Басни

Воронёнок

 
            Орёл
Из-под небес на стадо налетел
      И выхватил ягнёнка,
А Ворон молодой вблизи на то смотрел.
      Взманило это Воронёнка,
Да только думает он так: «Уж брать так брать,
      А то и когти что марать!
Бывают и орлы, как видно, плоховаты.
      Ну, только ль в стаде что ягняты?
            Вот я как захочу
                  Да налечу,
Так царский подлинно кусочек подхвачу!»
      Тут Ворон поднялся над стадом,
      Окинул стадо жадным взглядом:
Из множества ягнят, баранов и овец
Высматривал, сличал и выбрал наконец
            Барана, да какого?
      Прежирного, прематеро́го,
Который доброму б и волку был в подъём.
      Изладясь, на него спустился
И в шерсть ему, что силы есть, вцепился.
Тогда-то он узнал, что до́бычь не по нём.
Что хуже и всего, так на баране том
      Тулуп такой был прекосматый,
      Густой, всклокоченный, хохлатый,
Что из него когтей не вытеребил вон
            Затейник наш крылатый
И кончил подвиг тем, что сам попал в полон.
      С барана пастухи его чинне́нько сняли;
      А чтобы он не мог летать,
      Ему все крылья окорнали
      И детям отдали играть.
 

 
Нередко у людей то ж самое бывает,
            Коль мелкий плут
      Большому плуту подражает:
Что сходит с рук ворам, за то воришек бьют.
 

Тришкин кафтан

 
      У Тришки на локтях кафтан продрался.
Что долго думать тут? Он за иглу принялся:
      По четверти обрезал рукавов –
И локти заплатил. Кафтан опять готов;
      Лишь на четверть голее руки стали.
            Да что до этого печали?
      Однако же смеётся Тришке всяк,
А Тришка говорит: «Так я же не дурак
                  И ту беду поправлю:
Длиннее прежнего я рукава наставлю».
            О, Тришка малый не простой!
            Обрезал фалды он и полы,
Наставил рукава, и весел Тришка мой,
            Хоть носит он кафтан такой,
            Которого длиннее и камзолы.
 

 
Таким же образом, видал я, иногда
                  Иные господа,
            Запутавши дела, их поправляют,
Посмотришь: в Тришкином кафтане щеголяют.
 

ОБРЕЗАЛ ФАЛДЫ ОН И ПОЛЫ,

НАСТАВИЛ РУКАВА, И ВЕСЕЛ ТРИШКА МОЙ…

Слон на воеводстве

 
            Кто знатен и силён,
                  Да не умён,
Так худо, ежели и с добрым сердцем он.
 

 
На воеводство был в лесу посажен Слон.
Хоть, кажется, слонов и умная порода,
            Однако же в семье не без урода:
                        Наш Воевода
                  В родню был толст,
                  Да не в родню был прост;
            А с умыслу он мухи не обидит.
            Вот добрый Воевода видит –
      Вступило от овец прошение в Приказ:
«Что волки-де совсем сдирают кожу с нас». –
«О плуты! – Слон кричит, – какое преступленье!
            Кто грабить дал вам позволенье?»
А волки говорят: «Помилуй, наш отец!
            Не ты ль нам к зи́ме на тулупы
Позволил лёгонький оброк собрать с овец?
      А что они кричат, так овцы глупы:
Всего-то при́дет с них с сестры по шкурке снять;
            Да и того им жаль отдать». –
«Ну, то-то ж, – говорит им Слон, – смотрите!
      Неправды я не потерплю ни в ком:
            По шкурке, так и быть, возьмите;
      А больше их не троньте волоском».
 

Слон и Моська

 
            По улицам Слона водили,
                  Как видно, напоказ –
Известно, что Слоны в диковинку у нас, –
      Так за Слоном толпы зевак ходили.
Отколе ни возьмись, навстречу Моська им.
Увидевши Слона, ну на него метаться,
                  И лаять, и визжать, и рваться,
                  Ну, так и лезет в драку с ним.
                  «Соседка, перестань срамиться, –
Ей шавка говорит, – тебе ль с Слоном возиться?
Смотри, уж ты хрипишь, а он себе идёт
                        Вперёд
И лаю твоего совсем не примечает». –
«Эх, эх! – ей Моська отвечает, –
Вот то-то мне и духу придаёт,
            Что я, совсем без драки,
Могу попасть в большие забияки.
Пускай же говорят собаки:
      «Ай, Моська! знать, она сильна,
            Что лает на Слона!»
 

ПО УЛИЦАМ СЛОНА ВОДИЛИ,

КАК ВИДНО, НАПОКАЗ…

Обезьяна

 
                  Как хочешь ты трудись,
                  Но приобресть не льстись
            Ни благодарности, ни славы,
Коль нет в твоих трудах ни пользы, ни забавы.
 

 
            Крестьянин на заре с сохой
            Над полосой своей трудился;
            Трудился так крестьянин мой,
            Что градом пот с него катился:
            Мужик работник был прямой.
            Зато, кто мимо ни проходит,
      От всех ему: спасибо, исполать!
            Мартышку это в зависть вводит.
Хвалы приманчивы, – как их не пожелать!
            Мартышка вздумала трудиться:
      Нашла чурбан, и ну над ним возиться!
                  Хлопот
            Мартышке полон рот:
      Чурбан она то понесёт,
      То так, то сяк его обхватит,
      То поволочет, то покатит;
      Рекой с бедняжки льётся пот;
И наконец она, пыхтя, насилу дышит.
А всё ни от кого похвал себе не слышит.
      И не диковинка, мой свет!
Трудишься много ты, да пользы в этом нет.
 

Мешок

 
                  В прихожей на полу,
                        В углу,
                  Пустой Мешок валялся.
            У самых низких слуг
Он на обтирку ног нередко помыкался;
                  Как вдруг
            Мешок наш в честь попался
      И, весь червонцами набит,
В окованном ларце в сохранности лежит.
      Хозяин сам его лелеет,
      И бережёт Мешок он так,
            Что на него никак
Ни ветер не пахнёт, ни муха сесть не смеет;
            А сверх того с Мешком
            Весь город стал знаком.
Приятель ли к хозяину приходит:
Охотно о Мешке речь ласкову заводит;
      А ежели Мешок открыт,
То всякий на него умильно так глядит;
      Когда же кто к нему подсядет,
То верно уж его потреплет иль погладит.
Увидя, что у всех он стал в такой чести,
            Мешок завеличался,
            Заумничал, зазнался,
Мешок заговорил и начал вздор нести;
      О всём и рядит он и судит:
                  И то не так,
                  И тот дурак,
            И из того-то худо будет.
Все только слушают его, разинув рот,
            Хоть он такую дичь несёт,
                  Что уши вянут:
Но у людей, к несчастью, тот порок,
                  Что им с червонцами Мешок
            Что́ ни скажи, всему дивиться станут.
Но долго ль был Мешок в чести и слыл с умом,
            И долго ли его ласкали?
Пока все из него червонцы потаскали;
А там он выброшен, и слуху нет о нём.
 

 
Мы басней никого обидеть не хотели;
            Но сколько есть таких Мешков
                  Между откупщиков,
Которы некогда в подносчиках сидели;
                  Иль между игроков,
Которы у себя за редкость рубль видали,
А ныне, пополам с грехом, богаты стали;
С которыми теперь и графы и князья –
                        Друзья;
      Которые теперь с вельможей,
У коего они не смели сесть в прихожей,
      Играют запросто в бостон?
      Велико дело – миллион!
Однако же, друзья, вы столько не гордитесь!
      Сказать ли правду вам тишком?
      Не дай бог, если разоритесь:
И с вами точно так поступят, как с Мешком.
 

Лев и Комар

 
            Бессильному не смейся
      И слабого обидеть не моги!
Мстят сильно иногда бессильные враги;
Так слишком на свою ты силу не надейся!
      Послушай басню здесь о том,
Как больно Лев за спесь наказан Комаром.
      Вот что о том я слышал стороною:
Сухое к Комару явил презренье Лев;
Зло взяло Комара: обиды не стерпев,
Собрался, поднялся Комар на Льва войною.
Сам ратник, сам трубач, пищит во всю гортань
И вызывает Льва на смертоносну брань.
      Льву смех, но наш Комар не шутит:
То с тылу, то в глаза, то в уши Льву он трубит!
И, место высмотрев и время улуча,
            Орлом на Льва спустился
      И Льву в крестец всем жалом впился.
Лев дрогнул и взмахнул хвостом на трубача.
Увёртлив наш Комар, да он же и не трусит!
Льву сел на самый лоб и Львину кровь сосёт.
Лев голову крутит, Лев гривою трясёт;
      Но наш герой своё несёт:
То в нос забьётся Льву, то в ухо Льва укусит.
            Вздурился Лев,
      Престрашный поднял рев,
      Скрежещет в ярости зубами
      И землю он дерёт когтями.
От рыка грозного окружный лес дрожит.
Страх обнял всех зверей; всё кроется, бежит:
      Отколь у всех взялися ноги,
Как будто бы пришёл потоп или пожар!
            И кто ж? Комар
      Наделал столько всем тревоги!
Рвался, метался Лев и, выбившись из сил,
О землю грянулся и миру запросил.
Насытил злость Комар; Льва жалует он миром:
Из Ахиллеса вдруг становится Омиром
                  И сам
Летит трубить свою победу по лесам.
 

ЛЬВУ СМЕХ, НО НАШ КОМАР НЕ ШУТИТ:

 

ТО С ТЫЛУ, ТО В ГЛАЗА, ТО В УШИ ЛЬВУ ОН ТРУБИТ!

Огородник и Философ

 
Весной в своих грядах так рылся Огородник,
      Как будто бы хотел он вырыть клад:
            Мужик ретивый был работник,
            И дюж и свеж на взгляд;
Под огурцы одни он взрыл с полсотни гряд.
      Двор обо двор с ним жил охотник
                  До огородов и садов,
Великий краснобай, названный друг природы,
                  Недоучённый Филосо́ф,
Который лишь из книг болтал про огороды.
Однако ж за своим он вздумал сам ходить
            И тоже огурцы садить;
      А между тем смеялся так соседу:
            «Сосед, как хочешь ты потей,
            А я с работою моей
            Далёко от тебя уеду,
            И огород твой при моём
            Казаться будет пустырём.
Да, правду говорить, я и тому дивился,
Что огородишко твой кое-как идет.
            Как ты ещё не разорился?
Ты, чай, ведь никаким наукам не учился?» –
      «И некогда, – соседа был ответ. –
                  Прилежность, навык, руки:
                  Вот все мои тут и науки;
                  Мне Бог и с ними хлеб дает». –
«Невежа! восставать против наук ты смеешь?» –
«Нет, барин, не толкуй моих так криво слов:
            Коль ты что путное затеешь,
            Я перенять всегда готов». –
«А вот, увидишь ты, лишь лета б нам дождаться…» –
«Но, барин, не пора ль за дело приниматься?
      Уж я кой-что посеял, посадил;
      А ты и гряд ещё не взрыл». –
      «Да, я не взрыл, за недосугом;
            Я всё читал
            И вычитал,
Чем лучше: заступом их взрыть, сохой иль плугом.
            Но время ещё не уйдёт». –
      «Как вас, а нас оно не очень ждёт», –
Последний отвечал и тут же с ним расстался,
                  Взяв заступ свой;
            А Филосо́ф пошёл домой.
            Читал, выписывал, справлялся
            И в книгах рылся и в грядах, –
            С утра до вечера в трудах.
            Едва с одной работой сладит,
            Чуть на грядах лишь что взойдёт,
            В журналах новость он найдёт –
            Всё перероет, пересадит
            На новый лад и образец.
            Какой же вылился конец?
У Огородника взошло всё и поспело:
            Он с прибылью, и в шляпе дело;
                  А Филосо́ф –
                  Без огурцов.