4 июля 1917 года.
Около часу ночи в Таврическом дворце, в комнате большевистской фракции Совета, состоялось совещание членов ЦК, Петроградского Комитета и Военной организации большевиков совместно с Комитетом межрайонцев. Обсуждался вопрос о демонстрации.
После того, как к двум часам ночи к Таврическому дворцу подошло около тридцати тысяч рабочих Путиловского завода, а из Кронштадта тогда же позвонил Раскольников и сообщил, что помешать выступлению матросов невозможно, и утром они уже будут в Питере, было принято решение об участии в вооружённом движении солдат и матросов.
ЦК принял решение возглавить “мирную, но вооружённую” демонстрацию.
"Обсудив происходящие сейчас в Петербурге события, заседание находит: создавшийся кризис власти не будет разрешён в интересах народа, если революционный пролетариат и гарнизон твёрдо и определённо немедленно не заявит о том, что он за переход власти к Совету Рабочих и Крестьянских Депутатов. С этой целью рекомендуется немедленное выступление рабочих и солдат на улицу для того, чтобы продемонстрировать выявление своей воли".
Это был, собственно, призыв вооружённой силой свергнуть Временное правительство.
Из готовящегося набора "Правды" было изъято обращение ЦК с призывом к сдерживанию масс, и наутро газета вышла с белой дырой в тексте.
Ленин позднее объяснял, что решение принять участие в вооружённой демонстрации было принято исключительно для того, чтобы придать ей мирный и организованный характер.
Он находился в это время в кратковременном отъезде в Финляндию и как бы ничего не знал. Впрочем, ЦК уже отправил за ним гонцов.
Тем же утром 4 июля в Кронштадте на Якорной площади собрались матросы и, сев на буксирные и пассажирские пароходы, двинулись в Петроград. Пройдя морским каналом и устьем Невы, матросы высадились на пристани Васильевского острова и Английской набережной. К ним подбежал представитель большевиков и сообщил маршрут дальнейшего шествия. Прежде всего идти к дому Кшесиньской. К штаб-квартире большевиков.
В десять утра прибыл из Ораниенбаума также находящийся на стороне большевиков Второй Пулемётный полк.
Параллельно анархисты выдвинули лозунги "Долой Временное правительство!", "Безвластие и самоустройство". Итогом стало то, что выступление приняло форму вооружённой демонстрации. Никем не управляемая толпа численностью, по разным оценкам, от нескольких десятков до сотен тысяч двинулась вперёд.
Вооружённая демонстрация прошла по Троицкому мосту, Садовой улице, Невскому проспекту и Литейному проспекту, двигаясь к Таврическому дворцу.
На углу Литейного проспекта и Пантелеймоновской улицы отряд матросов подвергся пулемётному обстрелу из окон одного из домов. Трое кронштадтцев были убиты и более десяти – ранены. Матросы схватились за винтовки и стали беспорядочно стрелять во все стороны.
Стычки и перестрелки происходили у Николаевского вокзала, на Садовой улице, на углу Невского проспекта и Садовой, на Знаменской площади, на Обводном канале и так далее.
Кто стрелял по демонстрантам? Неизвестно. Да кто угодно мог. От правых экстремистов до агентов анархистов или большевиков, желающих спровоцировать вооружённые действия со стороны шествия. Да-да, и такое не представляется невозможным.
Впрочем, атмосфера была такой, что вооружённые столкновения были уже неизбежны.
К середине дня площадь перед Таврическим дворцом заполнилась многотысячной толпой солдат семи полков петроградского гарнизона, кронштадтских матросов, рабочих Путиловского завода и Выборгской стороны, которую в целом не контролировали ни Совет, ни штаб округа, ни большевики.
Зашедшая в Таврический дворец группа из этой толпы искала на заседании Совета министра юстиции Переверзева, но, не найдя, вместо него забрала одного из лидеров эсеровской партии и по совместительству министра земледелия Виктора Чернова.
И то, какая разница?
Члены Исполкома Совета пробовали образумить матросов, окруживших Чернова, но немедленно получили ряд увесистых пинков. Затем подошли другие участники заседания, которых кронштадтские матросы милостиво просто оттолкнули прикладами.
Чернова посадили в автомобиль, порвав при этом пиджак, и заявили, что не отпустят, пока Совет не возьмёт власть. Неизвестный рабочий, поднеся к лицу министра кулак, заорал: "Ну бери власть, коли дают!"
Рабочему было невдомек, что перед ним и так член правительства, и он считал, по-видимому, что наставляет уму-разуму всего лишь. представителя Петроградского Совета.
Впрочем, верно и то, и другое – Чернов состоял и в правительстве, и в Петросовете.
В общем, Александра Первого за сто с лишним лет до этого приглашали взять власть намного вежливее.
Вождь эсеровской партии не мог скрыть своего страха перед толпой. У него дрожали руки, смертельная бледность покрывала перекошенное лицо, седеющие волосы были растрёпаны.
Неожиданно появился Троцкий, настроенный, похоже, весьма решительно.
Подойдя к автомобилю, он лихо вскочил на передок и, как на импровизированной трибуне, широким энергичным взмахом подал сигнал к молчанию. Все стихли, воцарилась мертвая тишина.
Громким отчетливым металлическим голосом Троцкий произнес короткую речь Ничего особо нового речь не содержала. Обычные характерные для тех времён лозунги, смешанные с комплиментами слушателям за их решительные действия, разумеется, продиктованные благородными намерениями.
– Товарищи кронштадтцы, краса и гордость русской революции! Я убеждён, что никто не омрачит нашего сегодняшнего праздника, нашего торжественного смотра сил революции ненужными арестами.
Закончил Троцкий спич призывом соблюдать революционную законность, после чего грозно вопросил:
– Кто за насилие над Черновым, пусть поднимет руку!
Никто, разумеется, не шелохнулся.
– Гражданин Чернов, вы свободны, – торжественно возгласил Троцкий, оборачиваясь всем корпусом к министру земледелия и жестом руки приглашая его выйти из автомобиля. Тот был ни жив ни мертв.
Лидер большевиков в Кронштадтском Совете Раскольников помог Чернову сойти с автомобиля. С вялым, измученным видом, нетвердой, нерешительной походкой тот поднялся по ступенькам и скрылся в вестибюле дворца.
Удовлетворенный собой Троцкий ушел вместе с ним.
Толпа ещё некоторое время безмолвствовала.
Нет, все ощущали огромное желание насаждать революционную законность, но не знали – куда бежать и что для этого насаждения делать. Таков уж был магический эффект от ораторского таланта Троцкого.
Подозреваю, что если бы Лев Давидович поставил своей целью отправить их на германский фронт, все уже неслись бы со всех ног сражаться с немцами.
Впрочем, у демонстрантов уже намечались проблемы не менее серьёзные, но абсолютно реальные.
Временное Правительство находилось у власти уже четыре месяца и чувствовало себя гораздо увереннее, чем, скажем, в апреле.
Как и сторонники правительства. Поэтому уже четвёртого числа к вечеру верные законной власти воинские части приступили к ликвидации беспорядков.
Узнав по телефону об аресте Чернова и насилиях моряков в Таврическом дворце, Половцов решил, что пора перейти к активным действиям. Он приказал полковнику конноартиллерийского полка Ребиндеру с двумя орудиями и под прикрытием сотни казаков Первого Донского полка двинуться на рысях по набережной и по Шпалерной к Таврическому дворцу и после краткого предупреждения, или даже без него, открыть огонь по толпе.
Ребиндер, достигнув пересечения Шпалерной с Литейным проспектом, был обстрелян с двух сторон. На Литейном мосту ему противостоял десяток каких-то личностей в арестантских халатах с пулемётом.
Ребиндер, не долго думая, приказал снять орудия с передков и открыть ответный огонь. Один снаряд разорвался у Петропавловской крепости. Другим был нечаянно разогнан митинг у Михайловского артиллерийского училища (а что делать, митинговали везде, куда ни стреляй – попадёшь в какой-нибудь митинг). Третий попал. Восемь человек полегли на месте, а остальные разбежались.
Толпа у Таврического дворца, услышав близкий артиллерийский огонь, после чего попав под винтовочный обстрел и узрев решительно настроенных донских казаков, панически разбежалась во все стороны.
И всё! Бунт был подавлен! Как известно, революцией называют восстание, увенчавшееся победой. В противном случае это – бунт или мятеж.
События четвёртого июля ясно показали, что солдаты, матросы и рабочие, выступившие на стороне большевиков, рисковать пролить кровь не желали ни за какие коврижки.
Одно дело горлопанить на митингах или оскорблять безобидного штатского – и совсем другое – противостоять настоящим профессиональным воинским частям, которые не задумаются открыть огонь, в том числе и из пушек. Конечно, надо тикать – они ж попасть могут!
Боеспособность распропагандированных большевиками солдат, да и кронштадтских матросов, оказалась нулевой.
Кстати, Ленин (по зову ЦК, наверное) уже четвёртого июля вернулся в Питер. Чтобы вместо победных реляций узнать о разгроме выступления и понять, что придётся переходить на нелегальное положение.
Впрочем, сильно подозреваю, что отъезд его накануне из Петрограда имел целью обеспечить алиби. Уж кого станут победившие власти разыскивать в первую очередь – ясно было как Ленину, так и ЦК.
Поэтому в тот же день вождь большевиков переехал на конспиративную квартиру.
И не зря. В это время Временным Правительством уже был отдан приказ об аресте Ленина и его ближайших соратников. Сталина, почему-то считавшегося умеренным, в списке не было. Как ни странно, действительно самый ярый противник вооружённых выступлений Лев Каменев там имелся.