– Да правда ли это всё? – засомневался Рун.
– Я сам тому свидетель, – уверенно произнёс Шэух. – Мы в Лемтараде пробыли пол года. Достаточно, чтоб изучить их нравы.
– А почему у них дам презирают, если они такая ценность?
– Потому что они слишком ценны. Товар не имеет права голоса. Вот представь, у нас приданое готовы дать, лишь бы сплавить дочь кому-то в жёны. А там наоборот, жених платит калым, то есть выкуп, отцу, огромные деньги. У них рождение дочери в небогатой семье, это радость большая. А бедняку жениться почти мечта несбыточная.
– Да уж, – только и смог сказать Рун. – Странные порядки, конечно. Хорошо, что я родился здесь. И что, там только и воруют дам?
– Бывает, – подтвердил Шэух. – Ты юноша, тебе тяжело это понять. Мужчина сатанеет слегка от жизни без жены. А в их краях таких не сосчитаешь сколько. Как следствие, культ определённый возникает… стремления к женщинам. У них считается, что после смерти герой попадает в рай, который по их представлению гарем из тысячи девиц прекрасных. Представь теперь, с какой охотой их бедняки бегут в армию вступать, грезя о войне. Благо, они плохие воины. Слабые. Кто жаждет помереть, недолго проживёт в бою. У нас не раз бывали войны с ними, у небопоклонников, они к нам вторгались, и мы всегда легко их побивали.
– Вот так представление о рае, – вздохнула Лала. – Не вместе парочкой навеки средь райских кущ, а лишь… стремление к утехам. По мне, так это ад.
– Презрение к женщинам столь сильно в их взглядах, что у них, к примеру, нет ни сказок ни легенд про фей, – поведал Шэух. – У них джины, мужские существа, исполняют в сказках желания. Всё потому, что волшебные существа высшие, выше нас, а женщина по их представлению может быть только низшим существом. Я думаю, явись к ним фея, как к нам недавно, тем более, в её коротком платье, как говорят. Её бы там тут же закидали камнями.
Лала так и округлила глазки испуганно. Рун почувствовал, что она напряглась, и погладил её пальчики.
– А чего же наши монахи не сатанеют? – поинтересовался он в задумчивости.
– Они сами отказываются от женщин. У них дух силён, – объяснил Шэух. – А там наоборот, истово жаждут, но не могут получить. Поэтому сатанеют. Поэтому женщина становится столь желанна, что чего она там желает сама, мужчин уже не волнует. Она становится вещью.
– Ох, Рун, это же прямо как у тебя было, когда ты зельица приворотного испил! – поразилась Лала. – Так меня желал, что мои чувства перестали иметь для тебя значение.
– И они считают нас варварами? – покачал головой Рун.
– Уверены в этом. С презрением относятся, – усмехнулся Шэух. – Ну, это, впрочем, всем народам свойственно. Другие нации считать за дикарей, а собственной гордиться. Ты, я смотрю, впечатлительный парень. Кажется, я тебя сильно удивил.
– Ну да, есть такое, – признал Рун.
На его физиономии отражалось выражение растерянного непонимания. Ум силился переварить новые знания. И словно не справлялся. Слишком уж они отличались от всего известного ранее, от привычного порядка вещей. Лала тоже многое рассказывала ему о своей стране. И это были потрясающие воображение повествования о чудесах и существах волшебного мира. Но это же как сказки, у фей всё доброе, оно не отзывается внутри непостижимой противоречивостью, не заставляет пытаться осмыслить. Просто восхищает, и всё. А тут. Прямо ввергает в смятение.
– Да ты грусти. Это не повод горевать, повод радоваться. Что мы живём у нас. В столь замечательной стране, – посоветовал Шэух не без доли юмора. – Ладно, придётся мне, пожалуй, завершить свои рассказы. Тебе, по-моему, хватит. Ты вот скажи, хотел бы ты там побывать после всего, что услышал, или нет?
– Наверное, – произнёс Рун после недолгих размышлений. – Посмотреть на то, как там живут. На людей с гнёздами на головах. Мне же не надо становиться таким, как они. Посмотреть и вернуться потом. Было бы… здорово.
– Вот это правильно, молодец.
– А чудеса вы какие-нибудь там видели? В Лемтараде? – спросил Рун.
– Волшебство видел, немало. Там умелые чародеи. Чудес не видел, – ответил Шэух. – Чудо, это необъяснимое явление с позиций магической науки. Или слишком уникальное. Вот тут недавно чудо произошло, в этом городе. Кажется, именно сегодня. Ты слышал про жену гончара?
– Ага. Не верится немного. Но слышал.
– Удачно я заглянул в сей городишко. Завтра пойду к гончару, порасспрошу сынка его, протестирую насчёт магических способностей. Вдруг он магом урождён. Да и само это происшествие, если оно действительно имело место, ценно, должно быть задокументировано в летописях ордена. Я буду тот, кто принесёт весть о нём. Почётно. Хочешь, кстати, тебя проверю на магические способности? Так и быть, бесплатно. Хороший ты собеседник. И к камину пустил, просох я знатно. Вдруг не зря нас судьба свела, вдруг тебя природа силой магической одарила? А ты и не ведаешь. Тогда тебя примут в ордене с распростёртыми объятьями. Обучат. Может, и попутешествуешь по миру. Братьям из ордена часто приходится ездить в чужеземье. У ордена много разных интересов в других краях.
– А долго это? Сколько времени займёт? – аккуратно осведомился Рун.
– Да пять минут.
– Ну… если бесплатно. То… я бы хотел узнать, есть во мне магия или нет.
– Чтож, пойду к себе, надо кое-что принести, – Шэух встал. – Сейчас вернусь.
Он вышел, притворив дверь. Лала и Рун сидели, слегка потрясённые рассказом.
– Да… – вымолвила Лала задумчиво. – Насколько странно всё и грустно в иных местах. У вас и нас рыцари почитают дам. А там презирают.
– Ну… у нас рыцари почитают лишь знатных дам. А остальных-то… не особо, – поделился мыслью Рун.
– Всё равно. В нашей стране. И в вашей. Всё рыцарским духом пропитано. Это глубоко в укладе наших народов, – заметила Лала. – Каждый даже из простолюдинов, из крестьян, в душе немножко рыцарь, по отношенью к дамам. А то и очень сильно. Вот как ты. Ты, Рун, мой рыцарь благородный.
– Ну, насчёт благородного я бы поспорил. И на счёт рыцаря. А так всё верно, – усмехнулся Рун.
– Не смейся, милый, – тоже чуть улыбнулась Лала. – Я правду говорю. Рыцарство, это как… путеводная звезда, на что равняются у нас в той или иной мере все. И знатного происхождения, и нет. Это на всех влияет. А рыцари в таком почёте у населения, столь уважаемы, в немалой степени именно за то, что защищают слабых дам. Они дают надежду слабым, и веру в доброту. Рыцарей делает рыцарями во многом именно их трепетное отношение к дамам.
– Возможно ты права, – кивнул Рун. – В детстве начинаешь по-другому относиться к девочкам, когда узнаёшь про рыцарей и рыцарский кодекс, и принимаешься играть в рыцарей и представлять себя рыцарем. Это очень влияет.
– Какой умный дяденька, – уважительно произнесла Лала. – И столько повидал всего.
– Ага.
– Но то, что он рассказывает, страшно. У нас, в нашем мире, суженый мой, тоже есть нечто подобное. Только прямо противоположное, – поведала Лала. – У нас есть страна амазонок. Это люди, между прочим.
– Люди?
– Да, такие же, как вы. У нас тоже живут люди. У амазонок женщины правят, а мужчины презираемы. Женщины воины, а мужчины домохозяйки. И многомужество у них есть. Только не столь безудержное, не в тысячи, три мужа самое больше бывает, насколько мне известно.
– Да быть не может, – засомневался Рун. – Мужчины домохозяйки и презираемы? А дамы ратники? Какой из дамы ратник?
– Такой. У них девочки почти с младенчества обучаются ратному искусству. А мальчикам не разрешают и прикасаться к оружию. Под страхом смерти. Это когда дама растёт как дама, она слаба. А когда она мастер ратный… Ты бы проиграл любой из них в бою, котик. Потому что ты не обучен, а они хорошо обучены. Мастерство побеждает силу.
– Чудно и странно мир устроен, – подивился Рун. – Столько всего в нём, и всё везде иначе. А где-то и с ног на голову. Когда рыцари презирают дам, или дамы ратники. Вот окажется сейчас, что я маг. Вдруг попутешествовать по миру удастся. Увидеть разное подобное.
– Рун, ты сильно не надейся, – попросила Лала с мягким сожалением. – Мы давно вместе, если бы в тебе была магия, иная кроме магии объятий, я бы наверняка это почувствовала. Могу и ошибаться. Но всё же вряд ли.
– Чтож, ну и ладно, – улыбнулся он. – Зачем мне магия, когда у меня есть кудесница своя.
– Кудеснице не разрешают колдовать. Под страхом жертв, – напомнила Лала, деланно опечалившись.
– Уж так боишься жертв, что только и колдуешь, – поиронизировал Рун. – Два чуда за сегодня сотворила. Хитра, ты, Лала, ох хитра. Никак не оштрафуешь.
– Ну, заинька, не ругай меня. Я хорошая, – с невинным очарованием посмотрела на него Лала. – Лучше бы обнял, пока дяденьку ждём.
Тут раздались шаги.
– Так, Нур, мне нужно немного твоих волос, – деловито сказал Шэух, зайдя в комнату. – Я должен отрезать. Ты сиди.
Он прошёл к столу, положил на оный несколько предметов: две скляночки, цепочку с прозрачным камнем на ней, коробочку, миниатюрные песочные часы. Рун следил за его действиями, чуть взволнованный, оставаясь на стуле. Шэух приблизился, ловким умелым движением отрезал у него маленькую прядь волос, снова направился к столу, бросил волосы в одну из склянок, пробормотал над ней что-то. Принёс склянку к Руну:
– Плюнь сюда. Только не харкай. Лишь слюной плюнь.
Рун исполнил сие пожелание. Шэух опять вернулся к столу, налил из второй склянки в склянку с волосами какую-то жидкость, взболтал, пошептал над ней, поставил на стол. Взял цепочку. Принёс Руну:
– Вот, держи. Растяни на указательных пальцах, чтобы камень висел ровно посередине. Смотри внутрь камня, и произноси, вот так, с пришипением «хис-с-с, хис-с-с». Говори это всё время как бы внутрь камня, представляя, что слова идут внутрь.
– Как загадочно, – подивилась Лала тихим голоском.
Рун выполнил все указания. Растянул цепочку на руках, стал таращиться в камушек, воображением направляя в самую его середину шипящие звуки изо рта, размеренно воспроизводимые без остановки:
– Хис-с-с, хис-с-с, хис-с-с.
– Делай так несколько минут, – велел Шэух. – Ежели камень засветится, то всё, ты точно маг. Старайся заставить его светиться, желай этого изо всех сил.
Рун коротко кивнул.
– Это хорошо, что сейчас темновато, – добавил Шэух. – Даже слабый свет будет заметен.
Он поставил песочные часы стороной с песком вверх.
– Говори, пока песок сыплется. Даже если камень засветится, говори. Вдруг ярко разгорится. Тогда в ученики тебя возьму.
Рун сидел, повторяя и повторяя шипящее слово «хис-с-с», чувствуя себя магом, изрекающим таинственное заклинание. В какой-то момент ему очень захотелось оказаться магом, чтобы прогрузиться в эту столь другую удивительную полную чего-то нового и необычного жизнь. Он всей душой стал желать, чтобы камень засветился, вглядываясь внутрь оного с надеждой. Но света не было. Песок в часах неумолимо перетекал вниз, быстро уменьшаясь в верхней части. И вот, упали последние песчинки. Шэух взял склянку, посмотрел сквозь неё на огонь в камине.
– Иди сюда, – позвал он с философским спокойствием. – Давай мне камень.
Рун подошёл, передал цепочку. Шэух положил её на стол, взял коробочку, открыл.
– Подставь ладонь вверх, – распорядился он. Насыпал из коробочки Руну в ладонь белый порошок. – Зажми в кулаке и брось на стол, стараясь, чтобы ровнее рассыпалось.
Рун сделал. Порошок белой пылью покрыл ровным тонким слоем часть стола. Шэух оглядел пыль.
– Чтож. Магом тебе не быть, Нур, – сообщил он задумчиво. – Ладно, пойду к себе. Спать захотелось.
Он взял все свои вещи со стола.
– До свидания, – вежливо молвил Рун.
– Ага, – бросил Шэух, направляясь к двери.
«Ну вот, только зря время потерял и реагенты потратил», – подумал он. – «Великий колдун. Глупо было рассчитывать. Хотя… клопы вели себя престранно. А странности есть часто след от магии. Но видимо не здесь. Зачем снял комнату на три дня? Впрочем, не заинтересуйся я этим пареньком, не остался бы в городе, не узнал про сына гончара. Вот там всё весьма многообещающе».
Рун затворил за удалившимся магом дверь, запер на засов. Вернулся к Лале.
– Ну что, на лавочке или в кроватке? – по-доброму поинтересовался он не без юмора.
– Сначала на лавочке, потом в кроватке, – разулыбалась Лала.
– Тогда пойдём, красавица.
Лала встала, но едва лишь сделала шаг, как Рун притянул её к себе.
– Нет, – рассмеялся он. – Не дотерпеть. Соскучился.
– Я тоже, очень, – ласково произнесла Лала, засияв. – Ох, эти гости. Не спровадишь.
– Сама предложила пустить.
– Просто о тебе забочусь. Расстроился, что ты не маг?
– На какое-то мгновенье. Но потом… захотелось тебя обнять. И обо всём забыл. Ты магия мой души.
– Ой, как поэтично, – порадовалась Лала. – Спасибо, мой хороший. Приятно.
– А мне приятно чувствовать твоё тепло.
– Что это с тобой, запылал вдруг? Держи вот меня теперь, – довольно буркнула она.
– Соскучился.
– Ну, сильно ты соскучился, я смотрю.
– Ужасно сильно.
Лала вздохнула умиротворённо. Положила голову ему на грудь.
– Лала, а феи не являлись никогда на земли Лемтарада? – спросил Рун негромко.
– Не знаю, заинька.
– Неужто правда могут закидать камнями фею?
– Вот это вряд ли, – высказала сомнения Лала. – Во-первых, милый, фея не даст себя в обиду. А во-вторых, не станет оскорблять чувств людей. Если быть женщине без балахона для них столь аморально, оденет, почему нет. Это даже удобно. Никто и не увидит, что ты фея.
– Понято. А джины существуют?
– Да. Но они не добрые, Рун. Феи людей любят. А они презирают. Им нравится людей обманывать. Они всегда постараются обратить твоё желание против тебя. Например, если пожелаешь долгой жизни, превратят в дуб. И живи деревом тысячу лет. Я, жених мой славный, всё же на тебя удивляюсь. Сперва что великий врунишка, узнаю. Через два месяца после знакомства. Потом, оказывается, читать умеешь. Чего ещё я о тебе не знаю? Какие меня ждут открытия?
– Да никаких. Всё вызнала. Больше ничего и не осталось, – улыбнулся Рун. – Распишешь прям, преподнесёшь, как эдакую невидаль. Подхваливаешь так меня что ли? Сама-то вроде тоже читать умеешь. Говорила, рыцарские романы читала. У нас для девушек это страх как необычно. Кроме знатных. Все феи грамоту разумеют?
– Возможно все. Нас учат, Рун. Но про романы… я неправильно выразилась, – объяснила Лала. – Я в основном слушала. Когда я была мала, у меня была ня… за мной и сестричками присматривала девушка одна. Весёлая, добрая очень. И безумно любила рыцарские романы. Читала часто нам, крохам. Так там было всё… романтично и волнующе. Смелые герои-рыцари, благородные прекрасные дамы, переживаний полные и тайн, и самопожертвования ради любимого. Всегда готовые согреть нежностью суровое мужское сердце. Она мечтала, что тоже встретит когда-нибудь рыцаря. И мы стали мечтать. Хотелось поскорее вырасти, чтобы и с нами начало происходить что-то подобное, настоящее, удивительное, наполненное чем-то особенным. Бесконечно романтичное.
– И вот ты здесь. Со мной, – поиронизировал Рун. – Не хочешь согреть нежностью моё суровое мужское сердце?
– А я что делаю? Как раз и согреваю. И сама греюсь, – ласково поведала Лала. – Мне очень повезло, суженый мой. Это несопоставимо ни с какими романами. То, что со мной происходит. Уж столько было чудесных упоительных минут у нас. Какие боле никому не пережить. Справляли помолвку, ты меня спасал, мой герой, носил на ручках, мы обнимались на дне глубоком, русалочки нам пели песни свадебные, ты прижимал меня к себе в водичке, на озерце огромном, таком большом, что словно целый мир, и рядом никого, лишь в мы вдвоём. Давали клятвы, танцевали. Пред ратью обнимались. Искали веточки, даря друг другу нежность. На закаты любовались. Уже пожалуй и не перечесть всего, что было романтичного меж нами. Вот и сбылось, о чём мечталось в детстве. То, настоящее, оно сейчас вот здесь. А после будет нежный поцелуй прощальный у нас ещё когда-нибудь.
– Надеюсь, что нескоро.
– Ну вот, а я думала, ты хочешь мою жертву, – деланно разочаровалась Лала.
– Очень хочу, – подтвердил он весело. И добавил уже с нотками отчётливой тоски в голосе. – Мне расставаться страх как не охота, красавица моя.
– Мне тоже, Рун, – мягко и тепло, и чувств приязненных исполнено, и так же с капелькой печального сожаления молвила Лала. – Однако нам судьбой не суждено. Никак. Быть вместе. Надеюсь, пока я с тобой, научишься дружить с людьми. Понравилось тебе, львёнок, быть в компании?
– Ну… так-то интересно было. Послушать. Я одного лишь не пойму, Лала. Какой интерес был ему это всё мне рассказывать?
– Почему бы и нет.
– Зачем это ему?
– Некоторые любят похвалиться тем, что с ними было.
– Это странно. Знаешь, Лала, это вообще всё так странно, когда тебя замечают, – признался Рун. – Сегодня в харчевне я говорил с людьми, и они меня слушали, отвечали на мой вопрос про желания. Это кажется невероятным, в моей деревне все бы сделали вид, что меня нет. Это словно чудо какое-то. И господин Шэух, знатный человек, хотел моей компании. Немыслимо. Но ведь было.
– Вот видишь, дорогой, всего-то и надо было покинуть свой маленький мирок затворничества, чтобы перестать быть одному.
– Пожалуй так. Ох, Лала, а это не ты? Не твои чудеса, ласточка моя? – вдруг озаботился мыслью Рун. – Если твои, что ко мне приветливо относятся, я требую штрафа.
Лала рассмеялась звонко от всей души.
– Ишь ты какой! Требует он. Нет, заинька, это не я.
– Правда?
– Ты испрашиваешь с меня честного ответа, Рун? – Лала подняла голову, посмотрев на него как-то особенно беззащитно.
– Нет, – мягко заверил он. – Вовсе нет. Просто… очень хочется штрафа.
На последних словах его голос наполнился жалостливыми интонациями. Лала снова рассмеялась.
– Я всё-таки дам тебе честный ответ. Так и быть, только сегодня, хоть ты и не настаиваешь. Это не я, Рун. Мир не без добрых людей, и чудеса тут не нужны. Верь в людей, говори с ними, не чурайся незнакомцев, и ты обязательно найдёшь среди них много добрых. Мы тоже когда-то были незнакомы.
– Как жаль, – посетовал Рун полушутливо. – Я наделся, это ты.
– Ладно, пойдём в кроватку, несчастненький ты мой, уж я согрею твоё суровое мужское сердце, – лукаво улыбнулась Лала.
– Ну, ты постарайся. Согреть. Моё сердце очень суровое, – проронил Рун с юмором.
– Я буду нежной, – ласково пообещала Лала, сияя.
***
Солнце ярко светило в вышине, проливаясь лучами на внутренний двор древнего монастыря. Всё здесь дышало стариной и безупречным порядком. Отсвечивали красной черепицей причудливые многоярусные крыши, украшенные резными головами драконов и хищных лесных зверей, покачивались в обложенном небольшими валунами пруду цветущие кувшинки, у крепостной стены стройной шеренгой росли одинаково подстриженные деревца одинаковой вышины, отстоя друг от друга ровно на четыре шага. Только мощёная камнем тренировочная площадка несколько нарушала общую безукоризненность, имея с одной стороны круглые вмятины, за века оставленные в каменном покрытии ногами монахов, отрабатывавших становление в стойку. Вдалеке юные послушники бегали по ступеням, таская на плечах коромысла с огромными вёдрами, наполненными водой. Рун беспомощно посмотрел на свои вывалившиеся кишки, ноги его подкосились, он упал на колени, поскользнулся на собственных кишках и шмякнулся лицом вниз. Глаза его закрылись, на мгновение наступила тьма, и вдруг отступила, и он уже снова цел и невредим, и все кишки на месте. И от пролившейся только что в обилии из него крови ни на нём самом, ни под ним не осталось и следа. Он встал, поднял с земли оба своих меча. Обратил взор на Неамида в ожидании. Эльф явно не собирался продолжать бой. Рун вздохнул.
– Даже не видел, как вы это сделали, учитель. Раз, и брюхо вспорото, – признался он.
– Да не переживай, всё нормально, – весело приободрил его Неамид. – Ничего не замечаешь во мне?
Рун оглядел его внимательно с головы до пят и пожал плечами:
– Вроде нет.
– На мне тоже нет твоей крови. Похоже, именно я этим управляю. Её удалением с себя. Постепенно начинаю разбираться, как всё устроено в твоих снах. Тут есть свои правила и закономерности. Ладно, садись, на сегодня хватит тренировок. Надо поговорить. Я в общем-то понял, чего ожидать от твоего обучения во сне. Каков будет результат.
Он уселся на каменную скамью, положив подле себя меч. Рун опустился рядом, тоже положил свои мечи. Заинтересованно воззрился, внимая.
– Ты ничерта не помнишь, мой юный ученик. Умом, – посетовал Неамид. – Поэтому когда пытаешься действовать умом, ты ноль. В смысле ратных умений. Никакого видимого прогресса. Вообще. Но. Ежели тебе не давать времени думать, не убивать сразу, но напирать, не позволяя опомниться. Ты начинаешь действовать инстинктами. И вот тут… Подобные успехи за столь малое время впечатляют. Разница между тем, что было, когда мы начали, и тем, что есть сейчас… гигантская. Даже ошеломительная в какой-то мере.
– Мне не очень понятно, – извиняющимся тоном признался Рун.
– Я тебе не смогу дать знания, – охотно пояснил Неамид. – Я сам всегда способен точно заранее решить, что делать той или иной ситуации, какую тактику избрать для победы в бою, какие действия предпринять. Чётко понимаю, в чём слабости врагов, в чём их сила, где мои преимущества. Ты этого всего не сможешь. Ты не сможешь тут освоить техники и приёмы так, чтобы применять их по своему желанию. Ты их не помнишь умом. Но когда ты не думаешь, не пытаешься их вспомнить, они сами из тебя выходят. Нужные в нужное время, в нужный миг. Примерно так дерутся дураки. Полагаясь лишь на инстинкты.
– Ну вот, – разочарованно вздохнул Рун.
– Я же не говорю, что ты дурак, – усмехнулся Неамид. – Вполне разумный малый. Даже сообразительный. Ты молодец. Просто во сне освоить умом техники нельзя. Это факт. Я это понял точно. А вот инстинктами можно. То есть моя главная задача сейчас добиться того, чтобы ты научился полагаться только на инстинкты. Этому непросто научиться. Слышать их, доверять им. Мне придётся поменять всю методику обучения. С традиционной на… совсем иную. Разработать её. Благо, мне сие по силам. Собственно, её суть я уже нащупал. Мне всегда нужно будет действовать на грани, где ты ещё не проиграл, но уже в муравьином шаге от этого. Не давать тебе думать, не давать опомниться, но стараться оставлять в игре. Не выпотрашивать.
– Разве основное преимущество во сне не в том, что не надо сдерживаться? – с осторожным недоумением заметил Рун. – Эти ваши слова мне запомнились, учитель.
– Всё верно. Только я имел в виду, здесь есть право на ошибку, и всякий удар можно делать в полную силу. Я и буду делать. Но я могу предугадать результат удара. Если я понимаю, что он окажется для тебя фатальным, я выберу другой, или всё же сбавлю силу. Подрежу тебя в игре. Однако я всегда должен стараться держать тебя на пределе твоих возможностей, дабы ты вынужден был действовать постоянно, а времени для раздумий у тебя не было. На данный момент это станет моей главной задачей. Достучаться до твоих инстинктов, чтобы ты привык на них полагаться. Приучить тебя не думать в бою, отучить думать. Знаний у тебя нет, тебе всё равно не над чем думать, только отвлекает твоё внимание. Выйдет двойная польза. Обычно у начинающих учеников инстинкты просыпаются постепенно, как раз из знаний во многом черпаясь. Только вот новички по-другому и не могут. Инстинкты мгновенны и не предполагают осмысления. Ошибся при защите, будет твоя смерть. Увлёкся в нападении, убьёшь товарища, кто в паре с тобой работает. Лишь ты у нас счастливое исключение из правил. Инстинкт нельзя притормозить, обдумать, остановить. Иначе это будет уже не совсем инстинкт. Он чистое действие без анализа. Никто в мире не может себе этого позволить – вести учебные бои с настоящим оружием, полностью отключив рассудок. Но тебе как раз наоборот, бессмысленно вести их как-либо иначе. Вот на этом мы и сосредоточимся. На поиске методов обучения под твои особые условия. Это крайне интересно.
– То есть вы считаете, я теперь смогу стать настоящим бойцом, раз вы про меня всё поняли? – спросил Рун.
– Полагаю, да. Шансы твои велики. Главное найти надёжный способ пробуждать в тебе инстинкты. Уверен, я это сумею.
– А насколько сильным бойцом я смогу стать?
– Видишь ли, всё в мире относительно, всё измеряется на фоне других, – поведал Неамид. – Ты хоть осознаёшь, кто я? Я тебе даю такое, чего тебе не даст никто. Даже у эльфов, даже в самых именитых монастырях, где воспитывают элитных бойцов, через тренировки сотнями и сотнями лет. Любые секретные техники, мне от тебя скрывать нечего и незачем. Освоишь ли ты их достаточно хорошо, чтобы применять безотчётно, лишь на инстинктах… это большой вопрос. И тем не менее. С кем ты в вашем мире можешь сойтись в бою, с какими противниками? Думаю, через год-другой обучения у тебя будут высоки шансы в схватке один на один даже с самыми лучшими вашими бойцами из аристократов. А уж всякое бандитское отребье, без знаний, без тренировочной подготовки, без философии, без внутренней дисциплины. Тут при определённой удаче и против трёх-пяти, а то и десяти выстоишь.
– Правда?! – поразился Рун.
– Я полагаю, надежда на это есть, – кивнул Неамид. – Ты, собственно, зачем учишься-то? Для каких целей? Чего хочешь добиться?
– Ну… защищать себя и своих близких, если кто нападёт.
– Разбойники?
– Вроде того. Просто чтобы уметь постоять за себя в случае чего.
– То есть главная цель – безопасность? Не воинская слава, не ратная карьера?
– Ага, – подтвердил Рун. – Ратником я не хочу становиться. Не для меня это. Дед не советовал.
– Ну, тогда всё не зря в любом случае, – обнадёжил его Неамид. – Безопасность твоя повысится. Намного. Когда она до этого была нулевой, любой прирост это много. А вообще, раз для тебя главное безопасность, я бы тебе мог предложить вот что. Представь ситуацию: допустим, через год нашего обучения ты сходишься в бою с тремя вашим настоящими бойцами. Обученными, опытными, умелыми. Сколько у тебя будет шансов против них? Немного. А теперь представь другую ситуацию: допустим, я схожусь в бою с… пусть, двадцатью вашими наилучшими бойцами. Сколько, ты думаешь, будет у них шансов? Немного. При очень сильном везении может быть кто-то и выживет.
– Против двух десятков? – недоверчиво посмотрел на него Рун.
– Поверь, парень, а дрался с вашим братом, с людьми, знаю, о чём говорю, – уверенно сказал Неамид. – Человек против эльфа-бойца моего уровня ничто. Так вот, к чему я это. Я тут с тобой теперь… всё равно в твоём распоряжении. Лишь в твоём. При тебе всегда. Раз уж так сложилось, и у тебя есть фея. Я бы мог в опасных ситуациях драться за тебя. Твоя фея по-моему достаточно могучая. Если она сможет во время угроз нападения менять наши сознания местами, чтобы я контролировал твоё тело… то о безопасности тебе заботиться навряд ли слишком придётся.
Рун призадумался.
– Вот это да! – молвил он не без ноток восторженного удивления в голосе. – И вы правда стали бы это делать для меня?
– Ну… я между прочим знатная особа, и титулован, – дружески поведал Неамид. – Но всё же я мёртв. И привык к тебе уже как-то. За столько времени. И в общем-то я тоже заинтересован, чтобы ты выживал. Пока ты жив, как бы и я живу, в твоих снах. Поэтому да. Даже с удовольствием делал бы это. К тому же, в настоящем бою приятно было бы снова побывать, пусть ваши бойцы и скучные противники.
– Это, конечно, большая честь и большое предложение, – с почтением и благодарностью произнёс Рун. – Только… я стараюсь не просить Лалу для меня колдовать. Это… неправильно, просить её. И потом, я не вспомню наверняка сей разговор. Я почти никогда ничего не помню из этих снов, простите. Я же знаю, что каждую ночь обучаюсь. А вспоминаю что-то урывками пару раз в неделю.
– Ну, насчёт помнить, это для меня уже… привычная ситуация, – рассмеялся Неамид. – Поначалу выводило из себя порой, но свыкся. Ты не виноват, никто не виноват. Это такое свойство снов. Они не откладываются в памяти. Мне не трудно будет и напомнить тебе данное предложение ещё раз десять в следующих снах. А насчёт неправильно заставлять колдовать… Что если нападут на неё? На фею твою? Подумай. Коли защитник буду я, нападающим сильно не повезёт, это я тебе гарантирую. Даже если их будет две дюжины. А она почти гарантированно останется невредима.
– Я очень крепко подумаю над вашим предложением. Если вспомню, – пообещал Рун. – И я не знаю, может ли такое Лала, менять сознание. Но я подумаю. Большая честь. Огромная. Спасибо.
– Да ерунда, – добродушно отмахнулся Неамид. – В общем, сегодня даю тебе отдых. Это что-то новое, правда? Наслаждайся. Можешь посмотреть тут всё, пробродить. Это настоящий монастырь боевых искусств. Я его таким помню, я в нём был.
– Здорово! Жаль, я забуду это. Но всё равно интересно, страх как, – восхитился Рун. – Спасибо, учитель.