Беззвездный Венец

Глава 13

«Что я делаю?»

Канте спускался следом за Фреллем по винтовой лестнице, проходя один уровень за другим. В пути он по большей части пытался отговорить алхимика от того, чтобы тот изложил свои страхи в величественном тронном зале Азантийи – и в первую очередь чтобы Фрелль воздержался от проникновения в Цитадель Исповедников.

В конце концов принц сдался и умолк.

Все ученики Тайнохолма знали, что скрывается под основанием их школы, в мрачных подземных залах святых Исповедников. Говорили, что цитадель уходит вниз на такую же глубину, на какую высоту поднимаются вверх террасы Тайнохолма.

Разумеется, это место было окутано покрывалом слухов: о таинственных ритуалах, о сидящих на цепи чудовищах, о чародействе и колдовстве. Преподаватели Тайнохолма всеми силами старались развеять эти легенды. Они утверждали, что цитадель под школой является лишь монашеской обителью, где занимаются глубокими исследованиями. Исповедники – те немногие, кому удавалось достигнуть Высшего Прозрения как в алхимии, так и в религии, – продолжали там свои занятия. Они проводили опасные сеансы глубокой медитации, подпитываемые эйфорией, вызванной воздействием различных трав. Погружаясь в каббалистические эксперименты, затворники искали пути, уходящие за пределы горизонта и истории. Для обеспечения строжайшей тайны их работы были скрыты от посторонних глаз, в том числе от алхимиков и иеромонахов Тайнохолма.

Подпитывало эти слухи и то, что сами Исповедники появлялись на людях крайне редко. Никто толком не знал, каким образом они покидают свою цитадель и возвращаются обратно. Слухи о секретных проходах и потайных дверях отпугивали учеников, боявшихся, что их умыкнут ради какого-нибудь кровавого жертвоприношения. И ученики действительно исчезали, пропадали бесследно – хотя, как подозревал Канте, это были лишь те недовольные, кто искал свободы за стенами школы.

«И сам я разделяю это стремление».

У принца не было ни малейшего желания выяснять, справедливы ли слухи о Цитадели Исповедников, однако он покорно следовал за Фреллем.

Достигнув первого уровня школы, алхимик замедлил шаг. Винтовая лестница уходила дальше вниз. Постояв, Фрелль повел принца в мрачные глубины подземелья под школой. Он оглянулся на своего спутника.

– Принц Канте, – предупредил алхимик, – быть может, тебе лучше вернуться к себе. Я сделаю все возможное, чтобы попасть в библиотеку цитадели. Хотя посторонних пускают туда крайне редко, такое все-таки случается. Вдобавок я знаю нескольких Исповедников, которые, по крайней мере, выслушают мою просьбу.

Канте махнул рукой, предлагая Фреллю продолжить спуск.

– Когда речь заходит о том, чтобы открыть двери в Цитадель Исповедников, помощи двух-трех друзей внутри может не хватить. Если вам действительно невтерпеж туда попасть, принц крови будет получше дыма из задницы.

– Пожалуй, ты прав. – Вздохнув, алхимик двинулся дальше.

Канте последовал за ним. Он явно не собирался использовать свое положение для того, чтобы помочь Фреллю в его начинании, – однако его великодушие было корыстным. Если повезет, наставник задержится в библиотеке на много дней – достаточно долго, чтобы можно было придумать какой-нибудь другой способ удержать алхимика от того, чтобы тот возвестил королю о грядущем конце света.

Закончив споры, алхимик и принц прошли первый уровень и спустились еще глубже. Сделав еще пять витков, лестница привела к окованной железом двери из черного дерева. При виде ее, особенно от герба, вырезанного над притолокой, у Канте по спине пробежала холодная дрожь. Это снова была книга, но только не опутанная цепями или крапивой, а стиснутая в кольцах рогатой гадюки. Такой символ предупреждал о том, какими смертельно ядовитыми являются знания, скрытые за порогом.

Шагнув к двери, Фрелль достал из кармана ключ и отпер замок. Он распахнул дверь, но Канте остановил его, положив руку на косяк из черного дерева. Алхимик недовольно нахмурился, но принц покачал головой.

«Не надо».

До них доносились голоса – сперва глухие, но теперь, когда дверь открылась, они стали более отчетливыми.

Канте без труда узнал гневную властность голоса своего отца. По долгому опыту он знал, что лучше не заставать короля врасплох. Также принц опасался, что Фрелль воспользуется этой неожиданной возможностью и вывалит свои опасения прямо сейчас.

«Этого нельзя допустить».

Не убирая руку с двери, Канте знаком предложил алхимику отойти в сторону, чтобы можно было подслушивать то, о чем говорили в соседней комнате. Посредине просторного помещения, высеченного в стекловидном черном камне, стояли четыре фигуры. В отполированных до блеска гранях на стенах и потолке отражалось все происходящее. Два десятка дверей из черного дерева, подобные входной, каждая со своим символом, вырезанным под притолокой, вели вглубь цитадели.

«Что скрывается за этими дверями?»

Принцу вспомнились слухи о тайных проходах Цитадели Исповедников. Определенно, один из них должен был вести прямиком в Вышний, особенно если учесть, что король находился здесь без обычной свиты и стражи.

Канте окинул взглядом своего отца, облаченного в начищенные высокие сапоги, шелковые рейтузы и расшитый бархатный камзол. Плотный темно-синий плащ спускался с плеч до самых пят, словно хоть какая-нибудь одежда могла скрыть величие короля Торанта ри Массифа, суверенного правителя Халендии, законного повелителя всех земель и подданных королевства.

Бледное каменное лицо монарха отражалось в сотне полированных граней на стенах. Резкие черты его лица смягчались ореолом вьющихся светлых волос, разглаженных маслом. В настоящий момент отец Канте разочарованно хмурился – принцу было очень хорошо знакомо это выражение.

– Вы потеряли бронзовую реликвию? – гремел Торант. – Артефакт, который мог обеспечить нам победу в грядущей войне! Вот почему ты летел сюда, чтобы положить свою неудачу к моим ногам?

– Уверяю вас, ваше величество, это лишь временная заминка. Которая будет тотчас же исправлена, как только мы найдем беглого каторжника, укравшего изваяние. Мы перевернем вверх дном всю Наковальню. Вор не сможет долго оставаться незамеченным с такой спутницей.

Канте узнал преклонившего колено человека в серой мантии с черной полосой татуировки на глазах и серебристыми волосами, заплетенными вокруг шеи. Это был тот самый Исповедник, который нашептывал королю на ухо разные ужасы. Он стоял, потупив взор, своей покорной позой стараясь пригасить бушующую ярость Торанта.

– Врит, – прошептал Фрелль.

В одно это имя он вложил столько отвращения, сколько не поместилось бы в фолианте в тысячу страниц.

«Итак, не я один знаю этого ублюдка».

– Завтра утром я возвращусь на воздушном корабле обратно в Гулд’Гул, – заверил короля Исповедник. – И лично прослежу за тем, чтобы артефакт был возвращен в самые ближайшие сроки. Всю свою жизнь я посвятил поискам древней магики, порожденной утерянной алхимией. Я не допущу, чтобы это бронзовое божество ускользнуло из наших рук!

– Этого не должно произойти ни в коем случае! – приказал король. – Вассальный военачальник Хаддан опасается, что этот вор попытается продать такое могучее оружие Клашу, чтобы купить себе свободу. Он полагает, что для паршивца это единственный выход.

– Вы совершенно правы. Мы уже приняли в расчет такую возможность. Шпионы Клаша, те, кого мы знаем, были схвачены и допрошены с пристрастием. Кроме того, за портом Наковальни ведется круглосуточное наблюдение. Божество снова будет нашим!

Король опустил плечи.

– Искренне верю в это, – закончил он уже не так горячо. – А пока что мне нужно заняться другим вопросом. С противоположного берега бухты пришла слезная просьба от моего двоюродного брата. В Мирре неприятности.

Услышав эти слова, Врит прищурился.

Однако отец Канте махнул рукой, отпуская его.

– Организуй поиски в Наковальне. А мы с Хадданом займемся другими делами. Если нам повезет, возможно, для достижения победы даже не понадобятся древняя магика и божества.

Судя по лицу Врита, его любопытство только возросло, однако он просто кивнул и отступил назад, почтительно поклонившись, что со стороны Исповедника показалось издевкой.

Не обратив на это внимания, король повернулся к высокому юноше в легких доспехах, стоящему рядом с ним, – еще одна фигура, слишком хорошо знакомая Канте.

– Микейн, похоже, вскоре мы найдем применение твоему младшему брату.

Канте насторожился.

«Это еще что такое?»

Король повернулся к четвертому члену маленькой группы. Этот человек, невысокий и кругленький, в белом облачении иеромонаха, однако был не простым учителем. А председателем Совета Восьми, главой всего Тайнохолма.

– Настоятель Нафф, разыщи моего сына и передай, чтобы к первому колоколу Вечери он был у меня в комнате совещаний.

– Будет сделано, – склонил голову тот.

Видя, что группа собирается расходиться, Канте попятился назад. Фрелль беззвучно закрыл дверь и повернул в замке ключ, после чего повел принца к лестнице.

Оба не проронили ни слова до тех пор, пока не поднялись на третий уровень школы.

– Что все это значит? – запинаясь, выдавил Канте. – Древняя магика? Мощное оружие? Бронзовое божество?

– Я не знаю, – признался Фрелль. – Но, если тут замешан этот проклятый Врит, ничего хорошего быть не может. В последнее время Ифлелены набрали силы во мраке Цитадели Исповедников. Чего и следовало ожидать. Слишком часто барабаны войны заглушают голос мудрости. Страх распаляет дерзкое честолюбие, порой даже в лучших из нас. Ну а в худших…

Он умолк.

Канте мысленно представил себе Исповедника Врита.

– Что нам делать?

Алхимик ускорил шаг.

– Для начала нужно сделать так, чтобы я присутствовал вместе с тобой в комнате совещаний.

Принц остановился.

– Не собираетесь ли вы завести разговор о…

– Нет, пока что мы оставим луну Сыну и Дочери. В болотах Мирры что-то происходит. Я не могу взять в толк, как все это связано, но у меня мало веры в случайные совпадения. Что-то назревает. Здесь, потом в Гулд’Гуле, и вот теперь в Мирре.

Вспомнив черное послание у алхимика на столе, Канте в который уже раз задумался, что за известие было отправлено Фреллю. Поднимаясь по лестнице, он почесал горло. Подобно алхимику, Канте также чувствовал действие невидимых сил.

Но только ему они казались затягивающейся у него на шее петлей.

* * *

Когда затих звон первого колокола Вечери, Канте стоял перед длинным столом для совещаний, вытянувшийся в струнку, в неуютной вычищенной придворной одежде и парадных сапогах, которые он надел после ванны с щёлоколистом. Принц даже начистил свой темный короткий бархатный плащ.

«Лучше играть роль принца, пока есть такая возможность».

Сплетя руки за спиной, Канте расправил плечи. За столом перед ним сидели пятеро. Казалось, то же самое сборище просто переместилось из Цитадели Исповедников в эту каменную комнату позади тронного зала. Правда, принц с облегчением отметил, что Исповедника Врита сменил вассальный военачальник Хаддан си Марк.

Главнокомандующий Халендии сидел по правую руку от короля. Даже сидя, он на целую голову возвышался над отцом Канте. Военачальник брил голову, чтобы проще было надевать шлем, хотя Канте подозревал, что на самом деле Хаддан делает так, чтобы демонстрировать всем свои шрамы, в первую очередь неровный рубец, проходящий от макушки до левой скулы. Вероятно, этими боевыми ранами он гордился больше, чем любыми ленточками, орденами и почетными знаками. Черные глаза полководца напоминали два отполированных до блеска кремня. Едва ли губы его когда-либо растягивались в улыбке – по крайней мере, Канте этого никогда не видел.

Единственным незнакомым ему человеком был тощий как жердь мужчина с соломенно-светлыми волосами, сидящий поодаль от остальных, словно ему не позволялось приближаться к королю. Его взгляд, если не обращенный на колени, метался из стороны в сторону. Лоб влажно блестел. Наряд его, хоть и чистый и опрятный, не шел ни в какое сравнение с пышными одеждами остальных присутствующих, а глупые рюши на шелковой сорочке вышли из моды по крайней мере несколько лет назад.

Должно быть, от отца Канте не укрылся любопытный взгляд его сына.

– Младший градоначальник Харлак хи Шармейн из расположенного на том берегу бухты Фискура, – представил незнакомца король Торант. – Вам с Микейном он приходится троюродным братом.

Харлак напрягся, едва не вскочив с места. Он испуганно перевел взгляд с короля на одного, затем на другого принца.

«Значит, бедный родственник, который чувствует себя здесь неловко».

От Канте не укрылась легкая презрительная усмешка на лице Микейна. Брат сидел слева от отца, опираясь на подлокотник кресла. Свои золотистые волосы он остриг до шапочки жестких кудрей, опять же, по всей видимости, для удобства надевания доспехов. Его небесно-голубые глаза подернулись льдом. В целом Микейн, в отличие от брата, производил впечатление взрослого мужчины – в нем не осталось ничего от того товарища по детским забавам, который с криками и смехом носился вместе с Канте по коридорам дворца.

Даже в этом братья разошлись в разные стороны.

Облаченный в свой лучший наряд, Канте все равно ощущал себя грубым неотесанным камнем рядом с ограненным бриллиантом.

– Ваш троюродный брат Харлак принес нам неожиданное и трагичное известие, – снова заговорил король Торант. – Его брат, верховный градоначальник Фискура, просит нас о помощи.

Канте услышал, как слева у него за спиной пошевелился Фрелль. Алхимик вызвался сопровождать его сюда. Настоятель Нафф пытался его отговорить, но тщетно.

– Что за историю поведал наш троюродный брат? – наконец подал голос Канте.

Король подался вперед.

– Сын градоначальника, семилетка в Обители, был жестоко убит. Гигантская летучая мышь Мирра оторвала ему голову.

Канте внутренне вздрогнул, сознавая, что любое внешнее проявление чувств будет осуждено.

– Градоначальник просит вооруженный отряд, чтобы сопроводить его дочь в школу, а затем избавить болота от жестокого чудовища.

Канте нахмурился. Он знал, что численность этих зверей, держащих в страхе болота и топи, измеряется тысячами.

– Как мы сможем узнать, какая именно тварь отняла жизнь у сына нашего троюродного брата? – спросил он, озадаченный тем, каким образом может осуществиться подобное возмездие.

– Так. – Король подал знак военачальнику. – Предоставляю Хаддану объяснить подробнее.

Великан прочистил горло, издав рык, подобный камнепаду.

– Мы углубимся в болота с целой центурией воинов.

Канте едва не ахнул вслух.

«Сотня рыцарей? Для охоты?»

Но полководец еще не закончил.

– А во главе их пойдут двадцать вирлианских гвардейцев.

Тут Канте не сдержался и ахнул, чем вызвал у своего брата недобрую усмешку. Вирлианская гвардия, отборная часть легиона, состояла из закаленных в битвах воинов, чьи лица были покрыты сплошной красной татуировкой, призванной подчеркивать их статус, заслуженный кровью, и вселять ужас во врагов.

– Мы будем вести охоту не на одинокого убийцу, – продолжал Хаддан. – Вот уже много столетий эти твари бесчинствуют на болотах. Мы начнем беспощадную травлю и постараемся до новой луны убить как можно больше этих чудовищ. Даже если нам не удастся истребить всех до одного, мы, по крайней мере, преподадим им хороший урок впредь больше никогда не заявляться на земли людей.

При мысли о подобной кровавой бойне Канте стало тошно. Как охотник, он научился брать из леса или реки ровно столько, сколько нужно. Безжалостное истребление любых животных просто ради пролития крови казалось ему жестоким и бессердечным. У него вызывали отвращение железные капканы, расставленные в лесу. Наткнувшись на такой, принц защелкивал его толстой веткой, чтобы острые зубы без надобности не мучили какого-нибудь зверя.

Фрелль шагнул вперед, спеша на помощь своему потрясенному ученику.

– Прошу прощения, сир! Я прожил девять лет в Мирре. Вы позволите задать несколько вопросов?

Торант махнул рукой.

– Возможно, я покажусь дерзким, – поклонившись, начал алхимик, – но мне кажется, что такое истребление созданий выходит за границы чистого возмездия.

Король удивленно поднял бровь.

– Похоже, не зря ты самый молодой из Совета Восьми.

– Я польщен, ваше величество.

– Но ты прав. За этой охотой стоит и другая причина. Весь прошлый год Хаддан и настоятель Нафф искали пути, как нам обзавестись более мощным оружием. От новых боевых машин до химии негашеной извести и дегтя.

Канте вспомнил грохот, от которого содрогнулся весь Тайнохолм.

– Но Исповедники предложили другой способ повысить смертоносное действие наших стрел, мечей и копий, – продолжал король Торант.

– Яд, – кивнул Фрелль.

Вторая бровь короля поднялась, присоединяясь к первой.

– Совершенно верно. Хорошо известно, что яд крылатых чудовищ является очень сильным. Ни одному человеку не выжить даже от небольшой дозы. Исповедники считают, что, если добыть из желез летучих мышей этот яд, летальное действие нашего оружия возрастет стократно.

Потрясенный Канте сглотнул комок в горле.

– Что подводит нас к последнему вопросу, – заключил король. – Я сказал «ни одному человеку», имея в виду мужчин. Но одна женщина выжила. Слепая девушка, присутствовавшая при кровавом нападении на крыше Обители. Она не только выжила после воздействия яда; к ней вернулось зрение. Очевидно, подобное чудо является знаком со стороны богов.

Фрелль напрягся.

– Я хочу, чтобы эту девушку доставили в Вышний, – продолжал Торант. – Здесь ее смогут тщательно изучить наши Исповедники и физики. Кровь, желчь, плоть – все, что потребуется. Понимание природы этого необычного явления может оказаться очень ценным. И в любом случае благословение богов не должно прозябать в болотах. – Наконец взгляд короля остановился на его смуглом сыне. – И поскольку этот вопрос имеет для нашего королевства высочайшую важность, принц Канте присоединится к охоте.

Оглушенный Канте непроизвольно сделал шаг назад.

– До меня дошли слухи о его значительных успехах на охотничьем поприще, – продолжал Торант. – Настало время моему младшему сыну выйти из тени и показать, чего он сто`ит.

Представив себе мучительный путь по трясине, Канте попытался было заартачиться. Он тщетно искал слова, чтобы возразить против своего участия в этом предприятии. Но как можно было отказать королю, отказать родному отцу?

Похоже, Микейн радовался предстоящему походу не больше своего брата. Нагнувшись к королю, он что-то шепнул ему на ухо, однако тот его строго отчитал. Микейну оставалось только бросить полный отвращения взгляд на военачальника.

У Канте в груди вскипел гнев. Неужели Микейн настолько влюблен в себя, что не в силах допустить, чтобы его брат засиял чуточку ярче?

Фрелль расправил плечи.

– Военачальник, если позволите, я хотел бы сопровождать принца Канте. Поскольку ему предстоит провести в походе целую луну, я смогу продолжать занятия с ним, используя уроки, которые преподадут нам болота и Обитель. И, быть может, мои познания о крылатых жителях топей окажутся полезными для выделения их яда.

– Как ты считаешь лучшим, – небрежно махнул рукой король.

Поклонившись, алхимик присоединился к Канте и бросил на него встревоженный взгляд. Вспомнив черное послание на столе у своего наставника, принц почувствовал, как петля у него на шее затягивается еще туже. Однако сейчас было не время обсуждать свои опасения, особенно поскольку все взгляды были устремлены на смуглого сына короля.

– Ко… когда мы трогаемся в путь? – выдавил Канте.

– Ваш корабль отплывает через два коротких дня, – ответил отец. – Так что тебе лучше приступить к сборам.

Принц кивнул. Он понимал, чем вызвана спешка. Король хотел удалить из города своего младшего сына – вечного раздражителя в семье – до предстоящего бракосочетания Микейна с леди Миэллой.

«Пусть будет так».

Когда все было решено, король с громким скрежетом отодвинул свое кресло и встал.

Микейн поспешно последовал его примеру, как и все остальные. Поднявшись на ноги, Хаддан посмотрел на Канте. Его лицо было суровым и холодным. Положив руку на рукоятку кинжала в ножнах, полководец смерил взглядом младшего королевского сына. Судя по тому, как он отвернулся, нахмурившись, увиденное ему не понравилось.

«Не могу не согласиться с тобой, – подумал Канте. – Но может быть, это изменится».

Он уже знал, какой первый шаг к достижению этой цели нужно совершить.

* * *

Не обращая внимания на недоуменные взгляды, Канте поднимался по винтовой каменной лестнице, ведущей в казармы Легионария.

Принц еще никогда не бывал здесь. Он ожидал услышать лязг стали, хриплые громкие голоса закаленных ветеранов, грубые шутки товарищей по оружию. Вместо этого в учебных залах Королевского Легиона царила полная тишина, какую можно встретить в классах Тайнохолма. Единственными звуками были лай и вой, доносящиеся из псарни на первом этаже, где содержались боевые собаки легиона, обучавшиеся вместе с молодыми новобранцами.

Канте поднимался наверх, привлекая к себе взгляды всех тех, кого встречал на своем пути. Хоть он и не был в своем придворном облачении, все знали в лицо Вдрызга, принца-пропойцу Вышнего. Его провожали шепот и смешки, но он не оборачивался.

Поднявшись на восьмой уровень казарм, Канте отыскал нужную дверь и постучал.

Ему ответило приглушенное ругательство, сопровождаемое звуками шагов. Дверь распахнулась.

– Чего тебе надобно…

Слова застыли у Микейна в глотке, когда он узнал стоящего на пороге гостя. Назревающая на его лице буря тотчас же улеглась, сменившись настороженным прищуренным взглядом.

– Канте, что ты здесь делаешь? Ты заблудился, возвращаясь к себе в Тайнохолм?

Не обращая внимания на насмешку, Канте отстранил брата и переступил порог. Оказавшись в комнате Микейна, он с удивлением обнаружил, что жилище светловолосого королевского сына еще теснее покоев самого Канте в Тайнохолме. Незаправленная кровать, маленький изрезанный стол да большой шкаф, открытый, в котором виднелся серебристый блеск доспехов. Микейн снял парадный камзол и остался в длинной рубахе, открывавшей босые ноги. Сейчас он казался моложе и мало походил на грозного рыцаря.

Канте протянул брату маленькую шкатулку из черного дерева.

– Подарок. Тебе на свадьбу. Поскольку я не смогу присутствовать на бракосочетании.

– Ты мог бы отправить посыльного, – нахмурился Микейн.

– Я хотел вручить лично.

Вздохнув, Микейн взял шкатулку. Откинув защелку, он открыл крышку и долго смотрел на содержимое. Когда Микейн наконец поднял голову, легкая улыбка почтила своим присутствием его красивое лицо, удивленное и обрадованное.

– Ты ее сохранил, – пробормотал он.

– Как можно было иначе? – пожал плечами Канте.

Микейн достал из шкатулки маленькую статуэтку. Грубая керамическая поделка из обожженной глины изображала двух мальчиков, которые стояли лицом друг к другу, взявшись за руки. Один был выкрашен в белый цвет, другой – в темно-серый.

– Ты слепил ее для меня, – кивнул на фигурку Канте, – когда я валялся в постели с приступом огненной сыпи и ко мне в комнату никого не пускали.

– Я помню… – Голос Микейна чуть дрогнул. – Я хотел быть рядом с тобой, хотя мне это запрещали. – Он отвел взгляд. – Почему сейчас ты мне ее возвращаешь?

– По той же самой причине, по которой ты давным-давно подарил ее мне. Через два дня я отбываю в путь. Ты скоро женишься. Я хотел, чтобы ты знал, что хоть наши пути в жизни и разошлись… – Канте указал на руки крошечных фигурок, спеченные вместе жаром печи, – душой я всегда буду вместе с тобой.

Однако была и другая причина, зачем Канте тайком вернулся в свои бывшие покои в Вышний и забрал шкатулку, спрятанную под половицами. Он хотел напомнить Микейну о том, каким тот когда-то был – добрым мальчиком, заботящимся о своем больном младшем брате. Хотя на протяжении последних восьми лет они росли порознь, быть может, сейчас появился шанс повернуть это вспять, снова найти дорогу друг к другу.

Микейн осторожно положил керамическую фигурку в шкатулку, вернув обоих принцев в их крошечный чуланчик. Поставив шкатулку на стол, он накрыл ее ладонью.

– Спасибо, брат!

– Помни! – сказал Канте. – Насколько это только в моих силах, я всегда буду с тобой. Клянусь!

– Ловлю тебя на слове. – Микейн оглянулся по сторонам, и у него на лице появилась мальчишеская улыбка. – Конечно, если ты не сгинешь в этих болотах. Я пробовал отговорить отца отправлять тебя туда, однако он для себя уже все решил. Ты же знаешь, каким он бывает непреклонным.

«Слишком хорошо».

И все же Канте стало не по себе. Он вспомнил, как Микейн что-то шепнул королю на ухо за столом для совещаний, но тот от него отмахнулся. Тогда Канте подумал, что этот обмен мнениями был вызван ревностью, а не беспокойством за судьбу брата.

Шагнув к своему брату-близнецу, он обнял его. Микейн на какое-то мгновение напрягся, но затем расслабился и тоже стиснул брата в крепких объятиях. Оба словно вернулись на многие годы назад.

– Я попробую еще раз, – сказал Микейн, – убедить короля в том, что тебе лучше остаться здесь.

Канте разжал объятия. Братья остались стоять, взяв друг друга за руки, словно ожившая хрупкая керамическая статуэтка.

– Нет, милый брат, – сказал Канте, – пришло время младшему принцу выбраться из чулана.

«Раз и навсегда».