Разрушение Третье
По этой дороге мы шли, будто путь держали в собственное прошлое. Флавий Тиберий вспоминал, как бывал в этих местах в лучшие из долгих и несчастных своих лет. Нам не было обратной дороги в Рим. Мой друг теперь был занят лишь бесконечной дорогой вперёд и поисками в памяти мыслей и образов, вспоминая о которых можно было со спокойным сердцем и чистой совестью покинуть этот мир.
В скольких битвах он бывал. О, всю жизнь он только то и видел, что конец и гибель величайшего из государств в истории. Мало жизней и времён настолько трагичных, и трагедий настолько позорных.
Пройдя через лес, мы вышли к дороге, по которой раньше ходили легионы и торговые повозки. Идти ночью – опасно. Но племена готов, чей мир с Римом давно уже прошел, могут бродить здесь днём в поисках дичи. И как бы сильно мы ни боялись ночных зверей – люди по-прежнему оставались самыми опасными и жестокими из них. Потому, тропы оставались открытыми для нас только ночью.
Старый человек – вот я смотрю, как идёт он вперёд, всё дальше и дальше, не смотря на возраст, усталость и страх – как он до сих пор не упал?! Даже я уже не верю, что он увидит ещё хоть раз в жизни своего сына. Но если бы и вера покинула его, то действительно ничего бы больше не осталось, кроме как найти какой-нибудь куст, лечь в него и тихо дожидаться смерти.
Так не могло продолжать вечно и к утру Флавий Тиберий лишился последних сил. К счастью и одновременно к несчастью, ни одна живая душа не повстречалась у нас на пути до сих пор. Все эти десятилетия упадка я провёл в библиотеках, вконец устав от странствий по всей империи. В путешествиях по свету я больше не видел никакого смысла, потому что мир этот так быстро менял свои очертания, что незачем было запоминать старые. И если бы мне пришлось вернуться куда-нибудь, то вместе с этим и смириться с тем, что в этом месте я прежде не бывал никогда. Из притонов для болтунов до меня доходили слухи о жестокости готов, сто воинов которых стоили целого римского легиона. В этих местах приходится всё время быть готовыми ко встрече с ними; но глядя на красоту этих мест и на дряхлость Флавия Тиберия, я раз за разом надеялся, что до стычки с ними не дойдёт. По крайне мере, один человек из их народа нам уже помог.
Уставшего Флавия Тиберия я уложил на траву в тени дерева, спрятав его под надёжное укрытие из листвы. Он был по-прежнему слаб, но на путешествие своих сил не щадил – это, вместе с остальным, могло привести к скорой его гибели. Теперь, видимо, доблестный римлянин не сможет пройти самостоятельно и сотни шагов. На этом наш путь мог и закончится – но мы зашли в самое сердце вражеской земли. И попытка вернуться обратно могла оказаться куда опаснее, чем упрямо следовать последней воли старика, двигаясь вперёд.
Флавий Тиберий уже давно не говорил со мной, сохраняя силы для ходьбы и собираясь с мыслями. Движемся ли мы в правильно направлении или уже давно заблудились – было теперь не столь важным. Мне приходилось отвечать даже на те вопросы Флавия Тиберия, которые он не задавал. Я сказал ему, что отправлюсь на поиски чего-нибудь, чем можно было бы наполнить желудок; да и пустоты в бурдюках с водой не мешало бы избавиться.
– До реки, – прохрипел он, – полдня пути отсюда вон в ту сторону. Если это не так, то я признаю, что ошибался с самого начала и не знаю, куда нас завёл. Я смогу найти свою виллу и сына только в том случае, если знаю, где нахожусь. А я неуверен.
– Хорошо. Я пойду туда, куда ты сказал – к реке. Вернусь к вечеру с едой и водой. В любом случае, я расскажу тебе, что нашел. Главное, Флавий, не дай пагубным мыслям сломить себя. Верь до последнего, что победишь. Сражайся, пока есть мясо на костях. Лучшего всё равно уже не произойдёт. Ты выстоял против орды варваров на Каталаунских полях – значит, сможем выйти победителем и из схватки с самим собой.
Я ушел, оставив своего друга одного, в листве под большим деревом.
Пробираться сквозь заросли и блуждать по запутанным тропинкам пришлось как раз полдня; всё это время, я не сворачивал с пути – Флавий Тиберий не может ошибаться, даже если сам думает иначе. В противном случае, что ж, придётся признать, что нам действительно конец. До реки, а вернее, до ручейка я всё же добрался. Поймал двух зайцев – для себя и для Флавия. Как же давно дикое чувство одиночества среди природы не наполняло меня.
Дорогу обратно я нашел только к вечеру. Я пришел точно к тому самому дереву, под которым оставил Флавия Тиберия. Ошибки быть не могло. Несколько раз, упрямо обойдя его вокруг, мне всё же пришлось признать, что моего друга под ним нет. Я сам сел на то место, где покинул его и попытался увидеть мир его глазами. Жуткое оказалось зрелище. Не зная, что мне делать дальше, с мёртвыми глазами и застывшим телом, я разглядывал неповторимый рисунок листвы великого дерева с огненным от последних солнечных лучей небом над головой. Своих мыслей у меня тоже почти не осталось, хоть и нужно было потихоньку составлять новый план действий. Хотя, зачем?! Флавий Тиберий вряд ли обезумел настолько, чтобы самому подняться и уйти просто так. Значит, он попал в руки разбойников-готов, франков, гуннов – кем бы ни были похитители, ничего хорошего ни ему, ни мне это не сулило. И зачем я только поддержал идею этого безумного старика отправиться в это путешествие, прекрасно ведь осознавая ещё тогда, в Риме, что это будет верным самоубийством для нас обоих.
Так прошел час. Вечер уже смело можно было назвать ранней ночью. Я всё ещё не двигался с места, пока не услышал вдали шум приближающегося всадника. Эти звуки заставили меня подскочить с места и схватиться за кинжал, спрятанный у меня за поясом. Наездник на хорошем скакуне и с длинной бородой остановился передо мной. Пусть только даст мне повод – и я быстро собью его с коня и разделаюсь с ним. Я ещё не забыл, как сражаться и не стану уходить от драки, если мне не оставят выбора, даже на этой варварской земле. Но его взгляд даже во тьме излучал спокойствие, будто и не думал о битве. Он заговорил сначала на своём языке, который я до сих пор не выучил достаточно хорошо, чтобы сходу понимать каждое слово. Увидев, что я его не понимаю, он заговорил со мной по-латински так, как я говорил бы с ним на готском.
– До Вероны довести могу тебя. Отказывайся не – я сам торопиться туда. Тебе не стоит бояться я. Доброму римлянину готы вредя на делать. Готы – мудрый народ. Лезь на мой конь.
Я замер в нерешительности. Гот заговорил со мной теперь на своём языке:
– Глупый римлянин, не бойся. Пусть бояться те, кто с мечом осмелится идти против готов.
Я улыбнулся и сделал шаг вперёд.
– Запрыгивай! Или оставайся здесь, римлянин. Я тебе не хозяин. Но твоего короткого кинжальчика против стаи волков будет недостаточно.
Ветер меняет своё направление так же быстро, как и мнимые планы, делающие будущее, будто бы, предсказуемым.
Даже пытаясь не упасть с этого коня, я не мог перестать думать о своём друге, по чьей вине оказался здесь. Единственной живой душой, которую я мог спросить о нём, был этот варвар. Но известно ли ему хоть что-нибудь? В ответ, он лишь махал головой, будто и вправду ничего не знал, пытался избавиться от глупых вопросов назойливого римлянина.
Моего неожиданного спасителя звали Ростриком. Он назвал себя мастером работы по дереву. Но это ничего конкретного не подразумевало. Он мог оказаться как дровосеком, так и оружейником, изготовляющим луки и копья, а так же художником, вырезающим лица на деревьях – но последнее было слишком маловероятным. Но он не мог очутиться у моего дерева просто так. Всё выглядело так, будто кто-то послал его за мной, точно зная, где меня найти
Об этой истории он рассказал мне только на следующий день вечером у костра, сделав последнюю остановку перед Вероной.
По пути Рострика в Верону, где он должен был договорить о сделке с одним купцом из римской Равенны, ему повстречался один странный старик, путешествовавший в одиночку. Сначала, он попросил у гота воды, а затем отдал ему, Рострику, всё золотое, что у него было. Рострику нужны были деньги, но он не хотел их брать у такого немощного старика, но незнакомец сказал, что золото всё равно ему ни к чему. Взамен, он попросил Рострика исполнить его просьбу. Он должен был поехать по указанной стариком дороге и подобрать первого встречавшегося ему римлянина. Затем, попросил отвести его в Верону, куда Рострик сам направлялся.
Вот так Флавий Тиберий и решил распрощаться со мной, передав последний привет таким странным способом. Только одному ему была известна причина такого его внезапного решения. Нужно было всё наше золото хранить у себя – тогда, возможно, Флавий Тиберий не решился бы. Хотя, когда что-либо на этом свете могло его остановить?! И без золота он смог бы найти для себя путь, даже ели двигаясь от усталости. Зачем он это сделал?..
Римская Верона долго держала осаду против готов в дни их вторжения в Цезальпийскую Галлию. Но, в конце концов, она сдалась на милость захватчиков. А вождь готов вместо того, чтобы разграбить и разрушить до основания прекрасный город – решил сделать его столицей своего королевства. Вскоре, под их мечами падёт и Равенна – чуть ли не последний город, сохранивший независимость. Многие прекрасные титаны, украшавшие собой центр империи, пали в дни страшной бури. Но Верона – остаётся жить, став столицей нового государства на осколках былой империи. По крайне мере, до тех пора, пока какое-нибудь другое, более сильное племя не захватит и её.
Прибыв в Верону и выполнив условия своего договора со старым безумным римлянином, повстречавшемуся Рострику по дороге, он всё-таки счёл правильным познакомить меня со своей женой и детьми; а затем, угостить меня ужином, назвав гостем в своём доме и разрешив остаться у него на ночь. А я просто обрадовался, что мне не придётся ночевать сегодня где-нибудь под городской стеной или в приюте для нищих. Но в этом городе я в любом случае не собирался оставаться долго – уже завтра я распрощаюсь с Ростриком и его семьёй. Делать мне в готской столице совершенно нечего. Особенно, не забывая о том, что я римлянин. Я всё же разыщу Флавия Тиберия, чего бы мне это ни стоило; а затем, задам ему вопрос: зачем он оставил меня? И я найду его, если смерть не настигнет его быстрее.
Этой ночью мне приснился странный сон. В нём я разговаривал с Аппием Примулом. Первый сын Флавия Тиберия сам уже давно был стариком. Я стоял вплотную к нему, но сам он упорно отказывался замечать моё присутствие, будто я не мог быть для него ничем, кроме безымянного призрака. Он глядел куда-то в сторону и просто молчал. Я даже стал сомневаться – правда ли это Аппий Примул или лишь его призрак? Лишь спустя много времени, потраченного впустую на попытки начать разговор со статуей, я обратил внимание на то, что находимся мы среди руин богатого римского дома, который в былые времена мог стать виллой знатного человека или даже самого консула. Точно, это прекрасно место и было виллой Флавия Тиберия. Не помню, что бы я бывал здесь раньше. Как я мог увидеть во сне то, чего ни разу не видел наяву?! Нет, никакая это не вилла Флавия, а всего лишь плод моей фантазии. И Аппия, которого мы так долго преследовали, я тоже выдумал, чтобы хоть во сне поговорить с ним наконец о его отце.
– Зачем вы преследуете меня? – спросил он, когда я уже собирался взлететь в небо и навсегда покинуть это место.
Я всё ещё стоял у выхода, в любой момент готовый взмахнуть руками и пролететь птицей над полями и лесами вокруг, но Аппий будто заморозил меня и я не мог двинуться с места.
– Что? – переспросил я.
– Зачем?! Почему вы просто не можете оставить всё как оно есть?!
– Потому что твой отец хочет найти тебя, Аппий. Ты даже не можешь представить, через что он прошел, чтобы встретиться с тобой.
– Хотел бы я, что бы ты говорил правду. Но ты лишь обманываешь сам себя.
– Я не лгу. Твой отец – мудрый человек, но он тоже часто совершает ошибки; и некоторые из них лишили тебя твоей семьи. Он лишь хотел всё исправить.
– Он зря старается – я никогда уже не вернусь в это гнилой город. Я не знаю, чего вы добиваетесь на самом деле, но прошу оставить это, чем бы оно ни было. Давай, улетай уже отсюда – нам не о чём больше разговаривать. Возвращайся в Рим и живи там своей жизнью, не вмешиваясь в чужие.
Подул сильный резкий ветер и меня чуть не сдуло наружу. Я еле удержался – нам пока рано заканчивать этот разговор.
– Аппий Примул! Твой отец – герой Рима. И всё, чего он хочет в последние свои дни – это увидеть своего первого и самого любимого сына. Не отказывай ему в этом. Ему есть, что сказать тебе. Прими старика и выслушай его слова. И уж решай: простить того, кто забыл о твоём существовании, но раскаялся в этом, или нет – только ты можешь сделать этот выбор. Но всё равно: выслушай его последнее слово, ведь твоё он услышал.
– Снова ложь! Ничего и никогда он не слышал.
– Твоя прощальная записка, Аппий, адресованная твоим братьям и тем, кто захочет её прочесть. Услышав твои слова, оставленные на бумаге, твой отец решил ценой последних своих дней найти тебя и рассказать обо всём. У него родился последний сын, Аппий. Твоего младшего брата зовут Тандемус Сперо. Вряд ли Флавий Тиберий когда-нибудь ещё увидит его – ведь он захотел напоследок проститься именно с тобой. Он сам так решил.
Аппий какое-то время ничего не говорил, а затем кивнул:
– Хорошо. Я подумаю.
Ветер ворвался с новой силой, схватил меня и вышвырнул прочь из этого дворца, а затем и из самого сна. Так я и проснулся, облитый холодный потом и бьющимся как молнии сердцем, вот-вот грозящим вырваться из груди.
Первым человеком, которого я встретил в новой реальности, был Рострик. Даже я догадался, что морщины на его лбу и напряжённые мускулы всем своим видом выражают беспокойство – и я решил заранее рассеять его волнения.
– Всё хорошо.
– Ты болен? – спросил он, будто вообще меня не слышал.
– Всё отлично. Я очень признателен вам за гостеприимство. Но теперь, я должен идти.
– Уже уходишь, римлянин?! Куда ты так торопишься?
– Тот старик, который заплатил вам – он мой друг…
– Мне это известно.
– …И я должен догнать его, чтобы он не успел далеко уйти от меня.
– Что ж, надеюсь, ты сможешь подождать ещё немного. Никуда не уходи, я скоро вернусь.
Я постоял немного в дверях, а затем, когда он снова явился ко мне, но на этот раз уже с топором в руках, попятился назад.
– Забыл сказать, что в условия нашей сделки со стариком входило так же задержать тебя здесь на какое-то время. Я взял приличную сумму, оставив его почти ни с чем. Разве я могу нарушить обещание?! Подожди, куда ты, подойди ближе.
Теперь, он говорил со мной только на своём не похожем ни на что языке. Но фразы, которые он выкрикивал мне в след – в переводе не нуждались, от них и без того вяли уши.
Пришлось бежать – притом с ловкостью олимпийского игрока, та как спасаясь от гота с топором в руках, невольно выложишься на полную.
Вроде, оторвался. И не с такими приходилось иметь дело. Если бы он меня догнал – пришлось бы защищаться всеми силами. А с какой стороны здесь ни посмотри, но оставлять труп за спиной – не самое лучшее, что может сделать римлянин в королевстве готов. Но всё равно, теперь, мне придётся чаще оглядываться по сторонам, чтобы не наткнуться на подобных сумасшедших.
Варвары переняли образ жизни у побеждённых римлян. В их столице процветают ремесленничество и торговля. На осколках империи рождаются новые государства, пользующихся мудростью и опытом Рима, смешивая их со своими традициями и культурой. И хоть повсюду царит вражда и недоверие, когда столетия бесконечных войн пройдут и настанут столетия строительства – потомки варваров, используя опыт Рима, смогут достичь ещё больших высот. Начнутся интересные времена. Лучше мне в это время находиться как можно дальше отсюда. Ещё грянут племена куда более жестокие, чем гунны и готы.
Но между простыми людьми, даже в самые тёмные времена, всегда найдётся место и для взаимопомощи. Поэтому, у городских ворот, мне не так уж и долго пришлось уговаривать одного готского торговца с его женой подвести меня в своей повозке до дороги на запад. Он согласился и я, наконец, покинул город, который ещё не забыл, что значит быть римским. Уже после я понял, что торговец вполне мог иметь намерения продать меня в рабство, но ему это так просто не удастся. Не на того нападаете, готы.
Мне не хотелось задерживаться в компании семьи торговца надолго. Да и вообще, чем быстрее я покину королевство готов – тем будет лучше и для меня, и для всех. Но найти проклятые развалины и двух полоумных римских стариков – стало для меня почти, что делом чести, которое я не мог просто так бросить на полпути.
– Заброшенные римские дома?! – переспросил готский торговец, – ты сам из какого леса вышел?! Они ведь повсюду – сам решай, какой тебе подходит. Только, ты всё равно там ничего найти не сможешь. Никаких сокровищ там уже давно нет.
– А может, вы знаете виллу у пруда? С большими каменными столбами, мраморными женщинами и фруктовыми деревьями?
– Там целые города таких были. Всё равно ничего не осталось..
– Хорошо. Но, может, вам приходилось бывать у дома, стоящего вдалеке от остальных, как бы прячущегося.
– Может и приходилось, но тебе-то что с неё?
– Ты видел её! Скажи, где она?
– Какой мне толк что-либо тепе говорить? Ещё несколько слов от тебя – и я выброшу тебя прямо здесь, римлянин.
Я вспомнил про кольцо, которое подарил мне готский охотник. Я опустил глаза, пытаясь найти его, а затем достал и протянул торговцу:
– Это всё, что у меня есть. Деньги у меня украли. Мой друг погиб по пути; мы искали его сына. Он должен прятаться на этой вилле. Я поклялся, что найду его, чего бы мне это ни стоило. Но вот это – последнее, что у меня осталось.
Торговец взглянул на кольцо, а затем не стал брать.
– Вряд ли я смогу его кому-нибудь продать. Кто дал его тебе?
– Один добрый человек из этих мест.
– Вы, римляне, ничего не знаете о готах, хоть теперь мы и соседи. Такие кольца можно только дарить – и только добрым друзьям, желая им удачи в охоте или путешествии. Я не приму этого от тебя. Я по-прежнему думаю, что ты, как и все римляне, просто хитришь и знаешь о каких-то сокровищах, которыми не хочешь делиться.
– Разве для человека есть что-либо важнее первого сына?!
– Какой же ты дурак. Два дня пути вон в той стороне, – не глядя, он взмахнул в сторону севера, – и убирайся из моей повозки, проклятый римлянин.
Я вспомнил про кинжал, спрятанный у меня на поясе. Я снял его и протянул торговцу.
– Возьмите это. Я останусь безоружным, но зато отплачу вам долг.
– Дурак. Как же ты собрался выживать в этих местах, не имея даже ножа?! Нож в лесу – ценнее мешка с золотом. Сказал же, убирайся уже. И не зли других людей с оружием.
Я поклонился и снова отправился в путь. Дорога действительно была не близкой, зато приятной. Могущественной и прекрасной – такой была дорога вокруг, и другие слова я не мог для неё подобрать. Этот путь меня к Флавию Тиберию и Аппию Примулу – значит, он стоил того, чтобы пройти его до конца.
Я спал совсем мало в высокой траве в нескольких десятков шагов от дороги, чтобы как можно скорее продолжить путь и не бояться опасности, пока я сплю. Я думал над тем, что буду делать, если в конце пути никакой виллы там не окажется. А затем, я вспомнил о тех, вместе с которыми просиживал долгие дни в римских библиотеках. Им показалось бы бессмысленным моё упорное желание исполнить просьбу друга, все приключения, случившиеся с нами по пути, которые может и вовсе ни к чему не привести. Но и всем тем моим соратникам по старинным свиткам – не светит и миллионная часть того, что увижу и познаю я. Пока я могу идти вперёд – я не остановлюсь. Лишь бы Флавию Тиберию хватило мужества думать точно так же; и дойти до этой виллы в одиночку, как он сам решил, по дороге, где всё может произойти.
Прошла ещё одна ночь; затем, ещё одна. Два дня пути, о которых говорил торговец – уже прошли, а я так никуда и не пришел. Другому на моём месте показалось бы, что он вконец заблудился и наматывает теперь круги по лесам и лугам. Да, мне тоже приходили мысли о том, что торговец мог направить меня по ложному пути. Хорошо, что хоть с помощью ножа я мог добывать себе еду. Все мои сомнения перекрикивала одна мысль: если я сейчас поверну назад, то сколько столетий буду об этом жалеть? Безусловно, вина будет грызть меня подобно шакалу намного дольше, чем длятся несколько самых долгих человеческих жизней. Поэтому, я продолжал идти дальше, хоть и не прощаясь с мыслями о том, что что-то упустил.
Это могло продлиться ещё несколько дней или даже все десять. Даже не знаю, что могло заставить меня остановиться. К счастью, делать этого и не пришлось.
В один из этих однообразных дней я заметил брошенную хозяевами виллу у пруда. Она была в точности такой, какой я видел её во сне – в самом прекрасном из мест, которые только встречались мне на пути. Я направился к ней, не имея ни малейшего понятия, что меня ждёт внутри. От римского старика-отшельника до диких зверей или банды разбойников – бесчисленное множество вариантов тех, кому могли бы прийтись по душе эти образцовые римские руины. Хуже всего было обнаружить там уже хорошо знакомую мне пустоту.
Первое время, я мог думать только о пугающей безлюдности этих мест. Варвары опустошили города и убили правителей. Но люди жить остались – хотя бы те же готы. Откуда же тогда мог появиться этот ветер, точно поющий свою мелодию для камней о том, что люди на всей Земле исчезли?
– Стоять, кто там? – донёсся до меня голос со стороны, – не советую даже и думать о том, чтобы сбежать или защищаться. Один раз зайдя сюда – тебе, незнакомец, уже точно так просто не выйти.
– Аппий Примул! – закричал я изо всех сил, подняв руки вверх, – Аппий Примул Перн! Первый сын Флавия Тиберия Перна, знатного и почётного человека из великого и вечного города Рима.
Голос за моей спиной ничего не ответил и я отважился повернуться к нему лицом. Я увидел человек, держащего натянутый лук и всем своим видом дававшего понять, что я действительно попал в передрягу; но теперь, сам он сомневался в этом. Он услышал своё старое имя и имя своего отца. Грозный вид мигом исчез с его лица, а на глазах чуть не выступили слёзы от далёких воспоминаний.
– Рима больше нет – ни великого, ни вечного, – сказал он, – как нет и тех, чьи имена, как истинный римлянин, ты имел бесстыдство назвать. Есть – только развалины старых чудес.
– И что же ты хочешь всем этим сказать, Аппий?
– То, что этот человек – Флавий Тиберий Перн, как ты его назвал – мёртв. Я нашел его тело восемь дней тому назад, когда выходил на охоту – всего в нескольких сотнях шагов от этого места, где стоишь сейчас ты. Он мог бы быть здесь намного раньше, чем ты. Он умер в землях, которые когда-то принадлежали ему, как и этот дом. Я должен сказать, что его жалкая смерть – совсем не похоже не конец великого римлянина – никто не втыкал кинжалов ему в сердце и не травил ядами. Я покрыл его тело бальзамом, чтобы оно сохранило свой прежний облик до этого дня. И сегодня, я похороню его согласно древних традиций моего исчезающего народа.
Он показал его мне. Ветхий, больной старик, недошедший самостоятельно всего пары сотен шагов до своей цели, будто заснул ненадолго и вот-вот проснётся.
– Хороший у тебя бальзам. Кажется, будто смерть настигла его только сегодня.
Он так и не успел объяснить мне, почему избавился от моего участия в этом путешествии – ведь тогда у него было бы больше шансов добраться сюда. Как и его сына, этот общественный человек был всю жизнь помешен на одиночестве. Спой путь он закончил в нём – среди воспоминаний и старых чудес.
Аппий соорудил гору из веток, водрузил тело этот холмик из хвороста, а затем положил два динара на глаза отцу. Он положил у подножия несколько венков из лозы, а я нарвал цветов в поле и тоже положил их к ногам Флавия. Аппий облил тело отца вином из кувшина, не жалея ни капли, а затем, поджёг его. Он встал на колени прямо у огня, не страшась обжечься, и заслонил ладонями голову. Сквозь шипение огня, можно было услышать его хриплый плач.
Я достал кольцо, которое отдал мне готский охотник. Его дарят добрым друзьям, чтобы пожелать удачи в охоте или путешествии. Путешествие Флавия – одно из тех, в которое я отправлюсь ещё не скоро. Вместе со всеми моими друзьями за все века – он будет ждать меня там. А пока, всё, что в моих силах – это пожелать ему удачи. Я бросил кольцо прямо ему в костёр.
– Ты простил его за всё, что он с тобой сделал? – спросил я Аппий в конце.
– Думаю, раз он оказался здесь, то ему хотелось бы этого. Конечно, незачем теперь держать на него зла. Он пострадал намного больше, чем я.
– Ты собираешься умереть здесь?
– Для начала, я собрался остаться здесь жить. А что будет дальше – меня уже не волнует. Пусть мои кости останутся среди этих камней, а мясо склюют вороны – что мне с того?!
Он собрал обгорелые кости своего отца и окропил их вином. Затем, собрал пепел в урну. Кости закопали на рассвете, а урну оставили в саду.
На следующий день, я отправился дальше на север, искать свою судьбу, не думая даже возвращаться в Рим. А Аппий Примул снова остался один.