оболочку горечи и укрываются под спасительным шатром родительской ласки. Нерешительным движением они поднимают одно маленькое крылышко – хрупкое, нежное, переливаясь всеми цветами радуги, мерцает слабым огоньком Любовь. Бабочка не может летать с одним крылом, ей необходимо второе – Мечта. Оно еще тоньше и буквально как перышко еле трепещет на ветру повседневности.

Самое важное – не позволить им согнуться или, что еще хуже – сломаться под бурным потоком вод обыденности, безудержно стремящихся к ним. Тем, кто выхаживал таких бабочек, когда они были гусеницами, необходимо взять их в свои теплые руки и согреть. Кормить, дать возможность вырасти, чтобы они могли объять весь мир.

Не останавливайте их. Пусть летят! Если упадут – помогите подняться. Ведь со временем их крылья станут крепче – и вот уже нет гусеницы. Она превратилась в бабочку, безмерно влюбленную в жизнь и мечтающую о счастье! Она знает – это будет краткий миг, но безудержно красивый – и приведет ее в последний путь.

Мне кажется, что тяжело больные дети – это хранители основ жизни. Они постигают тайну, которую мы «живые мертвецы» узнаем лишь, будучи на смертном одре. Каждое мгновение – это дар, являющийся чудом всем без исключения! Они во сто крат живее нас «здоровых», погребенных под ежедневною рутиной необходимых и срочных дел.

Загляните в их глаза. Что вы видите? Боль? Печаль? В них жизнь – самая чистая и первозданная в своем существовании!

Мы придумываем столько пустого и ненужного, лишь бы занять себя и не думать. Просто не думать ни о чем. А еще лучше не жить.

 

Поговорите с таким ребенком. Услышьте его слова, увидьте его глазами этот мир! Поверьте, диво вам обеспечено …

Девочка с голубыми глазами, я хочу остановить ход времени, чтоб коснуться до тебя, услышать твой голос и пройти вместе то, что нам останется! Я заштопаю свои раны белыми нитками, чтоб не дать уйти воспоминаниям сквозь дыру в сердце. Они – источник моей силы, смысл моей жизни.

Соня Авдеева покинула этот мир. В тот момент, когда я лежала на своей кровати с поломанной ногой, моя девочка горела в огне, буквально обуявшем ее маленькое тело и погрузилась в ад. Бластные клетки подобно пиратам захватили все источники ее жизни.

Я не хочу описывать, каким образом болезнь убила ее. Это причиняет мне огромную боль и не в этом суть всей этой истории.

Соня умерла внезапно, как огненный цветок, распустившийся для того, чтобы вспыхнуть и сгореть в пожаре своего пламени.

Жизнь моей девочки – история маков. Когда семя попадает в землю и пускает корни, оно нуждается в большом количестве воды. Постепенно ростки дают всходы и им необходим солнечный свет. Если условия благоприятны, они растут и превращаются в нераскрывшийся бутон. Он неприметен среди других цветов и теряется в их пышной красоте.

Но стоит ему раскрыть свои нежные лепестки, и поднять маленькую головку к солнцу – он пылает огнем пламенного жара ярко красных оттенков! Всю свою силу, мощь, красоту и силу вкладывает цветок в него. Агония красок продолжается в течение трех дней. Трех дней краткой вечности, принадлежащей лишь ему. На четвертый цветок начинает медленно увядать: лепестки осыпаются, бутон приклоняется к земле и спустя время на его месте образуется пустое пространство. Кажется, что он исчез бесследно. Но это не так. Тот, кто увидел огонь горящих красок и прикоснулся к их таинству, никогда не сможет забыть пылающего жара и оставить его в прошлом! Ведь он выжигается на сетчатке, словно знамение, и остается на всю жизнь.

Сколько маленьких маковых цветочков угасает, сгорев в пламени огня, в стенах холодных отделений! Сколько их разбросано по свету! Но все они едины. Буйство красок, и жар сияющего пламени, доктора – свидетели их краткой вечности – помнят на протяжении всей жизни. Они оставляют неизгладимый след в историях этих людей…

Золото не может сиять вечно – солнечный луч, освещающий его, постепенно исчезает, уходя в направлении вечного неба. Свет в душе не может гореть всегда – он меркнет и все заполняется тьмой.

Не страшно умереть и покинуть этот бренный мир. Все тленно и любой жизни неизбежно приходит конец. Гораздо страшнее остаться жить в нем без того, кто был дорог сердцу: дышать, ходить, встречать утро, провожать рассвет, отдаваться в теплые объятья ночи и засыпать с мыслями о тех, кто был, когда – то, неотъемлемой частью тебя. В этом вызове заключается смирение для страждущего. В этом бесстрашие для путника, оставшегося без любви.

Говорят, когда умерший попадает в рай – природа плачет проливным дождем, оплакивая невинность, покинувшую ее навеки. Но, то плачет не только природа: душа путника, потерявшая источник своих сил истошным воплем кричит небу о жестокой несправедливости. Сердце обливается кровавыми слезами, проклиная свое биение. Стук его, вдох, выдох, мысль, слово! Все это становится слишком непосильной ношей.

Слезы – драгоценности людских сердец. Бриллианты, рожденные из душ. Роса, оросившая агонию тела в холодное утро одиночества. Единственное спасение от пут, сковавших воспаленный разум.

Я долго думала над тем, что значит для меня боль утраты… и, наконец, я поняла. Это разрыв. Сердца. Буквально. Ведь оно перестает существовать как что – то неделимое. Оно блекнет и превращается в тень. И стуки, рожденные из него – уже не те что, было раньше. Боль действует, как бомба замедленного действия – разрушая тело, превращает его в прах и тлен. То, что остается после нее, лишь призрак былого. Сердце стало пустыней: любое семя, попавшее на выжженную почву, сгорит в жаре, пылающем внутри. Нет больше листопада, не растут цветы, не поют птицы. Всех истребила Боль – охотник во главе стаи гончих – одного за другим.

Когда чистая и невинная душа покидает наш мир, солнце исчезает в полном затмении.

Я знакома со смертью: почти каждый день в отделении проходит с ее присутствием. Но как бы жестоко это не звучало, проще наблюдать за ней со стороны – как она забирает жизни, оставляя пустоту в сердцах несчастных родителей, братьев, сестер.

Человек ко всему привыкает: просто ставишь внутри барьер – никаких глубоких чувств. Это больные, кому я не смогла помочь. Но даже несмотря на эту слабую попытку отгородиться от нее, с каждым своим приходом она забирает часть твоей души…

Я не теряла близких раньше. Не знала, каково это, когда смерть забирает то, что дает силы жить и дышать. Не знала, каково это, когда лишаешься опоры и не можешь встать на ноги… узнав, могу сказать одно – изнывая в муках, сердце бросается с размаху на съедение Ненасытной Вечной Боли. Постоянно. Устав от бессилия и на краткий миг уснув, оно медленно разлепляет налитые кровью глаза и вновь повторяет череду своих бессмысленных действий в надежде освободить себя от страшных мук и умереть. Страшнее этого нет ничего. Тело способно справиться с Болью. Оно запрограммировано таким образом, что выдерживает только определенную порцию и отключается. В этом его спасение. Но душа… она отторгает боль, как чужеродную субстанцию, пытается сделать все, чтобы уничтожить ее навсегда, но по итогу добивается только одного – уничтожает саму себя.

Моя девочка ушла. Ушла из жизни, даже не сказав мне слова «прощай». Я не держала ее за руку, не смотрела в глаза, не поймала прощальный взгляд. Меня не было рядом!..

В тот момент, когда число лимфоцитов в ее крови заполоняли все, что можно было заполнить и уничтожали ее, я безмятежно лежала. Пока не раздался звонок и мне не сообщили о том, что Соню срочно везут в реанимацию.

Ей стало плохо, когда она находилась в общей комнате в детдоме. У нее поднялась температура до тридцати восьми градусов, и девочка пожаловалась на слабость и тошноту. Скорая приехала быстро и доставила ее в реанимацию больницы, где я работала. И где меня на тот момент не был. Общий анализ крови показал наличие огромного количества бластов в ее крови. Острый лейкоз абсолютно непредсказуем. Рецидив может произойти на фоне полного здоровья. И привести к смерти.

С этого момента прошел год. Но я до сих пор живу в кругах Ада. Чем больше времени проходит, тем больше я погружаюсь во тьму и становлюсь ближе к встрече с главным Демоном моей души – ненавистью.

Умирать не страшно: оставив этот бренный мир, можно отправиться на поиски чего – то более лучшего.

Грусть по тем, кто ушел, бесполезна. Те, кто остался после них – бессмысленные жалкие создания. И я первая среди них. Оставшись в этой дикой пустоте, я не могу ни пошевелиться, ни вымолвить ни слова. На долю секунды наступает спасительное забытье!.. Но мысли о потере постоянно продолжают жить в моей голове. ЕЕ БОЛЬШЕ НЕТ.

Моя маленькая, милая девочка. Я прощаюсь с тобой в эту ночь, освещенную светом полной луны. Ты идешь по дороге, которую она расстелила для тебя и глаза твои светятся огнем радости и блеском предвкушения! Я вижу твою счастливую улыбку. Ты прощально машешь мне рукой. Оставив свой маленький рай на Земле, ты обрела его вновь на небесах! Господь улыбается, видя твою чистую и невинную душу в саду, называемом Эдемом.

Моя юная лесная фея, что погрузила меня в мир красок и открыла тайну мироздания. Я безумно скучаю по тебе! Мне не хватает глубины твоих лучистых глаз. Но я стараюсь не предаваться скорби, потому что знаю – ты, наконец, сможешь найти ответы на все свои вопросы и обрести покой, в котором так нуждалась.

Есть слово, что человек произносит с болью в сердце и легкостью в душе:

– Прощай…

Часть II

Сколько жизни, столько и эмоций.

Душа и сердце не едины – они в бесконечной борьбе за чувство, унесенное ветром, подобно потухшему пламени свечи. От него осталась лишь зола, ускользающая с вихрем боли.

Все, что было важно, исчезло. Здесь пустота и ее не заполнить ничем.

Бросив камень в воду, вернуть его не сможешь – это омут. Все сущее погрязло в нем: жидкая, вонючая жижа, представленная главным людским пороком – равнодушием.