Кошмар длинной в вечность, не иначе, закончился, когда, открыв глаза в очередной раз, вместо потолка увидела небритый подбородок. Он двигался, и я уже приготовилась к новым мучениям, но в этот раз полушепотом звучал как обычно.
– Интересно, на что еще она способна.
– Хочешь знать правду? Я не знаю.
– Отлично! А если она завтра крылья отрастит и унесется через стену?
– Не говорил ерунды.
– Ерунда – это то, что при всей твоей гениальности девчонка как шкатулка с сюрпризами. Что она выкинет в следующий раз?
– Не знаю! – острый кадык дернулся. – Но, что бы это ни было, несу за нее ответственность только я. Ты-то чего боишься?
– Действительно, что это я! – свистящий злой шепот прозвучал почти у самого лица, словно мужчина наклонился сверху. – Спит вроде, показалось. О чем мы? Ах да, мне же не стоит париться из-за того, что она посреди дороги падает в полуобмороке, кричит в истерике, а потом сутки бьется в лихорадке! И сейчас у нас все щели в окнах, дверях и даже вентиляция забиты одеялами. Это же так типично нормального человека!
– Что-то я не замечал у тебя большой любви к Веронике…
– Да любовь-то тут при чем?! Она привлекает внимание! Брат, серьезно, ты иногда просто поражаешь своей тупостью!
– Человеку может стать плохо везде.
– Да, но не так! А вдруг она вообще не очнется? Ты зачем ее будил-то, брат?
– Руслан, я…
– Ты сумасшедший гений! Эгоист и идеалист в одном флаконе.
– Прекрати!
– С чего бы? Да ты только что признался, что понятия не имеешь, что с ней еще может произойти! Черт, стоит только чуть расслабиться, как она выкидывает что-то новое! И тут даже я соглашусь, что она не при чем. А ты, Марат, честное слово, ненормальный! Еще и с этой формулой новой мутишь…
– Я не делал ничего, что могло бы ей навредить.
– Скажешь это ей, когда очнется. Только потише, а то ее припадки задолбали.
Я лежала, стараясь не выдать себя каким-либо движением, и размышляла о том, что слышу. Вообще очень много в последнее время узнаю не напрямую, а вот такими нечестными методами. Но становится все интереснее, надо признать. Ученый мне много чего не договаривает. Например, будущих планов, какими бы добрыми намерениями они не сопровождались. А еще они постоянно говорят о том, что я вся такая редкая, но раньше я понимала это как последствия анабиоза, ну и еще пробуждения. А тут получается, что ученый что-то «делал, что не могло навредить». Что-то делал. Со мной.
До жути захотелось пить.
–Девочка моя, как ты?
Открыв глаза, обнаружила себя лежащей на груди мужчины. Он крепко обнимал меня за плечи и беспокойно всматривался в лицо. Не верится, что он что-то скрывает. Мне-то казалось, что он полностью откровенен, тем более, если вспомнить заверения о его чувствах. Это не тот случай, когда для ученого важнее всего его открытия, он бы не стал меня будить, ведь так? Что же ты скрываешь?
Я это выясню! Потом. А пока просто умираю от жажды! Попросила жалобно:
– Можно водички?
– Конечно!
Пока он бегал к крану, лысый сидел на той же кровати спиной ко мне.
– Напилась? – как только я утолила первую жажду, он чуть обернулся.
Кивнула.
– Здорово. Обсудим то, что произошло?
– Руслан, я не думаю, что сейчас стоит… – ученый присел рядом, взяв мою руку.
– Стоит!
А что тут обсуждать?!
– Расскажи подробнее, что случилось.
– Что случилось… Как будто все звуки на улице многократно усилились, если бы огромные колонки поставили на полную мощность и привязали к ушам, – старалась быть максимально правдивой. – Я слышала буквально все и всех: от шелеста листьев до диалогов в жилых домах. На третьем этаже, кстати, кто-то жаловался на зарплату. Все, понимаете? Прохожие, птицы, вода, ветер. Блин, я не знаю, как еще это объяснить.
– Это было впервые?
– Да, я бы точно запомнила такое.
– Твои способности растут, Вероника, – проговорил Марат. – Я такого не ожидал.
– Было что-то подобное?
– Один раз, но это касалось зрения. Как только мы приехали в ваш дом на границе. Точнее, то, что от него осталось. Тогда я смогла разглядеть мельчайшие подробности вокруг, даже травинки.
– Очень интересно…
Я собралась с духом и прямо спросила у ученого, с понурым видом сидящего рядом:
– Все дело не только в анабиозе и опытах во время него, верно?
Взгляд ученого забегал по комнате, но, остановившись на хмуром лице брата, он все же ответил:
– Сложно это объяснить.
– А ты попробуй, – раз уж передумала делать вид, что не догадываюсь обо всем, решила вытрясти из него все.
– Нет, я знаю, что сказать, но не уверен, что ты правильно поймешь.
Стало смешно.
– Мне кажется, странности стали частью моей жизни. Что бы там ни было, мне бы хотелось это знать. Я имею право, ты не считаешь?
– Согласен. Но…
– Не расскажешь ты – расскажу я.
Заявление Руслана было неожиданным для нас обоих. Марат вытаращился на него как на предателя, тот даже глазом не повел, так и сидел в пол-оборота с невозмутимым выражением лица. Наконец, гематолог сдался.
– Ладно. Только обещай, что правильно меня поймешь. История короткая, но непростая.
И я снова внимала сумасшедшим подробностям о самой себе, и поверить не могла в происходящее. Хотя, почему это не могла? Я лукавлю, давно пора привыкать к любым поворотам.
На самом деле, чтобы вывести меня из анабиоза, ему пришлось кое-что подправить в моем организме. Я-то наивно полагала, что это какие-то препараты для выведения из комы – ну не медик я, что с меня взять?! Однако оказалось все сложнее. Сон, как сама предпочитаю называть свое трехсотлетнее состояние, был настолько глубоким, что для пробуждения пришлось ускорить некоторые процессы моего организма. Отсюда – быстрая регенерация, про которую я уже слышала, ну и остальные небывалые для современного человека способности. Проще говоря, ученый ставил на мне опыты, до конца не представляя, во что они выльются.
– Благодаря им ты пришла в себя и смогла сохранить разум, причем, восстановление тоже прошло весьма быстро, о таком можно было только мечтать! – почти оправдываясь, сообщил Марат. – Все остальное – это побочные эффекты.
Ничего себе – эффекты!
– И что мне с этим делать? – я показала на уши, откуда не так давно, по его же словам, хлестала кровь. – Я уже привыкла к «волшебному тормозу», он нас пару раз выручал и был как нельзя кстати. А это? Как я с увеличенной громкостью жить буду? А если вас рядом не окажется?
– Такого не может быть.
– Ну да, вы же не будете возле меня дежурить постоянно.
– Если понадобится, будем.
–Лично я сидеть возле ее юбки вечно не собираюсь, – ненавязчиво вставил Руслан.
– Тебя никто не просит!
– Да что ты говоришь?! Может, я тогда пойду, а вы тут сами как-нибудь разберетесь?!
– Ребята, брэйк!
Мужчины замолчали, недовольно переглядываясь. Наконец, когда пауза затянулась достаточно, чтобы конфликт исчерпал себя, я продолжила допрос.
– А это можно как-то контролировать?
– Теоретически – да, – оживился ученый. – Мы уже знаем, что твое состояние ускорения, – ах, вот как это называется? – наступает в момент опасности или сильного стресса.
– Второе, – заявила уверенно. – Стресс у меня, считай, постоянно.
– В коллекторе опасности не было.
– Мы убегали от убийц.
– Но это произошло, как я понимаю, когда мне стало плохо.
– Согласна. Так что с этим делать?
– Необходимо понять, что способствует усилению слуха. Наверняка, это одно и то же.
Я задумалась. Вообще, ничего особенного как раз в тот момент не происходило. Мы шли, ни кого не трогали, я была немного в приподнятом настроении из-за их реакции на шуточку неприятного продавца…
– Нет, ничего тогда не было.
– Значит, от ситуации процесс не зависит.
– Но я могу научиться его контролировать? – снова уточнила, и снова получила ожидаемый ответ: теоретически.
Марат признался, что имеет очень смутное представление, какие еще таланты могут скрываться в моем разбуженном после длительной спячки организме. В одном он не сомневался: все дело в его опытах. Тоже мне, профессор Преображенский!
Так ничего и не решив, что становится чуть ли не традицией в нашей непростой ситуации, мы отправились спать. Провалявшись в бреду ночь и день, усталости я не чувствовала, но строгий взгляд обоих дал понять: не уйду отдыхать – получу по шапке. Иногда складывается впечатление, что они относятся ко мне как к плохо воспитанной комнатной собачке, которая при правильной дрессировке может показывать настоящие чудеса. Даже Марат, при всем его трепетном отношении и чувствах.
На следующий день план с переездом снова пришел в действие. Я проснулась, когда ни кого в комнате не было. Помню, как сквозь сон ученый сообщил, что пойдет вниз, чтобы через стационарный компьютер найти другое место для временного жилья.
– А что, Удо не может нам помочь?
– Каким образом?
– Ну, робот в магазине же показал одежду.
– Потому что у него есть эта информация. Сомневаюсь, что в Удо загрузили данные конкурентов. А, если и так, то только с негативной стороны.
– Ясно, – я зевнула и перевернулась на другой бок.
Куда девался его брат, я понятия не имела. Наверно, усвистал, как он говорит, пускать возможных преследователей по ложному следу. Я знала, что он все еще опасается последствия встречи с бывшим соседом. Вряд ли тот побежит жаловаться в «Ариадну», тем более времени прошло уже достаточною. Знали бы где – нашли. Но чем черт не шутит.
– Удо, ванну, пожалуйста.
Привыкнув к роботу, я нашла его крайне полезным! Например, он всегда говорил, какая на улице погода, дожди оказались не такой уж редкостью, как я считала, или готовил все для водных процедур. Один раз ему даже пришлось меня успокаивать, когда я проснулась, а в номере – ни души! Оказалось, что браться просто свалили «прогуляться», ну или выдали эту версию роботу. Для порядка подулась, что меня не дождались, ведь сто процентов пошли не просто воздухом подышать, а по каким-то важным и тем самым любопытным делам, а с собой не взяли! Но, что поделать, может, им и правда просто хотелось отдохнуть от меня? В конце концов, постоянно находиться вместе в замкнутом пространстве действительно тяжеловато.
Я влетела в ванную в тот момент, когда Руслан с полотенцем на бедрах направлялся к зеркалу.
– Стучать не учили? – спросил скорее ворчливо.
– Прости, я думала, ты вышел.
Я уже развернулась, чтобы ретироваться, когда взгляд наткнулся на плечи и торс мужчины. Нет, меня взволновали не бугрящиеся мышцы, а шрамы, которыми была покрыта почти вся спина.
Не понимая, что делаю, а, главное, зачем, подошла ближе, рассматривая открывшуюся картину.
– Что это?
Не удержавшись, подняла руку и прикоснулась к одному из рубцов. Широкий и неровный, он был похож на зажившую рваную рану. Мне-то казалось, что медицина здесь позволяет полностью избавляться от подобных отметин на теле.
– Не надо.
– Что?
– Не надо меня трогать.
Хриплый ответ был похож на полушепот. Я послушно отодвинулась.
– Прости. Я, пожалуй, пойду.
Он развернулся так стремительно, что полотенце улетело куда-то к ногам. Я замерла, стараясь не опускать глаза, чтобы не становиться совсем уж пунцовой.
– Вероника, ты должна кое-что уяснить.
– Д-да?
– Когда все закончится, я сделаю все, чтобы ты исчезла из нашей жизни.
Что он только что сказал?!
– Почему?
– Брось. Ты прекрасно слышала наш разговор.
Это он о том, что я подслушала в ванной? Или о вчерашнем? Какой все-таки хреновый из меня шпион.
– Если ты о том, что Марат хочет спасти всех, то не вижу ничего страшного. И я согласна отдавать свою кровь. В конце концов, со мной-то у него неплохо получилось…местами.
– Он никого не спасет!
– Откуда ты можешь знать?
– Это логично. В случае успеха в компании об этом узнают. И начнут охоту с удвоенной силой. Они не остановятся!
– Ты говорил, что они в любом случае не перестанут нас ловить.
– Да, но привлекать внимание и вести себя тихо – разные вещи.
– И ты хочешь избавить Марата от соблазна начать опыты, избавившись от меня?
– Как-то так. Плюс твой организм постоянно выкидывает что-то новенькое.
– Неправда!
– Да ну?
– Это редко случается!
– Зато капец как метко. Этого хватит, чтобы всех повязали.
– А мне что делать?
– А что?
– Ну… Как я буду жить без него…без тебя. Без вас. Вы хотите меня бросить? А если я потеряю сознание одна? Кто мне поможет?
– Вот только давай без лирики. Я же не выгоняю тебя прямо сейчас. Но спорить бессмысленно, у тебя нет выбора.
– Есть!
– Нет!
– А как же его ответственность за дело рук своих? Я же вроде как его личный редкий экземпляр…
– Ты – собственность компании! Черт… Послушай, нет, я не то хотел сказать. В смысле, это правда, формально, и я первый собирался все исправить.
– Что изменилось?
– Возможно, ты имеешь право на собственную жизнь. В этом я с ним согласен.
– Возможно?!
– Возможно.
Не зная, радоваться или плакать, я сделала шаг навстречу.
– Я имею право! И хочу жить с вами!
– Нет.
– Да почему?!
– Я не собираюсь тебе ничего объяснять!
– И правда, зачем, когда можно просто выставить взашей в свободное плавание, так?
– Не переживай, это случится не раньше, чем мы решим основные проблемы.
– Это какие?
– Адаптируем тебя к настоящему. Чтобы не загнулась в первые же часы.
– Но я все равно не хочу, чтобы мы расходились!
– Ой, не болтай глупостей! Так будет лучше! Не говори, что ты прикипела к нам всей своей широкой душой.
Он дернулся, махнув рукой, и я вспомнила, что вообще-то веду диалог с абсолютно голым мужчиной. Да уж, в моей биографии такого тоже еще не бывало.
И все же!
– Вообще-то прикипела, как ты говоришь!
– Ты благодарна и все такое, и есть за что, кстати, так что пришлешь открытку на Рождество, если хочешь. На этом все.
Я закрыла лицо руками, не собираясь показывать, как задел его пренебрежительный тон и равнодушие. А мне-то начало казаться, что в нем просыпается что-то светлое. Глупая Ника!
– Сейчас тебе страшно, это нормально, – произнес он тихо. – Я даже в чем-то понимаю тебя, правда. Поэтому и предупредил, а не выгнал, хотя заметь, мог бы.
У меня не было других вопросов, кроме тихого:
– Зачем?
– Я должен его защитить. И сделаю это любыми способами.
– Ты до сих пор так сильно меня ненавидишь?
Он помолчал, внимательно разглядывая меня, а я изо всех сил старалась держать взгляд, сконцентрировавшись на его лице.
– Нет. К сожалению.
И как это понимать, скажите, пожалуйста? Ему жаль, что он увидел во мне не огроменную проблему, а человека, пусть все еще неугодного, но хотя бы живого?
– Вероника, я не делал тебе предложения, как ты могла подумать. Выбора у тебя нет. Считай, что пока есть время смириться, и старайся научиться всему по максимуму.
– Ты это сегодня решил?
– Не имеет значения.
– Я все расскажу Марату!
– Попробуй. Это ничего не изменит.
– А что изменит?! – я была близка к отчаянью.
– Черт, ты глупая? Я все сказал. Вали уже, мне надо просохнуть. Хотя, если тебе хочется посмотреть, оставайся. Я не стеснительный.
Следующее, что я сделала, было обусловлено то ли безысходностью и осознанием, что он и правда все уже решил, то ли желанием доказать, что могу действовать внезапно. Быстро сократив расстояние между нами, я почти запрыгнула на него, впившись грубым поцелуем.
Это было помешательством, которое я так и не смогла себе объяснить. Прикосновение длилось не больше нескольких секунд, за которые я почувствовала, как на талии смыкаются руки, прижимая к мужскому телу. Испугавшись и себя и его, зависла, но только на мгновение. Еще миг – и я отталкиваю его, тяжело дыша, будто после марафона, и, ни слова не произнося, убегаю из ванной.
Уже в комнате, придя в себя, поняла, какую глупость совершила. Вот он выйдет, обзовет меня последними словами, расскажет все Марату, который после нашего недавнего разговора о взаимности и так заметно погрустнел, и выгонит к чертовой матери прямо сейчас!
– Проверю, какой отель выбрал Марат. Собирай вещи.
Когда за мужчиной, прошедшим мимо с каменным лицом, захлопнулась дверь, я без сил опустилась на кровать. Я ожидала всего, но не полной невозмутимости.
Даже потом, когда мы перебирались в гостиницу на другой конец города, он не произнес ни слова. Ни о случившемся, ни вообще. Я тоже молчала. Видя мое подавленное состояние, ученый постоянно спрашивал, все ли в порядке, как я себя чувствую, не удовлетворяясь односложными ответами, пытался выяснить, что не так, у брата. Тот только кривился как от кислой вишни, и убегал на несколько шагов вперед.
– Вы что, снова поругались? – наконец, Марат сделал собственные выводы. – Я же тебе говорил: не обращай на него внимания. Он неплохой, но характер… сама видишь. Я нашел номер с двумя смежными комнатами, так что вы сможете общаться реже. Зато конфликтов можно будет избежать!
Его оптимизма я ни капли не разделяла, но натянуто улыбалась и шагала дальше, молясь, чтобы в определенный момент он смог бы заступиться за меня. Когда его «неплохой» родственник заявит, что пора избавляться от балласта.
Да, я боялась остаться одна. Боялась до дрожи, до темноты в глазах, и не видела в этом ничего постыдного. Я до сих пор не разобралась во всем, что вокруг происходит, как можно выкинуть меня как птенца в свободный полет?! Мнимая забота лысого, обещавшего, что сначала меня всему необходимому обучат, звучала как издевательство. Я почти была уверена, что никогда не привыкну к этому миру, что рано или поздно ошибусь в самый неподходящий момент, а защиты уже не будет.
Поэтому, замкнувшись в себе, просидела в личной спальне нового номера, наверно, дня два. Есть не хотелось, разговаривать с кем-то тем более, и я просто лежала, пялясь в бежевый подсвеченный потолок, и горевала о своей несчастной доле. Эгоистично, спору нет, зерно правды в словах Руслана имеется. Но… я не смогу одна. Никогда не считала себя сильной. Даже после гибели родителей, когда мне говорили, как здорово я держусь и не прыгаю в Неву, просто пожимала плечами. Никто же не знал, что на самом деле эта спокойная с виду девушка рыдает в подушку каждую ночь, и проживает следующий день на некоем автопилоте. Уже намного позже глаза перестали опухать от слез, а очередное утро – приносить новую порцию страданий по тем, кого никогда не увидеть, что бы ты ни делал.
Марат все больше мрачнел, заходя в комнату и натыкаясь на глухую стену молчания. Однажды я даже решила объясниться, тупо настучать на Руслана, пожаловаться, какие планы он строит насчет одной бедной девушки, но что-то остановило. Наверно, понимание, что это все равно ничего не изменит. Или, что вернее, проснувшаяся не вовремя совесть, шептавшая, что я рассорю братьев. Последнего не хотела ни при каких обстоятельствах.
Мое добровольное затворничество закончилось в тот момент, когда мужчина, которого я костерила мысленно самыми непечатными словами, ворвался в комнату, схватил за руку и потащил наружу.
– Что? Нас нашли? Мы сбегаем?
Он резко повернулся, показав лицо, и я чуть не отпрыгнула. Налитые кровью глаза бешено взирали куда-то сквозь меня, нечесаный давно парик походил на шерсть животного, приготовившегося к атаке, а еще взгляд почему-то упал на жилу на шее, пульсирующую сейчас, наверно, со скоростью двести ударов в минуту.
– Марат…
– Что?!
Жалея себя, я не забывала о состоянии ученого, и всегда, когда он заходил просто посидеть рядом, интересовалась, как самочувствие. Все было хорошо. И выглядел он здоровым, только печальным.
– Потерял сознание. Изо рта идет пена. Он… это что-то странное. Ему нужна твоя кровь!
– Но вакцина…
– Она не сработала! Или сработала не полностью. Твою мать, откуда я знаю!
– Где он?
Ученый и правда выглядел намного хуже. Я не знаю, как можно постареть всего за час, не так давно он ушел от меня, обещая позже заглянуть и пожелать спокойной ночи. На кровати лежал глубокий старик, кожа стала бледной-серой, жилы вздулись, дыхание вырывалось с хрипом, в уголках рта застыла пена.
– Шприц?
Я в первый раз видела, как у Руслана трясутся руки, поэтому, когда он со второго раза не попал мне в вену, просто отобрала прозрачный пистолет и сделала все сама. Он не стал спорить, сел на пол, схватившись руками за голову, и замолчал. Не мне его судить, вид Марата по-настоящему страшен.
Своей крови взяла больше, чтобы наверняка. После переливания присела рядом с Русланом.
–Все будет хорошо. Это всегда ему помогало, поможет и сейчас.
Он не ответил.
– Я знаю, что ты боишься. Я тоже боюсь. Очень. Но верю, что все получится. Он же такой сильный. Справится.
Говорила твердо, пытаясь заглянуть в глаза, чтобы убедиться, что он все слышит и понимает. Хотя у самой колени дрожали, а сердце грохотало так, что впору было бросаться из окна, не глядя, а ком в горле никак не сглатывался. Но в глубине души понимала, что ударься я в панику, и все, баста, можно ложиться и умирать. Он был напуган, это видно, боялся за брата так, что не мог себя контролировать. А ведь именно его считала самым сильным из нашей троицы, невозмутимым и порой жестким с перебором.
– Все будет хорошо, – повторила банальную до убожества фразу, отчасти уговаривая еще и себя.
Не знаю, сколько мы так просидели, постоянно подпрыгивая от малейшего шороха со стороны кровати и мчась проверить состояние мужчины. Казалось, улучшения есть. Дыхание выровнялось, и мертвенно-бледная кожа чуть порозовела. Но в себя он не приходил.
Не проснулся и на следующий день. Мы договорились спать по очереди, чтобы не пропустить этот момент, но ничего не происходило. Руслан чернее тучи шарахался по комнате и сам был похож на восставшего зомби.
К вечеру стало ясно, что в этот раз что-то пошло не так.
– Ты сколько влила?
– Больше, чем раньше. Подумала, что так поможет.
– Что-то не помогает.
– Я не знаю, почему! Может, еще…?
– А вдруг какой-нибудь передоз?
– И что делать?
– Ждать.
И мы ждали, ходя туда-сюда по комнате, спускаясь вниз только раз, чтобы отказаться от робота-помощника. Руслан опасался, что запрограммированный на помощь людям он сообщит о случившемся администратору, и к нам появятся лишние вопросы.
К вечеру подсела к нему, неотрывно следящему за лицом Марата.
– Я хотела сказать. Прости меня, что так получилось. Я знаю, ты считаешь меня самой большой проблемой, и ты отчасти прав. Клянусь, я тебя понимаю! Мне не нужно, чтобы вы нянчились со мной. Я сделаю все, чтобы не быть обузой. И, если ты считаешь, что нам будет проще по отдельности, пусть так. Я не хочу этого, но принимаю. Обещаю, что не буду препятствовать и стараться изменить твое мнение.
Откровение далось нелегко, а уж решение сказать это – тем более. Я не думала, что самолично пойду на такое. Что говорить, еще вчера занималась тем, что мысленно и даже шепотом материла этого несносного мужлана на чем свет стоит, называя предателем и трусом. Потому что до одури боялась остаться одна.
Сейчас, понимая, что именно из-за меня мы даже не можем попросить помощи, все нелестные эпитеты направляла в собственный адрес. Эгоистичная девчонка, которая, хоть и попала в сложную ситуацию, относилась к своим спасителям как к людям, которые ей что-то должны. А это не так! Человек, близкий, почти родной, прямо сейчас умирал в полуметре от меня, а я ничего не могла с этим сделать. Ни-че-го!
Руслан не ответил, даже не взглянул в мой сторону. Мне это и не было нужно.
На вторые сутки я перестала отлучаться даже от кровати, прислушиваясь к любым изменениям. Ученый спал, глубоко и, казалось, безмятежно, морщины разгладились, он снова стал собой, но…не просыпался. Это было похоже на кому, но повторить процедуру мы боялись.
Руслан выглядел не лучше брата: черные тени под глазами, красные белки с полопавшимися сосудами, измученный вид. Порой мне хотелось просто подойти и обнять этого грозного временами мужчину, которому, как выяснилось, ни чужды обычные человеческие качества вроде страха и сострадания. Но я знала, что меня оттолкнут, даже если это ему сейчас и нужно, и просто держалась рядом, иногда грустно улыбаясь, и снова шла к Марату, ложилась рядом и смотрела-смотрела-смотрела.
Мне было стыдно за недавние переживания и жалость к себе. Я думала, что готова отдать всю кровь, плазму, костный мозг, да хоть все двести шесть костей, если понадобится, лишь бы он пришел в себя! Готова уйти прямо сейчас, если получу гарантии, что это поможет. Готова сама лично набрать номер спецов из «Ариадны» и выдать свои координаты, если они пообещают, что спасут его.
Я все чаще ловила на себе задумчивые взгляды лысого. Он ничего не говорил, только смотрел с каким-то странным прищуром, будто о чем-то размышляя. Наверно, решает, стоит ли сейчас меня выгонять или еще будет польза. Хотя какая польза, единственная моя ценность – это кровь, которая сейчас не принесла желаемых результатов. Может, все же снова попытаться?
Мы попытались. Видит Бог, в этот раз руки тряслись уже у меня, и часть драгоценной, а сейчас бесполезной красной жидкости вылилась на пол, образовав нехилую по размерам лужу. Игла постоянно выскальзывала. С упорством камикадзе я опять и опять протыкала кожу, пытаясь попасть в эту чертову вену, пока «пистолет» не отобрали.
– Дай сюда.
– Я смогу.
– Убери руки, сказал.
Укол, тонкая струйка перебегает к пульсирующей вене Марата и…ничего. Ни через час, ни через два. Ни хуже, чего мы боялись, но и не лучше. Он не просыпался.
Время шло. Пару раз к нам приходил кто-то с администрации отеля. Интересовались, все ли в порядке и не нуждаемся ли мы в помощи. Сколько бы денег они не получили за анонимность, такое странное поведение – закрыться на несколько дней в номере и не давать о себе знать, даже еду не заказывать – выглядело очень подозрительно. Таблетки, которыми почти насильно я пичкала Руслана, подходили к концу. Я видела, что он на грани, и не знала, чем еще могу помочь.
– Вероника, – позвал Руслан, когда новый рассвет заскользил по зашторенным окнам.
Я повернула голову, не переставая прощупывать пульс спящего.
– Если сейчас он выкарабкается, мы не будем расходиться. Я обещаю.
– Но ты же говорил…
– Я передумал.
– Почему?
– Неважно.
– Ладно. Я поняла. Спасибо.
– Не за что.
Может, потому что Руслан передумал и сообщил об этом, а может из-за слишком близкой возможности потерять того, благодаря кому я вообще могу о чем-то думать, я расплакалась. Первый раз после того, как ученому стало плохо. После того, как оплакивала собственную судьбу, страдала от несправедливости вселенной к одной маленькой бедной девушке из Питера, попавшей в мега-передрягу волею судьбы. Но, как говорила моя бабушка: все познается в сравнении. А еще она говорила, что проблемы стоит решать по мере их поступления, а толку истязаться до – никакого смысла. Я стала забывать ее уроки, а зря. Они, как выясняется, актуальны в любом веке.
На исходе вторых суток я подошла к Руслану, невидящим взглядом уставившемуся на что-то за окном.
– Руслан… Дальше ждать нельзя.
– Я понимаю, – голос звучал глухо.
– Нужен врач. Скорая. Мы можем вызвать скорую?
– Нас поймают.
– Не обязательно! У нас новые документы! И ты говорил, что ищут троих. Мы можем разделиться. Например, я поеду с ним как жена…
– Нет!
– Но это логично, скажу, что ему стало плохо…
– Я сказал: нет.
– Да дай сказать…
– Поеду я.
– Руслан, не самый подходящий момент для спора.
– А я и не спорю. Еду я. Ты сидишь здесь и ждешь.
Я кивнула, принимая его решение. Его все равно не переспоришь. И, надеюсь, он знает, что делает.
Неотложка примчалась за считанные минуты. Вот это я понимаю – скорость, не то, что раньше. Вопреки моим увещеваниям и психам, на время визита врача меня вытурили из номера, при этом приказав не покидать стены гостиницы. Я пошаталась по этажам и в итоге уселась на широкий подоконник, разглядывая электромобиль скорой. Большой и длинный, как лимузин, он привлекал внимание постояльцев и прохожих. Как мне намного позже объяснят, скорые в этом мире вызывают крайне редко, ведь большинство людей не избегают «прививки от всех болезней».
– Вот ты где! Слушай внимательно! – появившийся в коридоре Руслан подбежал и заговорил быстро и очень тихо. – Все серьезно, мы уезжаем. Я вернусь к вечеру, если повезет, будем оба. Ни с кем не разговаривай, ни кому не открывай! Закажи в номер поесть. Карточка в сумке, на всякий случай. Если не вернусь через пару дней, беги. Я потом тебя найду.
– Как?
– Что-нибудь придумаю.
– А куда?
– Куда угодно.
Я смотрела в спину почти убегающего вниз по эскалатору мужчины и опять мечтала проснуться в своем времени.
Глава 12. Быть одной
Они не возвращались. Я послушно сидела в номере три дня, и все-таки заказала ужин или завтрак, как посмотреть, потому что многодневное голодание дало о себе знать. Попросила стандартный, чтобы не попасть впросак, и мне принесли стручковую фасоль, отбивную, вроде куриную, и чай.
Усталость была неимоверная, но спала урывками. То и дело подходила к окну, чтобы замереть за прозрачной занавеской, но красивый вид на парк не разбавляли два темных силуэта, спешащих к очень одинокой и испуганной мне. Мерила шагами комнату, считала мелкие лампочки на потолке, наконец, досконально разглядела собственное отражение в зеркале, короче, делала все, чтобы отсрочить нарастающую панику.
– Ну, где же вы?!
Спустя три дня начала собираться. Я знала, что где лежит, помнила напутствие Руслана, но дала им еще сутки, вдруг они придут, а меня нет? Знаю, он убил бы меня самыми разными способами или как минимум наговорил кучу гадостей за самоуправство, но бежать, как было приказано, не планировала. Аккуратно уточнив у девушки за стойкой регистрации, где находится больница, куда отвозят пациентов скорой, с облегчением выяснила, что она вообще в городе одна-единственная. Правда, расположена в самом центре, но с нашей окраины туда ходит общественный транспорт! Заодно покатаюсь на лифте! Замечательно, значит, так и поступим. Просто не могу уйти, не узнав о судьбе моих мужчин!
Вышла ранним утром. В такой час прохожих на улицах наверняка немного, но хоть один да укажет, в какую сторону двигаться. Полная решимости и страха одновременно я спускалась по эскалатору и почти доехала до второго этажа, когда снизу послышались приглушенные голоса. Понятия не имею, что подвигло меня спрыгнуть с движущихся ступеней в пролете, но инстинкты буквально вопили: сейчас лучше остановиться.
– На каком этаже номер?
– Четвертый.
– Балкон есть?
– Нет.
– Да какая разница, шеф? Она ж не полоумная, чтобы с такой высоты сигать. Переломает себе ноги и все равно далеко не уйдет.
– Не вмешивайся. Мы не знаем, что она может.
Говорили трое, один голос точно принадлежал девушке с регистрации, я запомнила его по слишком высоким, прямо-таки писклявым нотам, двое других – однозначно мужчины. Итак, какой бы дурой я не была, сомневаться, кто герой беседы, не приходилось.
– Простите, – девушка точно была озадачена. – Кажется, я вас не понимаю. О чем вы? Почему бы вашей приятельнице убегать от вас через окно?