Танец Второй
К полудню светлее не стало – мир вокруг по-прежнему был мрачен как ночь, и казалось, что солнечный свет забыл о существовании этого городка. Мои глаза уставили на слабеющее пламя свечи в углу комнаты, и я едва не завывал от боли, будто её жар обжигал мою кожу. Глаза мои будто впервые открылись и никогда прежде не ощущали света, что режет острее кинжала. Совсем недавно я был мёртв. И боль от ран ещё не успела пройти.
Ад и страшен тем, что муки в нём вечны, а страдания – бессмысленны. Радоваться стоит короткой жизни, а долгого скитания опасаться. Все места на Земле одинаковы, люди неотличимы одни от других – минута за минутой, я будто плавал в этих мыслях, а они, усиливаясь болью, сваривали меня заживо. Застыв в вечности, я из века в век повторяю всё сначала – и так же однообразно. Нет работы более неблагодарной. Все мы – пыль, даже я; лишь души наши бессмертны. Одно умрёт – родится другое, похожее. Нет смысла искать вечности – она живёт внутри. Избавится от неё невозможно. Наша самая прекрасная трагедия.
Безысходное одиночество разделил со мной рыцарь, лежащий рядом на кровати с прострелянным бедром и ножом в груди. Он умер хотя бы на постели. Мне же достался грязный, твёрдый пол. Но внезапно, он заговорил со мной, обнаружив, что я выжил. Тому, что жив и он – я удивился не меньше.
– Если тебе повезёт, – сказал он, – и ты выберешься отсюда живым, то запомни: больше всего на свете бойся молодых красивых девушек, говорящих загадками и первыми начинающими разговор с незнакомцами. Все женщины – ведьмы, даже если не знают об этом. Но та, что провела вокруг своей титьки и тебя, и меня – самая опасная из них потому, что кажется безобидной.
Мои бедные глаза – они ещё долго будут видеть не свет, а только пятна; и страдать будут больше самого позвоночника, по которому пришелся предательский удар. Я ответил рыцарю:
– Я ведь убил тебя. Дважды. А ты даёшь мне советы на будущее. Скажи, ты тоже бессмертный? Ты восстал из мёртвых или это я схожу с ума?
– Чёрт бы трахнул тебя по голове, дурак. Я не умер – и не собираюсь. Под рубашкой у меня всегда лежит металлическая пластина, и ты ударил прямо по ней – ребро чуть мне не переломал. Я должен был притвориться мёртвым, потому что увидел ведьму у тебя за спиной. Я хотел предупредить тебя, но было уже поздно. Я думал, что ты умер. Но это адское отребье оказалось не таким уж и умным – мы тоже перехитрили её.
– Когда мы встретились вчера, она сказала, что ты – её единственный друг и опора на этом свете.
– Наглая ложь! Я долго гнался за ней в надежде изрубить на мелкие кусочки. И очень скоро лисья смекалка подвела бы её – контракт с дьяволом истёк бы, и она попала бы в мои руки. Но тут появился ты. Конечно, кого ещё она могла использовать, если не капитана корабля дураков, выдающего себя не за того, кто он есть на самом деле.
– Ты пытался убить меня. Я предупреждал – ты не послушал меня и мне пришлось защищаться. Прости, но ты сам дал ей шанс меня одурачить. Сам-то я за километр чую таких актёров. Но в тот вечер ей удалось притупить мою бдительность твоим безрассудством.
Чудо свершилось и мои глаза вновь стали различать предметы вокруг. Со своего угла я мог видеть только щеку рыцаря и нож, застрявший у него в груди, но не причинивший ему никаких серьёзных повреждений. После моего дерзкого ответа он ещё долго не мог выдавить из себя ни слова и просто молчал. Мне тоже нечего было ему больше сказать. Я занял свой ум мечтами о солнечном свете, хоть я ослеп бы в ту же минуту, как до моих глаз дошли бы яркие золотые лучи, ведь я столько времени провёл в темноте.
– Прости меня, – услышал я вдруг и первые мгновения отказывался верить своим ушам, – я вёл себя недостойно.
Даже в самых диких своих фантазиях я не мог представить себе, что бы чёрный рыцарь признал свою вину и просил бы о прощении у простого человека. Молил о пощаде, проклинал, лишился бы чести – но ни за что бы свою вину ни в чём не признал бы – это выходило за рамки реальности. Даже я, видавший многое, ещё никогда не слышал таких слов от рыцаря. Видимо, их время подходит к концу. Сумасшедший век тот, в который я попал.
– Это я ранил тебя, – неожиданно, сказала я, – это ты прости меня. Я мог этого и не делать – мало ли было способов остановить тебя. Думаю, мы оба виноваты. Поэтому, давай забудем обо всём, что было раньше между нами.
– Хорошо. Я действительно упустил одну очень важную мелочь: тот жулик и убийца, о котором я говорил – он должен быть сейчас стариком, если до сих пор не провалился в Ад, где ему и место. Мне уже встречались люди, которые не были родственниками, но тем не менее походили друг на друга как родные братья. Не могу я перебить их всех – особенно, зная то, что они ни в чём не виновны. Проклятый эль – в нём живёт дьявол.
– Дьявол живёт во всех нас.
– Это святотатство, но я бы сказал, что в нас живёт и дьявол, и Господь. Эль – просто выпускает всех псов на волю. А так, старый чёрт сидит смирно, как дед, пускает газы во все стороны так, что легко спутать эти облака с крыльями, а его самого – с ангелом.
Мы оба засмеялись. Не потому что нам было смешно, а потому, что нам хотелось смеяться, развеять мрак, проникавший внутрь. Мы стали друзьями, хоть и ещё недавно пытались убить друг друга. Безумный век. Зато теперь у нас будет больше шансов отомстить.
Рана от выстрела моего пистолета оказалась не такой серьёзной, как нам обоим казалось вначале. Как только мне удалось подняться на ноги, я сразу осмотрел его тело, притом сделал это лучше местного врача, так и не осчастливившего нас своим присутствием. Роль капитана корабля дураков обязывает к владению, порой, самыми необычными навыками. С такой дыркой в бедре, мой новый друг рискует на всю жизнь остаться, в лучшем случае, хромым. Моё дело состояло в том, чтобы не дать ему умереть от заразы или приковать его на всю жизнь к кровати. Помощь одного дурака, который когда-то был неплохим лекарем, могла бы спасти его. В старости он будет страдать от периодических болей в районе таза, но это лучше, чем смерть. Хорошо, что инфекция, видимо, не успела попасть в рану. Разве что, от боёв, драк и длительных переходов ему придётся отказаться навсегда. Я так и сказал ему: либо это, либо поход в один конец в иной мир.
По крайне мере, для него. Хотел бы я оказаться в его шкуре – сражаться бы больше не пришлось.
Больше всего меня поразили его руки, полностью покрытые шрамами. Могу себе представить, что он чувствовал каждый раз, когда взмахивал своим огромным мечом. Я позволил себе дерзость спросить своего нового друга об этом. Он покачал в ответ головой и прикрыл глаза, окунувшись в далёкие воспоминания:
– Мой отец, – начал он, – в детстве часто брал мою руку и подносил прямо к пламени свечи; и держал её так, пока мой крик не заставлял залаять соседских собак. Он хотел, чтобы во мне исчез страх перед адской болью; чтобы я был готов к загробной жизни, после всех прегрешений, которые я совершу в будущем. Затем, он убирал мою руку от пламени и говорил: «Запомни – ведь в Аду это будет длиться вечно». Таким путём я шел к истинному пути и вере в Господа.
– Это варварство.
– Тебе ли ещё называть моего отца и меня самого варварами. Ты – капитан корабля дураков. Сам-то ты кто? Такой же немец, такой же европеец, как и я, и мой отец. Знаешь ли ты, что земля, на которой мы родились, живём, молимся, страдаем, любим, сражаемся и погибаем – зовётся даже не Германией, а Европой. И мы – все дети её. Короли думают только о себе – и никто о судьбе избранных народов, живущих на этой благословенной земле, защищаемой Христом. Только мы творим историю. Только эту землю избрал Господь, отвернувшись от всех остальных.
– Вы, европейцы – все эгоцентристы и иллюзионисты. Вы создаёте себе мнимые реальности и живёте в них, закрывая глаза на действительность. А мир – устроен гораздо сложнее, чем может представить себе даже самый гениальный из европейцев и самый большой дурак среди нас. Вся история написана европейцами – думаете вы. Считаете, что есть только один правильный взгляд на вещи – ваш. На самом деле, Европа – лишь маленький клочок изведанного мира, родившийся совсем недавно посреди тёмного леса варваров. Европейский взгляд на вещи – это всего лишь одна из самых новых точек зрения на мир; к тому же, далеко не одна из лучших.
– А ты, всё-таки, еретик. Чего ещё можно было ожидать от капитана корабля дураков?! Скажу тебе, что точно всего я знать не могу. Мне известно лишь, что Бог есть, как есть и я; и моя страна. Ничего больше я сказать не могу и не буду – всё равно ты не поймёшь, ведь ты ещё больший дурак, чем все на твоём корабле. У нас есть общая цель: избавиться от ведьмы. Помоги мне и мы вместе решим эту проблему; пока жива она – жив и наш с тобой союз.
– У меня на корабле есть некоторые лекарства, которые изготовляет один из членов моего экипажа – они должны помочь тебе. Он научился готовить их у индусов, живущих на другом конце мира.
– Он колдун?
– Нет. Простой дурак, который в своё время почитал и Господа, и родную мать; и который просто знает больше всех остальных, но молчит об этом.
– Хорошо. Чтобы избавиться от этой боли, я бы согласился и на помощь дьявола.
Он вытянул нож из груди и застонал:
– Мне нужно как можно скорее встать. Мы должны предать суду это исчадье Ада, чуть не погубившее нас обоих.
– Поменьше говори и ещё лучше, не двигайся. Скоро я вернусь, а пока попрошу хозяина принести тебе побольше эля – он успокоит твою боль.
Пока я расплачивался с хозяйской женой за ещё один бочонок их хмельного пойла, который попросил отнести наверх в комнату моего нового друга, через весь зал до меня донёсся крик Головы-Тыквы:
– Капитан! Капитан! Наконец-то мы нашли вас! Мы наполнили трюмы и готовы снова раскрыть паруса и отправиться в путь, пока местные не вздёрнули нас за то, что мы им не нравимся.
– Потише там, дурак! Не расходись здесь, – пробурчал один из дневных посетителей.
– Эй, иди сюда, – крикнул я своему подчинённому.
В три ловких прыжка, Голова-Тыква преодолел разделявшее нас расстояние, но в последний момент споткнулся и упал прямо мне под ноги, чуть не разбив тыкву у себя на голове. Этот парень был как сотворение мира: ничто ни с чем, а получилось вот что.
– С отплытием придётся подождать, Голова-Тыква, – сказал я ему, – у нас ещё есть дела здесь, не покончив с которыми, мы нигде больше не сможем причалить. Мне понадобится помощь команды. Они мне ничем не обязаны – но я вынужден просить их о помощи. Как думаешь, они пойдут за мной, если я не прикажу, а попрошу?
– Это серьёзно, капитан. Ваша команда верна вам – вы не такой как все. Вы относитесь к Голове-Тыкве как к настоящей, умной голове. И к остальным так, как они хотели бы. Они пойдут за вами хоть в пасть демона, если попросите. Только скажите, капитан.
– Мне нужен Нюрнштайн – скажи ему, чтобы явился сюда немедленно. Остальную команду собери вместе и передай им моё поручение: отныне, я буду передавать команды через тебя, а ты будешь слушать только меня одного. Пусть они исполняют твои приказы, если я не скажу им обратного. Я доверяю тебе, Голова-Тыква, не подведи своего капитана.
– Так точно, капитан.
– Команда дураков и чёрный рыцарь выходят на охоту за ведьмой. В таком участвовать нам ещё не приходилось.
– Не приходилось капитан. Но если мы получим за это награду, то все ведьмы на свете будут трепетать, только услышав наши имена.
– Всё может быть, Голова-Тыква. А теперь беги так быстро, как только сможешь.
– Так точно, капитан.
Даже сквозь его тыкву я видел, как он улыбается – как он счастлив. Но, не смотря на мой приказ, он всё ещё оставался здесь.
– А та ведьма, голову которой мы пронесём через весь город на пике – случайно не та фройлян, которая так понравилась нашему капитану вчера вечером, что даже Мозги-С-Зубок-Чеснока – тот старый идиот – прочёл бы мысли нашего капитана на её счёт.
– Держал бы ты язык за зубами, Тыква.
– Умел бы – не попал бы в вашу команду, капитан. От такой ведьмочки я бы сам и не отказался, даже не смотря на все муки Ада. Женщины заставляют стручок тыквы расти. Ох, как надеюсь я, что мы её скоро поймаем.
– Ступай на корабль. Приведи Нюрнштайна, как я тебе и сказал. И не делай глупостей.
– Эх, всё же, наш капитан – говорит, что прожил две тысячи лет, а по-прежнему наивен как ребёнок. Я же первый помощник капитана корабля дураков – а вы говорите мне не делать глупостей. Так точно, капитан. Исполняю.
– Что же мне с тобой делать, Голова-Тыква?! Пойдём уже вместе – как-нибудь рыцарь переживёт.
За что только я не люблю Голову-Тыкву. Он – это я в те времена, когда ещё не умел ни писать, ни читать; то есть, когда мне было около восьмидесяти лет и я так же путешествовал на римском корабле, и берега тысячи эллинских берегов открывались передо мной.
Стоило мне с Головой-Тыквой подойти к кораблю, как до моих ушей донеслось грязное, но весёлое пение команды:
На палубе стоит он –
Капитан Дураков!
За голову его выкуп –
Десять тысяч золотых корон!
А дураки – танцуют,
Пускаются в пляс.
А погода – бушует,
Но не угробить ей нас.
На палубе стоит он –
Капитан Дураков!
Под мышкой у него выкуп –
Десять тысяч золотых корон!
А капитан наш кричит:
«Полный вперёд!»
А Господь – один из нас:
«Вперёд, корабль, сквозь шторм!»
Голова – под мышкой,
Мешок его золотой.
Безголовый капитан,
Вот он – командир дуракам.
Это была старая песня моей дурацкой команды – уже не помню, кто и когда придумал её. Она рассказывала про капитана на корабле дураков, за голову которого объявили награду. Недолго думая, он отрубил себе голову, засунул в мешок и на своём корабле приплыл в город за своими деньгами. Кто ещё может быть капитаном на таком корабле, если не последний дурак?! Хорошая награда – десять тысяч корон золотом за голову одного безумца.
Нюрнштайн прибыл так быстро, как даже я не мог этого ожидать. Вместе, мы вернулись в таверну. Хозяева наверняка были напуганы и обеспокоены тем, что затевает команда дураков. Вряд ли их терпения хватит надолго.
– Зачем мы пришли сюда, капитан?
– Помнишь, ты рассказывал мне о своих чудо-лекарствах? Наконец, они здорово нам пригодятся. Ты взял их с собой?
– О, я никогда не оставлю их на том корабле без надзора. Да, они со мной – всегда.
– Отлично. Пойдём со мной. Кое-кому нужна твоя помощь.
– Я могу узнать, что происходит?
– Помнишь рыцаря, которому я вчера выстрелил в бедро? Так вот, мы должны помочь ему снова встать на ноги. Ты справишься с этим?
– Думаю, да, если он мне позволит. Но зачем?
– Чтобы он помог нам найти ту, что сделала со мной вот это, – я повернулся к Нюрнштайну спиной и поднял вверх из штанов одежду, показывая ему спину с ещё не затянувшимися ранами от вчерашнего удара – скоро они пройдут, но Нюрнштайн не из тех, кто верит на слово.
Я продолжал:
– Как никогда, моё сердце переполняет ярость. Нюрнштайн, мне понадобится твоя помощь, чтобы отомстить.
Я думал, в ответ он промолчит, как делал всегда. Но вместо тишины, я услышал:
– Этот безумный век – погубит всех. Ни один из нас так и не доживёт до конца своей этой истории. И никому не дождаться счастья, о котором все так долго мечтали. Если тогда смысл мстить, капитан?
Теперь, настала моя очередь быть тем, кто в ответ лишь отводит глаза.
– Пошли уже, – махнул рукой Нюрнштайн, – где твой больной? Скажи ему, чтобы позволил делать мне с ним всё, что я сочту нужным, если он действительно хочет когда-нибудь снова встать на ноги.
– На счёт этого не переживай – он будет сотрудничать, я обещаю.
Нюрнштайн работал слажено и методично – иного я от него и не ожидал. Всё меньше и меньше в нём можно было найти от дурака или полоумного. Рыцарь рычал от его операций как лев и стонал как дворовая кошка, посыпая злого доктора всеми мыслимыми проклятиями и угрозами – за каждую секунду страдания, обещая превратить целый месяц жизни Нюрнштайна в Ад. Для него эти слова весили не больше ветра и нисколько не мешали ему выполнять свою работу так, как сам считал нужным. Рыцарю пришлось смириться с этим, как бы трудно ему не приходилось. Он поплотнее сжал зубы и количество криков, доносившихся из комнаты, поубавилось. И всё равно, это был один из самых скверных дней в его жизни.
– Солнце сядет на востоке, если он не станет на ноги через неделю, – заключил Нюрнштайн, – в худшем случае, через две. Мне пришлось повозиться, но всё могло обойтись намного хуже, если бы вы задели его чуть-чуть ниже, капитан.
Поскрипев ещё зубами, рыцарь признался мне позднее, что на самом деле был очень признателен моему доктору.
– Нюрнштайн – не доктор, – сказал я, – он презирает докторов. Скажем, он просто человек, который многое видал и знает не меньше. А тебе – просто повезло.
И дураку ясно, что пока мы стоим на месте, наша ведьма зря время не теряла, и наверняка успела сбежать из города. Нам с рыцарем тоже следовало отправиться в путь, чтобы иметь хоть какие-нибудь шансы догнать её. Но пока рана рыцаря заживала, у меня было время подумать. Странное чувство не покидало меня – и моего нового друга, видимо, тоже. В тот день, когда он смог подняться с кровати и сделать первые несколько шагов, мы сказали это одновременно, глядя друг другу в глаза:
– Она ещё здесь.
Но почему бы ей не убежать, чуть не прикончив нас обоих?! Сложно истолковать – но некоторые мысли и не требуют объяснений. Возможно это такой обманный манёвр. А возможно и то, что ведьма вселила в наши с рыцарем головы идею, что она прячется где-нибудь в городе, чтобы окончательно сбить нас с толку.
– И всё же, мы не можем ничем доказать, что она ещё здесь.
– Да, мы действительно можем глубоко ошибаться на её счёт, – подтвердил рыцарь, – зато её вина для нас – безусловна, как наша вера в Господа. И одного этого нам хватит, чтобы вершить правосудие.
Если говорить точнее: месть. Хоть это и обман, что в мире, где столько войн, предательства, нищеты и невежества – ещё найдётся место и для справедливости; только для праведной мести. Мне редко приходилось сталкиваться с этим чувством. Четверть жизни я просидел в библиотеках, полжизни я блуждал по миру, и оставшуюся четверть обчищал кошельки богачей. Не так уж и много я успел повидать – ведь у меня всего два глаза, а не двадцать тысяч. Я ни к кому особо не привязывался – даже к тем, кому говорил, что люблю их. Каждый век я встречал одних и тех же персонажей – в разных костюмах, но с неизменной жестокостью. Беспредельно много времени – это слишком мало времени. Чем дольше живёшь – тем сильнее время сужается в памяти. Я сам до конца этого не понимал и надеялся лишь, что перед тем, как рыцарь разрубит ведьме голову надвое, он даст мне время задать ей пару вопросов. Да, мной руководила не одна только месть; ещё было любопытством.
Ещё мне казалось, что она живёт намного дольше, чем я. И своё время, в отличие от некоторых, потратила с пользой. Шестнадцать лет – какой обман. Человечеству тоже всегда шестнадцать лет, как я всегда говорил. Значит ли это, что она одного возраста со всем нашим родом?! Хоть тогда и была ночь, я разглядел её лицо, и оно напоминало мне теперь не молодую девушку, а уродливую старуху. Когда мы ещё были заодно, мне казалось, что она постоянно хочет мне что-то сказать – нечто важное; но не делает этого, потому что ждёт, пока я сам спрошу её. Теперь, нам предстоит найти её в лабиринте из трёх сосен и забыть о ней навсегда, прикончив. Как же эта погоня напоминала мне наш безумный век.
Рыцарь иногда молился вслух, а я пытался найти ответ в своей внутренней пустоте: как и где нам найти ведьму?
И я, и я рыцарь – целыми днями мы оба сидели на одном месте и ничего не предпринимали. Он смотрел на меня, размышляя о чём-то, а я всеми силами старался его не замечать. Мы оба ждали, что ведьма сама снова даст о себе знать. Если это правда, то что бы мы ни делали – всё это будет бесполезной тратой сил и времени. А если нет, то…
Ночь, в которую она приснилась мне, было сырой и холодной, будто после дождя, шедшего несколько дней. Я встретил её без вражды; и она говорила со мной так, будто я никогда и не желал её смерти:
– Значит, ты говорил мне правду о том, что ты бессмертный, – в голосе её звучала неуловимая нотка надежды.
– Это не отменяет того, что ты хотела убить меня. И злюсь я так, будто всегда был простым смертным.
– Будь ты им на самом деле, ты уже давно был бы мёртв. После таких ран в живых не остаются. Ты сказал, что бессмертен – именно тебя я и искала. Но я не могла поверить тебе на слово – слишком велик риск. Если бы ты тогда сказал о своём бессмертии в шутку – за неё ты бы расплатился жизнью. А так: ничего особенного с тобой не произошло.
– Ты предала меня и убила. Все, кто поступают так – заканчивают плохо.
– Ты действительно так хочешь убить меня после этого?
– Я хочу получить ответы: кто я? Зачем я появился на свет таким? И как это можно прекратить?
– Значит, мне не о чём беспокоится – ведь я не могу сказать того, что ты так хочешь услышать, поскольку не знаю. Всё, что я знаю: ты – такой же, как и я, хоть убить меня будет намного проще, чем тебя. И всё же, я сильнее; хоть я и не хотела такой власти.
– Отрубить голову, сжечь, забросить на дно океана – с ведьмами можно расправиться.
– Я не враг тебе. И я тоже не желаю зла ни тебе, ни рыцарю. Ваш враг – совсем другой человек.
– Кто он?
– Не могу сказать. Если он узнает, что вы раскрыли его – то всем нам конец. Я должна найти способ избавиться от него так, чтобы больше никто не погиб по нашей вине. Вы с рыцарем должны прекратить.
Как появилась, так она и исчезла из моего сна. А что было дальше – навеки будет утеряно в памяти, потому что в конце этого сновидения лежали все ответы.
Рыцарю я ничего рассказывать не стал. Только за обедом сказал ему, как бы между прочим, что ожидать следующего появления ведьмы нам осталось недолго. Я сказал, что уверен в этом. Ему, конечно же, стало интересно, откуда мне это известно.
– А откуда миллионам христиан по всей Европе известно, что Бог существует?! – ответил я, – моё знание – не многим отличается от уверенности в существовании сверхъестественного.
– Нет, ты точно колдун, – стукнул он кулаком об стол, – тебе следует держаться подальше от воинствующих монахов и инквизиторов, если не хочешь сгореть на костре.
– Но ты ведь мне веришь?
– Пока что, – вытер он эль со своих усов, – ты не давал мне повода обвинить тебя во лжи. Но знай: ведьма может проникать в людское сознание и сеять там семена зла. Она намного опаснее и сильнее нас с тобой вместе взятых. Только хитростью и чудом у нас есть шанс одолеть её.
– А как она вообще появилась в твоей жизни? С чего ты вообще начал её преследовать?
Рыцарь выпрямил спину и серьёзно взглянул на меня:
– Долго же я ждал от тебя этого вопроса.
Он опустил голову и спрятал свои глаза за лбом, как это часто делают монахи в своих молитвах, скрываясь от того, кого они превозносят и обращаются к самим себе. Впервые я видел, что бы он о чём-нибудь так долго размышлял. Голова-Тыква, тем временем, поставил перед каждым из нас по тарелке с густым супом.
– Наслаждайтесь трапезой, господа, пока ведьма уносит свои пятки от нас и корчит нам рожицы из-за спины – притом не без оснований на это, скажу я вам, господа.
– Да заткнись ты уже, чёртов головастик! Ни то превращу твою голову в тыквенную кашу вместе со всем, что под ней, – закричал рыцарь.
– А под ней, скажу я вам, как раз ничего и нет, – сказал Голова-Тыква и поспешил удалиться прочь.
– Это произошло три года назад, – начал рыцарь, захватив суп ложкой, – не знаю, правильно ли рассказывать об этом во время обеда, но ты сам выбрал этот момент.
И он начал свой рассказ.
В то время шли жуткие дожди. И сколько не двигайся на восток или запад, в каждой второй деревне у тебя на пути свирепствовала какая-нибудь хворь. Я жил тогда вместе со всей своей семьёй в Антверпене. А это – город, в котором происходят самые странные вещи во всей Фландрии. Со временем, к ним привыкаешь – мы ведь не выбираем время и место, чтобы родиться. Но иногда происходит такое, что кровь стынет в жилах, сразу вспоминаются старые рассказы про чертей и демонов и просто невозможно закрыть на это глаза и отвернуться. Именно это и произошло тогда со всеми нами.
У замка Стен тогда собралась целая толпа народу. Никак сам дьявол или кто-нибудь из его слуг побывал на улицах Антверпена. Три человека: муж, жена и сын просто шли по своим делам, как не успев даже закричать, упали замертво на землю с широко открытыми глазами. Ничто так не пугает, как мгновенная смерть на глазах у такого количества народу – притом безо всяких на то видимых причин. Если бы кто-нибудь собрал всех ополоумевших в тот день, то не хватило бы всего антверпенского флота, чтобы загрузить его дураками и отправить вниз по реке. Мне сложно осознать причины того, что произошло, но отовсюду стали даже слышны крики, что это знак Господа, говорившего нам отнимать добро и богачей и раздать его беднякам. Всеобщее безумие в тот день дошло до того, что вмешалась городская стража и сам бургомистр. Только приложив общие усилия, властям удалось предотвратить бунт и ещё большее кровопролитие.
Когда народные волнения были укрощены, пришло время задавать вопросы и искать ответы: к кому смерть пришла в столь жутком облике и почему? Оказалось, что это была семья одного небогатого купца, уже много лет торгующего овечьими шкурами. И хоть профессия любого торговца связана с грязью и обманом, никому не могло прийти в голову, кому понадобилось убивать его вместе со всей семьёй – при свете дня, в самом сердце толпы. Однако было очевидно, что без чёрной магии дело не обошлось. Тела похоронили за кладбищенской оградой, как убитых с помощью нечистой силы, а жители ещё много месяцев жили в страхе.
Сложно сказать, сколько времени прошло, прежде чем кто-то вспомнил, что в семье убитого была не только жена с сыном; была ещё и дочь, которую никто не видел со дня страшного происшествия. Среди убитых её тело не обнаружили. На какое-то время, в головах у людей начало проясняться, ведь теперь у дела появился главный подозреваемый. Однако что стало с ней? Об этом спрашивали многие, но мало кто действительно искал ответ – в хаосе городских лабиринтов практически невозможно было отыскать кого-то конкретного. Предполагали, что она мертва – ведь как девочке выжить без семьи? Но решили искать до последнего.
И она нашлась – в объятиях какого-то похотливого моряка, которого пришлось силой отрывать от её хрупкого тельца. Сколько она прожила в портовых клоповниках было неизвестно. Сразу после этого, её направили к священнику. При всём уважении, он мало чем мог ей помочь. В народе говорили, что это она навела на всю свою семью ужасное проклятие и убила их с помощью смертельных паров, рецепт которых ей подсказывал дьявол. Но если и в этом удастся доказать её невиновность, то достаточно и того, что она – портовая потаскуха из семьи порядочных людей и нет места ей в этом городе.
Но какое же прелестное у неё было лицо! Брат мой, в отличие от меня, оруженосцем рыцаря стать не смог, а потому посвятил себя защите порядка и правосудия в нашем родном Антверпене. Он был одним из тех, кому доверено было вынести приговор этой потаскухе. Он должен был разоблачить её преступление и выбить из неё признания в своей вине. Но по непонятной мне причине, он отложил вынесение приговора. Он заявил, что в этом деле ещё следует разобраться.
В то время я тоже находился в городе и был одним из первых, кто сказал ему в глаза, что ведьма околдовала его. Но брат мой был сам не свой – никогда я не видел его таким. Он сказал, что не признаёт чёрную магию, а в этой девочке видит лишь невинную жертву. Я попытался вбить в его голову, что всё это чушь и ведьму нужно судить немедленно. Но он не слушал меня. Тогда, я сказал ему в лицо, что в таком случае, я обвиняю его в содействии силам зла. В ответ, он лишь выгнал меня из своего дома. Он сказал: правосудие – сильнейшее оружие человечества и требует осторожности.
Вскоре, всем уже было ясно, что мой брат, уважаемый юрист и учёный, сошел с ума. Что за безумие и ересь встать на защиту ведьмы в наш просвещённый век?! Он переоценил свою власть. Мой брат допрашивал ведьму наедине, прогнав стражу. Мне страшно даже представить, что она могла с ним сделать – за толстыми стенами темницы, без посторонних глаз. Судья сам стал жертвой.
Наконец, сама стража восстала против него и направилась вместе с толпой граждан к дому моего брата, чтобы самим завершить правосудие – и никто не мог их остановить. Вместе с ним жил мой старик-отец с тремя моими сёстрами – больше всего, я переживал из-за них, поэтому тоже присоединился к толпе, чтобы в нужный момент остановить её. Но ведьма, видимо, чувствовала надвигавшуюся беду. К тому времени, как мы обрушили двери – мой отчий дом уже превратился в склеп.
Слухи и легенды о той ночи ещё долго ходили по Антверпену. На телах мертвецов не было ни единой раны – как и в тот раз; а глаза жертв как будто раздвинуты щипцами. Моего брата нашли в его спальне без одежды. В руках он сжимал подписанный приговор, в спешке разорванный на три части. А ведьма будто провалилась под землю к своему хозяину.
С тех пор, я не появлялся в Антверпене. Даже если бы я захотел остаться – не нашлось бы там места для меня. В глазах своих бывших сограждан, я был мстителем, всю семью которого уничтожила ведьма. Они думали, что я ушел потому, что дал клятву отомстить – и до тех пор, не смогу увидеть дома. Но на самом деле, я собрал всё нажитое моей уничтоженной семьёй богатство и в горе странствовал по городам, участвуя в каждой драке, нарывался на тысячу сражений в надежде, что в одном из них меня, наконец-то, кто-нибудь прикончит. Я стал хуже любого зверя – чёрным рыцарем без знамени и чести. Прошло много лет; и лишь несколько месяцев назад рассудок вернулся ко мне.
Случилось это, когда я встретил её снова. Я выглядел так, будто постарел на двадцать лет, а она – всего на один день. Готов поспорить, что за всё это время ни единый волосок не упал с её головы. Сколько зла она успела причинить, пока моё сердце само обливалось тьмой?!
Я встретил её в далёкой Буде на Дунае. С тех пор, я преследовал её до вод Рейна; от Средиземного моря до Скандинавских берегов. Я не жалел ни сил, ни оставшихся средств, чтобы найти её. Она – была моим последним шансом вернуть всё, что я потерял. И я до сих пор готов отдать хоть тысячу жизней, но забрать ту, что виновна в гибели всей моей семьи и в моём собственном падении.
Он стукнул ложкой по тарелке.
– Так я оказался здесь: с прострелянным бедром, с дураком за одним столом.