Интермедия Шестая
Что поддерживает в бессмертном его искру жизни? Лишь бесконечные долги и чувство вины, которые он оставляет за собой. Любовь не даёт ему упасть вниз – в самое сердце ада. Чтобы это пламя не угасло – ему постоянно требуется подпитка.
Мой бессмертный брат и я – почти одинаково стары. В конечном счёте, какая разница: три иди десять тысяч лет? Прожив хоть десятую часть этого срока – контуры времени стираются окончательно. И каждая новая секунда пропитывает каждый атом наших тел невыразимой болью. Невыносимо это терпеть, но у нас не остаётся выбора. Нет существ более жалких, чем мы. И стоит только подстроиться под тон этой боли – она сразу берёт новый лад и терзает нас с новой силой. Каждый раз всё начинает сначала.
– Я бы мог украсить эту историю самыми интересными подробностями – чудесами навсегда ушедших времён, которые тебе даже и не снились, – сказал я Машеньке, – но, к сожалению, у меня на это не хватит сил. Я должен как можно скорее поставить в ней точку.
– Разве ты ещё не закончил?! Как по мне, всё то, что ты рассказал – хорошее окончание. Если ты ждёшь от меня этих слов – то я скажу их: ты исповедался. Я прощаю тебе все твои грехи. Я не держу больше зла на тебя – и никто не держит. Ты сделал всё, что было в твоих силах, чтобы стать хорошим человеком. Отдохни. Ну же, иди ко мне.
И моя голова упала к ней на колени. Они были мягкими и тёплыми.
Мы возвращаемся домой. В края, где сказочный остров стоит на реке, а окружает его мир совсем не волшебный, как может показаться на первый взгляд – скучный серый город, над которым день и ночь висят тучи заводского дыма. Мы могли бы найти место для жизни намного лучше этого. И всё же, я везу её в город, в котором она родилась, и где я готовился сказать свои последние слова.
– Хорошо, что мы скоро снова будем дома, – сказала она.
– Да, я тоже очень рад. Особенно, что мы возвращаемся только вдвоём, без этого сумасшедшего.
– Я думала, что к собратьям по несчастью относятся более дружелюбно.
– Он вечно перебивает меня – не даёт сказать всё самому. И эта его «дорогуша»… Это ведь моя история, а не его.
– Но ведь он тоже в ней участвует.
– К счастью, больше нет.
Мы сбежали от него. Он попросил нас побыть ещё пару деньков в Бухаресте, пока он покончит со всеми делами там – ему нужно было поджечь своё кафе и доказать, что это сделал кто-то другой. Всё это – необходимо для того, чтобы исполнить нашу общую мечту и умереть.
Мы сказали ему, что подождём. И в тот же день покинули румынскую столицу. Когда он нас хватится – уже не сможет нас найти. По крайне мере, быстро. А когда он справиться – всё будет уже кончено. И это счастье, которое не поддаётся словам – выше всякой радости и наслаждения – наконец-то освободиться, и от жизни, и от него. На этот раз – навсегда.
Приехали мы на рассвете. Ещё даже не проснувшись, ей захотелось снова повидать знакомые места – как будто не успеет ещё на них насмотреться.
– А ты боишься, что мы встретим моего жениха? – спросила она, не раскрывая глаз, протягивая руку за чашкой кофе на столе.
– Нет. С чего бы это? Я ведь оставил ему столько денег, что он должен обнять и расцеловать меня при встрече. Я ведь друг семьи.
– Ну, он у меня и правда не очень ревнивый. Зато я точно знаю, что он любит меня.
– Я понимаю.
– И всё же, тебе не стоит быть настолько самоуверенным. Он ведь не знает, что было между нами. Ещё может и разозлиться.
– А что было между нами? Кажется, я что-то упустил.
Она ничего не ответила. Я стукнул себя по лбу и улыбнулся:
– Прости старого дурака. Конечно, было. Но он ничего и не узнает, если ты вдруг не захочешь ему рассказать.
– Ничего я ему не скажу. Если честно, то я уже жалею обо всём. Я согласилась слушать твою историю, а больше ничего в мои обязанности не входило.
Она замолчала. Я тоже больше ничего сказать не мог.
Наши планы, если таковые когда-либо существовали, нарушил этот мерзавец. Он установил на нас датчики слежения, а мы их даже не заметили. Вот урод – даже я не мог предположить, что он дойдёт до такого. Как же жаль, что избавиться от него – невозможно. Когда же всё это уже кончится?!
– Нет, я вовсе не обижаюсь на вас, что вы бросили меня одного.
Прекрасный вид из окна. Всё это – под прекрасное вино на крыше ресторана. Я думаю, что было, если бы я сбросил его отсюда? Вероятно, через пять минут подымится на лифте и снова будет тянуть свою волынку.
– Но, пожалуйста, больше так не поступайте. Все эти слежения и погони – меня жутко утомляют.
– Что, покончил уже со своими делами?
– Почти, но остальное от меня уже не зависит. Можешь считать, что да – я полностью готов к нашему последнему путешествию. Ты ещё не успел рассказать самое главное? Надеюсь, что нет – я очень торопился.
– Только тебя и ждал – только тебя…
– О, я так рад!
– На самом деле, я уже закончил историю. Видимо, у тебя остались ещё какие-то дела, потому что со своими я уже покончил.
– Что?! Может, всё дело в неоплаченном счёте в ресторане… – задумался этот мерзавец.
– Постой, когда это ты успел всё рассказать?! Сам же сказал, что ещё не всё, а теперь говоришь, что закончил. И почему я не слышала тогда эту историю?!
Мерзавец просиял.
– Я ведь насквозь вижу все твои подлые лживые мысли, дорогуша. Всегда знал, что ты будешь оттягивать этот момент до последнего. Но вот, я здесь, и самое время начинать.
– Это грубо. И мне ведь всё приходится терпеть. Тебе ведь так не терпится умереть – а может, мне просто ничего не рассказывать, подождать тысячу лет и начать всё заново, чтобы ты хоть на пару веков перестал чувствовать себя пупом вселенной.
– Какой же ты ненадёжный. А главное – такой обидчивый. Ну давай, подождём ещё тысячу лет, пока ты привыкнешь к моему характеру. А ведь я к твоему привыкал ещё дольше – уж можешь мне поверить.
– Ну, кончайте уже! Ссоритесь, как какие-то старики. А обо мне хоть кто-нибудь из вас вспомнил?! Какие тысячу лет?! Чего вы ждать-то столько будете?! Вы, может, и забыли, но люди столько не живут. А я, может, тоже хочу услышать конец истории.
– Я могу сам её для тебя закончить, – предложил этот мерзавец, – а вот он – пускай обижается на меня за это три века, затем три века не будет даже вспоминать обо мне, а уж через тысячу лет – соберётся снова рассказывать свою историю.
Это было последней каплей. Я встал и вышел из-за стола. А потом, вообще из ресторана. Тысячу раз убил бы этого мерзавца – даже сотни тысяч – по сотне раз за каждый случай, когда он убивал меня или выкидывал нечто подобное. Тысячу раз смотрел бы, как он исчезает. Но, если я и правда хочу поскорее завершить свой жизненный путь – то всё же, рано или поздно, эта история должна быть закончена. Вот только, смогу ли я это сделать, зная, что одна её часть будет вылетать из моего рта, а другая – из его.
Мне стоило какое-то время побыть наедине с собой, чтобы вспомнить самую неприятную часть моего рассказа. От того, что о завершающей и самой ужасной части своей истории я буду говорить не один – мне становилось ещё хуже. Но разве я мог что-либо здесь изменить?! Нет, только смириться с тем, что было. Вспоминать и рассказывать об этом – значит заново переживать всё, что было. Многие на моём месте уже давно сошли бы с ума.
Эти двое даже и не думали меня искать. Всё правильно – я сам найду их, если захочу. Без своих датчиков – его навыки слежения уже устарели и никуда не сгодятся. Я нашел их в отели, о котором подумал, что именно в нём она захотела бы остановиться на эту ночь. Это её родной, но почему бы нам и не переночевать в самом лучшем номере самой дорогой гостиницы. Номер для троих президентов. Но внутри я встретил только своего бессмертного брата-мерзавца, отдыхавшего в мягком кресле у окна с видом на пляж.
– Если ты хочешь, чтобы я извинился – я могу, мне не трудно, – сказал он, – притом самым искренним образом. Вот только девушку ты выбрал себе не по характеру. Ты бы только видел, как она разозлилась на твою выходу.
– Мою выходку?! Это ты всё подстроил и нарочно мне испортил!
Я подошел к нему вплотную и схватил так, будто собирался придушить.
– Эй, я же сказал, что извиняюсь.
Я немного остыл.
– Ладно. Не нужно мне твоих слов – я в последнее время сам не свой. Я ведь пытаюсь вспоминать обо всех этих кошмарах как можно реже, а теперь приходится выжимать из себя всё залпом. Пора кончать с этой историей – и я не управлюсь с ней так скоро, как хотел бы, если всё время буду ненавидеть тебя, пусть и за дело. Мы покончим с ней вместе – думаю, мне так будет только легче, если я на время забуду о своей гордости. А куда сама она делась?
– Как и ты недавно: бродит где-то совсем одна. Мне очень жаль её – самому трудно объяснить, почему. Скажи, почему ты выбрал именно её?
– Для тебя это так важно?
– Раз мы собрались умереть вместе, то, думаю, у нас не должно быть друг от друга каких-либо тайн. А она – твой последний секрет, который за три тысячи лет я так и не смог разгадать.
– Не за три тысячи, а всего за пару лет.
– Ошибаешься. Раз ты выбрал её – значит, к этому твоя дорога вела тебя всю твою жизнь. Так бывает со всеми, с кем мы решаем связать свои судьбы пусть и на такой короткий срок. У меня лично нет загадок от тебя. Интересно, что было, если бы я тоже решил рассказать свою историю?! Хотя, это не важно, потому что я бы этого и не сделал – не горю желанием откапывать что-либо из памяти. Пусть она умрёт вместе со мной. Моя история существовала для меня – мне этого достаточно. Но вот твоя история – как и эта девушка – загадка. Ответь только правдиво.
– Не знаю. Просто, есть люди – женщины, мужчины – души которых играют мелодию в унисон моей собственной судьбы. У людей мало слов, чтобы это внятно описать, но эти чувства узнаёшь сразу, стоит лишь раз пережить их. Ты ведь сам знаешь об этом и наверняка догадывался, что у меня нет ответа – так зачем спрашивал?
– Конечно, догадывался. Но ведь я должен был услышать это от тебя. А теперь, тебе не мешало бы найти её. Ну давай, вперёд. А как вернёшься с ней на руках как рыцарь из детских сказок – покончим с этой историей раз и навсегда – все втроём. Слушатели ведь тоже играют в событиях некоторую роль. Прошлое не принадлежит только тебе или мне – оно принадлежит всем. Но этой ночью – мы разделим его втроём; если, конечно, ты её найдешь. А уж в этом, почему-то, я не сомневаюсь.
Я надеялся на то, что она сбежала только ради того, чтобы я нашел её. А потому скрыться она могла только в одном месте – о котором мы подумали в первую очередь. И всё же, до последнего момента, когда я выходил из машины и расплачивался с таксистом, мне казалось, что я ошибаюсь. Это было место, в котором кальянов больше, чем тарелок – студенческое кафе со всеми вытекающими последствиями.
– Сильно торопился?
Внутри никого не было. Когда я уже выходил из этого шумного гнойника жизни, куда в одиночку никогда не приходят – тогда она и оказалась здесь, среди тех, кто вышел на улицу выкурить сигаретку; будто в самый первый раз её встретил.
– Я просто хотел сказать, что бы ты не злилась на меня.
– Со мной всё в порядке – мы что, не люди что ли, чтобы время от времени не раздражать друг друга.
– Отлично. Тогда, пошли?
– Нет уж, постой. Чего ты так зациклился на этом типе?! Ну, сделал он тебе несколько раз неприятно – но это ведь всё в прошлом. Ты ведь сам создаёшь себе и нам проблемы. Что такого в его части этой истории, за что ты так хочешь от него избавиться, даже ценой стольких усилий?
– Такси ждёт. Уедет ведь без нас.
– Отвечай. Я не против поехать и на автобусе.
– Разве?! Ну, хорошо. Для меня – он сам и есть вся неприятная часть. Об это трудно сказать в двух словах. Давай лучше вернемся и ты услышишь всё сам от нас обоих.
– И ты не против, чтобы он рассказывал?
– Нет. Втроём, так втроём. Нас ждёт длинная ночь. А на рассвете… Никогда ещё так не был неуверен в том, что случится завтра. И одновременно с этим – так этого ждал.
– Мне будет тебя не хватать.
– Почему? Оставайся жить. Твоя история – будет ещё длиннее, чем моя. И не думай, что у тебя не хватит времени. Важно как жить, а не сколько. Забудь о времени и твори историю.
И тогда, мы вернулись – всё же на такси, а не автобусе. А там, нас уже ждал он.
Возрождение Четвёртое
Может быть, все наши представления об Аде ложны. Ведь Сатане не удалось бы заставить стольких людей страдать вечно. Он не человек и никогда им не станет – значит, ему никогда не удастся понять этот вид до конца. Если Ад и существует – то во главе него может стоять лишь человек – обманутый, завистливый, одинокий человек. Только ему под силу создать мир из ненависти. Ведь Ад – это и есть место, где нет любви.
После той аварии прошло уже больше года.
С тех пор я четырежды успел сменить внешность – так, чтобы уже наверняка. Хоть образы действительно меркнут со временем, воспоминания остаются. Я смотрю их как фильмы. Главный герой просыпается в больнице, где весь персонал шокирован тем чудом, что пациент из палаты двадцать восемь всё ещё жив. Мало того – он идёт на поправку. Медсёстрам приходится успокаивать его, раз за разом вкалывая успокоительное за счёт его страховки, которой у него может и не оказаться. А всё, чего он хочет, чтобы ему ответили всего на один вопрос, на который они не знают, что сказать. И я кричал вместе с ним эту фразу, доводящую до слёз: где она?
Где та, которую всю ночь я прождал на автозаправочной станции? Где та, после встрече с которой я в ручке и бумаге стал видеть больше магии, чем в наркотиках? Та, которая как море впитывает всю мою боль и остаётся чистой?!
Не имея при себе ничего, кроме фальшивого паспорта и поддельных тысячи долларов, я сбежал из больницы. Я и не просил их помогать мне. Они сами так решили. А о своём будущем я позабочусь сам.
А я помню, что как только услышал о той аварии – в тот же день уволился с поста охранника на АЗС. В моей невероятно длинной биографии начался период – ещё один – когда о судьбе своего бессмертного брата я заботился больше, чем о своей собственной.
Сам ведь знаешь: будь в твоей биографии поменьше таких периодов – в моей жизни было бы гораздо меньше трагедий.
Не раздувай из мухи слона.
О, куда уж мне. Чтобы не сойти с ума от одиночества, мне пришлось целого голубого кита сдуть до уровня амёбы. Я поступил так, как планировал сделать с самого начала – уехать, и чем дальше, тем лучше. Теперь, только с одним билетом в один конец и одной дорогой, которая ведёт только вперёд и никогда назад.
Из всех областей нашего безумного шара – в Сибири я бывал меньше всего – два, если не полтора, раза. Поэтому, теперь, когда я снова бросился в поиски места, где восходит солнце – я уже знал, по какому пути пойду. В то время, я ещё не знал, что мой бессмертный брат-мерзавец отправился за мной следом. Он держался от меня на расстоянии ста километров, поэтому, я мог чувствовать себя относительно свободным. Но даже на такой дистанции он знал, куда я пойду дальше – поэтому, никогда не отставал от меня больше допустимого.
Ух, и заставил же ты меня тогда побегать. Но жаловаться не приходится. Одинокие места, которые я посетил, в моей душе не вызывали ничего, кроме слепой радости.
Хоть внешне это и выглядело как самая обыкновенная поездка без всякой цели, оставляющая после себя лишь пустые карманы – план действий у меня был. Во Владивостоке я знал одного человека, который хоть и видел меня всего раз, но должен был узнать, если не по лицу, то по тому, что знать могли только мы вдвоём. С его помощью я планировал перебраться в Америку. А там уже – куда ветер подует дальше.
Но дальше довольно наивных планов эти мысли так и не зашли. Мой знакомый уже два года как был не в мире живых. Пришлось задержать во Владивостоке, когда я добрался до него, подольше. Мне понравилось здесь – после Сибири, я будто очутился в раю. Я решил найти себе работу – думал, это пойдёт мне на пользу.
Тем временем, я тоже решил навестить этот прекрасный город, прихватив с собой тот самый роковой сувенир, который, возможно, и привёл к той жуткой аварии, и о котором ты совсем забыл впоследствии; или просто пытался убедить себя, что забыл. Шапочка Рудольфа, которая теперь уж вряд ли ему пригодится. Она должна была служить тебе напоминанием обо мне. Как ещё я мог заставить тебя вспомнить меня, не показываясь на глаза, чтобы ты сразу не пристрелил меня на месте?! Я должен был напомнить тебе, что ты – не один; что у нас есть общая цель. А ты по-прежнему встречал меня повсюду лишь острыми шипами, будто с самого начала мы были с тобой кровными врагами.
Это был год нелёгкой, но совершенно обычной жизни. По объявлению я нашел себе работу охранника. Люди этой профессии должны следить за тем, чтобы всё вокруг всегда оставалось в порядке; но ничего такого, что могло бы этот порядок нарушить, не происходило. Мне не хватало вооружённых ограблений или хотя бы мелкого хулиганства – хоть что-нибудь, что скрасило бы мне будни. Когда нечто подобное происходило в магазинах неподалёку, я завидовал им и винил себя за то, что не устроился туда. Наверное, я один такой. Скука – это временная утрата всякого смысла во всём; но для меня она была не временной.
Моя рутина напоминала скорее будни супергероя в городе, где нет места суперзлодеям. Поэтому, большую часть времени, мне приходилось просто стоять столбом и смотреть в стену. За такую небдитьность должны были наказывать. Но ничего подобного не происходило – вообще, как казалось, в этом мире мало чего происходит.
За жизнь твоей девушки, сбежавшей от своего мужа, доктора боролись три дня. А затем – бросили и похоронили – лично я так это называю. Ты не пришел тогда проводить её в последний путь. Понятно почему: потому что там был он – тот, у кого ты отнял её. А я пришел тогда. Как ни странно, он спутал меня с тобой. Долго и трудно же мне пришлось убеждать его в обратном.
Эта жизнь могла длиться ещё бесконечно долго – пока магазин, который никто никогда даже не попытается ограбить, не снесут, а на его месте не построят новый; а затем, я снова утроюсь в нём работать и тоже охранником. Наверное, всё так и произошло, если бы в один день в него не решила заглянуть девушка, появление здесь которой было невозможным.
О, я тоже помню, как увидел её впервые. Это сразу напомнило мне фразу, которую я когда-то сказал тебе: те, кто говорят, что совпадения случайны – обычно, живут и видят слишком мало; мы же – прожили достаточно, чтобы окончательно перестать верить в эту чушь. Вот оно – живое тому доказательство.
Твоя манера перебивать меня при первом же поводе начинает мне надоедать. Дождись своей очереди и перестань отвлекать меня. Я подхожу, возможно, к самой невероятной случайности за последнюю тысячу лет. И должен сосредоточиться на ней.
Конечно, она была не из этих мест, таких далёких от привычного для нас мира. Я бы даже поверил, что она не из этого мира. Но в тот момент, мне о ней было известно лишь то, что она как две капли воды похожа на ту, смерть которой разбила на какое-то время мне жизнь.
Она просто зашла за продуктами. Прошла мимо, даже не заметив меня. Эта девушка и ушла бы просто так, как и появилась, а я бы просто сделал вид, что ничего не произошло. Но если бы я так и остался стоять там – никогда я не смог бы себя за это простить.
– Эй, погодите!
Когда неподвижные статуи охранников вдруг начинают говорить – люди сразу начинают волноваться. Они всегда бояться, когда с ними разговаривают те, чья работа – следить за их безопасностью.
– Что-то не так? Я уже выбросила чек, но я заплатила – вы же сами видели. Разве нет?
– Всё верно.
– Так, в чём проблема?
Всегда легче сделать, чем объяснить.
– Извините, вы мне кое-кого напомнили. Точнее, вы – точная её копия. Мы точно не встречались раньше?
– Кажется… нет.
– А есть ли у вас сестра-близняшка? Я уверен, что не ошибся.
– Но вы, всё-таки, ошиблись. Я вижу вас впервые. А теперь, я могу идти?
– Конечно, извините.
И она снова попыталась уйти.
– А вы туристка? – снова подбежал к ней я, – извините, я по вам вижу, что вы не местная. Из далека?
– А вам какое дело?! Чего это вам всё знать обо мне нужно стало?!
– Я сам просто тоже не местный – из Москвы. Решил попробовать новую жизнь вдалеке от дома.
– Да уж, далеко вы забрались. До экватора, наверное, ближе, чем отсюда до столицы.
– Сейчас это расстояние можно преодолеть всего за несколько часов на самолётах. А ведь я помню времена, когда подобный путь мог занять больше года.
– Вы – помните?! Сколько же вам лет.
– Ну, по крайне мере, помню, сколько времени потратил на их изучение. Я историк – кандидат наук. Автор нескольких книг о культуре и быте этрусков.
– И работаете здесь охранником?
– Университеты – самое скучное место, где мне приходилось бывать. А ещё я немного социолог – погружаюсь в среду, которую изучаю. Да и интересно мне узнать что-нибудь новое. Вы давно во Владике?
– Несколько дней. Не думаю, что задержусь здесь надолго. В Китай, что ли сбежать; а может в Японию или Корею – никак не могу решиться, но выбор сделать нужно.
– Империя восходящего солнца – вот вам мой совет. Я был и там, и в Китае, и в Корее – но страны красивее и интереснее Японии я ещё не встречал. Сам я уже давно задумывался над тем, чтобы уводиться с поста охранника и продолжить свои странствия – думаю отправиться в Австралию – я ведь ещё и прыгать умею выше кенгуру.
Я вспомнил один инцидент, как умер двадцать раз всего за день, спасаясь от стаи диких собак в Австралии. После этого я уже знал, что куда угодно, но только не туда не вернусь больше никогда.
– А вы сколько дней планируете здесь пробыть? – продолжал я, – я здесь больше года и знаю каждый камешек. Я могу показать вам такие места, куда ни один экскурсовод не заведёт.
– Правда?! И какие, например?
– Видите, вас заинтересовало. Есть одно место – сам недавно на него наткнулся – откуда открывается самый великолепный вид на гавань. Может, на ты? Меня Андреем зовут.
– Катя. Но послезавтра – я точно уезжаю. Наверное, всё-таки, в Китай – позвоню сегодня знакомой. Не знаю, нужен ли мне тот вид…
– Не знаю. Жить без него можно – но нужно ли? Увидев его – я понял, что надолго здесь тоже уже не задержусь. Я уже видел самое прекрасное, что только может быть в этом городе. И через несколько дней – я тоже продолжу свой путь на юг.
– А этот вид далеко?
– Смотря, как долго ты привыкла ходить.
– Ну, хорошо, – она достала телефон и протянула его мне, – найди себя в инстаграме. Я подпишусь на тебя и вечером напишу тебе.
– Хорошо.
Давно я не заходил в соцсети. Мне они напоминают идеи о постоянном слежении за простыми людьми. Но одна из моих страниц там – довольно неплохо сохранилась за это время. Хотя, что я говорю. Я – слишком старомоден, чтобы поспеть за этим миром.
Ах, какой же ты развратник. Труп бывшей ещё разложиться не успел, а ты уже нашел себе новую с тем же именем и внешностью. Хотя, извини, я немного погорячился. Но, по правде говоря, любому, кто хоть немного разбирается в людях и слышал твою историю хоть отчасти, станет ясно, что ты влюбился не в эту девушку, а в её лицо. Даже не в него, а в воспоминания о старом, которые возникают, стоит тебе на него лишь посмотреть. Когда я узнал об этом, то всерьёз начал думать, что твоя работа свела тебя с ума. А значит, я должен был что-нибудь сделать, чтобы не дать тебе пропасть. Что и говорить, давно – очень давно, я тоже был таким же.
Я научил её видеть красоту по-своему. Притом, что во время нашей долгой прогулки, я почти не использовал язык, чтобы описать всё происходящее вокруг. Я попросил её задержаться в этой стране ещё на пару дней – Пекин, вместе со всем Китаем, простоит ещё не одну сотню лет без неё. А этот город, кто знает, когда нам ещё раз удастся посетить. Хоть собиралась она вовсе не в Пекин, после коротких уговоров, она согласилась дать мне время.
Я показал ей прихожую своего мира и успешно выдал её за тайные закутки. Мне сразу стало ясно, как только увидел её, что она из тех, кто любит разгадывать загадки. Но до истины – ей вряд ли удастся добраться в моём случае. Многих людей чужая откровенность чаще отпугивает и настораживает, так как её легко спутать с навязчивостью. Нас же это наоборот, только сблизило. А свои тайны я сумею сохранить, даже ничего не скрывая.
И всё же, это была не она, как бы я не старался себя обмануть. Мне приходилось слышать о том, что количество черт человеческого лица ограничены; и на каждого человека в мире найдётся по три-четыре двойника. Я повидал неисчислимое множество людей и лиц, но с подобным мне сталкиваться ещё не приходилось. Теперь, я вижу: даже внешность, черты лица, взгляд – не принадлежат нам одним. И всё же, каждый из двойников – неповторим, уникален. Та, которая погибла и та, что жива – схожи лишь в одном – в картине лица. Но разве одного этого может быть достаточно?!
А мне, тем временем, казалось, что я должен остановить тебя и вразумить. На старых ошибках не учатся даже бессмертный – иначе я бы уже догадывался, что это снова закончится трагедией, за которую тебе захочется убить меня не один раз.
Я планировал сделать точно так же, как и в тот день – с помощью шапочки хорошо знакомого нам немецкого офицера. Хоть я и не забыл, чем это кончилось тогда – я надеялся на лучшее. К тому же, если верить полицейским отчётам, то головной убор Рудольфа тогда был совсем не причём. Она ведь превысила скорость и не справилась с управлением. Кажется, в этих мыслях и была моя основная ошибка.
Я понравился ей. И хоть она не говорила об этом вслух, я знал, что она обрадуется и сразу же согласиться, если я предложу ей отправиться в Китай вместе. Поднебесная – одно из лучших мест, где рождаются истории.
Ты ведь понимаешь, что я не мог этого допустить.
Нет. Даже если бы хотел – я не смог бы тебя понять. Как бы сильно я тебя не ненавидел, эта история заставляет моё сердце сжиматься и резко разжиматься. Твоя одержимость причинила мне больше вреда, чем что-либо в этом мире.
Ты сбился с пути. Хватит всех этих бесконечных путешествий – все выбранные тобой дороги никуда тебя не приведут. Есть только один путь, который для нас обоих должен иметь значение – на тот берег Стикса, реки мёртвых – и никуда больше. Ты сам этого хотел больше всего, когда осознал, что значит быть бессмертным. Только об этом мы оба и могли думать, но забыли. Я делал лишь то, что должен был сделать для нас обоих.
В тот день, который должен был стать последним перед тем, как вы покинете Владивосток и эту страну – я постучался в дверь гостиничного номера твоей подружки. Ты открыл мне дверь голым по пояс и с улыбкой на лице, которая ясно давала понять, что в этот момент у тебя в голове ничего, кроме слепого счастья и похоти. Вместо приветствия, я вручил тебе шапочку Рудольфа сразу с порога. Ты подержал её какое-то время, не понимая, что происходит. А затем, ты вспомнил.
Ты завопил нечеловеческим криком и выронил мой подарок, будто это была не шапочка, а отрубленная голова – да ещё и горячая, как раскалённый металл. Я и подумать не мог, что такого отважного воина как ты можно так легко напугать подобной мелочью. Мне уже стало казаться, что я ошибся дверью; но в этот миг, услышав твой вопль, появилась она – Катя, вроде бы так её звали.
– Лжец, – сказал тогда я, – он только то и делает, что обманывает тебя, меня – да и себя в придачу! Он не хочет признавать то, кем он является; каждый раз думает, что теперь пронесёт – но ведь таких чудес не случается. Хватит так жить. Хватит цепляться к каждой встречной. Есть только один правильный способ прожить вечность – искать способ от неё избавиться. Ты, брат мой, сам знаешь, какая у нас цель.
– Вы – братья? – от удивления и неожиданности только и нашла, что спросить она.
– А по нам не видно?! – бросил я ей в ответ, – только братья умеют так ссориться.
– Я убью тебя! Проваливай отсюда, оставь нас в покое.
– Ты ведь сам знаешь, что сколько не убивай – толку не много. Иначе, у меня было бы к тебе куда меньше вопросов. Но наше общее несчастье и тебя, и меня ко многому обязывает. Раз я уже здесь, то разрешил мне хотя бы войти – не сто лет же мне стоять на этом месте?!
И он вошел – мерзавец, такой же как и я, которого я презираю больше всего на этом свете. Прогнать его – невозможно. Избавиться – тоже. Поэтому, когда он появляется – всегда лучше уходить первым.
– Собирайся, Катя, мы уходим.
– Моё платье ещё сушится на балконе. И с чего бы это мы должны уходить из собственного номера?!
– Я сказал, мы уходим.
– Послушай, – попробовал я тебя успокоить, – я наблюдал за тобой с первого же дня, что ты здесь – я пытался убедиться, что ты справишься со своей вечностью сам. Но это не так. Ты болен. Ты теряешь себя. Знаешь, сколько времени потребуется, чтобы вернуться?! А ведь затем, ты начнёшь всё сначала. Мы должны держаться вместе, чтобы достичь общей цели. Ещё немного и три тысячи лет твоей жизни пройдёт – три тысячи лет! Ты должен вспомнить себя – вспомнить, как отвратительно время и что нам следует от него избавиться.
– Сумасшедшие! – сказала она и вышла на балкон.
– Попрощайся с ней, – сказал я тебе, кивнув в её сторону, – через пару наших секунд, а если быть точнее, через пятьдесят календарных лет, когда она умрёт от старости, и может и ещё раньше – тебе всё равно придётся это сделать. Только твой брат – только я знаю, какого это – быть тобой.
– Ничего ты знаешь.
Я не стал слушать этого мерзавца, но отправился на балкон за Катей. Он пошел следом.
– Оставь меня! – закричала она.
– Прости, ну прости меня. Послушай, нам нужно уходить – туда, где он нас не найдёт.
– Спасите! Он напал на меня! Спасите.
Я пытался её успокоить, прижав поближе к себе, но она кричала и вырывалась ещё больше.
– Оставь её, – сказал я, – ей ничем не поможешь. Мы должны идти.
Тогда это и произошло.
– Скажи! Скажи же это – как я должен её оставить?! Вот так?
И я толкнул её рукой, будто бы отталкивая от себя. Но мы стояли слишком близко к краю и она не удержала равновесие, перевалившись через перегородку. Пока она падала, я не слышал её крика, хотя она, наверняка, ещё как кричала. Только пятно её фигуры становилось всё меньше и на моих глазах, и в моей памяти.