Czytaj książkę: «Мы остаёмся жить», strona 10

Всего крупных потоков мигрантов, от сотни тысяч и более, было четыре; я прибыл вместе с третьей. Просто так попасть сюда было нельзя – Марсианской корпорации нужны были специалисты разных областей для организации идеального общества профессионалов для более эффективной добычи полезных ресурсов, выращивания еды и обустройства социальной жизни. Я назвал себя специалистом в области древних языков. Мои знания в этой области были настолько обширными, что я считался настоящим культурным сокровищем на планете, у которой не было своей культуры, но которая постепенно появлялась. Как полиглот, я сначала работал в переводческой конторе; но затем мои навыки пригодились в библиотеке Марсианской корпорации, позже переименованной революционными властями в Национальную Библиотеку Марса. Там я всего за год дослужился до звания директора. В этом деле мне помогли не столько познания в языках, сколько многовековой опыт интриг. Тогда же, я сблизился с радикально настроенным движением марсианских студентов, вскоре превратившимся в революционную партию. Мой высокий пост не раз выручал и меня, и многих моих друзей, казалось, из безвыходных ситуаций. Это были по-настоящему весёлые, опасные и интересные времена, когда я боролся за то, во что верил рядом с людьми, которые считали меня своим учителем. Много раз они предлагали мне пост главы; и каждый раз я отказывался. Это было для меня всего лишь игрой. Я не мог позволить себе взяться за управление не отдельными сферами, а всем будущим планеты. Поэтому у штурвала оказался Марк. И я боялся: как бы он не стал ещё хуже тех, против кого мы сражались.

Но всё равно: я был счастлив в новом мире; и наслаждался всем – даже лишениями, которые сулила мне тяжёлая марсианская жизнь. И теперь, видимо, ей суждено закончиться. И пока я шел по этому прекрасному, тянущемуся в невиданную и волшебную даль проспекту, я вдыхал искусственный марсианский воздух и мысленно прощался со всем, что знал в этом мире. И хоть Марк наверняка думал, что рано или поздно, когда у нас всё получится, я вернусь обратно в Елену и стану почётным пенсионером, героем планеты – я знал, что поездка на Терру будет в один конец. Я исполню долг перед своей новой родиной. Но остаться жить здесь до конца бесконечных лет – мне не придётся. Я останусь на Земле; и уже там буду ждать своего ангела смерти.

Оказавшись у себя в квартире, я сразу сел за изучение уже лежащих на столе планов моей операции на Терре. Забавно. Я не был дома около недели, всё время уделял работе. Тем временем, кто-то проник ко мне в квартиру и оставил планы под грифом «Совершенно Секретно» прямо на столе, будто заранее зная, что отказаться я не могу. Если они действительно были так во мне уверенны – зачем же говорить об этом так прямо?! Ох, не нравится мне то, что задумал Марк. Хотя какой у нас выбор?

Я окунулся в работу с головой и даже не заметил, как настал вечер. Но я всё равно не успел прочитать всё, что мне оставили гости на столе. В дверь раздался звонок. Незваные гости – отличный повод приостановить недоевшую работу. Я быстро спрятал бумаги в стол и закрыл ящик на замок. В дверь продолжали звонить – теперь уже более требовательно. Я достал пистолет и направился к дверному замку. Иные предпочитают бежать; но что бы ни случилось – я всегда на своих позициях и готов принять бой. Все мои товарищи, да и я вместе с ними – удивляются, как это я умудрился так долго прожить.

У самой двери я заглянул в глазок – вдруг пристрелю не того и тогда проблем не оберёшься. Уже было сняв пистолет с предохранителя, я улыбнулся и вернул его в безопасный режим, пряча глубоко в далёкий карман. Я широко распахнул двери и вместо приветствий – крепко обнял стоящего за ней человека, которому был рад всегда.

В кармане у него тоже всегда можно было найти что-нибудь огнестрельное – привычка, которую я ему привил. Как не бывает бывших полицейских – не бывает бывших революционеров. Борьба за свободу для нас – вечна; и цель её – достижима всегда только в далёком будущем, уже после нашей славной гибели.

Тех, кто задержался в этой жизни дольше положенного им срока вычислить не трудно. Их путь, обычно, бывает полон тёмных переулков. Среди их родственников, друзей или знакомых всегда можно найти сумасшедших политиков, диссидентов, серийных убийц, шизофреников и тех, кого называют по-разному, но мне лично нравится говорить о них, как о «проклятых поэтах».

Мой гость воплощал в себе все эти качества и даже больше. Артур Кенненберг – был в прошлом наёмным убийцей, пиратом, бунтовщиком; и вместе с этим – лучшим поэтом в марсианской литературе. Таких людей обнимать не стоит; но у нас с ним это вошло в привычку и стало старой доброй традицией. Других таких людей как он – не найти на обоих планетах.

– Проходи. Чего стоять в дверях?! Ты даже представить себе не можешь, как я рад, что ты пришел.

Богиня улыбнулась этому поэту ещё при жизни, хоть и немного позже, чем могла бы. Писать стихи он начал в пятнадцать лет, когда пристрелил своего тридцатилетнего любовника и впервые залёг на дно. В марсианскую литературу он войдёт под именем «поэта, музой которого всю жизнь была Красная планета»; он был самым настоящим «певцом революции», а в новое время – главным писателем молодого государства, чьим именем вскоре будет названа литературная премия. Именно его стихи мы печатали ещё двадцать лет назад на оборотах своих маленьких брошюр, в которых призывали простых граждан к борьбе с тиранией. Когда вокруг царила ложь и отвратительная массовая культура, именно литература была нашим основным оружием за народ. Именно поэтому вклад Артура в общее дело был неоценим. И даже не смотря на то, что много лет он зарабатывал себе на хлеб разбоем и убийствами, стихи его всё равно были полны той любви, в которой мы так нуждались:

Есть камень, что должен быть разбит, чтобы

Был построен дом; сорван лист, чтобы

Одеялом была покрыта вся земля, что

Столько лет была

Так одинока.

И миллионы световых лучей пронзают людей с целью

Известной им одним – детям не Земли, но Марса.

Эта правда бессловесна; знающему её

Свяжут руки и заткнут рот.

Они стелятся в ряды двух наших лун,

Один за другим подряд пролетают

Со скоростью мысли – выше далёких звёзд,

Чтобы упасть на головы дуракам.

Так нацель же, Красная планета, свои пушки в небо,

За новую жизнь, против тирании,

И пусть удары красных сотрут голубых в пыль и прах,

Чтобы мы могли родиться вновь.

Голубыми называли сторонников терранской политики; красными – землян, дружественных к Марсу и самих марсиан. Мир всегда был биполярным: римляне и варвары; христиане и мусульмане; монархисты и республиканцы; коммунисты и капиталисты; теперь вот: марсиане и земляне – красные и голубые.

Я ставлю перед свои старым другом чашку кофе, зёрна которого были выращены на Марсе. Местный кофе сильно отличается от земного – в худшую сторону. Но за годы жизни привыкаешь ко всему. Земной кофе: арабика и робуста – очень дороги, потому что Марс экспортирует товар, но почти ничего не импортирует. А марсианка – сорт марсианского кофе – настолько безвкусен, что я жду не дождусь, когда вернусь обратно на Терру.

– Многое изменилось с тех пор, – он добавляет в чашку четыре ложки сахара.

– Изменилось к лучшему. В те весёлые времена, признай, ты и представить не мог, что мы вот так сможем спокойно встретиться и мирно поговорить, не опасаясь, что в любой момент ко мне в квартиру может ворваться группа захвата.

– Да, теперь мы – это власть. И мы не должны совершать ошибок своих предшественников. В особенности: нам нельзя думать, что мы достигли окончательной цели. Некоторые уже думают, что они – граждане свободного марсианского государства. Но ведь мы оба понимаем, что до полной независимости Марса – нам так же далеко, как и до Земли.

– Ты уже знаешь о том, что Марк отправляет меня на Терру?

– Нет, – улыбнулся он, – но я догадываюсь уже, что это за миссия. Мой средний код доступа не позволяет мне знать обо всём, что творится в голове у Марка, а потому я не могу ни реагировать, ни на что-либо влиять. Будь моя воля, ты бы остался здесь. Марк это затеял – пусть сам разбирается со своими проблемами на Терре. Хотя, определённая логика в его действиях есть. Но тебе она может не понравиться.

– Марк не стал ничего от меня скрывать. Он хочет убрать меня от штурвала власти.

– Если он окажется мягкотелым – всем нам придётся очень сложно.

– Ты ничего не знал, ничего не слышал; и всё равно уже знаешь обо всём. Может, у тебя никакой не средний код доступа, а самый высший и ты просто это скрываешь.

– Нет. Но мы ведь оба знаем, какое богатое у меня воображение. По крайней мере, его хватает, чтобы представить себе не только все варианты дальнейшего развития событий, но и то, для чего Марку и всем нам могут понадобиться твои таланты.

В три глотка я осушаю чашку кофе.

– Да?! Ну давай, скажи мне, какое задание дал мне Марк. Ты уже не раз демонстрировал при мне свои телепатические способности. Но сможешь ли ты сделать это теперь?

– Смогу. Только это вовсе никакая не телепатия – так её называют лишь проклятые журналисты, у которых не всё в порядке с головой. Это всего лишь богатая фантазия и немного дедукции. Я ставлю перед собой задачу представить все возможные и невозможные варианты – их часто оказывается больше нескольких тысяч, а то и миллионов. Затем, я перебираю их, оставляя лишь те, у которых больше всего шансов воплотиться в жизнь. А после, я оставляю один – тот, который мне кажется самым привлекательным. Забавно, что для других они такими вовсе не кажутся – но это уже личное дело каждого. И чаще всего я оказываюсь прав. Благодаря методу фантазии можно предсказывать будущее и угадывать мысли других людей. Фокус – и не более того.

– Ну, так удиви меня им.

– Как мы уже знаем, Марк не хочет, чтобы ты оставался здесь.

– И это вариант кажется тебе более привлекательным?!

– У нас с тобой разные определения этого слова. Не будем останавливаться на мелочах. Итак, что у нас дальше… Он хочет использовать твои необычайные и уникальные знания и способности с максимальной выгодой для себя. Но как он может это сделать? Только отправив тебя на Терру, разумеется, где наши союзники нуждаются во влиятельном представителе с Марса, желательно из нового правительства. Ты идеально для этого подходишь. Он поручит тебе какое-то важное для общего блага задание – наверняка, очень опасное. Я угадал?

– Ну, это было не трудно. Прояви истинные чудеса и скажи, что именно я должен сделать на Земле.

– А подсказки будут? Мне хватит самого малого намёка.

– Попробуй обойтись без них. Я хочу услышать твоё мнение, провидец. Посмотрим, правда ли ты волшебник.

– Ладно. Ни для кого другого я делать этого не стал бы – мой дар слишком опасен, для меня в том числе. Но только ради тебя, я постараюсь с помощью своего воображения заглянуть под гриф «Совершенно Секретно» и узнать все государственные тайны, не взломав ни одного замка.

Он ненадолго замолчал, опустив взгляд на чайную ложку. Он не моргал и смотрел не на предмет у него в руках, а как бы в никуда, покинув Марс и отправившись в путешествие в миры, известные ему одному. Он несколько раз прокрутил чайную ложку в руке, вокруг своего пальца.

– Я уверен, – начал он, – что в этой истории не обойдётся без убийства. Главный вопрос, важный и для меня, и для Марка – убийство кого: тебя или кого-то другого с твоей помощью. Это может быть не прописано в официальной части плана. Поручил он тебе, конечно же, какую-то дипломатическую миссию. Власти Земли не станут ограничивать твою свободу; но в то же время, они не будут спускать с тебя глаз. А Марсианская корпорация, скорее всего, попробует тебя убить – но сделает это так, чтобы их самих ни в чём нельзя было обвинить. Ты будешь находиться в странах Европы: скорее всего в Варшаве или Стокгольме – может, даже в Вильнюсе, но это не так важно. В твои обязанности будет ходить на встречи с разными людьми: как с друзьями, так и с врагами. Ты постоянно будешь под наблюдением. Твоей целью будет убедить и тех, и других в том, что землянам выгоднее оставить Марс в покое. Но самому Марку больше всего нужно будет убийство. Может быть на Терре человека незначительного; но для Марса – исключительно опасного. Настолько, что наш премьер-министр даже не стал раскрывать его имени.

– Но почему?

– Как я уже говорил: он исключительно опасен. Если он узнает, что ты там ради него – он сможет избежать встречи с тобой. Но если ты сам не будешь знать, что должен убить его – он сам придёт к тебе.

– И как же я должен его узнать? Как я должен убить его?!

– Марк надеялся, что ты сам сможешь это понять. Простой человек, естественно, не справился бы. Поэтому, туда едешь именно ты. Да, всё так и будет. Зря Марк не стал рассказывать тебе всего. Без смерти этого человека – добиться окончательной победы над Террой будет невозможно. Я прав.

Он произнёс свои последние слова не вопросительно, а так, будто констатировал факт.

– Да, прав.

– Вообще, – скривился он, – я зашел сюда только с одной целью: спросить тебя, как долго ты ещё пробудешь на Марсе.

– То есть, ты заранее знал о том, что я лечу на Землю?

– Не про Землю; но что-то я предчувствовал. Хорошее слово: предчувствие. То, что возникает раньше чувств. Оно никогда меня не покидает. Я так же предчувствую, что возвращаться обратно в Елену, да и вообще на Красную планету – тебе вряд ли захочется.

– А тебе бы хотелось?

– Глупый вопрос. Я ничего так сильно не люблю, как свой дом. Если твой дом не Марс – то мы друг друга не поймём.

– Ты знал, что я жил на Терре немыслимо долго?

– Предчувствовал, – покачал он головой, – но мне даже страшно спросить тогда: сколько тебе лет?

– Тебе и правда лучше об этом не спрашивать.

Он кивнул.

– Так, долго? – повторил он вопрос.

– Не знаю. Может, несколько дней.

Он снова кивнул.

– И всё это время тебе будет не до старых друзей. Тебя ждут дела куда важнее – и их нельзя откладывать на потом. Поэтому, я пришел в идеальный момент, чтобы попрощаться. Так я и знал.

– Прощай.

Артур сильно изменился. Он и до этого был странным – и дело было даже не в том, что ему были на практике известны тридцать семь способов быстрого убийства человека и в теории в сто раз больше. Он сам по себе никак не мог вписаться в колесо повседневности. И там, где присутствовал он – обычных вещей быть не могло. Это было его главное проклятие. Ничегоуже его не спасёт.

Когда проклятый поэт ушел, одним словом пообещав не возвращаться больше никогда, я выглянул в окно. В столице Марса Елене садилось солнце, размером с горошек. Красное небо медленно переходило в чёрный. Начинали свою работу световые электростанции и во всём городе зажигались огни. Когда-нибудь, все эти бескрайние и пустынные земли будут устелены лесами и полями зелёного цвета. Когда-нибудь, эта планета станет похоже на Землю. Тем, кто живёт сейчас здесь – никогда не увидеть плодов своей борьбы. Все мы сражаемся за будущее.

На Терре почти не осталось природных ресурсов. Как оказалось, Марс ими полон. Созданную здесь ещё в прошлом веке переменчивую атмосферу – не загрязняют ядовитые газы. У Земли есть прошлое; у Марса – будущее. Через много лет, земляне потеряют свою планету. К тому времени Марс, если его города не превратят в пыль земные бомбы – станет могущественным государством, способным приютить космических бродяг. Когда население планеты с нескольких миллионов увеличится для пары миллиардов – придётся ли марсианам будущего так же защищать свою планету? Всё может произойти. Во всём изведанном космосе есть только две планеты и один спутник, населённые людьми: Земля, Марс и Луна. Кажется, мы уже не так одиноки. Но соседям лучше жить в мире, чем в конечном итоге, быть уничтоженными войной.

Так или иначе, но Красная планета выбрала себе свой путь. Она не станет второй Землёй; но будет первым Марсом, со своим собственным человечеством. История этого маленького, но гордого народа – только начинается.

Я лёг на диван и стал читать сборник рассказов марсианских писателей. Вскоре, я перестал отличать сюжеты книги от собственных сновидений. И сам не заметил, как медленно окунулся в сон.

Сборка Вторая

Когда я проснулся, Гелион был уже мёртв. В его горле торчал тупой нож, оставленный убийцей, а тело лежало в луже собственной холодной крови.

Все жители города Вейи хорошо знали друг друга с рождения. И ни у кого из них не нашлось объяснений: как один из них мог совершить такой ужасный поступок. Даже смерть была малым наказанием за подобное преступление? Почему? Кому понадобилась жизнь того, кого любили все?!

Целитель осмотрел тело и сказал испуганным гражданам, что смерть Гелиона была долгой и мучительной. Это был удар подлого и жестокого человека, умеющего наслаждаться болью своих братьев по крови. Но внимательнее приглядевшись к телу, он указал на признаки, по которым становилось ясно: Гелион не сопротивлялся. В бою с лучшим из этрусский воинов, каким был мой друг, в одиночку не справиться даже исполину. Одним подлым ударом, человек, которому Гелион доверял, он свалил несчастного с ног, лишил того сил и оставил стекать кровью. Весь город мог подняться на ноги и схватить оружие, если бы молодой воин закричал. Но ночь его смерти была безлунной и тихой.

Отец Гелиона, обезумевший от горя, весь день провёл, наматывая круги под городскими стенами. Он потребовал себе тело убитого и оружие из его раны. Не нашлось никого, кто мог бы ему возразить.

Мир больше не мог дать мне места в нём; и я не мог найти для себя уголка под солнцем. Прошли тысячи лет после свершения проклятия Тухулку. Чаша, из-за которой погиб Гелион, а я получил бессмертие – бесследно исчезла во времени. Именно я был главным виновником того, что случилось. Моим наказанием была вечная память. Даже сейчас: всё так живо и ярко, что я не могу не заплакать, вспоминая времена, о которых известно лишь по пересказам пересказов, пересказов.

У меня не было того, к кому я мог бы прийти. Гелион подружил меня с половиной города – и ни к одному из них я не мог обратиться. Я не нашел лучшей мысли, кроме как вернуться домой. Войдя внутрь: я увидел отца, медленными и уверенными штрихами наносившего краску на глиняный кувшин – это была сцена из давней этрусской легенды; отец как раз заканчивал изображение Тухулку. Ужас, охвативший толпу во внешнем мире – не мог оторвать его от работы.

Мне показалось, что он не слышал о том, что Гелион погиб, а потому спросил его:

– Пап, – он даже не шелохнулся, – ты знаешь, что происходит на улице?

Я был готов поверить, что он не слышит меня. Но отец на время оторвался от работы:

– Я слышал, что кого-то убили, – сказал он и вернулся к последним штрихам в рисунке на своей амфоре.

– Убили Гелиона, – сказал я, проглотив слёзы, – я знал, что это должно было произойти, но не помог ему, – больными глазами я смотрел на работу отца и на него самого, – ответь же мне – хоть что-нибудь!

– Когда я был молод, – он даже не поднял со своего кувшина глаз, – но всё же немного старше тебя, я – тоже был влюблён. Не в юношу, но в самую красивую девушку в Вейях. Мы засыпали и просыпались вместе, будто были обручены богами. Каждый день мы тоже ходили в лес. Но однажды, мы решили пойти на реку. И вот, когда она купалась в Тибре, она не справилась с течением и утонула, заплыв слишком далеко. В тот же день, когда я её оплакивал, я встретил твою мать. Конечно, болезнь унесла многих наших детей и её саму. От своей первой любви я получил жену; от неё у меня остался один замечательный сын. Не плачь о мёртвых – Стикс и без тебя слишком часто выходит из берегов. Все мы отправимся туда – ты тоже, рано или поздно, разделишь и мою участь, и судьбу твоей первой любви. Моя мудрость, сын, такова: только искусство, если оно будет прекрасно, переживёт всех нас. Шедевры древних времён живы до сих пор; а черты лиц людей – быстро ускользают из памяти. Сын, займись делом, пока жив сам – увидишь, как тебе станет легче.

Он закончил свою работу, встал и отошел в сторону, чтобы очистить руки. Я подошел к его амфоре, над которой он трудился не один долгий день; взял его в руки, подождал, пока отец обратит на меня внимание и бросил его на землю. Он разлетелся на осколки – и кувшин, и отец.

Он ничего не сказал; его глаза напоминали взгляд мертвеца – человека, потерявшего чувства.

– Ты сам – давно уже мёртв.

Здесь меня подводит память: я помню, что фраза эта прозвучала, но в кого она была направлена? В меня, в отца или в нас обоих?

Он подошел ко мне и ударил так, как не бил никогда; я упал на землю и уже ничего не мог вспомнить.

Когда я очнулся – у меня всё ещё болела голова; осколков амфоры рядом уже не было. Пошатываясь, я выглянул за дверь – уже вечер. Страх исчез с улиц вместе с людьми, отдыхающими после работы. Его осколки можно найти только внутри домов, где люди теснее прижимаются друг к другу и не выглядывают наружу ночью. Но один запоздавший охотник, возвращавшийся домой, всё же попался мне на пути. Я спросил его о том, что произошло с утра, будто сам не знал ничего.

– Гелион погиб, – покачал он головой, – убит. А его отец обезумел от горя.

Он мало говорил в тот день с людьми, потому так и разговорился. Но из его долгой речи я узнал и нечто новое:

– Безумец – он сказал, что уже видел этот нож. Когда он был в Коринфе и хотел купить партию таких же ножей у местного мастера, ему ответили, что они все уже куплены ростовщиками из Рима, и что на следующий день все они отбывают туда. Нужно быть смелым или сумасшедшим, чтобы обвинять римлян в таком преступлении; но если это правда…

Я кивнул. Охотник положил руку мне на плечо и сказал:

– Будь мужественным.

Я поблагодарил его и мы разошлись. Теперь, я уже даже не спрашивал себя, куда иду. Мои ноги лучше меня знают ответ. Они вели меня в сторону городской стены. Стражники – всегда наготове; их жизнь полна скуки, но без них никто за стеной не смог бы спать спокойно. О времени, в котором мы живём, можно судить по характеру стражников. Они были миролюбивыми и приветливыми со мной. И я на какое-то время нашел покой там, где его не ищут.

Уже много лет, не смотря на многочисленные победы римлян, последнее слово в Италии остаётся за этрусками. Даже за пределами страны, власть федерации сильна и незыблема. Но с тех пор, как Рим изгнал последнего этрусского царя и отбил все атаки варваров и наёмников, город на семи холмах вырос в несколько раз. Это единственное место на всём полуострове, где у нас нет власти. Каждый мог стать гражданином Рима просто заявив об этом. Город, построенный беглецами из всех концов изведанного мира – какая сила сравнится со страной, в которой власть принадлежит талантам и хитрости?! Власть в Риме сохраняется за древними его родами; но и быть плебеем не означает в Риме быть никем. Во главе страны стоят лучшие из старых и новых родов. У них нет царя – все их решения продуманы и оговорены сенатом. Уже несколько лет, как Рим завоёвывает южные земли. А когда их воинам надоест меряться силами со скотоводами – их взгляды снова обратятся на север. Вейи уже воевали с Римом дважды во времена своего расцвета. Но теперь уже не ясно, на чьей стороне перевес. Между нами был всего один день пути. Если семь этрусских городов встанут друг за друга – никакая сила не сможет одолеть нас. Ещё столетия власть в Италии будет за нашим народом. Но времена, когда Рим становился могущественным – были тёмным для нашего древнего союза. Если будет война – Вейям придётся встретить Рим в одиночку; и принять верную смерть. А если один этрусский город погибнет – остальные вскоре тоже разделят его судьбу. Наши земли будут опустошены войной, а править будет тот, кто лучше знает своё время.

Гроза будто не собиралась кончаться; в тот день ночь настала слишком рано. Но ближе к полной темноте, сквозь стену дождя, к городу приближались две тёмные фигуры. Мы заметили их, только когда они подошли вплотную. Сколько времени они провели там, в надежде, что кто-нибудь обратит на них внимание.

Стражники, к которым я пришел, чтобы провести вместе с ними ночной дозор, попросили меня отойти в сторону. Я ответил, что останусь. Духи будто шептали мне, что я должен так поступить. Толстяк стражник закричал своим грубым и беспощадным голосом в сторону чужаков, перекрикивая даже гневный рёв богини дождя:

– Кто вы? Что забыли здесь?

Их лица с этой высоты разглядеть было невозможно. Но даже слепому стало бы ясно, что эти несчастные люди нуждаются в приюте на ночь. Слишком жестокое испытание – провести эту ночь без крыши над головой. Их голоса были во много раз слабее и тише крика толстяка, хоть они и старались изо всех сил, чтобы мы могли услышать их ответ. И всё равно, слова, с которыми они обратились к нам, не услышал никто. Тогда, двое силачей спустились к воротам и приподняли ставни, чтобы впустить их вовнутрь.

Я был одним из тех, кто встречал их. Мои глаза следили за их робкими шагами, а богиня продолжала шептать моей душе: они – именно те, в ком я нуждался. К людям во все времена приходят подобные видения. То, как они возникают у нас, не смог бы объяснить никто. На дальнем востоке, где проводит ночь солнце, говорят, что это мудрость былых жизней; в варварских странах уверены, что это предки дают свои наставления. Через две тысячи лет, романтики назовут это «голосом сердца». А этруски верили, что с помощью наших мыслей, с нами общаются боги. И мы должны следовать их советам. Из века в век, они напоминают, что следовало бы человеку чаще прислушиваться к шепоту богини.

Стража – не могла тратить своё время на поиски приюта для ночных гостей. У неё были свои дела и долг перед каждым жителем Вей – держать дозор всегда, не спуская глаз. Даже не могу себе представить: куда отправились бы путники и что стали бы делать они, если бы я не сказал, что готов принять их у себя до утра, когда им удастся обратиться к гражданам и объяснить причину своего срочного прибытия. Хорошо зная меня, стража позволила двум незнакомцам войти в город, не смотря на ночной запрет.

Ночью, город не освещает ни один фонарь, ни один огонёк; его улицы – чернее самой ночи. В его лабиринте не составит труда заблудиться, если точно не знаешь, куда хочешь попасть. Если бы не стук капель о крыши домов – только ночные птицы смогли бы сказать, что перед нами находится город, а не пустое чёрное пятно.

Втроём, мы пробирались сквозь мрак, нащупывая уголки домов, не позволяя себе ошибиться поворотом. В это время, по городу расхаживал убийца Гелиона.

Отец принял гостей и растопил печь; вчетвером, мы сели вокруг неё. Мы не особо задавили вопросов своим гостям. Я был похож на своего отца – нам обоим больше нравилась тишина и общее одиночество. Только сейчас я заметил странную симметрию: один из наших гостей был таким же стариком, перевалившим за сорок лет, как и мой отец; а другой – моих лет. Так мы и сидели в тишине, пока дождь таранил наши крыши. Но стоило шуму за стенами утихнуть, как последний страх исчез, будто и не было его никогда; и в головах у нас засветились первые ясные мысли. Я должен был начать с чего-то разговор; но понять не имел с чего именно. Я бросил умоляющий взгляд на своего отца – но он даже не повернул голову в мою сторону. Вместо этого, сказал, обращаясь к гостям:

– Вейи – всегда рады принимать у себя гостей; даже не смотря на погоду, – он привстал, взял из угля полено и бросил в огонь, – даже в такие времена. Скажите: откуда вы пришли? Насколько я понял, вы зашли через южные ворота.

Я уже догадывался, каким будет ответ.

– Я пришли к вам из Рима, – отозвался старший.

– Уже не первое колено Рим и Вейи забыли о прежней дружбе между нашими великими городами. Рим воевал против нас и проиграл. Люди здесь не злопамятны. Но, возможно, вы слышали, что один из нас был убит римским клинком. Рим – становится всё сильнее и опаснее; а Вейи – всегда будут стоять у него на пути, пока стоят наши стены. Вы пришли к нам в интересные времена; какими бы ни были ваши причины – делать этого не стоило.

– Мы знаем обо всём, – сказал младший, – мы бежали из Рима. Мы этруски и помним об этом, хоть наша семья живёт там уже три поколения. Но в Вейях не знают о том, что каждую ночь в Риме находят убитых этрусскими клинками. Кто-то сеет вражду между нашими нами.

Отец нахмурился, а говоривший продолжал:

– Плебс и патриции требуют от сената войны. Сыновья Марса берутся за оружие. Легионы готовы выйти из ворот и ведут их лучшие полководцы из Рима и Греции. Этруски – воины от рождения. Но если вы будете не готовы – как бы вы не сражались – в битве с ними вам не выстоять.

– Лето, урожай, война, – сказал мой отец, – сейчас – не сезон войны. С каждый днём становится всё холоднее – только безумец выйдет в поле с копьём и щитом.

– Рим знает об этом. Сенат готов нарушить традицию и застать вас врасплох. Вы не знаете, что происходит в Риме. К власти пришли молодые и готовы вести войну даже в зимние холода. Их цель – не победить Вейи, а разрушить их. Ваш самый опасный враг – полководец из Коринфа, который бежал от приговора к смерти из-за чрезмерной жестокости. Ни женщины, ни даже дети не избегут самой страшной участи. Все вы – в смертельной опасности. Мы предали город, приютивший нас, чтобы спасти вас.

– По вашим словам выходит, что война объявлена?

– Боюсь, что да.

– Тогда на рассвете, вы должны будете сообщить об этом всем. И всё же, я надеюсь, что мир между нашими городами вскоре будет восстановлен, а все недоразумения – забыты.

Мой отец – художник; а значит, единственное, что он делает – это врёт, пусть и плохо. Мира между Римом и Вейями – не будет больше никогда. И он, и я – уже знали это. Но ни искры страха во мне так и не появилось. Родившись в мирное время – я знал о войне тогда только из историй стариков и рапсодов. Я ждал этой бури, что надвигалась на нас – только она одна могла помочь мне отомстить. Месть и только месть – стояла в авангарде моей души тогда, и даже века спустя.

Когда отец уснул, я предложил гостям своё место у печи. Они приняли мой подарок, но лечь отказались, решив провести всё ночь без сна и отдыха. Странными наши гости были людьми – я начинал побаиваться, не сумасшедшие ли они. Я тоже не мог уснуть, хоть и сильно устал за этот день. Голова у меня была забита мыслями, которые мне никак не удавалось выразить вслух. Мне хотелось о многом спросить у этих римлян; но они вели себя так, будто прикусили языки и никогда не умели улыбаться. Молодой – мало чем отличался от своего старика.

Втроём мы просидели долго; но вместе с ними я казался себе совсем одиноким. Мне пришлось собрать все свои мысли в кулак и спросить одного из них: