– Куда ж ты, парень, на ночь глядя с вёдрами? – весело спросил усатый стражник.
– Днём занят много, – объяснил Рун. – Лале всё внове, всё надо показать. Работать некогда.
– Понятно. А мы уж решили, ты за кладом. Раньше с кадушкой ходил, говорят. Теперь вот с вёдрами.
Оба стражника засмеялись.
– Нет, клад не нашли пока, – ответствовал Рун спокойно. – Лала не всё может. Шансы ещё есть, что найдём. Но много ли их, я не знаю. Может и не найдём.
– Ты-то уже свой клад нашёл, – с улыбкой сказал усатый стражник. – Фея чем не клад.
– Ну да, – согласился Рун.
– А правду говорят, что твой дед зелье призыва, которым ты фею поймал, от ведьмы получил, да хранил пятьдесят лет? – спросил безусый стражник.
– Ну, не пятьдесят. Но больше тридцати, – кивнул Рун. – Она ему сказала хранить столько, зелье крепость должно было набрать.
– А где сейчас та ведьма?
– Да она уж померла давно поди. Что, тоже хочешь зелье призыва? – усмехнулся усатый стражник. – Тридцать лет выдерживать. Ты столько не проживёшь.
– Это была очень умелая ведьма, – с уважением произнёс безусый. – Не то что здешние шарлатаны. Магами себя зовущие. У ведьм всегда от матери к дочерям передаются знания и способности. Если у неё осталась дочь, я бы к ней сынка сводил полечить. От хвори.
– Да, ведьма была знатная, – признал усатый.
– Я не знаю, где она, и не знаю, кто она, – развёл руками Рун. – Она была моложе дедушки, может и жива ещё. Он рассказывал, тогда падёж скота случился. Люди искали виноватых. Решили, она. Порчу наводит. Избили сильно. Он её спас, выходил. Она ему зелье подарила, и потом ушла куда-то в другие земли. И было это тоже не здесь, не в наших краях.
– Ведьма, делающая зелья, способные призвать фею, не может быть злой, – заметил безусый стражник. – Это ведунья всё же. Умелая. Зря её обвинили явно.
– Дедушка считал, тамошний знахарь на неё науськивал народ. Потому что к ней охотнее ходили лечиться, – поведал Рун. – И ещё один жрец за ней пытался ухлёстывать. Красивая была. А она ни в какую. Тоже на неё стал наговаривать дурное.
– Ну, понятное дело, – неодобрительно промолвил усатый.
– Вы что же, и ночью нас охраняете? – вежливо осведомился Рун с некоторым удивлением.
– Так велено, – ответил безусый.
– А ты думаешь, не надо? – иронично поинтересовался усатый.
– Да вроде нет никого. С тех пор как барон приказал людям не мешать Лале, – пожал Рун плечами. – И днём не видать, не то что ночью.
– Гнали уж не раз, потому и не видать, – со значимостью сообщил усатый. – Народишко из города правдами и неправдами ищет, какие бы здесь неотложные дела выискались, чтобы поторчать с вашим домом поблизости. Тут уж и мечи обнажались, если ты не в курсе, парень.
– Мечи?! – поразился Рун.
– Ага. Прискакал спесивый господин. Не очень трезвый. Но достаточно, чтобы оружие твёрдо в руках держать. Фею возжелал увидеть срочно. Ему путь преградили, а он за меч. Благо, оказался из тех, кто считает ниже своего достоинства вступать в схватку с простолюдинами. Не расступились пред ним, он плюнул и уехал. А так могла бы и кровь пролиться. Сейчас вроде его арестовали, в темницу на пару недель упрятали, чтоб получше протрезвел там. Барон насчёт охраны феи очень строг. У нас приказ кого угодно гнать в шею не смотря на чин и родовитость.
– Тогда спасибо, что вы здесь, – с искренней благодарностью сказал Рун. – Лала говорит, что способна себя защитить. Но мне будет спокойней, когда вы рядом.
Он поднял вёдра.
– Зови нас по любому поводу, – доброжелательно посмотрел на него усатый. – И если с феей куда идёте, можем вас сопровождать, только скажи. Мы здесь ради неё, её охраняем в первую очередь, и уж потом порядок в деревне. А если заранее предупредишь, то и рыцаря получите в сопровождение. Он за честь почтёт, не сомневайся. Её сопровождать для любого честь.
– Ладно, – кивнул Рун несколько ошарашено. Мысль, что его, крестьянина, мог бы сопровождать настоящий рыцарь, была настолько фантастична и удивительна, что вызывала оторопь. Конечно, тот сопровождал бы Лалу, но всё же и его, их вместе. Быть с феей само по себе пожалуй чудо. С тобой без всякой магии начинает происходить то, чего не может быть на самом деле.
– Долго ты собираешься воду носить? – полюбопытствовал усатый напоследок.
– До полуночи наверное, – ответил Рун.
– Ну, бог тебе в помощь.
Оказалось, у ночной работы есть свои преимущества. Главное из которых – не жарко. Днём Рун упарился бы таскать. Семь потов бы сошло. А тут почти и не взмок. Тьма конечно не самый лучший помощник в ношении ведер – запнёшься, и всё, и без воды, зря сделал рейс. Но путь до речки относительно короткий, и каждая кочечка знакома, а вскоре и луна взошла, стало неплохо видно. Ещё приятный бонус ночи тому, кто нелюдим – на улицах в деревне нету ни души, никто не смотрит, не отвлечёт вопросом, разговором. Комфортно. Словно ты один. Словно в лесу. Возникает ощущение, будто мир вокруг принадлежит тебе. Не в смысле владения, а в смысле некоей внутренней свободы. Чувство свободы всегда приятно сердцу любого существа. Главная проблема ночного труда – сон. Пока ходишь, вроде бодр, но попробуй присесть на отдых, и тут же начнёт одолевать сонливость. Рун несколько раз устраивал себе перерыв на пять минут, и в последний из них чуть не вырубился, после чего решил не рисковать, не делать более сидячих пауз, переводя дух стоя. А ведь носить приходилось вверх, от берега в подъём с полными вёдрами в гору. Ноги-то устают. Когда молод, всё нипочём, сил хватает делать дело несмотря на усталость. Однако утомлённые ноги начинают слушаться хуже, чаще спотыкаются в потёмках, в результате приходится передвигаться осторожнее, медленнее. Дольше несёшь, сильнее натруживаешь ещё и плечи. В теории был вариант ходить не к речке, а к колодцу, путь до него несколько длиннее, зато дорога без спусков и подъёмов. На практике ночью колодец не самый разумный вариант, скрипа и стука не избежать, собаки разлаются неизбежно, к чему беспокоить народ. Да и носить дальше, сэкономишь ли силы? Не факт. А время потратишь больше. Принесённую воду Рун выливал в большую бочку, стоящую у дома в огороде. К полночи ему удалось наполнить её всего лишь где-то наполовину. Гораздо меньше, чем он рассчитывал. Вот когда пожалеешь, что в хозяйстве нету лошади. Люди позажиточнее грузят пару бочек в телегу, едут к реке, наполняют, и к дому. За час-другой обеспечивают себя водой, почти не затрачивая физических усилий. Правда лошадь требует ухода, сена. Когда у тебя нет большой семьи, может она и ни к чему. Рун последний раз слил воду. Подумал-подумал, чуть стукнул дверью сараюшки. Если стражники услышат, решат что он домой зашёл, а услышит вдруг бабуля, как раз не сочтёт, что он вернулся. Поход на кладбище ему хотелось оставить в тайне. Про неупокоенный дух ни к чему, чтобы народ узнал. Люди пугливы, многим станет не по себе. Как ему было сейчас. Рун постоял в ночи, морально готовясь к неизбежному. Ночь жила своей жизнью, пели сверчки, летучая мышь невидимой тенью летала где-то над головой, наполняя воздух резким цоканьем. Мерцали звёзды, обрамляя небо бесчисленными цветными огоньками, луна желтым глазом взирала, наблюдая за землёй. Немного шумели деревья. Деревня мирно спала. Так хорошо вокруг. Но где-то там бродит призрак. От неизбежности встречи с которым пробирает холодок по спине. Может сказать Лале, что сходил, а магия не сработала? Рун разулыбался такой своей мысли. Нет, всё же есть в жизни вещи, пугающие гораздо сильнее, чем приведения. Например, смотреть Лале в глаза и понимать, что ты трус и обманщик. Никак от похода на кладбище не отвертеться. Ох, этот чёртов мельник. Выжил дедушка из ума, схоронил деньги, а ты теперь отдувайся.
На кладбище ночью Рун до сей поры не бывал ни разу. В детстве некоторые мальчишки, он знал, ходили, на спор, дабы доказать свою смелость. У него же было не в характере доказывать что-либо кому-либо. Если тебя подбивают пойти, в противном случае грозя обзывать трусом, это манипуляция, послушаешься, значит тобой можно управлять столь нехитрым образом, играя на гордости и угрозе утратить уважение. Рун это с малых лет отчётливо осознавал. Спрашивается, кто вы такие, чтобы добиваться вашего расположения? Просто соседские пацаны. Не хотите водиться, идите лесом. Вроде бы и проверить себя хочется. Свою смелость. Но, видя как манипулируют другими, послушаться – значит не пройти собственную проверку в чём-то ином, тоже очень важном. Впрочем, как раз его никто никогда не подбивал к ночным кладбищенским посещениям. Видимо друзья были иные. В детском возрасте безусловно гораздо страшнее сидеть во тьме средь могил. Особенно с учётом любви ребятни рассказывать друг другу местные страшилки о мёртвых. Вот только есть разница – идти на кладбище, надеясь там никого не увидеть, и идти туда в гости к неупокоенному духу. Тут уже проверка не смелости, а здравомыслия. Мало бы кто пошёл и из взрослых наверное. Но ради девушки чего не сделаешь.
Рун последний раз посмотрел в небо на луну. Вздохнул. И направился к дальнему краю огорода. Пролез сквозь поросшую травой дыру в ограде. За их домом был небольшой луг, а чуть дальше прилесок. Туда он и повернул стопы. Решил, лучше через прилесок подойти к кладбищу, с противоположной от деревни стороны, всё меньше шансов, что кто-то заметит. На лужке глядел под ноги внимательно, народ где только скот не пасёт порой, как бы не наступить в лепёшку коровью. А оказавшись в прилеске пошёл быстрее, тропинки при луне более-менее видно. Каждый новый шаг приближал его к цели. И с каждым ему становилось всё более неуютно. Где-то вдали завыл волк. Рун вздрогнул, по спине у него побежали мурашки. Чуть-чуть рассердился сам на себя, волки же друзья теперь, чего вздрагивать-то? Но потом рассудил, может дело и не в волках, а именно в вое. Ночь, дух неупокоенный бродит поблизости. Этот протяжный тоскливый звук словно предвестник. Чего-то таинственного и зловещего. Попробуй не вздрогни. От таких мыслей у него снова побежали мурашки. Вдруг откуда-то сверху раздалось уханье совы. Рун почувствовал, как волосы у него на голове становятся дыбом. Он вздохнул тяжело. Пугаться не очень приятно. Уязвляет самолюбие. Вот же проклятая птица, чего ей не сидится молча. Сколько раз в лесу слышал её крик. А тут смотри-ка ты, страшно. Каждая лесная тварь будто бы предупреждает о грядущем недобром. Зря наверное пошёл через прилесок. Надо было по деревне тихонечко, поди никто бы и не заметил. Благо идти и здесь было всего ничего. Минут через пять Рун наконец вышел из прилеска прямо на кладбище, встретившее его тишиной. Лишь сверчки пели свою нехитрую песню, словно убаюкивая мёртвых. От луны надгробья бросали длинные тени. Мирно было вокруг. Он немного успокоился. На кладбище Рун всегда чувствовал себя по-особому. Как и все наверное. Место скорбного упокоения, где вечным сном спят люди прошлого, предки, далёкие и не очень. Много-много поколений. Где когда-то будет спать каждый. И тебе здесь тоже уготован пятачок земли, уже ждёт. Терпеливо. Своего часа. Для начала Рун прошёл к могилке дедушки. Раз оказался здесь, как не поклониться. Поклонился, сотворил знак поминовения.
– Дедуль, прости, что ночью беспокою, – повинился он полушёпотом. – Со мной такое происходит! Много разного. С тех пор как встретил Лалу. Вот и по кладбищам хожу ночами. Ради доброго дела, ты не сомневайся. Я бы тут с тобой посидел, но боюсь засну, или увидит кто. Худое подумают. Покойся с миром.
Он ещё раз сотворил знак поминовения. Присутствие рядом дедушки придавало уверенности. Пусть и усопший, но самый родной человек. Будто и не один здесь находишься. Немного полегче стало как-то. Теперь ему надо было отыскать могилу мельника. Дело на первый взгляд крайне непростое. Если не сказать, невыполнимое. Тут и при свете дня попробуй разберись, где кто чужие лежат. А уж в потёмках тем более. Но с мельником, слава богам, всё иначе. В соответствии с местными традициями на могилках допускается ставить разное. Наиболее характерно для деревни – три столбика, символизирующие главных богов. Однако можно и один столбик, с лицами идолов с трёх сторон, и плиту с изображениями идолов и надписью с именем усопшего. Семья мельника зажиточная, своих хоронят с помпой. Не поскупились на плиту главе семейства. Плит на деревенском кладбище раз-два и обчёлся, кому были поставлены, все хорошо знают, к тому же Рун умел читать. Он бродил средь могил, выискивая во тьме плиты. Ориентироваться ночью тяжелее, видно недалеко. Нашёл одну. Нет, не та. Нашёл другую, и эта не она. Вдали снова тоскливо провыл волк. Рун снова вздрогнул. Вздохнул тяжело. Продолжил брожение, заприметил ещё одну плиту. Приблизился к ней, и обнаружил, что его поиски завершены. Старого мельника кто не знал. Недавно ж помер, год назад примерно. Плита у него красивая, пусть и деревянная, не из керамики, как ставят для своих усопших купцы да мелкие дворяне, и уж тем более не камень, не мрамор, и не металл с позолотой, как у высшей аристократии. Но и имя вырезано вычурными фигурными буковками, и идолы умело, и даже картинка мельницы есть. Узорами да рунами расписано по периметру. Делал хороший мастер. Выстрогано из цельного куска дерева доброй породы, не скоро сгниёт.
Когда ищешь то, чего не жаждешь найти, успех в поисках всегда приносит некоторое разочарование. Сколько-то времени Рун стоял на месте в нерешительности, собираясь с духом. Теперь уж ему так мирно казалось на кладбище. Тишина и покой. Ну зачем вызвать какого-то призрака? Хотя тот может и не явится, есть надежда. Тогда останется лишь попросить мельника над могилкой не мешать искать клад. И свободен. Рун достал из кармана веточку от Тано. Положил прямо перед плитой. За спиной ему почудился шум. Он быстро обернулся, напряжённо вглядываясь во тьму. Постоял, замерев, слушая звуки ночи. Но нет, всё было спокойно. Он снова обратился лицом к могиле, вздохнул несколько раз глубоко, пытаясь прогнать страх, и затем произнёс негромко, но как можно более твёрдо и уверенно, как учила Лала:
– Дух дедушки мельника Оруга, если ты здесь и слышишь меня, проявись передо мной.
Ничего не произошло. Рун ждал, терзаемый сразу двумя прямо противоположными надеждами – что получится, и что не получится, а заодно мыслью, нужно ли пробовать повторно, если не получится. Решил, надо пытаться, а то стыдно будет перед Лалой. И она расстроится, коли волшебство её не сработает. Уже было собрался ещё раз произнести те же слова. Как вдруг почувствовал, будто кто-то есть позади него совсем рядом, шагах в нескольких, а по спине у него повеяло могильным холодком. Он с искажённым от страха лицом медленно повернулся, мечтая никого не увидеть. Но мечтам его не суждено было сбыться. Дух дедушки-мельника, полупрозрачный, сияющий синим светом, в похоронных одежах, взирал на него равнодушно холодным взглядом, паря над землёй, почти касаясь её ногами.
– Кто смеет нарушать мой покой?! – грозно провещал дух заунывным голосом.
Руна прошиб холодный пот, ноги сделались ватными и мгновенно пересохло во рту. Первой его мыслью было убежать, но тело предательски оцепенело.
– Э… э… это я, – проговорил он, заикаясь.
– Кто «я»? – всё так же заунывно растягивая слова, требовательно поинтересовался дух.
– Р… Рун.
Дух подлетел к нему вплотную, вгляделся пристально.
– Эй, парень, ты что, обделался? – совершенно спокойно и даже участливо спросил он вдруг без всяких заунывных интонаций.
– Н… нет. Но почти, – ответил Рун с трудом.
– Пошутил я, не бойся, – очень мирно сказал дух. – Забавно просто, не удержался. Уж так вы боитесь мёртвых. Извини. Кто ты такой-то хоть? Лицо вроде знакомое. И имя. А не пойму никак.
– Я Р… Рун. На краю деревни живу. С бабулей. Ида её звать, – напомнил Рун, пытаясь хоть сколько-то взять себя в руки. Пот по его спине так и тёк.
– А, точно, – обрадовано кивнул призрак. – Забывать уже стал. Лица некоторые. Да и подрос ты с моей смерти. Это ты меня пробудил?
– Ну… да, – подтвердил Рун неуверенно.
– Хм. Тебя дураком считали все. Вроде. А ты вон на что способен оказывается, – подивился дух.
– Да это просто дар магический. Временный. Это не моё волшебство. Дали. На одну ночь.
– И зачем ты меня пробудил, если не секрет?
– Семья ваша хочет клад найти. Что вы зарыли, – поведал Рун. – А не выходит. Даже с помощью магии. Решили, ваш дух… вы не упокоились, и мешаете отыскать.
– Надо же! – одобрительно произнёс дух. – Упорные. Всё ищут, не сдаются. Даже меня нашли как пробудить. Уважаю. Да ты присядь что ли. Хоть на могилку мою. А то бледный такой, как бы не упал ненароком.
Рун послушался, медленно, чтобы не потерять равновесие из-за плохо повинующегося тела, опустился на могильный холмик. Дух мельника сел рядом.
– Знаешь, почему я не обрёл покой? – с грустью промолвил он.
Рун отрицательно покачал головой.
– Как раз из-за денег этих проклятых.
– А эти деньги что, прокляты? – испуганно посмотрел на него Рун.
– Нет, я проклят из-за них. Ну, как бы проклят. Упокоиться не могу. Поэтому они считай как проклятье для меня. Тяжело быть неупокоенным. Дел никаких нет, и всё время точно в полудрёме. Ни одной мысли в голове. Просто маешься, и всё. День изо дня, ночь из ночи. Месяц из месяца. И всё на этом кладбище, тянет к своему праху. Мёртвому нечего делать на земле. Покоя хочется. Безумно. Это натуральный ад. Мучение. Тягучее и бесконечное.
Он вздохнул.
– Сейчас, пробужденному, всё полегче, нет такой маяты, особенно когда рядом кто-то и можно поговорить. Ты надолго меня пробудил? Это временно?
– До первых петухов, – извиняющимся тоном сообщил Рун. – Если не развеивать.
– Не развеивай, ладно, Рун? – с тоской попросил дух старого мельника. – Отдохну хоть от маяты.
– Ладно, – пообещал Рун.
– Ты добрый малый, – благодарно заметил дух. – Так чего же ты от меня хочешь, молодой человек?
– Чтоб деньги не мешали найти. Ну и если можно, помочь вам упокоиться. Если есть способ.
– Так ты моему семейству помогаешь? – воззрился на него дух испытующе. – Точно?
– Ну да, – подтвердил Рун.
– Чего же ко мне ты пришёл, а не они? Решили, ты достаточно глуп, чтобы согласиться духа пробуждать? – усмехнулся призрак. – Сами боятся?
– Нет, – простодушно ответил Рун. – Тот, кто им помогает, колдунья одна. Девушка. Она мой друг. И нравится мне очень. Поэтому. Ей самой боязно ночью на кладбище. Ну и привидений конечно тоже боится. Я рад сделать для неё что-то полезное.
– Понятно, – дух отвёл от него взгляд, уставившись в черноту ночи. – Вот что, друг мой, ты должен знать. Меня здесь держат только эти деньги. Много лет тяжёлым трудом зарабатывались, не по совести будет, если семья их не унаследует, если сгниют они просто. Грех это будет. Большой. Найдёте их, я и упокоюсь.
– Но вы как бы мешаете их найти. Не выходит, – поведал Рун. – Вы это нарочно делаете? Или нет?
– И да и нет, – отозвался дух. – Я же говорю, когда я не пробужден, я словно в дрёме. Не управляю собой. Действую велением души, не разума. А в глубине души я не хочу, чтобы их нашли. Ты ведь знаешь про внучка моего дорогого? Все ведь знают? Сел на шею родителям, и слезать не собирается. Работать не хочет, а жить желает на широкую ногу. Если найдут деньги, он их прокутит, и всё. То же самое, как если бы они сгнили. Не для того я горбатился, их зарабатывал. Не хочу я, чтобы так было.
– И что же делать? – спросил Рун с растерянностью.
– Ну, сейчас-то я не сплю. Могу и разумом действовать против воли сердца. До петухов надо решить. Устал я, Рун. Хочется упокоиться уже. Как бы мне убедиться, что ты мои деньги себе не заберёшь, а отдашь моим?
– Никак, – с сожалением пожал плечами Рун. – Могу только дать моё честное слово. Но слову чужого глупо верить. Вы же меня не знаете практически.
– Про тебя много чего говорили, парень, – заметил дух мельника. – Правда всё как-то не про честность. Твой дед честным был, хороший человек.
– Давайте я сбегаю, кого-нибудь из ваших сюда приведу, – с готовностью предложил Рун. – Правда… ночь на дворе, и они не знают, что я к вам пришёл, и что вы не упокоились, знают только что клад ищу. Как бы собак не спустили.
Дух мельника задумался.
– Вот что. Схожу-ка я сам к ним, – произнёс он с улыбкой. – Поговорю по душам. Надеюсь, не помрут со страху. Но ты побудь здесь, ладно? Вдруг так испугаются, что не станут слушать. Если не смогу открыть им, где мои деньги, тогда тебе расскажу, и будь что будет. Надо это сегодня закончить как-то.
– Я подожду, – твёрдо заверил Рун.
– Ты славный малый. Спасибо, – сказал дух с теплотой. – Сейчас я исчезну на время, невидимым сделаюсь, чтобы никого не напугать по дороге. Не теряй меня. Я вернусь, точно.
– Хорошо, – кивнул Рун.
Призрак встал, воспарил, его фигура поплыла к деревне, медленно тая в воздухе. И вскоре исчезла совсем. Рун остался один. Чувствовал он себя взволнованным и словно немного оглушённым. И опустошённым как будто. Но и облегчение какое-то испытывал. Страх от него отступил. Он сидел на могиле, сияла луна, а вокруг была только тишина и тьма.
***
Старому однорукому бывшему ратнику Мио не спалось. Проснулся посреди ночи, и всё. Бессонница. Обычно у него так бывало от ломоты в костях перед сменой погоды, но тут кости молчат, а не спится. Похоже виной всему беспокойство. Одолевали мысли нерадостные. Народишко у них простоват, наивен, думают, раз провинция, какие тут могут быть чернокнижники. Но им и нужны подобные места. Где тихо, где никто не заподозрит, не спугнёт. Если человек может поймать фею, это подозрительно. Будь он маг, знахарь, просвещённый учёный муж или дворянин, иное дело. Но тут дурак. Дурачок деревенский. Смешно. Если человек дурак, он и есть дурак. Как сможет он изучить ритуалы призыва, заключение магических договоров? А как сможет фею заставить выйти за себя? Святой отец довольно светлый ум. Но допускает, что по силам дураку взять и премудрость чтения освоить. Так не бывает, добрый отче. Вы просто мало повидали в жизни. Рун словно насмехается над всеми. Смотрите, сколь я глупый! Верьте в это! Вопрос, зачем ему так поступать? Какая выгода казаться идиотом? Одна лишь. Если с дьяволом связался. И тайно что-то делает ночами. Тут два плюс два сложить легко. Не каждый маг читать умеет. Не каждый жрец. Но чернокнижник всякий. Всегда обучен грамоте. Вот так-то. Дед Руна с ведьмой в юности якшался. Читал, по слухам, лучше всех. Быстрее всех. Откуда научился так, зачем крестьянину подобные науки? Ответ напрашивается сам собой. От ведьмы пристрастился к тёмным книгам. И внуку передал свои познанья. Приди сейчас, положим, с обыском в их дом. Прямо уверен, что под полом иль за печкой найдутся точно книжицы у них, из тех, что добрый человек хранить не станет. Но кто пойдёт искать, когда там фея? Тут и без феи посмеются только. Мол, выжил старый Мио из ума, подозревая слабоумного парнишку в могущественной магии. Хитёр проклятый чернокнижник. Не подберёшься. Но может всё неправда, всё навет? Лишь чудится? Кто знает. Но навряд ли. Застукать бы на кладбище с лопатой. И стражу потихоньку привести, благо она теперь под самым носом. Тогда поди уже б не отвертелся. И фея спасена б была. И люди остальные все в округе.
Мио ещё полежал немного в раздумьях. Сна не было ни в одном глазу. Он встал тихонько. Одел штаны. Стараясь не шуметь, вышел во двор через заднюю дверь. Если кто из домашних услышит, решат, по нужде, человеку в возрасте ночью часто надо бывает. Никто ничего не заподозрит. Главное, чтобы соседи на улице не увидели. Подумают, вор, шум поднимут. И объясняйся потом. Стыда не оберёшься. Но ради доброго дела рискует. Как славно, что дом их не слишком далеко от края деревни, один лишь переулок минуешь, и ты снаружи. Наверное это знак. Желают боги, чтоб изловил он негодяя. Мио тихо прошёл меж домами. Одна собака у соседей вяло гавкнула, и всё. Подошёл к выходу из деревни, прилип к оградам, приглядываясь, нет ли кого. Ни души, как и положено. Все смотрят сны давно. Луна сияла ярко, не самый лучший вариант для тайной ночной миссии. Мио порадовался своим навыкам разведчика. Свернул сначала к овражку, где любили лежать свиньи. Там всегда сыро, землица влажная. Зачерпнул горсть грязи и щедро размазал по лицу. Улыбнулся на секунду, вспомнив молодость. Кожа отсвечивает, видно издалече, закрой её чем-то, и ты станешь гораздо менее заметен в ночи даже при луне. Особенно если пригнуться. Мио был в годах, но не скрючен, как иные старики, всю жизнь отработавшие в поле. И в спине сила ещё была, и в ногах. Присев в коленках как можно ниже, бесшумно ступая, он направился к кладбищу, иногда опираясь на землю единственной рукой. Тяжело конечно, не двадцать лет поди. Но если не слишком быстро, то терпимо. Рука попала во что-то мягкое. В недобрых предчувствиях поднёс её к носу. Ну конечно навоз. Скривился, выругался про себя беззвучно с отвращением. Вот же народ, зачем тут скотину водят. Отёр руку о траву. И дальше.
Кладбище от деревни вроде рукой подать. Совсем близко. Но крадучись на карачках и такое расстояние преодолеть для пожилого человека – подвиг. Пришлось отдыхать несколько раз. Когда Мио достиг наконец первых могил, ноги у него очень устали. Он с облегчением залёг меж могильных холмиков, пару минут просто отдыхал, глядя на звёзды. Затем чуть приподнялся, стал вглядываться во тьму и слушать. Соседство покойников его не пугало. Кто видел смерть товарищей, кто отнимал чужие жизни мечом, и стрелами, и с помощью ножа, не очень-то боится мёртвых. В земле лежащих без движенья. Живых бояться надо боле. Конечно, всякое бывает. Истории про оживлённых трупов ему послушать доводилось. От тех, кому он доверял. Вот только сам труп не восстанет. Его должны поднять. Живые. Труп глупый инструмент, лишь тень былого человека. Мечом его разрубишь, вот и всё. А чернокнижник-то мудрёных знаний полон, хитёр, коварен, изворотлив. Правда меча-то нет теперь. Зато есть ночь. Сейчас она союзник. Кто не увидит, тот не нападёт. Вокруг всё было тихо. Другие, помоложе, понаивней, могли бы счесть, что зря пришли, засомневаться, разочароваться. Только не Мио. С годами обретаешь мудрость, а к ней терпение в придачу. Засада есть засада, нужно ждать. Никто не явится, прекрасно, спокойной выйдет ночь, а явится, поплатится голубчик. И так и так неплохо. Ведь всё равно ж бессонница. Когда уверишься, что нет в деревне зла, и спаться крепче будет.
Мио сел спиной к одному из надгробий, дабы максимально силиться с окружающими предметами. К тому же так удобней. Ночью сильнее всего выдаёт движение, не шевелись, будешь незаметен. И только он успел усесться, как вдалеке как будто мелькнула чья-то тень. Он замер, уставившись в то место неотрывно. Могло и показаться, так бывает. Но нет, тень снова ненадолго осветилась луной. Там точно кто-то был. Бродил меж могилами неторопливо. Мио вжался в надгробья, взволнованно задышав. Тень вроде бы остановилась, голос негромко зазвучал, слова почти не долетали, было не разобрать. Но голос явно молодой. Мио сделал знак благодарения богам, за то что привели его. И знак оберега.
– Я знал, я знал! – прошептал он пересохшими губами.
Тень кажется опять пришла в движение. Человек бродил по кладбищу, это уж было очевидно. Вот только кто он, не видать во тьме. Бежать за стражей? Надо. Но вдруг там пьяный просто. Из города излишне припозднился, и возвращаться опасается домой, пока не протрезвеет. Мио и сам не раз попадал в подобную ситуацию. Суровые бывают жёны. У тех, кому не повезёт. И скалкой может встретить. Вот над ним все будут смеяться, если это и правда пьяный. Нельзя звать стражу. Нужно убедиться, кто он, и нужно дождаться, пока начнёт копать. Мио тоскливо посмотрел на небо, сделал ещё один знак оберега. Лёг наземь и пополз ближе к тени. Подползёт, приподнимется, приглядится. И дальше. Тень снова остановилась. Её уже было более-менее видно. По фигуре как будто молодой парень. Спиной стоит. Вроде бы твёрдо на ногах. Не пьяный. Ну Рун же, кто ещё бы мог здесь быть?
– Ах ты, проклятый чернокнижник! – с ненавистью проговорил Мио беззвучно.
Человек, словно услышав, обернулся. Мио припал к земле, замер. Затаился. Тут надо ждать и надеяться, что не замечен. Высунешься слишком рано, если не отвернулся выслеживаемый, и всё. И погубил себя. Терпение и вера здесь потребны. Разведчик всякий это знает. Через минутку человек заговорил. Как будто обращаясь к кому-то ещё. Вот только сердце у Мио так колотилось, что отдавало в ушах, мешая разобрать слова. Он решился привстать. И обомлел. Рядом с человеком отчётливо виднелся… светящийся призрак. Полупрозрачный, полыхал в ночи могильным светом. От неожиданности у Мио оглушающе зазвенело в голове. Он упал наземь, затрясшись, словно в ознобе, дрожащей рукой стал творить знаки оберега.
– Господи, господи, бог наш великий, Небо, спаси и сохрани, спаси и сохрани, – шептал он беззвучно. Глаза его были полны ужаса. Всей душой он хотел сейчас ползти назад. Но силы его оставили. Он обречённо стал смотреть на небо, своего бога. На бога Луну, на богинь звёзд. Время шло и шло, ничего не происходило. Постепенно Мио снова обрёл веру. В спасение. Не решившись ещё раз посмотреть туда, где был призрак, он тихонечко-тихонечко пополз прочь, чувствуя слабость во всём теле. Плохо соображал, куда ползёт и зачем. Главное было уползти подальше.
***
Тихо было на кладбище. Ночь и тишина, царствие тьмы и мёртвых. Неожиданно в воздухе проявился движущийся синий свет, быстро сформировавшись в фигуру человека. Дух мельника Оруга проплыл к своей могиле. Улыбнулся открывшейся картине. Прямо на его могильном холмике спал мирно юноша.
– Эй, парень, – негромко позвал дух.
Безрезультатно. Дух попробовал тронуть юношу за плечо, но рука свободно прошла в тело. Дух склонился над юношей.
– Рун, – произнёс он чуть громче.
Юноша зашевелился, открыл глаза. Протёр их руками. Сел.
– Ну ты даёшь! – подивился дух со смехом. – Спишь на кладбище. Ты смельчак.
– Устал просто, – честно признался Рун, зевнув. – Нечаянно заснул.
– Спасибо тебе за всё, – тепло и сердечно посмотрел на него призрак. – Поговорил я со своим семейством. Вот уж перепугались поначалу. Повеселили меня. Но жажда денег чего не сделает. И страх побеждает.
– Рассказали им, где клад?
– Открыл, – кивнул призрак. – Побежали копать. Сейчас найдут уже. И я исчезну. Упокоюсь.
– Я рад, – искренне молвил Рун.
– Спасибо, добрая душа. Я всем говорил, в лесу он. А по правде в свинарнике зарыл.
– Хитро, – заметил Рун с уважением.
– Внучка своего навестил заодно. Пригрозил ему хорошенько. Сказал, либо станешь самым почтенным самым работящим сынком родителям своим, либо вернусь и утащу тебя в ад!