Найди его, а я разберусь

Я повертел камеру в руках. До меня вдруг дошло, что Хелен явно не укладывается в ту сумму, которой обеспечивает ее отец. Чалмерз упоминал, что выделяет ей шестьдесят долларов в неделю. Сказал, что не хочет давать больше. Я знал, сколько стоят квартиры в Риме, и эта, вероятно, обходится долларов в сорок за неделю. Я бросил взгляд на бар, заставленный всевозможными бутылками. Как это она умудряется жить с таким шиком? А теперь еще ни с того ни с сего купила дорогую кинокамеру.

– Кто-то оставил тебе наследство?

Она часто заморгала и на какой-то миг показалась сконфуженной, но всего на миг.

– Хотелось бы. Почему ты спросил?

– Не мое дело, конечно, но все это должно обходиться в круглую сумму, разве нет? – Я жестом обвел комнату.

Она пожала плечами:

– Наверное, так и есть. Отец обеспечивает мне щедрое содержание. Ему нравится, когда я живу на широкую ногу.

Рассказывая все это, она не смотрела на меня. Даже если бы я не знал, какую именно сумму выделяет ей отец, мне было бы очевидно, что она лжет. Все это вызывало недоумение, однако я решил, что дело действительно не мое, и сменил тему.

– Так что там с камерой?

– Вот этот затвор не спускается.

Показывая, она коснулась тыльной стороны моей руки.

– Так у тебя камера стоит на предохранителе, – пояснил я, показывая. – Вот эта штучка. Ты нажимаешь на нее, и затвор срабатывает. Такие предохранители ставят, чтобы камера не начала снимать случайно.

– Боже мой! А я сегодня едва не отнесла ее обратно в магазин. Наверное, стоит почитать инструкцию. – Она забрала у меня камеру. – Я никогда не разбиралась в технике. Зато смотри, сколько пленки я накупила. – Она указала на десять коробок с шестнадцатимиллиметровой пленкой, сложенных на столе.

– Но ты же не собираешься потратить все это на Рим? – спросил я. – Тут хватит на всю Италию.

Она как-то странно посмотрела на меня, несколько лукаво, как мне показалось.

– Я приберегу большую часть для Сорренто.

– Сорренто? – удивился я. – Значит, ты собралась в Сорренто?

Она улыбнулась:

– Не ты один уезжаешь в отпуск. Ты когда-нибудь бывал в Сорренто?

– Нет. Я никогда не забирался так далеко на юг.

– Я сняла виллу прямо под Сорренто. Она классная и расположена очень и очень уединенно. Пару дней назад я слетала в Неаполь и обо всем договорилась. Даже наняла в ближайшей деревне женщину, которая будет вести хозяйство.

У меня внезапно возникло ощущение, что Хелен рассказывает мне все это неспроста. Я пристально взглянул на нее.

– Звучит недурно, – заметил я. – Когда ты едешь?

– Тогда же, когда ты на Искью. – Она положила кинокамеру на стол, подошла и села рядом со мной на козетку. – И, как и ты, я поеду одна.

Она взглянула на меня. От приглашения, читавшегося в ее глазах, сердце у меня часто забилось. Она подалась ко мне, и ее пухлые алые губы приоткрылись. Не успел я понять, что делаю, как она оказалась в моих объятиях, и я уже целовал ее.

Наш поцелуй длился, наверное, секунд двадцать, я действительно увлекся, а потом ощутил у себя на груди ее руки: она отталкивала меня, и это настойчивое давление привело меня в чувство. Я выпустил ее и поднялся.

– Вести себя так – просто безумие, – сказал я, задыхаясь, словно старик, бегом поднявшийся по лестнице. Я стер со рта губную помаду.

– Безумие так вести себя в Риме, – возразила она, откидываясь на спинку козетки и улыбаясь мне, – но не в Сорренто.

– Нет, послушай… – начал я, но она вскинула руку, заставляя меня умолкнуть.

– Я знаю, что ты чувствуешь по отношению ко мне. Я не ребенок. Я чувствую к тебе то же самое, – сказала она. – Поедем со мной в Сорренто. Все уже устроено. Я понимаю, что ты переживаешь из-за отца и своей работы, но обещаю тебе, ты будешь в полной безопасности. Я сняла виллу на имя мистера и миссис Дуглас Шеррард. Ты станешь мистером Шеррардом, американским бизнесменом на отдыхе. Никто нас там не узнает. Неужели ты не захочешь провести со мной месяц, только ты и я?

– Но мы не можем, – запротестовал я, понимая, что нет ни одной причины, чтобы мы не могли, и желая это сделать. – Нельзя вот так бросаться, очертя голову…

– Не осторожничай сверх меры, дорогой. Никуда мы не бросаемся. Я все тщательно спланировала. Я поеду на виллу на своей машине. Ты отправишься днем позже поездом. Место там чудесное. Вилла стоит на высоком холме с видом на море. На четверть мили вокруг больше никакого жилья. – Она вскочила на ноги и принесла крупномасштабную карту, лежавшую на столе. – Я покажу тебе точное место. Смотри, вилла отмечена на карте. Называется «Белла Виста», ну разве не прелесть? А с террасы там видно залив и Капри. При вилле сад: апельсиновые и лимонные деревья, виноград… Место совершенно уединенное. Тебе понравится.

– Еще бы мне не понравилось, Хелен! – сказал я. – Признаюсь, я бы хотел. Да и какой мужчина не захотел бы, но что будет с нами после того, как пройдет этот месяц?

Она засмеялась:

– Если ты боишься, что я заставлю тебя жениться на мне, – не бойся. Я в ближайшие годы замуж не собираюсь. И думать об этом не желаю. Я даже не знаю, люблю ли тебя, Эд, но я точно знаю, что хочу провести месяц наедине с тобой.

– Мы не можем, Хелен. Это неправильно…

Она коснулась кончиками пальцев моего лица.

– Будь, пожалуйста, душкой, уходи пока. – Она потрепала меня по щеке, а затем отодвинулась от меня. – Я только что вернулась из Неаполя и сильно устала. Говорить больше не о чем. Обещаю, там будет безопасно. Все зависит только от того, хочешь ты провести со мной месяц или нет. Обещаю, ты не будешь связан какими-либо условиями. Подумай пока. До двадцать девятого числа больше никаких встреч. Я буду ждать на вокзале Сорренто поезд из Неаполя, прибывающий в три тридцать. Если тебя не окажется в поезде, я пойму.

Она пересекла прихожую и на несколько дюймов приоткрыла входную дверь.

Я подошел к ней.

– Нет, Хелен, подожди…

– Прошу тебя, Эд. Давай больше не будем ничего обсуждать. Ты либо приедешь на том поезде, либо нет. Вот и все. – Ее губы скользнули по моим. – Спокойной ночи, дорогой.

Я поглядел на нее, она поглядела на меня.

Выходя в коридор, я знал, что приеду на том поезде.

Часть вторая

I

До поездки в Сорренто оставалось пять дней. За это время предстояло многое сделать, но мне почему-то было трудно сосредоточиться.

Я был словно подросток, с нетерпением ждущий первого свидания. Это меня раздражало. Я-то воображал себя достаточно искушенным, чтобы справиться с ситуацией, в которую поставила меня Хелен, но оказалось, что это не так. Мысль о том, чтобы провести целый месяц наедине с этой будоражащей воображение девушкой, действительно меня захватила. В моменты просветления – а они случались редко – я говорил себе, что соглашаться на это – безумие, но тут же успокаивал себя тем, что Хелен все предусмотрела. Она сказала, там безопасно, и я верил ей. Я говорил себе, что буду дураком, если не ухвачусь за возможность и откажусь от ее предложения.

За два дня до моего отъезда в Рим прилетел Джек Максвелл, чтобы принять дела на время моего отсутствия.

В 1949 году мы работали с ним бок о бок в Нью-Йорке. Он был крепкий репортер, однако иных талантов, кроме как чутья на новости, за ним не водилось. Я был о нем не особенно высокого мнения. Он был слишком смазливым, слишком лощеным, слишком хорошо одевался и вообще в целом был слишком хорош.

Я подозревал, что он любит меня не больше, чем я его, впрочем, это никак не помешало мне устроить ему теплую встречу. После того как мы часа два просидели в редакции, обсуждая предстоявшую ему работу, я предложил вместе поужинать.

– Прекрасно, – согласился он. – Посмотрим, что может предложить этот древний город. Но предупреждаю, Эд: я надеюсь увидеть только самое лучшее.

Я отвел его в «Альфредо», один из лучших ресторанов Рима, и заказал поркетта – жаренного на вертеле молочного поросенка, из которого вынимают кости и начиняют его печенью, колбасным фаршем и травами, – невероятное кушанье.

Когда мы поужинали и приступили уже к третьей бутылке вина, Максвелл наконец расслабился и сделался дружелюбным.

– Ты счастливчик, Эд, – сказал он, принимая предложенную мною сигарету. – Может, ты пока еще не в курсе, но ты на особом счету в нью-йоркском офисе. Хаммерсток очень высокого мнения о тех материалах, которые ты присылаешь. И я скажу тебе кое-что по секрету – только, чур, никому ни слова. Хаммерсток вернет тебя обратно в Нью-Йорк через пару месяцев. План такой: я заменяю тебя здесь, а ты возглавляешь там отдел международных новостей.

– Не могу поверить, – сказал я, уставившись на него. – Ты меня разыгрываешь.

– Это факт. Я не стал бы шутить такими вещами.

Я силился не выдать своего волнения, но вряд ли у меня хорошо получилось. Занять должность главы отдела международных новостей в нью-йоркском офисе было пределом моих мечтаний. И не только потому, что это означало куда больше денег, это была еще и самая настоящая синекура по сравнению со всеми остальными должностями в «Вестерн телеграмм».

– Через пару дней об этом будет объявлено официально, – сказал мне Максвелл. – Старик уже одобрил. Ты счастливчик.

Я согласился, что так и есть.

– Тебе не жаль покидать Рим?

– Это я переживу, – сказал я, широко улыбаясь. – Такая работа стоит того, чтобы уехать из Рима.

Максвелл пожал плечами:

– Ну не знаю. Я бы на эту должность не хотел. Очень уж напрягает, я бы с ума сошел, торчать все время под носом у старика. – Он поудобнее устроился в кресле. – А этот поросенок был недурен. Наверное, мне понравится в Риме.

– Ни один город мира с ним не сравнится.

Он сунул в рот сигарету, чиркнул спичкой и выпустил облачко дыма мне в лицо.

– Кстати, как тут прижилась неистовая Хелен?

Этот вопрос меня насторожил.

– Кто?

– Хелен Чалмерз. Ты же вроде ее нянька или что-то в этом роде?

Для меня загорелся красный свет. У Максвелла нюх на скандалы. Если у него зародится хотя бы малейшее подозрение, что между мной и Хелен что-то есть, он начнет копать и в итоге раскопает, что именно.

– Я был ее нянькой ровно один день, – небрежным тоном отозвался я. – А с тех пор я ее и не видел. Старик велел мне встретить ее в аэропорту и заселить в отель. Наверное, она грызет гранит науки в университете.

Его брови изумленно взлетели.

– Что она делает?

– Учится в университете, – повторил я. – Она ведь приехала сюда архитектуру изучать.

– Хелен? – Он подался вперед, уставившись на меня, а потом расхохотался. – Никогда не слышал ничего смешнее. Хелен изучает архитектуру!

Он снова откинулся на спинку кресла, взревев от смеха. Люди начали оборачиваться на нас. Он в самом деле ржал так, словно услышал самый уморительный анекдот на свете. Мне это вовсе не казалось таким уж смешным. Я с трудом сдерживался, чтобы не отодвинуть кресло и не съездить кулаком по его смазливой физиономии.

Отсмеявшись, он перехватил мой взгляд. Наверное, он увидел, что меня это вовсе не веселит, поскольку попытался успокоиться и, извиняясь, взмахнул рукой.

– Прости, Эд. – Он вынул носовой платок и промокнул глаза. – Если бы ты знал Хелен, как знаю ее я… – Он снова заржал.

– Слушай, неужели это настолько смешно, – произнес я с досадой в голосе. – В чем дело?

– Еще как смешно. Только не говори, что она сумела тебя провести. До сих пор единственным мужчиной в редакции «Телеграмм», не раскусившим ее, оставался ее собственный папаша. Только не говори, что ты так и не составил о ней мнение.

– Ничего не понимаю. О чем ты толкуешь?

– Ну, значит, ты действительно больше с ней не встречался. Я-то думал, она станет тебя клеить, она вроде западает на крупных, мускулистых парней. Только не говори, что она заявилась в Рим в своих туфлях без каблука, очочках и с прилизанными волосами!

– Я все равно не понимаю, что ты пытаешься сказать, Джек. Что все это значит?

– Все это? – Он ухмыльнулся. – Похоже, ты даже более везучий, чем мне казалось, или невезучий, зависит от того, с какой стороны посмотреть. У нас-то все парни ее знают. Слава у нее дурная. Когда мы услышали, что Хелен собралась в Рим, а старик поручает тебе присматривать за ней, все мы решили, что рано или поздно тебе кранты. Она подбивает клинья ко всем, кто носит штаны. Так ты всерьез хочешь убедить меня, что она не пыталась с тобой заигрывать?

Я ощутил, как меня бросило в жар, а потом в холод.

– Это для меня что-то новенькое, – отвечал я равнодушным тоном.

– Ну и ну. Она ведь просто проклятье для мужчины. Конечно, признаю: все при ней. Она красотка, у нее зазывный взгляд, а от ее фигуры воспрянет даже покойник, но какие беды грозят из-за нее нашему брату! Не будь Чалмерз самой большой шишкой в репортерском мире, все газеты Нью-Йорка выходили бы с посвященными ей заголовками минимум раз в неделю. Ее имя не треплют в прессе, поскольку никто из репортеров не хочет ссориться со стариком. А она вляпывается практически в любую грязь. И из Нью-Йорка она слиняла сюда только потому, что каким-то боком причастна к убийству Менотти.

Я сидел, окаменев, и лишь таращился на него. Менотти был нью-йоркским гангстером со зловещей репутацией – немыслимо богатый, влиятельный, сам бывший киллер. Он занимался профсоюзным рэкетом, наживался на наркоторговле и проституции – не тот человек, с которым стоит водить знакомство.

– И как она связана с Менотти? – спросил я.

– Ходили слухи, что она его женщина, – сказал Максвелл. – Она везде появлялась вместе с ним. Одна маленькая птичка мне напела, что она была у него на квартире, когда его прикончили.

Примерно два месяца назад Менотти был жестоко убит в съемной трехкомнатной квартире, где у него было «любовное гнездышко». Женщина, которая была с ним, исчезла, и полиция так и не смогла ее отыскать. Киллер тоже скрылся бесследно. В основном все считали, что Менотти убит по приказу Франка Сетти, соперничавшего с ним гангстера, которого депортировали из США после обвинения в наркоторговле, и сейчас он, как предполагалось, осел где-то в Италии.

– Что за птичка? – поинтересовался я.

– Это был Эндрюс, который, как тебе известно, всегда в курсе событий. Он обычно знает, о чем говорит. Хотя, может быть, на этот раз ошибся. Все, что я знаю наверняка, – Хелен везде появлялась в обществе Менотти. А в Рим уехала вскоре после того, как Менотти был убит. Консьерж того дома, где удавили Менотти, дал Эндрюсу прекрасное описание исчезнувшей женщины, и Хелен Чалмерз соответствует этому описанию один в один. Наши ребята вышли на консьержа раньше полиции и убедили его молчать, так что никто ничего не узнал.

– Ясно, – сказал я.

– Ну, если тебе не известно никаких пикантных подробностей ее пребывания в Риме, похоже, она здорово испугалась и наконец-то начала вести себя прилично. – Максвелл ухмыльнулся. – Честно говоря, я разочарован. Сказать по правде, когда я услышал, что мне предстоит занять твое место, я подумал, не замутить ли мне с ней самому. Она действительно нечто. Раз тебе поручили за ней присматривать, я надеялся услышать от тебя, что вы с ней уже нечто большее, чем старые друзья.

– Ты что, думаешь, я настолько туп, чтобы крутить роман с дочкой Чалмерза? – с жаром спросил я.

– А почему нет? Она стоит того, чтобы крутить с ней роман, и в подобных случаях она старательно заботится о том, чтобы старик никогда об этом не узнал. Она шляется по мужикам лет с шестнадцати, и Чалмерз ни сном ни духом. Если ты не видел Хелен без очков и ее кошмарного пучка, значит ты вообще ее не видел. Она сногсшибательная, и, более того, я слышал, что она очень и очень искушенная. Если она когда-нибудь начнет подбивать клинья ко мне, я не стану возражать.

Понемногу мы вернулись от разговоров о Хелен к делам. Проведя еще час в компании Максвелла, я отвез его обратно в гостиницу. Он сказал, что завтра с утра приедет в редакцию, чтобы разрешить оставшиеся вопросы, и поблагодарил меня за веселый вечер.

– Ты действительно везучий парень, Эд, – сказал он на прощание. – Международные новости, наверное, лучшее в нашем деле. Есть люди, готовые пожертвовать левой рукой, лишь бы заполучить эту должность. Лично я бы ее не хотел. Слишком много хлопот, однако для тебя… – Он не договорил и широко улыбнулся. – Человек, способный упустить между пальцев такую рыбку, как Хелен… да боже мой! Чем тебе еще заниматься, как не выуживать международные новости?

Он счел это весьма удачной шуткой, похлопал меня по спине и, посмеиваясь на ходу, направился к лифтам.

Мне его шутка не показалась удачной. Я сел за руль и в плотном потоке машин добрался до своего дома. По дороге я успел поразмыслить. Сведения о жизни Хелен, выданные мне Максвеллом, меня потрясли. Я не сомневался, что все сказанное им правда. Я знал, что Эндрюс тщательно проверяет свою информацию. Значит, Хелен путалась с Менотти. Я вдруг задумался, а с кем она путается здесь. Если она еще в Нью-Йорке увлекалась опасными рэкетирами, возможно, она продолжает в том же духе и в Риме. Не потому ли она живет столь роскошно? Не содержит ли ее какой-то мужчина?

К тому времени, когда я уже разделся и ложился в постель, меня мучил вопрос, стоит ли мне, в самом деле, садиться на поезд до Сорренто. Хочу ли я связываться с подобной девицей? Если мне действительно предстоит возглавить отдел международных новостей – а я был уверен, что Максвелл не стал бы об этом говорить, если бы это не было делом решенным, – настоящее безумие ставить на кон подобную должность, когда имеется хотя бы малейший риск. Как уже было сказано, это самое теплое местечко в газете. Я понимал: стоит Чалмерзу узнать, что мы с его дочерью любовники, и я не только лишусь работы, но и навсегда вылечу из журналистики.

– Нет, – произнес я вслух, выключая свет. – Пусть отправляется в Сорренто сама. Я не поеду. Пусть поищет себе другого дурачка. Лично я еду на Искью.

Однако спустя два дня я сидел в поезде Неаполь – Сорренто. Я все еще твердил, что это глупость и безумие, но, сколько бы я это ни повторял, приказывая себе остановиться, ничего не изменилось. Я уже ехал. И поезд, как мне казалось, идет недостаточно быстро.

II

Прежде чем сесть на поезд до Неаполя, около десяти утра я заглянул в контору – проверить напоследок, все ли в порядке, и забрать адресованные лично мне письма, если таковые пришли.

Максвелла не было, зато я застал Джину, которая просматривала стопку каблограмм.

– Есть что-нибудь для меня? – спросил я, присаживаясь на край ее стола.

– Личной корреспонденции нет. А со всем остальным справится мистер Максвелл, – сказала она, перебирая аккуратно наманикюренными пальчиками каблограммы. – Разве ты не должен уже быть в пути? Мне казалось, ты хотел выехать пораньше?

– У меня еще полно времени.

Мой поезд до Неаполя уходил только в полдень. Накануне я сказал Джине, что отправляюсь в Венецию, и с трудом отговорил ее заказывать мне билет на экспресс Рим – Венеция.

В этот момент раздался телефонный звонок, и Джина взяла трубку. Я склонился над столом и принялся лениво просматривать каблограммы.

– Кто говорит? – спросила Джина. – Миссис… как вы сказали? Подождите секундочку. Я не уверена, что он здесь. – Она, нахмурившись, взглянула на меня, и я прочел в ее глазах недоумение. – Тебя спрашивает какая-то миссис Дуглас Шеррард.

Я уже собирался ответить, что никогда о такой не слышал и не хочу с ней разговаривать, однако имя показалось каким-то смутно знакомым, отчего у меня в голове зазвучал тревожный набат. Миссис Дуглас Шеррард! Хелен сказала, что на это имя она сняла виллу под Сорренто. Но не Хелен же сейчас на другом конце провода? Не может же она быть настолько беспечной, чтобы звонить мне сюда?

Стараясь не выдать своего внезапного испуга, я протянул руку и взял у Джины трубку. Развернувшись к ней спиной, чтобы она не видела моего лица, я осторожно произнес:

– Алло? Кто говорит?

– Привет, Эд. – Это точно была Хелен. – Я знаю, что мне не следовало звонить тебе в редакцию, но я звонила на квартиру, а там уже никто не ответил.

Я хотел сказать, что она сошла с ума, коли звонит мне сюда. Я хотел положить трубку, но понимал, что Джина непременно обратит на это внимание.

– В чем дело? – спросил я резко.

– Там кто-то тебя слышит?

– Да.

В довершение ко всему дверь открылась, и в кабинет вихрем ворвался Джек Максвелл.

– С ума сойти! Ты все еще здесь? – воскликнул он, увидев меня. – Я думал, ты уже вовсю катишь в Венецию.

Я замахал на него, чтобы он помолчал, и произнес в трубку:

– Могу я чем-то помочь?

– Да, пожалуйста. Ты не мог бы привезти мне светофильтр «Раттен» номер восемь для моей камеры? Оказалось, он нужен, а в Сорренто такого не продают.

– Конечно, – сказал я. – Я все сделаю.

– Спасибо, дорогой. Мне так не терпится увидеть тебя. Виды здесь просто ошеломительные.

Я боялся, что ее низкий, отчетливый голос достигнет ушей Максвелла. Он явно прислушивался к разговору. И я оборвал ее излияния.

– Я все устрою. Всего хорошего. – И я повесил трубку.

Максвелл вопросительно поглядел на меня.

– Ты всегда разговариваешь с дамами таким тоном? – поинтересовался он, пробегая глазами каблограммы на столе. – Несколько резковато, тебе не кажется?

Я старался не показать, как сильно перепугался, но понимал, что Джина смотрит на меня с недоумением, а когда я отошел от стола, Максвелл тоже уставился в мою сторону.

– Я заскочил узнать, нет ли для меня личных писем, – пояснил я Максвеллу и закурил сигарету, стараясь скрыть свое смятение. – Похоже, мне уже пора.

– Надо тебе научиться расслабляться, – посоветовал Максвелл. – Не будь ты серьезным репортером с безупречной репутацией, я бы заключил по твоему непроницаемому лицу, что у тебя на уме какое-то безобразие. Это так?

– Не говори ерунды! – ответил я, не в силах сдержать раздражение в голосе.

– Ого! Да ты сегодня как будто встал не с той ноги, а? Я же просто пошутил. – Я ничего не ответил, и он продолжил: – Ты на своей машине едешь?

– Нет. Я еду поездом.

– Но хотя бы не один? – спросил он, глядя на меня с хитрецой. – Надеюсь, ты прихватил какую-нибудь хорошенькую блондинку, которая утешит тебя в дождливую погоду?

– Я путешествую один, – заверил я, стараясь не выказать, насколько я зол.

– Могу себе представить! Уж я не стал бы терять времени даром, отправляясь в отпуск на месяц.

– Вероятно, у нас разные предпочтения, – проговорил я, подходя к Джине. – Приглядывай за этим парнем, – сказал я ей. – Не позволяй ему совершать слишком много ошибок и сама не перерабатывай. Увидимся двадцать девятого числа.

– Желаю тебе хорошо провести время, Эд, – отозвалась она негромко. И не улыбнулась. Это меня встревожило. Она чем-то расстроена. – О нас не беспокойся. Все у нас будет хорошо.

– Уверен, что так и будет. – Я развернулся к Максвеллу. – До встречи, и удачной охоты.

– И тебе удачной охоты, брат, – отозвался он, пожимая мне руку.

Я оставил их, спустился в лифте на улицу, подозвал такси и велел водителю ехать в магазин «Барберини». Там я купил нужный Хелен светофильтр, затем снова взял такси и вернулся к себе на квартиру. Побросал в чемодан оставшиеся вещи, убедился, что запер все замки, и отправился на вокзал на очередном такси.

Я сожалел, что остался без машины, однако Хелен взяла свою, а две машины в Сорренто были бы не нужны. Меня не радовало путешествие из Рима до Неаполя на поезде. Расплатившись с таксистом, я отмахнулся от носильщика, который собирался уже схватить мой чемодан, и спешно вошел в просторное здание вокзала.

Купив билет до Неаполя и убедившись, что поезд еще не подан, я подошел к газетному киоску, где разжился стопкой газет и журналов. Все это время я старательно высматривал вокруг знакомые лица.

Я прекрасно сознавал, что у меня в Риме слишком много приятелей, чтобы я мог позволить себе ни о чем не тревожиться. В любой момент мог появиться кто-нибудь из знакомых. Мне не хотелось, чтобы до ушей Максвелла дошло, что я, вместо того чтобы уехать одиннадцатичасовым поездом в Венецию, садился на двенадцатичасовой до Неаполя.

Ждать оставалось еще десять минут, и я присел на одну из скамеек, стоявших в отдалении в углу. Принялся читать газету, скрывшись за развернутыми страницами. Эти десять минут я просидел как на иголках. Когда я наконец пошел на платформу, мне так и не встретился никто из знакомых. С некоторым трудом отыскав для себя место в поезде, я снова спрятался за газетой.

И только когда поезд отъехал от вокзала, я начал успокаиваться.

Пока все идет хорошо, сказал я себе. С этого момента можно считать, что я благополучно отправился в отпуск.

Но я все равно ощущал смущение. Лучше бы Хелен не звонила. Лучше бы Джина не слышала имени миссис Дуглас Шеррард. Лучше бы мне хватило силы воли не увлечься этой притягательной блондинкой. Теперь, когда я немного знал о ее прошлом, я понимал, что она вовсе не девушка моей мечты. Девушка, водившая компанию с таким типом, как Менотти, просто не может быть девушкой моей мечты. Я говорил себе, что это чистая физиология. Я просто похотливый дурак, что увлекся ею.

Все эти рассуждения ни к чему меня не привели. Я сознавал, что больше всего на свете хочу одного: провести месяц в ее обществе.

А коль скоро речь шла о Хелен – это было все равно что сказать, что мне конец.

III

Поезд прибыл на вокзал Сорренто с опозданием на двадцать минут. Он был набит битком, и у меня ушло еще какое-то время, чтобы выйти с платформы на площадь перед вокзалом, где выстроились такси и конные экипажи в ожидании пассажиров.

Я стоял на солнцепеке, высматривая Хелен, но ее нигде не было видно. Я поставил на землю свой чемодан, шуганув услужливого нищего, который хотел проводить меня до такси, и закурил сигарету.

Меня удивило, что Хелен меня не встречает, однако, если учесть, что поезд опоздал, она могла отправиться по магазинам, чтобы скоротать время, решил я. Поэтому я прислонился к вокзальной стене и принялся ждать.

Толпа, выплескивавшаяся из здания вокзала, понемногу рассеялась. Кого-то встретили друзья, кто-то ушел, некоторые нанимали такси и конные экипажи, пока на площади не остался только я один. Прошло, наверное, минут пятнадцать, Хелен по-прежнему не появлялась, и я начал терять терпение.

Может быть, она сидит где-нибудь в кафе на площади? Я подхватил свой чемодан и отнес его в камеру хранения. Затем, освободившись от ноши, прошелся по улице до центра города.

Я прогуливался, высматривая Хелен, но нигде ее не увидел. Я заглянул на парковку, но не заметил машины, которая могла бы принадлежать Хелен. Я зашел в одну из кафешек, сел за столик и заказал эспрессо.

С моего места были видны все подходы к вокзалу, а еще все машины, въезжавшие на площадь.

Время близилось к половине пятого. Я выпил эспрессо, выкурил три сигареты, затем, заскучав от ожидания, спросил у официанта, можно ли от них позвонить. Телефонистка нашла номер виллы не сразу, однако после небольшой задержки все-таки нашла, а после еще одной задержки сказала, что на звонок никто не отвечает.

Какое разочарование.

Возможно, Хелен забыла, в котором часу приходит поезд, только что выехала с виллы и сейчас как раз в пути. Сдержав свое нетерпение, я заказал еще эспрессо и уселся ждать, однако в десять минут шестого я был уже не просто раздражен, но и встревожен.

Что с ней случилось? Я знал, что она успела поселиться на вилле. В таком случае почему же она не встретила меня, как мы договаривались?

Когда она показывала мне карту, я более-менее понял, где расположена вилла. По приблизительным расчетам, милях в пяти от Сорренто, вверх в горы. Я сказал себе, что мне станет легче, если я чем-то займусь, вместо того чтобы сидеть в кафе, поэтому я решил прогуляться до виллы в надежде встретить Хелен по пути, когда она будет ехать вниз.

К вилле вела всего одна шоссейная дорога, так что шансов разминуться не было. Все, что требуется от меня, – идти по дороге, и рано или поздно мы встретимся.

Я неторопливо отправился в долгий путь до виллы.

Первую милю я пробирался через толпы туристов, которые глазели на витрины магазинов, ждали автобусов и вообще заслоняли собой ландшафт, однако, стоило вырваться из города и оказаться на вьющемся змеей в сторону Амальфи шоссе, как конкуренцию мне начали составлять лишь быстро несущиеся автомобили.

Через две мили шоссе раздваивалось, и боковая дорога уводила от главной вверх, в горы. Было уже двадцать минут седьмого, однако Хелен по-прежнему не появилась.

Я ускорил шаг, приступая к долгому, нелегкому подъему. Преодолев милю и так и не встретив Хелен, я обливался потом и нервничал.

Виллу, угнездившуюся на высоком холме с видом на залив Сорренто, я увидел за добрые полчаса до того, как добрался до нее. Она была именно такой прекрасной и вдохновляющей, как и обещала Хелен, однако в тот момент я был не в состоянии оценить ее красоту. Единственной моей мыслью было отыскать Хелен.

Она была права, когда говорила, что вилла стоит уединенно. Уединенно – это еще мягко сказано. Вилла стояла на собственной территории, и других домов в пределах видимости не было.

Я толкнул кованые ворота и ступил на широкую подъездную дорожку, обсаженную по бокам шестифутовыми георгинами всевозможных оттенков, тяжелые головки которых достигали восьми дюймов в диаметре.

Подъездная дорожка завершалась асфальтовой площадкой, на которой стоял «линкольн» Хелен с откидным верхом. Что ж, по крайней мере, я не разминулся с ней по дороге, подумал я, как только увидел автомобиль.

Я поднялся по ступенькам, ведущим к вилле. Парадная дверь была приоткрыта, и я толкнул ее.

– Хелен! Ты здесь?

Молчание, царившее в доме, подействовало на меня угнетающе. Я вошел в большой холл с мраморным полом.

– Хелен!

Я медленно переходил из комнаты в комнату. Здесь имелись просторная гостиная, где в алькове была устроена обеденная зона, кухня и большое патио с видом на море, плескавшееся примерно в двух сотнях футов внизу. На втором этаже было три спальни и две ванные комнаты. Вилла оказалась современная, прекрасно меблированная – идеальное место для отпуска. Я был бы от нее в восторге, если бы навстречу мне вышла Хелен. А так я задержался в доме лишь для того, чтобы убедиться, что на вилле ее нет, затем спустился в сад и принялся искать ее там.

На мои неоднократные крики никто не отозвался, и вот теперь я запсиховал по-настоящему.

Одна из садовых дорожек упиралась в ворота, которые были чуть приоткрыты. За воротами к вершине холма, поднимавшегося над виллой, вилась узкая тропинка. Не могла ли Хелен уйти сюда? – спросил я себя. Я решил, что не стану сидеть сложа руки в надежде, что Хелен появится сама. Эта тропинка показалась мне вторым возможным выходом с виллы. Я понимал, что никак не мог разминуться с Хелен, пока шел из Сорренто. Оставался шанс, что она отправилась на прогулку по этой тропинке и либо забыла о времени, либо с ней случилось какое-то несчастье.