– Я так больше не могу работать. Ко мне пришла гора писем по поводу зарплат и увольнений. Я долбилась тебе на телефон и на почту весь день, я не могу решить эти проблемы, и ты – ты, прекрасно зная об этом, сваливаешь из офиса, спуская все на тормозах! – визжит девица.

– И что? – Андрей проявляет равновесие, достойное Ника Валленды. – Займись кадрами. Сориентируйся сама, зачем меня сейчас-то дергать? Завтра и поговорим.

– Я не понимаю тебя, Андрей, – Ксюша с большим глазами увеличивает их еще больше, пыхтит ноздрями и вся прогибается под силой своей же пламенной речи. – Ты слышал о понятии «совесть»? Мне кажется, нет. Полгода я в аварийном режиме, и уже неделю просто не могу уйти с работы, кроме как глубокой ночью из-за твоего скотства. Ты вообще планируешь менять финансовую политику? Или ты считаешь нормальным заставлять людей, которые приносят тебе деньги, жрать «доширак» и ходить в кино раз в пол-года, работая в крупнейшей компании региона, а иногда еще и на это им денег не давать?

– Послушай, милая, я в свое время и реже в кино ходил, – рассудительно отвечает Андрей, вызывая мое искреннее восхищение. – А с совестью у меня все в порядке – до ближайшей проверки у меня все в норме, и все бюджеты согласованы. Оставим это до офиса.

– Я не могу завтра выходить на работу, ты это понимаешь? Да я и сегодня не должна была.

– Да расслабься ты, – смеется Андрей и показывает на стол. – Вот, присядь, выпей пива. Или, может, текилы? Я знаю, ты любишь текилу.

– Будь ты проклят, Андрей. Завтра будешь разгребать сам, – девица разворачивается на каблуках, как оловянный солдатик, и огромными шагами устремляется к выходу.

– А ты не забудь про свой официальный расчет в прожиточный минимум, дорогуша! – вслед ей, все также спокойно выдает Андрей.

Несколько секунд над столом, да и в баре вообще стоит тишина.

– Что это за увольнения, интересно, ради которых стоит так истерить? – находит в себе смелость поинтересоваться Стас.

– Да, чушь это все, – машет рукой покрасневший от внутреннего напряжения Андрей. – Когда я выкидываю ненужного человека из низов, он еще и доплачивает за то, чтобы не оказаться во всех «блэклистах». А тут уже которую неделю пошла истерика из-за принятой давно финансовой политики, и эта дамочка меня все это время донимала. Ну, я и заблокировал ее со всех ее номеров и контактов. Вижу только в офисе, и то редко.

– Ты бы решил этот вопрос, – с понимающей ухмылкой советую Андрею.

– Как она меня нашла, интересно? – задумчиво бормочет он.

– Кто-то из твои дружков сориентировал, не? – предполагает Женя.

– Черт. Рогозин, наверняка. Я ему говорил, в каком районе буду. Придется ему сломать табло, – вздыхает Андрей и отпивает еще пива.

После этой сцены Андрей, который жарит Женю, окончательно приписывается мной к элитному Клубу Обладателей Латексной Совести. Но что поделать – капитализм подразумевает не только высокий уровень развития, но и необходимость избавляться от лишних обязательств на пути этого развития. Иногда идол стабильности требует жертвоприношений из простолюдинов, как дерево свободы – крови тиранов и патриотов. К счастью, уже спустя несколько минут все дружно забывают об этом неприятном инциденте, и мы снова болтаем о своем, продолжая ужин в узкой компании своих людей. Даже подруга Жени, ощутив себя участницей нашего элитного клуба, не ассоциирует себя с теми ребятами, которые сейчас последний в месяце «доширак» на троих доедают. Вот это и называется – нематериальная мотивация персонала.

– Ребят, не в обиду никому будет сказано – по мне, так специальность «маркетинг» в институтах пора закрывать, – подняв руку для привлечения внимания, заявляет Андрей.

– Почему это? – возмущается Стас; ну, а как еще – наш магистр – рьяный сторонник строгого наличия формальной «корочки» в приложениях к резюме; куда бы он без нее сунулся?

– Большинство маркетологов, которых я вижу – это ребята, пять лет учившие, как управлять рынком и манипулировать потребителем для того, чтобы, сидя в офисе, составлять однообразные рекламные планы и писать презентационные тексты с орфографическими ошибками и описками.

– Вот тут я согласен, – тыкаю пальцем в Андрея, уже сейчас искренне поддерживая его позицию. – Человека, которому платят за слово и мысль и который слово и мысль не уважает, нужно заставлять работать дворником до тех пор, пока не осознает, что к чему.

– Оставьте маркетинг профессионалам, Эдуард Юльич, – едко улыбаясь, подшучивает Женя.

– Старый грязный беспринципный коммерс тебя уже не возбуждает? – возможно, немного перегибаю палку, но вообще – пошли они все! – босса надо уважать даже в баре.

Спустя какое-то время, еда заканчивается, и мы продолжаем заливаться пивом, а, следовательно, растет всеобщая расслабленность. Это подходящий момент, чтобы попытаться выковырять негатив из душонок подчиненных. Вилку – налево, нож – направо – и погнали разделывать их тушки.

– Стас, а тебе никогда не хотелось дать в табло Главному? – нахожусь я с новой, крайне резонансной темой.

– Да нет, а что? – Стас отвечает, как робот, едва не раньше, чем прозвучал вопрос.

– Тебе хотелось? – хихикает Женя в мою сторону.

– Не, речь не о том, – махаю пальцем почти перед ее носом.

– Да ну, он такой…ммм… тактичный, вежливый. Что даже удивительно для человека его волевой хватки, – неопределенно выговаривает Женя, которая уже начала «плыть».

Я мог бы рассказать тебе про эту вежливость и интеллигентность, Женечка. Мог бы рассказать о временах, когда эта вежливость помогала эффективнее совать паяльник в жопы его жертв. О временах, когда наш общий босс был рэкетиром и о том, как завязал – после того, как его брата грохнули из-за территориальных разногласий представители оборзевшей на тот момент кавказской диаспоры. Он быстро адаптировался в «нулевые», поднял одну фирму, продал, основал другую, снова продал – разумеется, кинув по дороге на бабки немало терпил, – и потом уже выстроил «Дриминг Трейд». И производства купил он тоже по интересной схеме, но who cares now? Причем, все это я знаю не только от него, но и от его старых друзей. Нынешних бизнесменов, счет времени, проведенного с которыми у меня идет уже на многие часы, а то и на дни – преимущественно, не в деловой обстановке, а в загородных саунах с недешевыми проститутками, подход к которым я, повторюсь, совершенно не разделяю.

– Согласен, – говорю вслух и отпиваю пива. – За Сергея Борисовича, – отпиваю снова, глоток посолиднее.

А уж в то, что Женя никогда не хотела применить силу к кому-либо вышестоящему я вряд ли поверю. Только при мне дважды из ее рук коробки-сэмплы для pack-shot'ов летели в голову фотографов, дизайнеров и прочих. Как-то раз, по слухам из отдела рекламы, она швырнула в лицо сисадмину свою беспроводную мышь за двести долларов. В общем-то, в связи с этим в маркетинге «ДримингТрейд» с Женей не очень любят спорить, зная о ее склонности к насилию. Не лишним будет повториться, что это тоже указывает на величину яиц Жени по сравнению с вишневыми косточками Стаса.

К общему неудовольствию, подружка Жени выводит нашу компанию на разговор об искусстве. Во всяком случае, в ее плоскости – она рассказывает о том, как ее до глубины души поразила какая-то там новая бульварная книжонка. Я мог бы высказаться на этот счет, но не хочу пугать наивную девочку, которая не поняла до конца, куда попала и на каких правах, а Демчук и Андрей вряд ли читают больше, чем требуется для составления регулярных отчетов.

А вот Женя?

– А ты что читаешь, Женечка? – выстреливаю вопросом.

– Только техническую литературу, – довольно быстро находится Женя; а я-то рассчитывал, она хоть вспомнит пару авторов из школьной программы, все-таки специалист по маркетингу, интеллектуал. – Специализированная, по моей тематике. Она помогает развиваться.

– А как же художественная – современники, классики? – изображаю удивление.

– Мне она скучна, – пожимает плечами Женя. – Чего я там не знаю? Жизни надо учиться у людей.

– Ну, да, – усмехаюсь и поднимаю стакан. – Например, у меня. За мудрость и опыт, друзья.

Конечно, можно трактовать такую позицию Жени, как профессиональный цинизм, как вид мировосприятия, и все в таком духе. Но цинизмом чаще всего называют проявление здравого смысла, противоречащее общепринятой норме малодушия. А то, как сделала это заявление Женя, можно назвать разве что формой самолюбования и попыткой восхитить кого-то своим радикальным суждением. Наивной и глупой.

Все снова уходят покурить. Немного подавленный унылыми, хотя и сопровождающимися смехом разговорами, отхожу заказать немного острых закусок напоследок и попросить еще стакан темного нефильтрованного, чтобы не мучить этим официантку и прогуляться хоть куда-то, кроме как на улицу с прокуренной челядью.

Одновременно со мной к стойке подходит молодой, не больше двадцати пяти лет, парень в очках. Он заказывает стакан виски-швеппса и ждет рядом со мной.

– Вы как-то опечалены. Вас достало окружение? – неожиданно спрашивает он.

– Почти в яблочко, – удивленно отвечаю. – Это так заметно?

– С одного взгляда. Вообще, мы все устали от окружения, – продолжает парень. – От физического. Постоянно убегаем от него куда-то. Избегаем контактов.

– Бич эпохи, я полагаю, – пытаюсь поддержать философскую беседу, хотя не уверен, что настроен сейчас на этот лад.

– Просто сознательное волеизъявление, я Вас уверяю.

– Почему же? Считаете, это не обстоятельства делают нас такими? Не ритм жизни?

За последние полгода завязывается первая моя беседа на планке выше обсуждения вечернего выпуска новостей, и мне самому теперь будет не отлипнуть от этого паренька, какую бы пьяную чушь он ни стал нести.

– Была у меня знакомая, – рассказывает он. – Мы переписывались с ней три месяца. Прервались. Потом еще месяц. Не уверен, что мне нужно было больше, чем трахнуть ее. Даже скорее уверен в обратном. И вот – обстоятельства жизни меняются, время течет, а я…

Неловкая пауза.

– Так что с ней вышло, в итоге?

– Столь ли это важно? – пожимает плечами и берет в руку свой наполненный стакан. – Я не о том. Я о том, что мы – молодежь конца восьмидесятых – начала девяностых, – способны месяцами болтать с девушкой в интернете, действуя ей и себе на нервы, вместо того, чтобы просто взять и решиться через несколько дней после первого контакта либо однозначно пригласить ее на свидание, либо послать к чертовой матери. Ведь интернет не дает ни-че-го из того, чего мы ждем от взаимоотношений с противоположным полом. Мы несем друг другу информацию через сети, сомневаясь, ломаясь, прячась за масками IP, ников и вымышленных имен вместо того, чтобы просто узнать друг друга хотя бы по минимуму – года-полутора встреч или совместной жизни для этого обычно достаточно. Да что там – просто нескольких встреч достаточно, чтобы просто увидеть человека и что-то решить. А мы рассчитываем на то, что скайп и месседжеры попроще дадут нам тотальные ответы на все вопросы. В таких условиях теряешь нить событий за отсутствием событий. Мы – странное поколение – в плане информатизации. Она оглушила нас к чертовой матери, рухнув из глубин девяностых, затопив волной нулевых и заставив нас плавать в совершенно новом информационном пространстве. Мы легче всего путаем реальность и фикцию, больше прочих поколений склонны этим наслаждаться, но лучше последующих способны вернуться к реальности. Что будет дальше – с последующими поколениями? Они потеряются еще глубже? Или перерастут зависимости?

– Не знаю. Я даже не… – запинаюсь, погребенный под весом этой тирады.

– Черта с два человек перерастет информатизацию. Она заставляет его меняться и эволюционировать – или деградировать? – уже не первое десятилетие. Она сильнее. С ней нельзя бороться, а можно только мириться и идти рука об руку, улыбаясь смайликами и махая лайками. И главное – избегать контактов. Они разочаровывают.

– Думаете? – я словно бы на миг отключаюсь от всего, в чем вращался последние часы и зависаю между двумя мирами.

– Да. И еще – мы слишком мнительны. Пользуясь достижениями чужих знаний и интеллекта, мы мним себя слишком умными. Ошибочно и наивно. И не стремимся к развитию. Плывем по течению.

– Но есть же таланты, гении. Или уже нет?

– Наверное. Но они устают, не успев начать, у них слишком мало шансов создать что-то новое во всем многообразии информации вокруг. Они не успевают взлететь, как их нагружают балластом. И они не могут набрать высоту для полета орла.

– То есть, – меня словно обливает ледяным потоком, – никому не дано больше, чем полет…

– Вы сами знаете, – прижимает палец к губам. – Вы можете даже не говорить. Вы ведь тоже в этом принимаете участие, согласитесь.

– Мне пора, – отрываю себя от этой интенсивно заводящей мозг в тупик беседы. – Люди ждут. Было приятно поговорить. М-м-м… – протягиваю руку и жду взаимности.

Он вздыхает, чуть поправляет свои легкие, теряющиеся на уставшем лице очки и лениво подает руку.

– Как-то меня да зовут. А фамилия Вам ни о чем не скажет.

– Вероятно, – меня несколько обескураживает прямолинейность парня; наверное, я слишком привык к выскочкам, везде просовывающим свои визитки.

– А вас, кстати, устраивает Ваша спутница? – вроде как невзначай закидывает мне еще один вопрос парень со стаканом виски-колы.

– Я пока не женат, знаете. И тут я один.

– Нет, я не про женщину. Я про другую спутницу жизни.

– То есть?

– Та, с которой Вы проводите каждое утро, дни, вечера.

– А, Вы про работу что ли? Вполне себе нравится.

Он на миг поджимает нижнюю губу, словно выражая глубокое понимание, но выдает одну лишь фразу.

– Я не знаю, что хуже.

Мне больше не хочется ни о чем спрашивать. Этот разговор зашел в тупик.

– Возможно, еще встретимся, – поднимаю полученный мной стакан пива в знак почтения. – Очки у Вас чертовски стильные.

– Как угодно, – усмехается, сжимает стакан крепче и уходит обратно за столик к своей недовольной чем-то, судя по виду, девушке.

Я невольно цыкаю, присматриваясь к ее приличному декольте, круглому личику и умеренно пухленьким ножкам.

– Ты с кем там болтал? – интересуется Женя, когда я возвращаюсь с огорошенным видом и стаканом пива в руке.

Оборачиваюсь и уже поднимаю руку, чтобы показать на дальний стол, в другом конце зала. Вижу, что ни парня, ни его дамы нет. Только стол с парой пивных бокалов, стаканом-тамблером, объедками и счетом с торчащей из него наличностью. Качаю головой.

– Так. С прохожим, – сажусь на свое место и ищу повод уйти на любую тему. – Все еще не принесли закуски? Я давно заказал остренькое, чтоб довести желудки до кипения.

– Есть такое. Ненавижу непрофессионализм, – вздыхает Стас – уже изрядно накачавшийся.

– Ноев ковчег построил любитель, а профессионалы собрали «Титаник», – усмехается Андрей.

Я едва не разражаюсь смехом, но этот приступ хохота быстро затихает.

– Зато ковчег строгали сто лет, а «Титаник» сделали за три года, – замечаю я, начиная усаживаться. – Время – деньги, мой друг. И сейчас у нас нет времени на ковчеги. Не та эпоха. Не те риски.

– Кажется, мы слишком привыкли доверять «Титаникам», – качает головой Женя. – И отвыкли учиться на своих ошибках.

К счастью, в этот момент приносят искомый поднос закусок, и Жене не дает продолжить ее пламенную речь дух всеобщего желания убраться окончательно.

В понедельник, заметьте!

Я только сейчас обращаю внимание, что за время моего отсутствия рыжая женина подруга отвалила в неизвестном направлении. Куда и как – мне никто сообщить не готов. Во всяком случае, добровольно. Допрашивать кого-то на этот счет я тоже не горю желанием.

Каким-то образом – я часто отвлекаюсь и думаю о своем, – беседа приходит к обсуждению общего знакомого Стаса и Жени. Парня по имени Павел почему-то начинают обсуждать, как чистейшей воды лузера, и я требую довести до меня, с чем это связано.

– Ну, сам посуди, – активно жестикулируя ладонью, начинает объяснять Женя. – Парню уже двадцать семь, он работает то ли каким-то курьером, то ли продавцом. Ездит на бэушном «еноте» и пользуется каким-то «самсунгом» за семь тысяч второй год подряд.

– Да он же полное чмо, – смеется Стас. – Просто социально неприспособленный.

– Поэтому, Вика так и пострадала от всей этой истории, – вздыхает Женя. – Бедная девочка.

– Ну, она знала, с кем связалась, – неловко машет своей жирной пятерней Стас, едва не заставляя меня захохотать.

– Он хуже тех, кто носит георгиевские ленточки на сумках? – интересуется Андрей, который, как и я, судя по всему, не сильно заинтересован в том, чтобы за глаза обсуждать кого-то, кого совершенно не знает.

– Ну, не скажи, – мотает головой Женя. – Для этого надо быть лютым отморозком. До этого он еще не дорос.

– Или не докатился, – добавляет Стас.

Смех и хохот всей троицы под покровительством моей самовлюбленной улыбки. Но кто над чем смеется – вот вопрос. Они зовут всех, кто не добился некоторого отмеренного успеха, «лузерами». Значит, добившиеся – «винеры»? Победители? Какие вы, на хер, «винеры»? Где вы хоть раз победили, кроме собеседования в свою контору, пусть даже это был моя «Дриминг Трейд»? Когда вы во что-то вообще играли, за что-то сражались? Все в вашей жизни стандартно и заранее организованно другими людьми – образование, работа, типовые отпуска, типовые квартиры, типовые задержки после работы, типовые «увлекательные корпоративы». Вот и все ваши «вины». Ваши цели – всего лишь средства. Но куда вам это понять. Слишком сложно, слишком энергозатратно.

При этом всем, Стас ездит на «рендж ровере», а Женя – на «бэхе зет-один». Вот и все отличие винеров от лузеров, по их версии. Марка и ценник. Иной раз мне кажется, что меня, на данном этапе жизни, должны окружать люди, которые понимают, что не все измеряется деньгами, но это не так. Они действительно все, и себя тоже замеряют только состояниями счетов. И сколько волка ни корми…

Что-то мне дурно малость.

Каким-то образом, к нам на стол приземлилась бутылка текилы. Даже не знаю, как это прокомментировать, но я момента стыковки со столом не заметил. Пошел тяжелый алкоголь. А это значит, что вечер понедельника подошел к концу, и мой стакан пива будет смотреться глупо и наивно.

Общая тенденция быстро приводит к тому, что у всех оказывается по стопке в руке.

– Эдик, давай – за тебя, – предлагает Стас свой первый тост. – В офисе ты такой м… – задумывается, чешет шевелюру. – Ты такой мудрый руководитель, а тут – просто хороший человек. Как все. За тебя!

– Демчук! Какой ты молодец, Щекастый, – ухмыляюсь я и слегка треплю Демчука по щеке. – Чтоб до завтрашнего обеда отчет по востоку был на сервере и на столе. Выпьем за обязательность и компетентность.

Стас не на шутку разошелся, но это мне только на руку. С такими рывками из пьяных друзей в лебезящую обслугу и обратно, он никогда не разучится обращаться ко мне только на «Вы» в пределах офиса. Именно излишнее приближение подчиненного к себе по разу в определенные промежутки личного времени лучше всего позволяет держать его под пятой в офисе. Он думает, что после пьянки что-то меняется, и он может легче относиться к поставленным мной задачам, и тут – опа! – оказывается, Эдик протрезвел, и остался Эдуард Юльевич Болонин, который требует, угрожает и намекает на определенное положение Стасика. И бедный Стас ошарашено понимает, что все сближение прошло напрасно. И так – круг за кругом. Я вижу все их слабости – этих ребят, ходящих подо мной. Я делаю вид, что не пользуюсь этим, строю имидж этакого строгого, отвлеченного от личных мотиваций руководителя, для которого есть лишь штатное расписание. Но в нужный момент я давлю до боли на замеченный намедни синячок, зачесываю небольшую царапину, превращая ее в глубокий раскуроченный шрам…

Черт, а я тоже прилично нализался. Так мне сказала первая же стопка – ее негостеприимно встретило все то, что уже пришло в меня до нее.

– Ебаный Таначадо! – отчетливо произносит кто-то, и над столом воцаряется молчание.

Кто это может знать? Кто еще?

Я в панике.

– Че? – активируя функцию «агрессивный быдлан», выдаю я.

– Ты о чем это? – робко спрашивает Женя.

Спрашивает меня!

Все трое зафиксировали свои взгляды на мне. Я облажался.

– Так, мелочи, – нервно сглатываю. – Мне надо освежиться.

Ухожу в туалет.

Немного холодной воды в лицо освежает голову лучше, чем «алка-зельцер». Мысли об этом лысом мужике и обо всем, что он говорил, не отпускают меня. В голове – полнейший кавардак, хотя еще совсем недавно я довольно стройно рассуждал обо всем на свете. Создается ощущение, что в ближайшее время мне вообще не стоит пить. Как я раньше не догадался?

Когда я возвращаюсь, трое моих собутыльников уже наперебой обсуждают Японию, ее культуру, мультипликацию и агрессивный нрав восточных людей. Безошибочно угадываю – слово Таначадо привело кого-то из них к мысли о чем-то японском – манге, аниме, мать его, суши, харакири! Ну, это явно лучше, чем если бы мне пришлось объясняться, что я вообще сказал и откуда я это взял.

– Что-то мы засиделись, ребятки, – легонько хлопнув в ладоши, заявляю я.

– Я предлагаю – еще по стопочке – и по домам, – икнув, поддерживает мою мысль Демчук, которому точно уже хватит на сегодня – даже несмотря на его избыток массы тела.

– Действительно, – вздыхает Женя, положив голову на плечо своего жениха.

– Включаем шлиф-машину, – усмехается выглядящий абсолютно трезвым Андрей; тот еще отморозок, как я смог понять за этот вечер.

Припоминая о том, что завтра еще работать, торопливо заряжаем по залпу, Женя произносит какой-то скомканный, слишком сложный для ситуации тост, и на этом стрельба завершается, и я прошу счет и, опуская взгляд на часы, понимаю, что уже поздно, хотя и не могу назвать точное время.

Спрашиваю – берет ли кто-то такси. Стас неуверенно пожимает плечами и говорит, что он еще вполне в состоянии ехать. Парень Жени тоже утверждает, что доедет без проблем – и вот ему я вполне верю. Дабы не опозориться перед товарищами-собутыльниками, я отпускаю мысли о такси и бормочу что-то вроде «Ну, значит, на своих».

– Я Вас подвезу, если надо, – выговаривает Стас.

О, поросеночек перешел обратно на Вы. Все, это клиника.

– Нет, Демчук, отдыхай, – отвечаю, похлопывая своего толстого заместителя по плечу. – У тебя завтра трудный день.

Оплачиваем счет, распиливая его на три равные части, и неторопливо удаляемся из бара.

– А у меня знакомый – довольно скромно зарабатывает, но накопил пол-ляма, – с несколько озадаченным видом начинает рассказывать на ходу последнюю, надеюсь, историю этого вечера Андрей, – и купил себе силиконовую телку.

– За сколько купил? – возбужденно откликается Стас.

– Ну, это типа крутая, реалистичная кукла – руки, глазки, губки, даже зубы там – все двигается, – уточняет Андрей.

– А насоса, чтоб сосать, там нет? – выдает дикую вульгарность Женя; даже мне становится как-то неловко.

– Нет. Тупо кукла. С дырками. За пол-ляма. А сам ездит на триста восьмом «пежо», – Андрей печально и неопределенно прерывается и открывает дверь Жене.

– Хреновая кукла, – уже на улице, вдохнув свежего воздуха. – Погнали навстречу сну, друзья мои.

Мы останавливаемся на пару минут, чтобы перекурить расставание. Мимолетом Женя дважды спрашивает у своего парня, к чему он начал рассказывать эту историю про резиновую девку. Андрей не находит, что сказать. Если я правильно понимаю Женю, кому-то сегодня точно не дадут.

И мне, кстати, тоже. Но это не потому, что я сморозил нечто, намекающее на то, что моя девушка – бревно. Просто я устал. И мне необходимо поспать, несмотря на то, что меня слегка колотит. Пообещав друг другу еще встретиться как-нибудь, мы с Андреем пожимаем руки, а с Демчуком и Женей я даже не прощаюсь.

Направляюсь к машине и включаю зажигание. Жду, пока внутри потеплеет – снаружи зябко, и я немного дрожу, хотя по всему телу уже разлилось мягкое тепло. Это странно, но бывает всякое. На часах на «приборке» – половина десятого, а это значит, что у меня уйма времени, чтобы протрезветь. Все рассчитывают точно также – в этом я не сомневаюсь. Приехать домой, принять горячую ванну, проспаться, выехать в девять и быть бодрячком на работе в десять – вот и весь нехитрый план. План по превращению себя в алкоголика, убирающегося каждый вечер, но остающегося продуктивным надолго. Только не навсегда – рано или поздно организм сдает позиции, печень отказывается выполнять планы, и ее, в отличие от какого-нибудь продажника или супервайзера, не заменишь в течение недели новым сотрудником.

«Срочно требуется менеджер по пищеварению с функциями фильтра токсинов.

Опыт работы обязателен.

Гибкий график, максимум нагрузки в выходные и праздники.

Оплата сдельная»

А главное – успеть найти сотрудника до тех пор, пока не уволился предыдущий, ага?

Меня что-то одергивает, хватает за плечо, и я вскакиваю.

Далее следует удар головой о потолок машины, нечленораздельная брань и падение обратно в кресло. Попытка встать прямо в салоне была почти зачтена. Придя в себя ровно настолько, чтобы спокойно осмотреться, я понимаю, что задремал прямо в уютном водительском кресле сразу по приезду на паркинг.

– Все, больше не пью. Так до старости не доживешь.

Выхожу из машины и разминаюсь. Самочувствие не очень, и мягкого опьянения вечера – как не бывало. Кажется, я выходил в туалет в последний раз где-то в процессе бесед в баре, и сейчас мой мочевой пузырь близок к разрыву, поэтому я торопливо закрываю дверь и нажимаю на кнопку на брелоке.

Брелок визжит, машина вторит ему. Судя по индикации на дисплее пульта, не закрыта одна из дверей. Обхожу машину и понимаю, что это пассажирская. Причем, это не случайно незакрытая дверь – в этой машине доводчики еще пока целы. Кто-то сознательно придержал дверь, чтобы она не закрылась. Но со мной ведь никто не ехал.

– Что за чертовщина? – бормочу, захлопывая дверь и закрывая машину.

Плевать. Домой. В уют и тепло, под присмотр моих систем. Подальше от лысых мужиков, быдла из офиса и всяческих монстров.

Ночь оказывается не самой удачной. Потратив час на поытки уснуть, я понимаю, что во мне нет ни капли той волшебной субстанции, которая приносит сон. А выпить еще – видится вариантом крайне неразумным. Подумываю позвонить Алине, но необходимость ехать к ней даже в случае, если она захочет как следует потрахаться, угнетает мое самолюбие. Да и жеребец из меня сейчас еще тот.

По телевизору крутят «Побег из курятника». Почему и зачем в столь поздний час этот мультик – не знаю. Курица взлетает над колючей проволокой на велосипеде, и я переключаю канал.

На другом канале – какой-то митинг мужиков в розовых костюмах с пестрыми флагами. Один из них орет «Мы же просто любим друг друга, дайте нам свободу» и лупит по каске одного из пытающихся разогнать эту демонстрацию полицейских. Очевидно, полицейскому это не очень нравится, и он дубинкой отбивает «тормоза» розовому мужику.

Выключаю. Мне нужно проветриться. Например, дойти до машины и проверить – все ли в порядке с дверью.

По дороге в паркинг я делаю звонок Михе. Он все еще гасится – наверняка, понял, как подставил меня с этими «колесами» и теперь не хочет выслушивать дерьмо в свой адрес. На сообщения «вконтакте» не отвечает, но это для него нормально. Завтра поищу другие его контакты.

Подхожу к машине и осматриваю ее с левой стороны. Вроде, все двери выглядят закрытыми. Колеса целыми. И стекла.

А что с ними может случиться на охраняемом подземном паркинге, как ты думаешь?

Действительно.

День второй

Мир вокруг воспален. Он температурит и покрывается мерзкой коростой.

Мне кто-то, кажется, звонит, и я поднимаю трубку, и она кажется огромной, и я по привычке провожу по экрану пальцем, не глядя, но сигнал вызова не пропадает.

Все это омерзительно. И еще омерзительнее то, что это не вызов, а звук будильника.

Телефон уже в моей руке, и я тыкаю вслепую по светящимся цифрам, трясу чертов аппарат, бью им о подушку, но он все не затыкается.

В конце концов, выдержки не хватает, и я швыряю долбанный прибор куда-то в сторону, и он ударяется об стену и затыкается. Немного проморгавшись, внимательно изучаю крупные осколки пластика и стекла и понимаю, что это был не мобильник, а обычный электронный будильник. Ключевое слово – «был».

Мне нужно кофе. Мне нужно, наконец, прийти в себя. Но больше – кофе.

Пейзаж за окном никак не поменялся с последнего раза, но в воздухе висит какое-то напряжение, словно его плотность выше обычного. Может, действительно, влажность зашкаливает, а я метеозависим?

Разумеется, именно в это утро я должен был упустить время сборов и напрочь выпасть из графика. Не сказать, что коммерческий директор «Дриминг Трейд» не может отмазаться перед хозяином бизнеса и должен отмечаться своей картой строго вовремя, но, как я уже замечал на днях, это не в моих правилах.

Спустившись на этаж паркинга, я набираю номер Артем Воробьева, чтобы дать ему целеуказания, которые быстро оправдают мое отсутствие в офисе с утра. Телефон засранца оказывается выключен, и я громко матерюсь, обращая на себя внимание высокой дамочки в возрасте, медленно залезающей в свой красный «тигуан» неподалеку от моего места. Обещаю себе разобраться с моим любимчиком попозже. Только сев в салон, я включаю зажигание и, поддав оборотов для запала, сразу начинаю движение на выезд из паркинга. Но что-то идет не так.

Чертыхнувшись снова и дотянув до внешнего мира, я выхожу из машины и осматриваю колеса. Действительно, правое заднее колесо – вдребезги. Присев и внимательно осмотрев резину, обнаруживаю, что на ней – огромный, как задницы моих супервайзеров после собрания, боковой порез. Встаю и обхватываю голову руками.

Какая же тварь это сделала? Надо дойти до охраны и проверить записи с камер. Надо найти эту суку и…

Стоп! Надо просто заменить колесо и выехать на работу.

Приняв последнее за истину в последней инстанции, я нахожу в багажнике – о чудо! – домкрат и достаю запаску. К счастью, она полноразмерная, и проблем с заменой не будет.

Пыхтя и отплевываясь из-за пыли, поднимаемой легким утренним ветром, ставлю сменное колесо, но уже закончив, понимаю, что у него совершенно другой рисунок литья. Вот это вводит меня в ступор. Я не проверил, что за колесо мне засунули в багажник дилеры. Вот это действительно провал. Лучше уж на метро ехать, чем с разными колесами!

Эй, Эдик, не горячись. Просто сядь и начни движение.

Согласен. Абсолютно. Закидываю рваное колесо в багажник, ломая небольшой органайзер, лежащий там с незапамятных времен. Будь оно все проклято!

Со злостью захлопнув багажник, я понимаю, что за рулем моей машины уже кто-то сидит. Понимаю, что бита у меня лежит в салоне, под задним креслом. И слышу звук включения мотора.