Бегущий в Лабиринте (сборник)

Минхо посмотрел на него с нескрываемым раздражением.

– Чувак, звучит как оскорбление. Серьезно.

– Что?.. – смутился Томас. У него и в мыслях не было поддеть товарища.

– Мы в течение двух лет задницы надрываем, и теперь все, что ты можешь спросить, – почему мы такие слюнтяи, что ни разу не заночевали в Лабиринте? В самом начале нашлись смельчаки, попытавшиеся остаться снаружи на ночь. Все они погибли. Может, хочешь повторить их подвиг? Думаешь, один раз выжил, сможешь до бесконечности судьбу испытывать?

Томас смущенно покраснел.

– Нет. Извини.

Внезапно он почувствовал себя куском кланка. С Минхо трудно было поспорить. В душе Томас понимал, что и сам предпочел бы возвращаться каждый вечер в Глэйд живым и невредимым, чем гарантированно встречаться с гриверами. При мысли о них он поежился.

– Ну так вот. – К огромному облегчению Томаса, Минхо снова перевел внимание на кипы карт в ящике. – Жизнь в Глэйде, может, и не такая сладкая, но, по крайней мере, мы тут в безопасности. Еды в достатке, есть защита от гриверов. Так что мы не имеем права просить бегунов остаться в Лабиринте на ночь, рискуя жизнью. Ни за что. Во всяком случае, не сейчас. По крайней мере, не раньше, чем конфигурация стен подскажет, что проход действительно может где-то открыться. Пусть и временный.

– Насколько вы приблизились к разгадке?

Минхо пожал плечами.

– Трудно сказать… Мы не знаем, что еще можно сделать, и это здорово угнетает. Но мы не имеем права пропустить хотя бы один день, так как есть вероятность, что как раз в этот самый день проход и правда где-нибудь откроется. Мы не имеем права сдаваться. Ни в коем случае.

Томас удовлетворенно кивнул – решимость Минхо ему импонировала. Как бы плохо ни обстояли дела, но если они сдадутся, станет еще хуже.

Минхо извлек из ящика еще несколько листов – карты, созданные в последние несколько дней. Бегло их просмотрев, он пояснил:

– Каждый бегун ведает картами, относящимися к закрепленному за ним сектору. Как я сказал, мы сравнивали карты по дням, неделям и месяцам, но, честно говоря, так и не нашли ключ к разгадке. А если быть честным до конца, мы даже не знаем, что искать. На самом деле мы в дерьме, чувак.

– Мы не имеем права сдаваться, – монотонно произнес Томас, словно под гипнозом повторяя то, что Минхо сказал чуть раньше. Слово «мы» сорвалось с языка совершенно непроизвольно, и юноша понял, что действительно стал частью Глэйда.

– Точно, брат. Нельзя опускать руки. – Минхо аккуратно положил листы назад, закрыл ящик и встал. – Ладно. Что-то мы засиделись, пора отправляться. Первые дни ты будешь просто следовать за мной и наблюдать. Готов?

Томас почувствовал, как нервы напряглись, словно туго натянутые струны, а в животе защекотало. Час настал. Больше никаких раздумий, никакой болтовни – он находится в шаге от того, чтобы совершить первый настоящий поход в Лабиринт.

– Ну… Вроде.

– Никаких «вроде». Готов или нет? – Минхо посмотрел на него неожиданно сурово.

– Я готов, – твердо ответил Томас.

– Тогда вперед.

Глава тридцать третья

Они вышли через Западные Ворота в восьмой сектор и побежали по коридорам в глубь Лабиринта. Томас, не останавливаясь, все время бежал рядом с Минхо, сворачивая то влево, то вправо, и, казалось, нисколько не задумывался о выборе направления. Ранний утренний свет обладал какой-то необыкновенной чистотой и блеском, придавая окружающим предметам – плющу, потрескавшимся стенам, каменным блокам под ногами – яркие и резкие очертания. Несмотря на то что до полудня оставалось еще несколько часов, было достаточно светло. Томас старался не отставать от Минхо, иногда делая мощные рывки вперед, чтобы сократить временами увеличивающийся между ними разрыв.

Внезапно впереди показался небольшой прямоугольный проход, пробитый прямо в длинной стене, который вел в северном направлении. Выглядел он почти как обычный дверной проем, только без двери. Минхо промчался через него, не сбавляя скорости.

– Эти Ворота ведут из восьмого сектора – квадрат в центре слева – в сектор один – верхний левый квадрат. Как я сказал, Ворота всегда остаются на месте, но подход к ним может немного отличаться из-за постоянной перетасовки стен.

Томас последовал за Минхо в Ворота, отметив про себя, как тяжело он дышит. Виной всему нервное возбуждение, решил юноша, скоро дыхание опять станет ровным.

Они свернули направо и побежали по длинному коридору прямо, минуя несколько проходов, уходивших влево. Достигнув конца коридора, Минхо сбавил темп, перейдя почти на шаг, и, сунув руку за спину, извлек из бокового кармана рюкзака блокнот и карандаш. Не останавливаясь, сделал какую-то пометку и сунул их назад. Томасу стало любопытно, что записал Минхо, но не успел он открыть рот, чтобы это выяснить, как бегун объяснил:

– Я в основном… рассчитываю на зрительную память. – В голосе Минхо отчетливо слышались признаки напряжения. – Но примерно каждый пятый поворот делаю заметки, которые использую после возвращения. Чаще всего фиксирую изменения, которые произошли по сравнению со вчерашним днем. Таким образом, используя вчерашнюю карту, я потом быстро смогу нарисовать сегодняшнюю. Элементарно, чувак.

Томас пришел в восторг. В устах Минхо составление карт действительно представлялось довольно простым занятием.

Они пробежали еще немного и достигли пересечения коридоров. Перед ними открылось три возможных направления движения, однако Минхо без малейшего колебания свернул направо. Вытащив из кармана нож, он прямо на ходу срезал со стены большой пучок плюща, бросил его на землю себе за спину и побежал дальше.

– Хлебные крошки? – поинтересовался Томас, вдруг вспомнив старую сказку. Он почти перестал удивляться подобным внезапным проблескам памяти.

– Точно. Хлебные крошки, – отозвался Минхо. – Чур, я – Гензель, а ты – Гретель.

Они продолжали бежать все дальше в Лабиринт, сворачивая то вправо, то влево. После каждого поворота Минхо срезал и бросал на землю трехфутовые обрубки плюща. Томаса впечатляла сноровка куратора – тот проделывал все это, нисколько не сбавляя темпа бега.

– Ладно, – произнес Минхо. Теперь дышал он гораздо тяжелее. – Теперь ты.

– Что я?

Томас не ожидал, что в первый день ему придется делать что-нибудь самостоятельно, кроме как бежать следом за куратором и просто наблюдать.

– Срезай плющ. Ты должен выработать привычку делать это автоматически в течение всего пути. На обратном пути мы подбираем обрезки или просто отбрасываем их ногой в сторону.

Прошло довольно много времени, прежде чем у Томаса начало получаться на ходу срезать стебли, зато он делал что-то сам, чему был несказанно рад. После первых двух попыток ему пришлось делать рывки вперед, чтобы нагнать Минхо, в третий раз он порезал палец, однако где-то с десятой попытки юноша почувствовал себя вполне уверенно и на бегу срезал стебли почти так же ловко, как Минхо.

Пробежав еще некоторое расстояние – Томас понятия не имел, какое именно, но предполагал, что около трех миль, – Минхо перешел на шаг, а затем и вовсе остановился.

– Привал.

Он сбросил рюкзак на землю и достал из него бутылку воды и яблоко.

Томаса не пришлось упрашивать – он с радостью последовал его примеру и с жадностью прильнул к бутылке, наслаждаясь прохладной свежестью воды, потекшей по пересохшему горлу живительным ручейком.

– Притормози, – остановил его Минхо. – На обратный путь оставь.

Томас оторвался от бутылки, сделал глубокий удовлетворенный вдох и громко отрыгнул. Откусив от яблока, он почувствовал себя неожиданно посвежевшим. Внезапно мысли вернулись к тому дню, когда Минхо с Алби отправились посмотреть на мертвого гривера, после чего все пошло кувырком.

– Кстати, ты так и не рассказал, что случилось с Алби в тот день. Понятно, что гривер ожил, но как все вообще происходило?

Минхо тем временем снова взвалил на плечи рюкзак, очевидно, готовясь отправиться в путь.

– Что тут скажешь. Тварь только притворялась дохлой. Алби, болван, пнул его ногой, а эта гадина вдруг ожила, выпустила колючки и покатилась прямо на него. Правда, гривер себя странно повел – совсем не пытался атаковать. Мне показалось, что он хотел удрать, а Алби просто оказался у него на пути.

– Хочешь сказать, гривер драпанул от вас?

С учетом увиденного несколькими днями ранее, Томас с трудом верил в версию Минхо.

Тот пожал плечами.

– Ну да. По-моему, ему требовалась подзарядка или что-то типа. Хрен его знает.

– А что с ним могло произойти? Ты у него раны на теле или что-то необычное не заметил? – Томас и сам не знал, что пытался понять, но подспудно чувствовал, что странная перемена в поведении гривера произошла не случайно и разгадка тайны может помочь им в будущем.

Минхо призадумался.

– Нет. Гадина просто выглядела мертвой; валялась, как восковая фигура, а потом – раз! – и резко ожила.

Томас лихорадочно думал, пытаясь найти во всем какой-то смысл, хотя даже не знал, с чего начать и в каком направлении двигаться.

– Интересно, куда он сбежал… Ты не в курсе, где вообще скрываются гриверы? – Он помолчал секунду-другую, затем добавил: – Никогда не пробовали за ними проследить?

– Господи! У тебя и правда мания самоубийства какая-то. Жить надоело? Поднимайся. Надо идти.

Минхо развернулся и направился дальше.

Томас бежал следом, на ходу пытаясь самому себе ответить на вопрос, который сидел у него глубоко в мозгу и не давал покоя: почему внешне мертвый гривер внезапно вернулся к жизни и, главное, где потом скрылся…

Раздосадованный тем, что не знает ответа, он поспешил за Минхо.

Они бежали еще примерно два часа, прерываясь на небольшие остановки, которые, казалось, раз от раза становились короче. В какой бы хорошей физической форме Томас ни находился, он изрядно устал.

Наконец Минхо в очередной раз остановился и снял рюкзак. Опустившись на землю и откинувшись спиной на мягкий плющ, они молча приступили к обеду. Томас с огромным удовольствием смаковал каждый кусочек сэндвича и овощей, пережевывая пищу как можно медленнее. Он тянул время, понимая, что Минхо поднимет в дорогу сразу после того, как он сделает последний глоток.

– Сегодня изменения есть? – спросил он.

Минхо хлопнул по кармашку рюкзака, в котором лежал блокнот.

– Обычные перетасовки стен. Ничего такого, от чего твоя тощая задница пустилась бы в пляс.

Томас задрал голову и сделал большой глоток воды, глядя на тянущиеся ввысь стебли плюща на противоположной стене. В листве мелькнули красные огоньки и знакомый серебристый отблеск. Сегодня он видел такое довольно часто.

– А что это за жуки-стукачи такие? – спросил он. Ими, казалось, кишел весь Лабиринт. Затем Томас вспомнил, что увидел в Лабиринте ночью. С тех пор так много произошло, что у него не было времени спросить. – И почему у них на спинах написаны слова «это порок»?

– Мы не смогли поймать ни одного из них. – Минхо покончил с едой и засунул коробку для обедов назад в рюкзак. – И что значат слова, не знаем. Возможно, их написали, чтобы нас запугать. Но, скорее всего, жуки шпионят. Шпионят на них. Другого объяснения у нас нет.

– На кого – на них? – спросил Томас, готовясь задать Минхо еще несколько вопросов. В нем снова закипала ненависть к людям за пределами Лабиринта. – Догадки есть?

– Мы понятия не имеем, кто такие Создатели. – Минхо непроизвольно сжал кулаки, словно душил кого-то. Лицо его побагровело. – Жду не дождусь, когда смогу добраться до них и вспороть…

Но не успел куратор закончить свою мысль, как Томас вскочил и побежал на другую сторону коридора.

– Что это?

– А-а, ты об этом, – вяло отозвался Минхо.

Томас приблизился к источнику блеска, раздвинул в стороны стебли плюща и непонимающе уставился на квадратную металлическую табличку со словами, выбитыми на ней крупными заглавными буквами. Он провел рукой по выпуклой надписи, словно желая удостовериться, что зрение ему не изменяет.

ЭКСПЕРИМЕНТ «ТЕРРИТОРИЯ ОБРЕЧЕННЫХ»

ПРОГРАММА ОПЕРАТИВНОГО РЕАГИРОВАНИЯ

ОБЩЕМИРОВАЯ КАТАСТРОФА

Прочитав текст вслух, юноша повернулся к Минхо.

– Это что такое?

Томас не сомневался, что надпись имеет непосредственное отношение к Создателям. По телу побежал холодок.

– Да черт его знает. Этим весь Лабиринт увешан. Как будто «знак качества» поставили на свое великолепное творение, ублюдки. Я уже давно перестал обращать внимание.

Томас снова повернулся к зловещей надписи, пытаясь подавить нарастающее беспокойство.

– Звучит не очень-то обнадеживающе. Катастрофа. Территория обреченных. Эксперимент. Шикарно, ничего не скажешь.

– Да уж, Шнурок. Шикарнее не придумаешь. Пойдем.

Томас неохотно отпустил стебли плюща, тут же скрывшие табличку, закинул рюкзак за спину и побежал вслед за Минхо, ни на минуту не переставая думать о загадочных словах.

Спустя час после обеденного привала, когда они оказались в конце очень длинного прямого коридора без единого ответвления в стороны, Минхо остановился.

– Последний тупик, – сказал он спутнику. – Нужно возвращаться.

Томас громко вздохнул, стараясь не думать о том, что они провели в Лабиринте лишь половину положенного времени.

– Ничего нового?

– Нет. Стандартные изменения, – сухо ответил Минхо, глядя на часы. – Полдня прошло, пора назад.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и побежал в обратном направлении.

Томас потрусил следом, досадуя, что они не могут задержаться и тщательно исследовать стены.

– Но… – начал было Томас, поравнявшись с Минхо.

– Не обольщайся, чувак. Вспомни, что я говорил раньше: мы не можем рисковать понапрасну. К тому же сам подумай: ты правда считаешь, что где-то здесь есть выход? Секретная дверь, например, или типа того?

– Н-не знаю… Может, и есть. Как-то ты пессимистично настроен.

Минхо замотал головой и смачно харкнул на стену слева от себя.

– Нет никакого выхода. Все эти перемещения – лишь вариации на тему. Стена – это просто стена и ничего более. Без тайных проходов.

Томас чувствовал, что Минхо прав, но не мог смириться с поражением.

– Откуда ты знаешь?

– Будь уверен, выродки, которые напустили на нас гриверов, не дадут выбраться просто так.

После таких слов Томас даже засомневался, а есть ли вообще смысл в дальнейших исследованиях Лабиринта.

– Тогда зачем вообще рыпаться? Живите себе спокойно и ни о чем не думайте.

Минхо мельком глянул на него.

– Зачем рыпаться? Затем, что отсюда возможно выбраться! Иначе во всей этой затее с Лабиринтом просто нет смысла. Но если ты думаешь, что мы где-нибудь найдем небольшую красивую дверь, ведущую в Счастливый Город, ты явно не в себе.

Томас посмотрел вдаль. Он ощутил такую безнадежность, что едва не остановился.

– Дерьмово.

– Самое умное, что ты произнес за сегодня, Шнурок.

Минхо с шумом выдохнул и продолжил бег, а Томас сделал единственное, чему пока научился лучше всего, – помчался следом.

Из-за страшного изнеможения остаток дня Томас почти не запомнил. Вернувшись в Глэйд, они с Минхо немедленно отправились в Картохранилище, где начертили карту сектора и сравнили ее с картой предыдущего дня. Вскоре Ворота закрылись на ночь, после чего Томас отправился ужинать. Чак несколько раз пытался завязать с ним разговор, но от усталости юноша почти не слышал его и лишь изредка бездумно кивал в ответ.

Не успели еще сумерки смениться темнотой ночи, а Томас уже лежал, свернувшись клубком на мягкой листве плюща в облюбованном юго-западном углу Глэйда, и думал о том, сможет ли заставить себя снова выйти в Лабиринт. От мысли, что сегодняшний подвиг придется повторить и завтра, бросало в дрожь. Особенно после осознания тщетности попыток найти выход. Работа бегуна вмиг утратила былое очарование. А ведь прошел всего один день.

Запал в душе и уверенность в том, что можно изменить ситуацию, окончательно угасли, а обещание, данное самому себе – вернуть Чака в лоно семьи, – растворилось в полнейшем изнеможении, боли и ощущении безнадежности.

Он уже почти засыпал, когда в голове вдруг зазвучал голос – нежный девичий голос, славно исходивший из уст прекрасной феи, заточённой у него в мозгу. На следующее утро, когда все перевернулось с ног на голову, юноша уже не смог бы точно ответить, слышал ли что-то на самом деле или ему только пригрезилось.

Однако все-таки Томас четко уловил и запомнил каждое слово:

– Том, я только что запустила процесс Окончания.

Глава тридцать четвертая

Томас очнулся, окутанный слабым мертвенным светом. Сначала он подумал, что просто проснулся раньше положенного и до рассвета оставался еще час, но затем услышал крики. Он посмотрел вверх, сквозь ветви деревьев, и вместо привычного утреннего неба, подернутого бледными красками рассвета, увидел над собой безжизненную серую плоскость.

Он вскочил на ноги, ухватился рукой за стену, чтобы удержать равновесие, и, разинув рот, уставился в небо – не голубое, не черное, лишенное звезд или предрассветного пурпурного оттенка. Буквально каждый его клочок выглядел абсолютно бесцветным и мертвым.

Томас посмотрел на часы – он проспал лишний час после подъема. Яркий солнечный свет должен был разбудить юношу, как будил каждый день с момента появления в Глэйде.

Но не сегодня.

Он снова задрал голову, надеясь увидеть, как небо постепенно возвращается в обычное нормальное состояние. Оно оставалось монотонно серым. Без единого облачка, без признаков заката или зари. Просто серым.

Солнце исчезло.

Глэйдеры стояли в центре площади возле Ящика и, тыча в мертвое небо пальцами, оживленно переговаривались. Судя по времени, завтрак должен был давно закончиться, а подростки – приступить к повседневным обязанностям. Но бесследное исчезновение крупнейшего объекта Солнечной системы вмиг разрушило давно заведенные порядки.

Томас молча наблюдал за поведением толпы. Хотя инстинкт подсказывал ему, что в подобной ситуации стоило бы забеспокоиться, он сохранял хладнокровие. Более того, удивлялся тому, что большинство глэйдеров повели себя словно беззащитные птенцы, вывалившиеся из гнезда. Смех, да и только!

Разумеется, солнце никуда не исчезло – физически не могло этого сделать, хотя все выглядело именно так: огромный огненный шар в небе и утренние косые тени на земле действительно отсутствовали.

Впрочем, Томасу, как и остальным глэйдерам, хватало ума и рациональности мышления, чтобы не поверить в такую чушь, как исчезновение светила. То, чему они стали свидетелями, имело какое-то разумное научное объяснение, но каким бы оно ни было, Томасу стало очевидно одно: тот факт, что теперь они не видят солнца, мог означать, что в действительности они вообще никогда его не видели. Настоящая звезда просто так исчезнуть не может, и, вероятно, небо над Глэйдом – искусно созданная имитация.

Иными словами, солнце, которое два года освещало Глэйд, давало тепло и жизнь всем его обитателям, оказалось вовсе не солнцем, а подделкой. В сущности, подделкой в этом месте было все.

Томас понятия не имел, что все это значит и какие последствия за собой повлечет, но твердо знал, что прав. Это было единственное объяснение, которое принимал его рациональный ум. Впрочем, судя по реакции глэйдеров, никто из них пока не догадался, что произошло на самом деле.

Томаса как ножом по сердцу резанули, когда к нему подошел насмерть перепуганный Чак.

– Что случилось? – спросил мальчик с дрожью в голосе. Он не сводил глаз с неба, и Томас подумал, что у Чака наверняка уже шея затекла. – Похоже на здоровенный серый потолок. Да такой низкий, что кажется, будто можно рукой дотянуться.

Томас посмотрел вверх. Второй раз за двадцать четыре часа Чак высказал вслух то, что вертелось у него на языке. Небо действительно выглядело как потолок. Потолок огромной комнаты.

– Точно. Тут что ни день, то сенсация. Может, сбой какой-то произошел и скоро все наладится.

Чак оторвал взгляд от неба и посмотрел на Томаса.

– Сбой? И как это понимать?

Не успел Томас открыть рот, чтобы ответить, как вспомнил слова Терезы, прозвучавшие у него в голове перед сном: я только что запустила процесс Окончания. Совпадения быть не могло. Томаса прошиб холодный пот. Каким бы ни было солнце – настоящим или искусственным, – оно исчезло. И ничего хорошего это не предвещало.

– Томас? – Чак легонько коснулся его плеча.

– Что?..

– В каком смысле «сбой»? – повторил мальчик.

Томасу требовалось какое-то время, чтобы хорошенько все обдумать.

– Гм… Думаю, в этом месте есть что-то такое, чего мы не пока не знаем. Нельзя просто так заставить солнце погаснуть. К тому же света и так предостаточно, хоть он и тусклый. Возникает вопрос: откуда он?

Чак вытаращил глаза, будто ему только что раскрыли величайший секрет Вселенной.

– А правда, откуда свет, Томас? Как думаешь, что вообще происходит?

Томас положил руку на плечо мальчика и слегка сжал. Чак поставил его в тупик.

– Без понятия, Чак. Абсолютно без понятия. Но уверен, Ньют и Алби разберутся, что к чему.

– Томас! – К ним бежал Минхо. – Хорош трепаться с Чаки. Собирайся быстрей. И так припозднились.

Томаса словно обухом огрели по голове. Он почему-то решил, что пропажа солнца разрушит все их планы на сегодняшний день.

– Вы все равно пойдете в Лабиринт? – спросил Чак, очевидно, удивленный не меньше.

Томас был рад, что мальчик задал этот вопрос вместо него.

– Разумеется, пойдем, шанк, – ответил Минхо. – А тебе разве не надо кланк выгребать? – Он перевел взгляд на Томаса. – Теперь у нас еще больше причин исследовать Лабиринт. Если солнце на самом деле погасло, растения и животные долго не протянут. Я бы сказал, градус отчаяния несколько повысился.

Томас остолбенел, испытывая смесь восторга и страха, когда до него дошло, к чему клонит куратор.

– Хочешь сказать, мы останемся там на ночь, чтобы тщательно изучить стены? – спросил он.

Минхо покачал головой.

– Нет. Не сегодня, но, возможно, скоро. – Он задрал голову к небу. – М-да, знатное утречко выдалось, ничего не скажешь. Ладно, потопали.

Они с Минхо быстро собрали рюкзаки и наспех позавтракали. За это время Томас не проронил ни слова; ему было не до разговоров, так как все мысли крутились вокруг плоского серого неба и того, что ему мысленно сообщила Тереза перед сном, – он не сомневался, что слова принадлежали ей.

Что она подразумевала под Окончанием? Юношу так и подмывало поделиться этим с кем-нибудь, а еще лучше – со всеми сразу.

Впрочем, он не понимал, что значат ее слова, да и боялся признаться, что слышит в мозгу голос девушки. Чего доброго, его сочтут сумасшедшим и запрут в Кутузке. И на сей раз надолго. Хорошенько все взвесив, он решил пока держать рот на замке.

Второй тренировочный день вместе с Минхо начался под тусклым бесцветным небом.

Они наткнулись на гривера еще до того, как достигли Ворот, соединяющих восьмой и первый сектора.

Минхо опережал Томаса на несколько футов. Не успел он завернуть за угол, как резко затормозил и чуть не упал, по инерции подавшись вперед. Отпрыгнув назад, куратор схватил Томаса за майку и вдавил в стену.

– Тс-с, – прошептал он. – Там гривер, чтоб его!

Сердце Томаса, которое и до этого билось тяжело, начало колотиться в бешеном ритме.

Минхо прижал палец к губам. Выпустив майку напарника, он отступил на шаг, а затем осторожно прокрался к углу, за которым увидел гривера. Очень медленно он вытянул шею вперед и заглянул за стену. Томас еле сдержался, чтобы не крикнуть Минхо быть осторожнее.

Голова куратора дернулась назад. Повернувшись к Томасу, он еле слышно прошептал:

– Он просто сидит там без движения. Прямо как тот, которого мы приняли за мертвого.

– И что нам делать? – спросил Томас как можно тише. Юноша изо всех сил пытался справиться с приступом паники. – Он к нам не приближается?

– Нет, идиот! Я же сказал – просто сидит там и не шевелится!

– Ну и?.. – Томас развел руками. – Что делать-то будем?

Оставаться в такой близости от гривера ему совсем не улыбалось.

Минхо помолчал несколько секунд, видимо, тщательно обдумывая, как поступить, затем ответил:

– Другого пути в наш сектор нет. Давай немного подождем. Если тварь поползет к нам, побежим назад в Глэйд.

Он снова заглянул за угол и тут же резко обернулся.

– Черт, гаденыш смылся! За мной!

К счастью для Томаса, Минхо не стал дожидаться ответа, поэтому не увидел его перекошенное страхом лицо. Куратор сорвался с места и побежал туда, где только что находился гривер. Томас припустил следом, несмотря на то, что инстинкт убеждал оставаться на месте.

Ребята пробежали по длинному коридору, свернули налево, потом направо. Прежде чем поворачивать в боковые проходы, они останавливались, Минхо осторожно заглядывал за угол, сообщал Томасу, что вдали за очередным поворотом скрылся хвост гривера, после чего они бежали дальше. После десяти минут погони бегуны очутились в длинном коридоре, заканчивающемся Обрывом, за которым не было ничего, кроме безжизненного неба. Гривер направился прямо к пропасти.

Минхо остановился так внезапно, что Томас на полном ходу чуть не налетел на него. На их глазах гривер вобрал в себя шипы, подкатился к самому краю Обрыва и прыгнул в бездну. Он исчез бесследно, словно его и не было.