– За вас!!!
– За вас всех!
В ту ночь: песня будет идти за песней, а гитара – переходить из рук в руки. Ты тоже будешь петь – впервые за весь поход. Праздник утихнет только ближе к двум часам ночи – когда все, медленно, начнут расходиться по своим палаткам. Костёр погаснет. Ты – останешься один. Под ногами, впереди, сзади – будет тьма; а над головой – звёзды. И ты почувствуешь себя жителем космоса – неотъемлемой частичкой вечности.
В тот миг: ты будешь уже не на Земле – а в безграничной Вселенной.
Ты почувствуешь, насколько ты мал; и насколько – бесконечен…
Разоблачение Восьмое
Ты выйдешь из палатки; и первым, что ты увидишь – будет луна – этот летающий кусок серебряного сыра над нашими сонными головами.
Ты покинешь лагерь и всех его жителей – спящих призраков, имена которых – лишь пустой звук; а правдивы – только их действия. Ты пройдёшь сквозь стену леса. За ней: ты увидишь скалы; а у самих скал – ты найдёшь одинокий дом отшельника, с трёх сторон окружённый лесом, с одной – скалой, и с ещё одной – небом.
Ты подойдёшь к нему и постучишься в дверь.
Молодой человек, которому перевалит за восьмой десяток, откроет дверь. За месяц, что он пробудет в этом доме – ты будешь его первым незваным гостем. Он будет: в чёрном пальто, чёрным шарфом, чёрных штанах; а внутри: чёрная рубашка, и того же цвета душа и совесть. А на лице: улыбка, которую не смогут испортить даже в пустую потраченные годы.
– Заходи – я уже давно жду тебя.
Внутри: будет настоящий бардак. Исписанные и скомканные блокнотные листы, с текстами и рисунками на них; грязные чашки, с остатками в них чая и кофе; горы пустых бутылок из-под пива, виски, рома и прочего; переполненные пепельницы – что-то во всём этом будет настолько родным и близким тебе, что ты даже улыбнёшься, застав весь этот свинарник из которого родится твоя история, Художник.
Хозяин дома поставит стул в противоположную тебе сторону и сядет к тебе лицом, облокотившись локтями о спинку. Он начнёт говорить:
– Когда я решил стать писателем – я уже решил, что готов многие годы прожить в одиночестве; но написать шедевры, за которые мне было бы не стыдно перед собой. Художники – мы все такие – трогаем за душу и живём одинокие жизни.
Он добавит:
– Прости, что не предложил присесть; как ты понимаешь – у меня совсем не часто бывают гости – хоть я и знал, что как минимум один, да появится. Когда в моей жизни произошла самая дикая непогода и я стоял на пороге глубочайшего отчаяния – я остановился и подумал: хватит. Я бросил всё. У меня был друг – Даниэль Нюи. И первым делом – я поехал к нему. Он принял меня, хоть и всегда завидовал мне. Несколько месяцев – я жил у него на даче – далеко за столицей нашей дикой страны на самом краю Европы. Я решил изложить все основные тезисы и принципы творческого пути человека, взяв за основу тысячи биографий творцов всех времён – и всё для того, чтобы смешать их в одну единую формулу – искусственного пути. Мне это нужно было – потому что я запутался в своём собственном творческом самоопределении. Я надеялся, что написание философского трактата на даче друга – будет не просто занятием, заполняющим пробелы во времени; но и лекарством, которым я надеялся излечить себя, объяснив самому себе четыре основных закона вечности.
– Философский трактат?! Что ещё за четыре закона?!
– Не торопись – у нас ещё есть время. Ты ведь знаком с Даниэлем Нюи?
– Конечно.
– И ты ведь слышал о «его» работе «Об искусственном пути»?
– «Уцелевшие Фрагменты», – улыбнёшься ты, – я перечитал их раз десять.
– Так знай: Нюи – ничего подобного не писал; это – был мой труд. И я сжёг его, потому что понял: я ошибся; и никаких ответов на поставленные перед вечностью вопросы – не существует. Есть только вопросы – и я описал это в своей последней главе. Я сбежал от Нюи в Венгрию – мне казалось тогда, что это – хорошая идея. Уже под Мукачевом – мне позвонил Нюи и сказал, что некоторые листы моей работы каким-то чудом уцелели. Я сказал ему сжечь. А он – просто не послушался меня. В конечном итоге: все начали думать, что Нюи – автор этих случайно уцелевших отрывков; а мне – было уже всё равно. Я горел новым романом. И его главным героем – должен был стать ты.
Он сделает паузу. Затем: продолжит:
– Моя книга – должна преследовать идеи, но не доходить до конца – потому что его не существует. Я – устал от буквы «я». И решил рассказать не свою, а твою историю. В конечном итоге: я заперся здесь. У меня были: килограмм кофе, два килограмма чая, три ящика виски, два ящика рома, пять блоков сигарет и тонны сухой лапши и вся бесконечность в придачу. Такой образ жизни – должен был убить меня; но выдавить все соки, ради искусства. Так и появился ты – ты был выкован из страданий и терзаний своего создателя; продукт вдохновения и бессонных часов работы одного одинокого извращенца.
Ты будешь молчать. И я прекрасно тебя пойму.
– Думаю, справедливо, по отношению к тебе будет рассказать конец твоей истории, как считаешь.
Ты слабо кивнёшь.
Я протяну тебе несколько исписанных от руки страниц, которые так и не будут напечатаны. На них ты прочтёшь: «Разоблачение Девятое».
– Конец твоей книги. Он – только твой. Только ты один – можешь решать, как поступить с концом собственной истории. Моё дело – сделано.
Я улыбнусь.
– Ты знаешь: Жорж Антуанович, когда зайдёт в твою студию, начнёт с огромным любопытством разглядывать твои полотна, оставленные ему в завещании. Но когда он подойдёт к твоему шедевру – белой вертикальной линии на чёрном фоне – он упадёт на колени, подняв руки к небу и, чуть не плача, начнёт шептать: «Божественно! Божественно!».
Ты улыбнёшься, а я – не смогу сдержать смеха.
– Истинное искусство, – скажу я, – кончается не на полотне, а в жизни; как и идеальная иллюзия – находит свой конец в реальности. Впрочем, ты ведь и так уже знаешь это.
Когда Казимир нажмёт на кнопку «Off» на экране мирового искусства и мы увидим его чёрный монитор – настанет столетие наваждений. Все работы этого времени – весь постмодерн – будет всего лишь сном одного извращенца. Мир проснётся, когда на смену постмодерну – придёт метамодерн. А он – придёт тогда, когда появишься ты и нажмёшь на копку «On». Экран – снова загорится. И мы – увидим белую линию новой надежды во тьме; мир – откроет глаза. А что будет дальше – не ясно пока никому; но точно известно: ничего уже не будет прежним; и всё – останется неизменным – навсегда. И так – даже интереснее. Эпоха извращений…
– Зачем? – спросишь ты.
Я пожму плечами.
– А зачем мы, люди, вообще играем? Наша игра в бисер – это сами наши жизни; и мы делаем с ними всё, что только пожелаем. И я – играю в эту игру с тобой, дорогуша, с самых первых слов, которые ты услышал, рискнув заглянуть под эту обложку. Но, как и любой уважающий хотя бы самого себя, писатель – не расскажу тебе эту историю до конца; выбор пути – останется за тобой. На самом деле – вся вечность перед тобой, Художник, и ты можешь отправиться в любой её конец. Ты – самое свободная птица из всех, что когда-либо существовали и будут существовать. Но одну единственную карту – я, писатель – оставлю за собой. Это – карта твоего пути. В нашем случае – это пиковый валет. Ты ошибись в направлении. Но, почему ты так напряжён?! Расслабься!
Я нахмурюсь.
– Ты не понимаешь, что происходит?! Так я ведь тоже! Только подумай, каково мне – дописать этот роман! И как я только буду жить после этого?! Знаешь что: нам, как главному герою и писателю, настало время сделать остановку от всех этих глупостей и просто выпить кофе.
Согласно всем измерительным прибором: день нашей смерти – будет холоден и мрачен.
Ты дочитаешь до конца «Разоблачение Девятое» и сам поставишь в нём точку, избавив меня от этой ответственности; герои – сами должны выбирать себе путь, а писатель – просто дать им шанс сделать это.
Ты расскажешь мне обо всём, что произойдёт в твоей жизни; а я, взамен, поделюсь с тобой догадками насчёт того, какой будет твоя следующая.
А под утро: мы вместе будем сидеть на скале у моря, показывая всему миру свои пятки. Море будет биться о скалы – прямо как мы, которые всю жизнь бьёмся лбами о то, чего, на самом деле – нет.
– В своём произведении, – скажешь мне ты, – ты рассуждаешь о действиях и влиянии индивидуума в масштабах вечности; о метаморфозах социальных ценностей в пространстве самопознания; о важности духовной революции социумов и о медленном, но стремительном переходе всех форм жизнедеятельности человека их эпохи постмодерна – в метамодерн. Но в первую очередь, судя по твоим словам, твоя работа – о смерти, любви, искусстве и извращениях. Так, наконец: что такое извращение?
– Говоря о них, – сделаю вид, что отвечаю на твой вопрос я, – я почти никогда не имею в виду сексуальные. Я – хочу любить человека и всё наше общество в целом – со всеми нашими недостатками, которые и делают нас – нами. Но вместе с этим, я хотел бы, что бы каждый человек – восстал против самого себя. Извращения – можно использовать как перила и как лестницу, но и так же и как подножку. Каждое наше действие – в той или иной степени – изменяет всю нашу жизнь. Мы извращаемся – следовательно – живём, а не просто существуем. И оглядываясь сейчас назад – в этот ужасные день – я вижу только путь, усеянный компромиссами; сплошные извращения. Но я – каждую свою секунду и до самой последнее – стремлюсь стать лучше. И я хочу побудить людей к искусству – если удастся; а если нет – то хотя бы самому научится понимать искусство. Я – хочу делать этот мир красивее. Я хочу научиться и попробовать научить людей строить свои собственные жизни из кирпичиков маленьких побед, оставляющих след в вечности; хоть и для неё – все мы пыль. Всю жизнь – мы проживаем в одиночестве, сколько бы любимых ни было вместе с нами; но у нас есть выбора: между пустой комнатой и цветущим садом. И весь мир – вся Вселенная – состоит из частиц – нас.
– Твоя книга – далека от того, чего я хотел бы увидеть. Некоторые фрагменты – мне совсем не нравятся. Почему я так много пью кофе?! Почему я не курю?! В конечном итоге: твоя книга – просто копия тебя самого. Ты – сплошь лицемер. Этот клочок бумаги – заслуживает сожжения.
– Когда это произойдёт – и я моя книга будет гореть – я буду счастлив, честное слово.
Холодный и мрачный день…
После этих слов – ты схватишь меня и сбросишь; и мы – вместе полетим вниз со скалы…
2018
Извас Фрай