Жажда продолжает меня мучить, но теперь за дело берется вязкая, непреодолимая лень. В какой-то момент мне начинает казаться, что я разучился нормально спать. Я пытаюсь представить себя спящим, спроецировать свою интимную фантазию на реальность, но тут меня снова отвлекает чертов скрип с кухни.
Пора разбить этот долбанный холодильник. Холодильник за сто штук, который шумит?! Вы серьезно?!
Но на этот раз, шум не утихает. Он, черт возьми, приближается и в дверном проеме показывается дергающаяся то влево, то вправо тень. Я вскакиваю с кровати, производя, как мне кажется, массу шума, но Алина уже никак не реагирует и сладко спит, закрутив сиськи в одеяло.
Ignorantia est beatitudo, не иначе.
Я только успеваю сделать пару шагов к двери, как с неестественной быстротой тряся двумя головами, из дверного проема выскакивает «собачка» с двумя зубастыми головами и огромным шипастым воротником, а из приоткрытого шкафа-купе слева понемногу вылезает другое чудище – с шестью мускулистыми ногами и широкой пастью, в которую, мне кажется, может поместиться пара широкоэкранных телевизоров.
Наверняка, на кухне есть что-нибудь острое. С пустыми руками мне точно хана. Ну, держитесь, твари!
Я прыгаю вперед, едва не позволяя одной из челюстей первой «собачки» сомкнуться на моей ноге и быстро перебираю ногами в сторону кухни. Едва не убившись на скорости о стену, я влетаю на кухню, но тут меня накрывает новая волна страха. По всей кухне из единого источника развивается целая сеть змееподобных существ, оккупировавших все висящие снаружи сковородки, ножи и ящики кухонных шкафов.
Мимо моей головы со свистом пролетает нечто бесформенное, и я едва успеваю увернуться и понимаю, что по всей кухне беспорядочно прыгает какое-то лохматое создание, и оно явно метит следующим своим маневром в меня. «Собачки» меня не догоняют, а это значит…
Алина! Вот суки!
Осознав серьезность положения, я бегу обратно в спальню, и навстречу мне вылетает двухголовая «собачка», недовольно рыча в мой адрес. Мне ничего не остается, кроме как перехватить ее рывок, и когтистые передние лапы монстра оказываются у меня в руках, а моего разбега оказывается достаточно, чтобы меня вместе с «собачкой» вынесло кувырком в спальню.
Я вскакиваю, не ослабляя хватки, и чувствую безумное сопротивление «собачки», едва не ломающее ноги. Сжав зубы, я отталкиваю от себя чудовище, и оно отлетает сторону шкафа, но его помощник с титанической пастью уже ждет своей очереди на другой стороне комнаты, и когда оба урода открывают свои пасти, я не вижу иного выхода, кроме как принять огонь на себя.
– Ну же! – шиплю я, стараясь держать в поле зрения обеих мутантов.
Оба чудища одновременно подпрыгивают, стремясь ко мне, и в этот момент я делаю потрясающий по скорости – у страха-то глаза с Колизей каждый, – кувырок в сторону окна. Быстро вскочив на ноги, я вижу, как они прокусывают друг другу шеи, вспыхивает что-то вроде шаровой молнии, и на месте двух образин остается только облако серого тумана, понемногу растворяющееся в ночной тьме. После этого единственным отчетливо слышным звуком в квартире становится мое прерывистое дыхание. Дыхание загнанного зайца.
– Эдик, ну какого хрена? Давай уже спать! – ноет Алина, не поднимая головы.
– Да, я в туалет. Я сейчас, – стараясь не заикаться, выговариваю я.
На негнущихся ногах еще раз прохожу на кухню, будучи готовым к атаке прыгающего шерстяного колобка, но на кухне чисто. Они все исчезли, как только «собачки» отработали свое. Я уделал их. Осматриваю всю квартиру, включая санузел, и только после этого возвращаюсь в постель, хотя о сне уже не может быть и речи.
Но уже в три ночи глазам Алины предстает не менее странная картина. Я вскакиваю почти одновременно с ней, крепко обнимая снятые со стены где-то в течение ночи настенные часы. Быстро, без рассуждений откладываю их в сторону и глупо улыбаюсь.
– Мне кажется, тебе нужно в отпуск. Ты сильно устал. Я слышала, так люди загоняются работой до психушки.
– Не мой случай. Просто… – вздыхаю, потягиваюсь, привстаю на кровати. – Просто очень реалистичный кошмар приснился.
Для нее ничего не случилось. Просто у меня пошли снохождения из-за стресса. Поэтому, вздохнув для приличия, Алина ложится спать дальше. А я пытаюсь успокоить бешено бьющееся сердце и хоть как-то упорядочить мысли.
Надо будет на днях починить кофеварку. Все забываю. Вторая неделя уже. Надо решить вопрос. И еще – позвонить матери. Попозже, конечно. Утром или днем. Да, главное все сделать.
Что же это за существа, чертих дери?
Еще решить все рабочие вопросы и уйти в отпуск. Точно в отпуск. По-тихому схожу к психиатру. Мне кажется, это просто кошмары. Ночные кошмары, которые кажутся настолько реальными, что я не высыпаюсь. Просто…
Я своими руками дрался с этой двухголовой тварью, я их видел, я их слышал, чувствовал их тела…
…не более того – это не повод бить панику. Просто надо успокоиться и…
…я его просто пришью. Я из него фарш сделаю. Нет, лучше я его засужу. Гарантирую, этот депилированный Дэвид Блейн сядет и еще выплатит мне за…
…обязательно выпить успокоительного перед сном. Иначе стресс меня доконает.
Я включаю телевизор без звука, чтобы хоть как-то утрясти моральное состояние. На новостном канале передают сводки с Донбасса. Бегущей строкой дублируются сообщения корреспондентов о числе убитых, раненых, обескровленных. Тонны бетона, стекла и человеческого горя. Все во благо экономической стратегии тех, кто катается на кортежах из дорогих иномарок, ведет неспешные и качественно оплачиваемые переговоры ни о чем и никогда не будет ни стрелять, ни страдать от превращения их детей в инвалидов, ни голодать.
В кадре – разрушенные дома, частично обрушенные крыши, развороченные снарядами фундаменты зданий. Скоро этим ребятам понадобятся множество дизайнеров, я уверен. Просто потому, что жить в том стиле, к которому привела их жилища украинская армия, не представляется возможным. Вот туда-то и надо будет отправить весь Третий сектор. Пущай применят таланты на благо общества.
Алина все также спит. Я все также не знаю, что со мной происходит. Что происходит с миром. Где же этот несчастный лысый кретин Таначадо? Почему он появляется только тогда, когда к нему нет вопросов?
И как он появляется?
В четыре ночи я оставляю короткую записку и уезжаю домой.
По дороге я мельком вижу огромную двухголовую «собачку» с синим шипастым воротником на шее. Меня всего передергивает, когда я вижу, как чудище пролетает прямо сквозь движущуюся машину, раздувая на ходу перепонки на воротнике, и нападает на переходящего дорогу человека, который поскальзывается на ровном месте и падает прямо лицом об асфальт. Я притормаживаю, включаю аварийку, и мне даже кажется, что следует полностью остановиться и помочь несчастному, но потом я понимаю, что это грязный бомж, и когда он поднимает лохматую голову, его глаза словно светятся на фоне черного, без единого белого пятна лица, и, несмотря на огромное расстояние, в деталях одежды, перчатках, выражении безумных светящихся глаз я узнаю того самого бездомного, что указывал мне на небо на прошлой неделе на парковке, и вместо того, чтобы остановиться, я в ужасе давлю на газ, заставляя «ауди» огласить всю улицу жутким дуэтом рева мотора и визга шин.
Я добрался домой. И здесь никого. Здесь только мой метраж и мои охранные системы. Выставляю температуру и влажность, дополнительно блокирую электронным замком входную дверь и ухожу в душ. К черту все. Я в безопасности.
До утра мне снова уснуть. Остаток ночи, посматривая периодически в окно – вниз, с двадцать пятого этажа во двор, – я переписывался с сидящей по ночам на «вконтакте» старой знакомой. Странная героиня моей информационной жизни. Она осталась единственной из тех знакомых, кому я когда-либо уделял время на праздную переписку в социальных сетях. Ее жизнь сложилась странным, хотя и предсказуемым образом. Мужик, на пятнадцать лет старше нее, притянутое за уши счастье, аборт. Такая нехитрая история. Сплошной конфликт с собой и никакого катарсиса. Три месяца назад она разошлась с этим бородатым уродом окончательно, но он все еще звонит ей время от времени. Занятно то, что мне в свое время она после пары встреч дала от ворот поворот, заявив, что мне нужен от нее только секс, и она так не может. С тех пор немало воды утекло, и в ее словах не раз мелькало сожаление о том, что мы, так сказать, остались друзьями. Но во главе угла, конечно, будет стоять один простой тезис. Мы – мужики, – не дружим с бывшими и несостоявшимися. Есть два варианта дальнейших отношений – тайное вожделение и самобичевание сквозь улыбку – для слабаков, а также – использование в качестве средства для снятия стресса – для нормальных людей. Стать игрушкой для отвлечения внимания от однообразия рутины – отличная участь для строптивой сучки.
Тот очкастый паренек в баре недавно – он рассказывал нечто похожее. Но у его истории не было завершения. Может, все у него и сложилось. Может, все рассыпалось, и его симпатичная грудастая девица – одна из последующих попыток, и только. Если бы люди могли сразу найти свой идеал, а не смирялись со стечением обстоятельств, разводов и расставаний не существовало бы. Мы сами разрушаем и строим свою жизнь, никак иначе. Я не верю в случайные факторы воздействия и в то, что кто-то решает что-то за нас. Тотальный волюнтаризм или что-то в этом духе.
Но все же – это забавно, думаю я, намешивая виски с лимонным «швеппсом» один к одному. Мы с ней не могли расстаться. Мы толком и не встречались. У нас – всех, кто едва знаком непосредственно, и больше использует интернет, как средство контакта, – все же, гораздо больше разнообразия связей, чем у тех, у кого такого средства не было вообще. И, в то же время, это чаще выглядит полным дерьмом даже по сравнению с такими фиктивными и холодными отношениями в реальности, как мои с Алиной.
Стакан внутрь залпом. Дракон с семью головами врывается в мое бренное тело.
Но благодаря этому опыту – опыту времен, когда разводки в интернете были легкомысленнее и реже приводили к браку, а интернет-сообщества были молодыми, – я кое-что для себя усвоил. Кое-что, что не так легко понять в реальности, за мишурой стеснительности правильных девочек и излишней развращенностью девиц легкого поведения – в том числе профессиональных шлюх. Что считается домыслом продюсеров порнофильмов и малолетних онанистов и не касается взрослых дядек и теток. Девочки хотят трахаться не меньше, чем мальчики. Даже больше. Вот только избыток предложения порождает избыток самомнения, и заболевшая им девочка становится курицей, как и все ее подруги, не признающие своих очевидных желаний.
Занятно при этом то, что большую часть моего поколения интернет-волна оглушила уже в том возрасте, когда формирование большей части манер обихода и привычек давно закончено. Соответственно, сформировалось к этому времени и откровенно обезглавленное, слабоумное интернет-большинство. И многие вещи – знакомства в интернете, тупые репосты «пацанских» и тому подобных «пабликов», а также доверие к сомнительным источникам агитационных по своей сути новостей ударили по самому больному – самолюбию тех, кто привык черпать знания из более узкого круга. Осознание того, что малолетний отщепенец может знать больше тебя, уже давно совершеннолетнего бычка, только благодаря более гибкому пользованию Сетью, а твои чувства и мнения, высказанные через социальные сети, могут безнаказанно смешать с дерьмом за несколько секунд, ошарашило многих. Оно же отстранило определенную часть контингента, создав элитный клуб «Тех, у Кого Нет Страниц в Социальных Сетях» и шайку фанатов «Реальной Жизни (tm)». Но не меня. Плевать я хотел на эти предрассудки. Если ваша жизнь так проста, что для ее усложнения нужно отбирать у себя средства современной связи, лучше найдите работу. Или вторую. А если не помогает – то еще и третью, в ночную смену. Должно отпустить.
На книжной полке, встроенной в фальш-стенку, – пара книг на венгерском. Когда-то я учил этот язык. Почему венгерский? Все знают английский, кто-то немецкий, кто-то французский. Но мало кто – китайский, польский, венгерский. Конечно, первоочередно меня интересовала деловая лексика моей тематики. Тогда я старательно учил фразы, грамматику, применяемость терминов. Учился вести примитивные переговоры на деловые темы. Тем не менее, спроси меня на венгерском «Как дела» сейчас – и я решу, что ты послал меня в задницу вместе со всей моей родней – настолько затерлись эти знания.
Девица из моего прошлого пишет что-то еще, но она мне уже наскучила. Впервые за несколько последних дней у меня потеплело внутри, и я ощущаю обычную для себя уверенность и хочу просто смаковать это состояние.
Мой старый знакомый Вова Кутьин пишет, что давно про меня ничего не слышал. С той самой статьи в «комсомолке», пожалуй. Я усмехаюсь и пишу в ответ, что зазвездился и теперь с холопами по вечерам не болтаю. Вова отличный парень, один из единиц моих знакомых, кого нельзя назвать прожженным циником, уродом и карьеристом. Но именно из-за этих черт его личности его и поджидал крах. Неудачный брак, жена-алкоголичка, после развода начавшая жить то с одним, то с другим из братьев-чеченцев и параллельно пытавшаяся отобрать у работяги Вовы их общую дочь Лизу. Шлюху следовало бы закатать в бетон, но Вова искренне пытался уладить дело миром до тех пор, пока мразь не отделали, как следует, ее ухажеры. С последующей длительной командировкой в больничку и полнейшим исчезновением страсти к борьбе за родительские права. Я сообщаю Вове, что та девица, с которой у меня так и не срослось, до сих пор мне пишет, а Вова, в свою очередь, напоминает мне, как мы с ним дьявольски гоготали, глядя запись веб-кама, которую я по-тихому сделал, болтая в «скайпе» с этой молочной буренкой, трясшей сиськами на камеру для моего удовольствия – якобы из сожаления, что я остался как-то вечером один. К счастью, моя тогдашняя девушка об этом не узнала, и мы с Вовой здорово повеселились под пиво. А наша порнозвезда, вероятно, искренне считала, что я просто передернул на нее и лег спать. Женщины, все-таки, чертовски переоценивают власть своего тела над мужчинами. Власть над брутальными лохами и подкаблучниками не в счет, конечно.
Заодно вспоминаем, как еще в студенческие годы – мы были знакомы и тогда, но я и Миха учились на одном факультете, а Вова на другом, – вовина бывшая, которую он пинком отбросил от себя, устав терпеть ее депрессивность и ее семью алкоголиков, регулярно вмешивавшуюся в их отношения, вышла замуж за случайно встреченного ими как-то поутру в кафе на районе ее проживания мужика на полтора десятка лет ее старше. Это смотрелось довольно забавно, но ему было, что оставить в наследство, и вскоре красотка Надя отложила личинку, и жили они долго и счастливо.
Ночь проходит мимо, но я все еще полон тепла и покоя. Словно произошел некий перелом, словно я излечился от старой, давно съедавшей меня изнутри болезни. Но почему мне все также не уснуть? И почему все странности и ужасы, что я видел за эти дни, мне все еще не кажутся далекими и чужими, а видятся очевидно реальными?
В чем смысл всего, что я делаю сейчас? Мне кажется, я напрочь потерял нить. Мне кажется, я потому и жду Таначадо, что он-то уж точно должен наверняка знать – что еще осталось там, где еще вчера было мое собственное отражение. Почему-то я начинаю верить, что он знает больше, чем я. Что он действительно существует, и что он важнее всех тех, кто меня окружает.
Может, потому, что я вижу в нем себя?
День третий
Все продолжается.
Все в силе.
Почти каждое утро, когда я двигаюсь в офис основным маршрутом по городу, я вижу одного и того же мужика на велосипеде в экипировке, движущегося, как я понимаю, на свое рабочее место. И сегодня, когда он проносился мимо стоящего на светофоре скопления машин, в числе которых была и моя, на заднем крыле его велосипеда сидела небольшая, но когтистая и шипастая «собачка». Меня прошиб холодный пот, но я даже не вздрогнул. Интересно, мужик догадывается, что везет на себе такого пассажира? «Собачка» платит за проезд или просто осуществляет бартер по предоставлению охранных услуг? И значит ли это соседство, что велосипедист – работяга, который служит гяртукам?
А ведь еще позапрошлой ночью казалось, что хуже уже некуда.
С усмешкой смотрю на скан подписанного приказа об увольнении Васильева. По семьдесят седьмой, пункту третьему. Хотя, решай этот вопрос лично я, этот кусок дерьма ушел бы у меня с насиженного места прямиком в блэк-лист по соответствующей статье.
Первые пару часов рабочего дня мне ни на чем не сосредоточиться. Кофе, прогулки по офису, теребление собственных нервов воспоминаниями об облике «собачки», катавшейся утром с велосипедистом. Напряжение в воздухе усиливается, и на улице мне почему-то трудно дышать, а потому я стараюсь как можно быстрее запираться в кабинете, в машине, да даже в сортире.
Затем на мое внимание претендуют представители одной мелкой компании, которым было заранее назначено. Они пытаются поразить меня своим щедрым предложением по обеспечению наших производственных мощностей инженерным оборудованием. Откуда-то узнав о планах обновления на наших производствах, они собрали целый пакет предложений, и в их интересах – чтоб мы не открывали свободный тендер на поставку, а даже если и открыли – то под их оборудование и исключительно смеха ради. Не удивлюсь, если они намекнут и на откат.
И вот – они сидят передом мной. Три сестры. Антон Павлович. Три очень похожих друг на друга типичных бизнес-телки. Они настолько похожи друг на друга, что я даже на секунду сомневаюсь – не глючит ли меня снова. Все среднего роста – одна разве что немного повыше прочих. Тотально худые, тотально загорелые. Джинсы, каблуки, кое-где леопардовые пятна на кофточках. По молодости лет я как-то приезжал на переговоры в компанию, где передо мной сидели один инженер затюканного вида в огромных очках и двое примерно таких же бизнес-телок. Сухие, холодные на вид швабры, пропитанные горьким, мерзким цинизмом до кончиков нарощеных ногтей. Они считают, что благодаря этому образу, их воспринимают всерьез, но это далеко от реальности. Плевать я хотел на их образ. Я знаю, что они вряд ли что-то решают в компании. Я знал только одну бабу-директора, которая действительно решала вопросы – резко и зачастую опрометчиво. Но и она отличалась периодическими истериками по незначительному поводу и бездонной глоткой, когда речь заходила об алкоголе. Возможно, она даже была лесбиянкой. Я так и не уточнил. Но уверен – трахнуть ее было – что быка оседлать.
Одна из девиц все же отличается не только ростом, но и заметным декольте. Вероятно, это как-то связано с тем, что у нее одной из трех есть нечто вроде сисек. И она, вероятно, считает, что это ее преимущество. Но на этот случай есть у меня одна забава. Должно же и меня хоть что-то развлекать во всем этом, коли предложения этих девиц все равно лягут в долгий ящик. Итак, сначала делаем впечатленный вид и какое-то время вскользь уделяем внимание ее дойкам. Она и ее подружки уже активно пудрят тебе мозг, и вот они уже уверены, что ты так рассредоточен, что наверняка проболтаешься и выдашь что-нибудь ценное для них в процессе кокетства и полуфлирта – и тут – опа! – ты с точностью и надежностью, достойной долбаного автомата Калашникова, переключаешься в строго деловой режим, и птичка каменеет и теряется в догадках, как же с тобой говорить дальше. А все просто – приведите одного нормального, компетентного продажника-мужика, и мы все с ним решим. А этих цыпочек поставьте разносить кофе и печатать накладные на отгрузку. Ну, еще можно тендеры их руками собирать, но только осторожно. Вот и весь секрет.
Девицы предлагают еще и программу текущих закупок расходников со скидками под рост объемов продаж. В конце всего этого цирка, когда я уже достаточно накивался и наслушался, без ответа для меня остается только один вопрос. А именно – почему на переговоры такого рода пришли не мужики с крепкой рукой, стоящие у руля компании, а эти курочки? Но это бог с ним.
«Всего доброго, я вам обязательно отпишусь».
Во второй половине дня снова возникает старший закупщик. На этот раз, повод действительно серьезный. По словам старика, нужно начинать оперативные переговоры по Синявину. Они хотят поднять весь актуальный прайс на сырье не менее, чем на пятнадцать процентов – то ли из-за логистических проблем, то ли из-за курса евро, тогда как сетевики и так не хотят принимать приподнятый по естественным причинам прайс на готовую продукцию. Закупщик в шоке и не знает, на чем лучше повеситься. Мне даже слегка жаль его. Но вопрос с ценами будет урегулирован, как ни крути. В крайнем случае, начнем усиленно вставлять палки в колеса конкурентам, чтобы подниматься на пустотах рынка и пропихивать свой прайс всем понемногу. Благо, у меня есть пара контактов людей, за скромные деньги готовых подпортить внутренние сведения о моих конкурентах на уровне закупок сетей. А слухи распространяются крайне быстро. Поэтому, мои личные проблемы меня беспокоят куда сильнее. И не только психологического плана.
Проверяю списки наиболее экономичных, исполнительных по бюджету представителей в регионах. Наверняка, кто-то точит нож на центральный офис, сидя в Перми. Но это еще надо доказать. Проверяю обороты и налоговые отчисления за последний квартал. Возможно, скоро придет очередная смена юридического лица.
Нет, не так. Девяносто девять из ста, что мы скоро сменим каждое «ООО» из пяти – трех на продажах и двух на закупках, – на другое. В этой стране процесс смены юридических лиц перманентен, как революция. Хочешь жить – умей вертеться.
С Борисычем у меня удается только короткий разговор на общие темы в самом конце рабочего дня. Он жутко занят и выделяет мне мизерное время вроде как из уважения. Сообщает, что наш Взяточник что-то темнит и затягивает срок начала работы, и надо разбираться. Что странные времена настали, раз люди уже за откат не могут решать вопросы.
– Да, и от «Сари-Оникс» девицы приезжали, – в последнюю очередь сообщаю директору. – Внесли целый пакет предложений.
– Это те самые крохаборы, с которыми семь раз отмерь – один пошли на хер? – с усмешкой спрашивает Сергей Борисович. – Забей на них, Эдик. Ей-богу, не до их шуток сейчас.
– А что у нас реально, Сергей Борисыч? – добавляю панибратства, хотя и не уверен, что оно того стоит.
– Пока не ясно, – лениво почесывая щеку, врет старый бандит. – Ты разберись с ситуацией по Перми, ага? А там будем думать, как так вышло, и кто под меня клинья подбил.
– Разумеется.
И на этом все. Ни намека на определенность. В общем-то, этот разговор оказался пустой тратой времени. И я снова дезориентирован в том, что будет завтра.
Алина сегодня может отдыхать. По официальной версии, у меня переговоры с заездом в ресторан. По факту – я просто хочу приехать домой и попробовать выспаться.
Выспаться за всю жизнь.
Сегодня меня угораздило из-за небезосновательных опасений за судьбу машины, припарковаться в подземном паркинге офисного комплекса. Лифт почему-то не едет на паркинг, и мне приходится выйти из бизнес-центра, чтобы использовать резервный внешний вход на парковку – через будку охранника.
И едва отойдя на пару шагов от выхода из бизнес-центра, я снова вижу до боли знакомую картину. Женщина средних лет переходит дорогу, как вдруг ее цепляет за плечо «собачка» уже знакомого мне двухголового типа. Дама оступается, переходя с пешеходного перехода на тротуар, и падает. Собачка притормаживает, обнюхивает понемногу поднимающуюся дамочку, о чем-то задумывается и уже когда несчастная женщина, громко сетуя на испачканные брюки, нагибается, чтобы отряхнуться, чудовище делает рывок в сторону своей жертвы, и та хватается за сердце, оседает на столб светофора и падает без сознания.
Это уже не какой-то жалкий бомж, а вполне нормальный человек! Но ведь раньше я не видел, чтобы «собачки» так активно гуляли днем. Еще одно чудовище – с высунутым двойным языком и множественными торчащими изо лба червеобразными шевелящимися наростами, – появляется на дороге и словно бы подает условный знак уже решившей свою проблему первой «собачке», и мне кажется, что их взгляды скрещиваются на мне.
Делаю рывок вдоль тротуара. Прячусь за угол. На меня удивленно смотрит парень с огромным «тоннелем» в ухе и двумя островками волос на голове – справа и слева. Для выражения своего удивления, он высовывает кончик языка, и на нем я вижу огромный и острый с обеих сторон сквозной пирсинг. Делаю вид, что не обращаю на неформала внимания, и он уходит, что-то бормоча себе под нос.
Чем этот ублюдок сломал мне психику? Я видел этих зубастых псин также четко, как вижу Стаса или Алину – живее некуда.
Держать себя в руках. Скоро он явится и будет вымогать деньги. Наверняка, это его отсутствие – затишье перед бурей. Лысый мошенник решил поиметь меня и выбрал наиболее подходящее время – когда я оказался наиболее уязвим из-за общего масштаба проблем и нервного срыва. Но я еще подумаю, что с ним можно сделать. Пусть даже мне придется пока что подставить зад. Расплата будет куда дороже.
Кого я обманываю?
Стоп! Хватит! Чушь!
Сажусь в машину. Нервно, оглядываясь по сторонам и обостренно реагируя тормозами на каждый красный светофор, двигаюсь домой. По одной из станций крутят чертовски знакомую песню – одну из тех, что называют «песнями моей молодости». Но из всего текста мне близки только две строки, уверенно произносимые Наной Хедин.
Set the world on a fire, I'll do anything to get what I want
Возможно, в глубине души и я хотел бы, чтобы мир оказался в огне. Хотел бы оказаться одним из поджигателей и получить в результате этого пожара все, что мне заблагорассудится. Нет, я, конечно, за стабильность и порядок, несущие финансовое благополучие. Но поучаствовать в катастрофическом распиле вроде того, что происходил в девяностые, начнись этот распил снова, я бы не отказался. Черт с ним, с упадком в жизни нищих. Такие времена проводят четкую грань между лохами-работягами и предприимчивыми личностями и дают шанс преуспеть тому, кто понимает, чего хочет. Эта сепарация иногда кажется просто необходимой, когда видишь, как благодаря формальным преимуществам вроде институтской корочки и выслуги, преуспевают люди, лица которых достойны лишь того, чтобы в них плевать по три раза на дню. И уж тогда Таначадо не рискнул бы сунуться ко мне со своими собачьими разборками. Чертов псих.
Проезжая мимо церкви и останавливаясь на внезапно загоревшемся красном, я с усмешкой изучаю дурочек в платках, крестящихся по выходу из храма божьего. Задница у одной гнущейся в поклоне девицы обтянута тонким платьем, из-под которого даже с такого расстояния можно легко разглядеть швы трусов, и смотрится неплохо, а потому наводит на греховные мысли. Интересно, попы у католиков, например, жарят девиц в кабинках для отпускания грехов в качестве платы за индульгенции? Неплохой вариант, кстати. Наверняка, православные что-то такое уже придумали. Они всегда были довольно сведущи в разного рода махинациях – не зря же построили огромную обнальную контору под эгидой верховной власти страны, а потому абсолютно неприкосновенную как для общества, так и для налоговой и ОБЭПа.
Но и мы хороши. Торговцы. Слуги керешкедоков, пес нас дери! Религия и маркетинг – родные брат и сестра. Маркетинг, навешивая ярлыки, формируя и культивируя предрассудки, оберегает впечатлительного обывателя от всех ужасов реальной жизни, главным из которых является слабость этого обывателя перед реальной силой и умом менее убеждаемых. Маркетинг преподносит все под готовым, разработанным специалистами соусом, избавляя от нужды задумываться об эфемерности большинства мотиваций обывателя, о его неудачном социальном положении, о том, что ему не хватает денег, счастья, одного, другого, третьего. Первоначально делая человека несчастным от осознания того, что ему не доступно одно, реклама тут же предлагает другое, принося страдальцу истинное блаженство. Которое, разумеется, тоже существует временно. Но реклама поднимает планку своей жертвы аккуратно, опираясь на события вокруг и текущие нужды. Таким образом, если любая религия базируется на страхе смерти, то маркетинг использует страх жизни – жизни, в которой чего-то постоянно не хватает.
К чему это я? Возможно, к тому, что я начинаю верить в некоторые странные и неоднозначные вещи, которые в последнее время вижу вокруг себя. Перестаю воспринимать их только как возможные галлюцинации. Я знаю, что религия – одно из главных зол этого мира, что именно тысячелетний авторитет мировых религий ведет людей по пути насилия и ненависти, и что любая мировая религия не может быть мирной, что бы ни говорили кретины-гуманисты. Не может быть она мирной просто потому, что человек слишком склонен к разделу власти, и двухдневная секта Макаронного Монстра вряд ли приведет людей на бойню и джихад во имя их бога, а вот мировая религия, обросшая мистикой, мифами и домыслами за долгие годы поддержания и развития – запросто. И сейчас мне начинает казаться, что церковь, которой я служил все эти годы, решила призвать меня на свою войну.
Вот только с кем и на каком уровне – я не понимаю.
День четвертый
Мой лысый консультант так и не появился. У меня к нему было не меньше пары тысяч вопросов, но долбанный посол мира так и не появился. Что в очередной раз убедило меня, что он не просто глюк, который преследует меня как разновидность «белки», и разрушило все мои попытки уснуть окончательно. Большего страха реальности я не испытывал где-то с десяти лет, когда у меня впервые ночью перед сном самопроизвольно встала писька.
Ночь прошла в попытках уснуть, отказах от спиртного, приеме спиртного, снова отказах, пугающих циклических падениях в дрему и нудных повторениях в моей голове фраз из когда-то услышанных песен. И теперь утро, встретившее меня влажными и прохладными объятьями, дает еще и оплеуху в виде полнейшей неопределенности и опустошенности мира вокруг. Или меня самого?
Выйдя из машины, я долго стою и осматриваюсь. Что-то вокруг не так. В еще большей степени, чем всю эту неделю. Кто-то из нас двоих спятил – мир или я. Но я не уступлю без боя. И я начинаю прорываться навстречу будням.
Будь эффективным борцом.
Да почему бы и нет? Помирать – так с музыкой.
Я приехал слишком рано. Бизнес-центр только открылся. На входе с улицы меня парализует от увиденной картины. Все крыльцо – стены, ступеньки, двери, – обклеены листками формата A5 с надписью «Я люблю тебя, Даша!» и красным сердечком. Оригинально и дерзко, но не впечатляет. Кто-то успел расклеить все это и свалить с расчетом, что Даша приедет на работу в первых рядах и потечет от увиденного. Черта с два. Пусть сучка никогда не узнает о чувствах этого олуха. Для этого я иду прямиком в кабинет управления службы безопасности бизнес-центра и сообщаю об акте вандализма, который упустили ее сотрудники. Двое охранников тут же оказываются выпровожены пинками на крыльцо, чтобы очистить его от этой бесполезной макулатуры. Меня благодарят за содействие. Я молча разворачиваюсь и ухожу, крепко сжимая ручку кожаного портфеля. Удивительно легкого, потому что в нем нет ничего, кроме пары ручек и листка с какими-то записями. Все остальное – в кабинете, куда я и направляюсь.