Пороховой закат

– Жена, – ответил Кучер. – Но она давно умерла. Значит, дети, чей возраст уже позволяет управлять кланом.

– В точку!

– Избавиться от всех ближайших родственников, – подхватил Старовойтов.

– Устроить пожар, – заявил Мастер. – В доме нашего врага также могут оказаться важные бумаги, которые тоже следует уничтожить вместе с ними. Это даст нам фору.

Все трое опустили головы, понимая необходимость этих жестоких мер, Мастер же решительно подвёл итог разговора:

– Времени ждать у нас больше нет! Дом сжечь, всех, кто там будет, уничтожить. Сделать это надо немедленно! Прямо сейчас! Кто знает, какой ход они могут предпринять, пока мы медлим…

День показался Порохову таким ярким, но в то же время необычайно тяжёлым, когда он, засунув руки в карманы, направлялся один к тому большому поместью, чья судьба была уже предрешена. Он проехал большую часть дороги в экипаже, но, чтобы привлекать меньше внимания, вышел из него, когда на горизонте показалась крыша этого великолепного здания, чьи масштабы и архитектурные ухищрения заставляли любого наблюдателя сомневаться, что оно принадлежит этому миру, существует среди его бескрайних просторов и может откликнуться на прикосновения пальцев физическими ощущениями. Первой же реакцией Виктора от взгляда на размах этого строения было недоумение от того, что теперь кто-то может позволить себе такие особняки, но это удивление быстро прошло, когда он вспомнил, с кем имеет дело. Поэтому его следующей мыслью стали расчёты того, что можно было бы сделать во благо страны за те деньги.

Трое друзей решили действовать по старому плану: Виктор должен был усыпить внимание цели и впустить Кучера и Старовойтова в дом, которые сейчас либо ехали за динамитом, либо уже направлялись сюда вместе с ним, чтобы те без лишнего шума могли попасть внутрь и заняться его установкой. Такую расстановку сил в своей компании они придумали уже давно, и каждый был ею доволен. С обязанностями Порохова не мог справиться ни Кучер, которого их враги знали в лицо, из-за чего ему лучше было вообще не показываться, ни Старовойтов, который не мог похвастаться таким искусным умением вводить собеседников в состояние транса своими разговорами и усыплять их внимание, как сам Виктор. Поэтому он и появлялся всегда первый.

Теперь же Порохов шёл по ухабистой дороге и пытался придумать историю, которая бы могла оправдать его столь неожиданный визит. Вариант с тем, что его экипаж поломался неподалеку от их дома, казался ему самым простым, а значит, требующим меньше разъяснений и излишней усердности в актёрских потугах.

Стараясь привлекать меньше внимания, он достиг больших дверей, довершающих картину узорных стен, много веков простоявших в нерушимом спокойствии, которому пришло время быть нарушенным.

Вокруг поместья не было никого, кто мог бы его встретить. Всюду правила пустота, как и в самом доме, где в последнее время было слишком тихо, что хоть и радовало пожилую служанку, плохо переносившую прошлую суматоху, царившую в этих стенах, но и немного раздражало оттого, что дом теперь казался ей мёртвым. Она с самого утра пыталась найти себе занятие, чтобы избавиться от тоски, нависшей над всеми после гибели их господина, поэтому, когда раздался треск дверного колокольчика, она как раз проходила мимо, держа в руках небольшой старый мешок, но теперь была вынуждена встретить нежданного гостя. Она поспешно, насколько позволяли ей её больные ноги, подошла к двери, открыв которую, увидела самого обычного молодого человека, попавшего, как ей показалось, в какую-то наинеприятнейшую ситуацию. Такой неожиданный визит явно не обрадовал её, поэтому она сначала молча тяжёлым взглядом осмотрела Порохова, после чего выпалила:

– Чем могу быть полезна, сударь?

Порохов поприветствовал её и поспешно начал объяснять, что его карета упала в кювет и перевернулась неподалёку от этого дома, что он хотел бы просить у них помощи, если это, конечно, не будет их сильно утруждать. Старуха молча выслушала его, после чего пригласила войти, сказав, что позовёт госпожу, которая, должно быть, разбирает бумаги, нахлынувшие на неё после недавних трагических событий.

Проследив за ней и удостоверившись, что та, поднявшись по большой мраморной лестнице, исчезла где-то в недрах дома, Порохов, сложив руки в карманы, стал расхаживать вдоль стен, рассматривая живописные картины.

Они висели прямо на уровне его глаз и были хорошо освещены льющимся с улицы светом, отчего никаких сложностей в их изучении не было, но, несмотря на все удобства для наслаждений ими, они были просто неподвластны его восприятию. Одни из них были красивы и привычны глазу, но чаще всего его взору представали неописуемые простым человеческим языком полотна. Так они сменялись одно другим, пока Виктор не достиг нечта, затмевающего все предыдущие странные, как ему показалось, неряшливые рисунки. Это заставило его на секунду онеметь от неспособности его мозга осознать увиденное. Он пододвинулся ближе, чтобы всё лучше рассмотреть, но картина словно расступилась перед его взором, он сделал пару шагов назад – и это всё превратилось в какую-то кашу.

Порохов, забывшись, хотел было взять это полотно в руки, чтобы покрутить, как вдруг услышал чей-то грустный, но звонкий голос:

– Вам нравится авангард?

Эти слова хоть и были достаточно громкими, однако не сумели сразу разбудить оглушённое сознание Порохова, который, уже успев потянуться к нечеловеческому изображению, всё же опомнился и, приготовившись словесно наброситься на ничего не подозревающую жертву, медленно повернулся к источнику этого голоса, но тут же оказалось, что это набросились на него…

Оцепенев от резко разгоревшегося в его груди непереносимого ужаса, потерявший контроль даже над своим дыханием Виктор отчаянно боролся с тревожным и почти смертельным осознанием того, что женщина, стоящая на одной из ступенек белоснежной мраморной лестницы и одетая в чёрное траурное платье, которая произнесла эти привлекающие внимание слова, была той самой прекрасной незнакомкой, замеченной им на перроне пробуждающегося вокзала.

Глава 5. Чёрные маски

Из всех возможных неприятностей, поджидавших Порохова в этот день, самый большой удар ему решил нанести именно такой исход событий. Он, неуклонно превращаясь в ледяной камень, всё так же молча стоял среди невразумительных для его мозга картин, вцепившись взглядом в молодую девушку, призраком поселившуюся внутри его помрачённого разума. С того самого утра, когда он, стоя на перроне, заметил её в толпе, Виктор пытался бороться с этим опьяняющим образом, надеялся выкинуть её из головы и забыться в рутине своей опасной для жизни повседневности, но теперь она стояла здесь. Стояла перед ним. В паре метров. И его глаза не врали! Хоть он им не верил. Но, несмотря на всю иллюзорную видимость реальности, сложно было отрицать, что это именно та девушка возвышалась над полом на высоте нескольких мраморных ступенек и теперь уже медленно спускалась, словно небесный обитатель, приходящий в земной мир, всем видом показывая своё нетленное спокойствие, но в этой уверенной и твёрдой походке можно было заметить неуклюжую робость, сковавшую этот парящий силуэт.

Он нашёл её! Но в каких обстоятельствах…

– Сколько же чёрту заплатили за такую злую шутку? – пробудившись от оцепенения, безнадёжно прошептал Виктор.

Облачённая в чёрное платье, она на секунду замерла, явно пытаясь понять, что промямлил этот нежданный гость, после чего продолжила свой ход, словно ничего подобного и не произошло.

Вновь овладев своим телом, Порохов осторожно поклонился, словно боялся спугнуть лучи света с её хрупких плеч, затем выпрямился и, попытавшись хоть как-то успокоиться, начал было вновь объяснять причину своего визита, но тут же осознал, что все мысли разбежались от него, спрятавшись где-то в оглушающем стуке его взволнованного сердца.

Он начал судорожно рыскать в воспоминаниях, прорываясь сквозь эту толщу несвоевременного забвения, а девушка тем временем уже успела достичь пола и теперь направлялась к нему. В этот момент Порохов заметил, что она что-то ему говорит, но эти слова пролетали мимо его ушей, что ввело его в ещё больший испуг, из-за чего он, дрогнув всем телом, стал хвататься резко очнувшимся слухом за все звуки, но успел расслышать лишь последние слова:

– …можно кого-нибудь?

– Что? – вдруг выпалил он.

Девушка недоумевающе посмотрела на гостя, словно не верила своим ушам, что тот не мог не заметить, после чего, выпрямившись, попытался исправить положение:

– Извините, я забыл представиться! Порохов Виктор Алексеевич.

Но он тут же осознал, что, выдав своё настоящее имя, подставил под опасность весь орден, мысль о чем вновь заманила его сознание в размышления.

– …но меня чаще называют просто Лили, – снова вырвали его в реальный мир слова девушки.

Порохов, внезапно погрузившись в размышления, не услышал ни её фамилии, ни отчества, поэтому мог только догадываться, почему она здесь. Но её причастность к этому клану теперь была очевидна. Он, слегка напрягшись, глубоко вздохнул, надеясь полностью пробудиться и разогнать ещё пульсирующее в венах волнение.

– Лили, – повторил Виктор. – На французский манер?

Стоящая рядом с ним девушка заметно смутилась и кивнула головой.

– Лили, прошу меня извинить за мой незапланированный визит, но у меня есть важное дело, которое мне надо обсудить с владельцами этого дома.

Виктор сказал это, сам того не ожидая. Он надеялся в её ответе уловить хоть какой-то намёк на причину её присутствия здесь, в доме, который был уже вычеркнут из списка тех, кому разрешено влачить своё существование, хотя, если учесть роскошь этих стен, определение списка к нему вовсе не подходило.

– Я думала, что у вас проблема с экипажем, – спокойным голосом произнесла Лили.

Тут Порохов вспомнил изначальное оправдание своего визита, но пути назад уже не было, поэтому он уверенно настоял на своём:

– Я не хотел, чтобы посторонние знали об истинной цели моего прихода сюда, но мне крайне необходимо поговорить. Это важно!

– Теперь я хозяйка этого дома, поэтому вы можете обсудить всё со мной.

Эти слова вновь ошарашили Виктора, который, теперь уже боясь услышать следующий ответ, робко спросил:

– Я не совсем понимаю, почему?

Девушка, умоляюще посмотрев на него, опустила взгляд, словно пытаясь скрыть слёзы, и тихим голосом произнесла:

– Моего отца нашли мёртвым в парке пару дней назад… Теперь этот дом мой.

Тут же после этих слов Виктор, схватившись за голову, оставил всякую надежду. Он был разорван на клочки. А в голове витала лишь одна терзающая душу мысль: «Как же такое может быть?».

Послышался глубокий вздох Лили, и она вновь подняла голову, украшенную благородным спокойствием, ожидая дальнейшей реакции этого странного гостя, но Виктор же был окончательно раздавлен. Казалось, что девушка, недавно потерявшая отца от рук человека, стоявшего теперь перед ней, была вовсе не удивлена его визиту. Она уже привыкла, что её отец как-то был связан со многими людьми, которые часто навещали его здесь. Они всегда появлялись неожиданно. Лили не замечала ни их прихода, ни того, как они покидали этот дом. Ей казалось, что эти странные существа появлялись из ниоткуда, а после просто растворялись в воздухе. И в какой-то момент незаметно для самой Лили она просто перестала обращать на них внимание, но и по сей день во снах её преследовала первая встреча с ними, причиной которой стала смерть одного из её самых близких людей. В момент, когда ещё совсем юная Лили зашла в спальню своих родителей, её здесь ждали меньше всего…

Тогда, подойдя к двери, она услышала чьи-то довольно грубые голоса, разобрать которые в этом общем потоке речи было невозможно, но это лишь ещё сильнее разожгло её интерес, порождённый странным поведением всех домочадцев, которых она встречала по пути сюда, проходя через длинные коридоры и залы их родового поместья, казавшегося ей огромным лабиринтом.

На момент остановившись, она прислушалась, боясь своим приходом отвлечь тех, кто был по ту сторону, от важных дел, но желание встретиться с матушкой, которая почему-то пропустила утреннюю прогулку, из-за чего ей пришлось гулять одной с няней, пересилило её опасения. Лили робко отворила тяжёлую деревянную дверь и, сделав неуверенный шаг, заглянула внутрь комнаты, где, склонившись над кроватью, плотным строем стояли какие-то люди и полушёпотом, который, сливаясь воедино из уст нескольких говорящих, превращался в жуткий гул, что-то обсуждали. В другом углу комнаты на старинном стуле возле большой картины с бушующими волнами, готовящимися наброситься на одинокий плот, сидел, вцепившись обеими руками в своё измученное лицо, её отец, явно не обращавший внимания ни на странных людей, окруживших кровать, ни на уже успевшую войти в комнату дочь.

Эта картина, которая представилась Лили в спальне её родителей, по накалу своей трагичности казалась ей театральным представлением, устроенным по каким-то неведомым причинам в столь необычном месте, что даже задело её чувства от осознания, что её мама предпочла эти игры вместо их ставшей уже традицией утренней прогулки по саду. И, не желая оставаться в стороне, она бросилась к кровати, чтобы тоже стать частью необычной постановки, но не успела Лили взобраться на одеяло, как кто-то крепко схватил её за платьице прямо в полёте и медленно потащил назад.

Выкрутившись так, чтобы можно было разглядеть своего похитителя, она увидела грустный, но твёрдый силуэт отца, тащившего её обратно к выходу. Лили тут же начала брыкаться и вопить, но, заметив его строгий взгляд, от которого даже другие находившиеся здесь люди стихли, ей пришлось повиноваться и повиснуть в его руке. Тогда, чтобы облегчить себе задачу, он поднял её и закинул на плечо, видимо, желая поскорей выставить дочь за дверь. Но перед тем как окончательно раствориться за пределами родительской спальни, Лили кинула обиженный взгляд на кровать и поняла, что у отца были причины не пускать её сюда… Неподвижное тело матери лежало под тяжёлым слоем одеял, которые больше не могли согреть её, несмотря на все бесчисленные попытки. Посиневшая кожа сливалась с цветом каких-то странных камешков, которые лежали на её закрытых веках, а губы были слегка приоткрыты, словно она всё ещё пыталась что-то сказать своей дочери, исчезающей за деревянной дверью.

Отец вынес юную нарушительницу мёртвого спокойствия её матери из комнаты, закрыв за собой дверь, и опустил дочь на пол прямо возле неё.

– Лили, – тихим голосом произнёс он, присаживаясь перед ней на колени, после чего сделал паузу, пытаясь подыскать слова, чтобы объясниться, не задев её чувств, – я не хотел, чтобы ты вот так узнала о том, что произошло… Не так резко. Но теперь ты всё увидела своими глазами…

Он снова замолчал, смотря в лицо дочери, после чего резко опустил взгляд, взъерошивая им пол. Казалось, что он и сам не хотел признавать то, что произошло, из-за чего те слова, которые он теперь должен был произносить, воспринимались им самим же не соответствующими реальности, но иных вариантов у него не было.

– Я тебе обещаю, что эта смерть не останется без отмщения, – продолжил он, всё так же смотря вниз, но вдруг резко вновь устремил взгляд на Лили. – Во всём виноваты те, кто вместо того, чтобы выполнять свои прямые обязанности, возложенные на их плечи самой историей, думают лишь о своей выгоде. И раньше все мучения её… наши… были из-за них. Но я не думал, что всё дойдёт до такого…

Он схватил свою дочь, не умевшую ещё реагировать на такие повороты судьбы, отчего стоявшую без движения с глазами, плывущими в безмолвных слезах, за плечи и пододвинул ближе к себе.

– Придёт время, и всё изменится! Но сейчас у нас есть враги, которые, может, пока и не знают о нашем существовании, но, как только мы начнём действовать, попытаются сделать всё, чтобы помешать нам… Мы не предоставим им такого шанса. Только не теперь!

Тут он снова замолчал, убедившись, что Лили внимательно ждёт его последующих слов, и уверенным тихим голосом заявил:

– Но когда придёт время, ты должна быть готова!

– К чему? – раздался дрожащий детский голосок.

Отец Лили сжал губы, думая, что ответить, но вдруг произнёс:

– Тебе пока рано это знать.

Он отвёл взгляд в сторону и, заметив скользящую по коридору служанку, подозвал её, приказав забрать Лили, которая всё так же бездвижно пыталась заплакать, но была слишком напугана даже для этого, и отвести в её комнату. Она взяла за ослабевшую ручку юную дочь человека, который теперь, несмотря на жгучую боль внутри себя, был уверен в своих планах как никогда раньше, и, подбадривая её, поспешила выполнить полученный приказ.

Весь оставшийся день Лили провела в своей комнате, куда ей приносили еду, что теперь никто не осуждал, как раньше, ведь всем было попросту не до этого. Однако ближе к вечеру, сидя возле окна, она стала замечать экипажи, подъезжавшие прямо к дверям её дома, откуда выходили странные мужчины и женщины в чёрных костюмах и платьях. Она пыталась вглядеться в их лица, чтобы понять, кто это, но казалось, что их попросту нет, или они надёжно скрывались под головными уборами. Во двор один за другим заезжали конные экипажи и, перед тем как вновь раствориться где-то в глубине нависшего среди деревьев тумана, высаживали безликие силуэты, похожие больше на тени, нескончаемый поток которых просачивался в стены её дома, казалось, заполняя его до краёв, что должно было породить оглушающий гул взрослых речей. Но Лили не слышала даже малейшего намёка на это. Дом растворялся в тишине, нарушаемой лишь стуком копыт лошадей, погоняемых сидевшими на козлах кучерами. Лили казалось, что это родное для неё здание поедало эти столь чужие сущности.

Разъедаемая неукротимым интересом, она вытерла полусухие слёзы с побелевших щёк и неуклюже побежала к двери, которая, к её удивлению, оказалась закрытой. Такого никогда ранее не случалось, поэтому Лили начала было её дёргать, как тут же эти потуги сменились ярыми ударами маленьких кулачков. Она не могла оставаться здесь. За весь день, проведённый в этой просторной, но в этот момент показавшейся безумно мрачной комнате, она успела достичь состояния, когда любое препятствие начинало душить её, поэтому больше не могла стерпеть границ, которые бы останавливали её. Лили молотила по двери так, что даже крики с мольбами выпустить её заглушались в этом хаосе ударов.

Вдруг откуда-то из внешнего мира, ограждённого от неё этой неприступной дверью, раздался успокаивающий голос гувернантки, словно пытающийся ослабить её пыл и незаметно усыпить:

– Что такое, дорогая? Зачем же ты так стучишь?

– Откройте мне дверь! – выкрикнула Лили.

– Зачем же это? Ты приляг, отдохни.

– Я хочу выйти!

– Но ты отдохни. Пока. Тебе надо отдохнуть. До кушанья ещё рано, а аппетит не стоит перебивать гулянием по дому.

Лили отпрянула от двери, молча уставившись на неё, словно увидела там призрака, и вдруг тихо прошептала:

– Да и вы же от меня что-то скрываете…

Просидев весь день, никуда не выходя и ни на что не отвлекаясь, она с ужасом для себя обнаружила, что, как бы много отец ей ни наговорил, когда пытался увести её от матери, ничего конкретного он ей так и не сказал. После его слов появилось лишь больше вопросов, чем ответов. Ей казалось, что он что-то пытался скрыть от неё. А теперь ещё и гувернантка, которая всегда казалась ей самой открытой и дружелюбной.

– Что ты сказала, дорогая? – вновь раздался голос за дверью.

Лили должна была узнать, что скрывала от неё эта дверь. Она чувствовала, что снаружи происходит нечто важное, от чего её хотят отгородить, и даже теперь, когда внизу творится что-то страшно интересное, её не выпустят из этого заточения.

Она затрясла головой, словно гувернантка видела её сквозь дверь, и крикнула:

– Нет, ничего.

В ответ послышались усердные нравоучения, но внимание Лили уже растеклось по комнате, оставив слова её няни в распоряжении тишины.

Скользящий взгляд искал любую возможность покинуть комнату, но единственным выходом показалось окно, прямо за которым располагалась просторная терраса с плетёной решётчатой стеной по одной стороне, с помощью которой можно было легко спуститься вниз. Осознав это, Лили незамедлительно приступила к рискованному побегу. Она аккуратно перескочила через открытое окно и очутилась на скользкой крыше, слезая с которой, надеялась лишь на то, что гувернантка не зайдёт к ней в комнату и не обнаружит пропажу – её же тогда хватит удар! Ловко миновав высоту второго этажа, Лили ступила на холодную землю своими туфельками, почувствовав вечерний морозец, который охватил её, застав врасплох, из-за чего та обняла себя обеими руками и стремительно побежала вокруг дома, надеясь незаметно прошмыгнуть через задний вход, что, стоит заметить, ей удалось без особого труда.

Стараясь не издать ни единого звука, она аккуратно прикрыла дверь, которую в это время всегда оставлял незапертой старый садовник, чтобы, отправляясь на вечерний обход, не идти за ключами через весь дом, и небольшими шажками отправилась обследовать первый этаж.

С каждым шагом Лили прислушивалась, боясь пропустить хоть один признак того, что здесь кто-то есть, но никаких результатов это не дало. Так она обошла все залы, заглянула во все кабинеты и комнаты, проверила все коридоры, но не смогла найти ни единой зацепки. Однако, даже не думая отчаиваться, ведь она видела своими глазами, что толпы людей проходили внутрь дома через главный вход, Лили вновь проделала этот путь, но теперь уже не опасаясь быть замеченной, из-за чего робкие шажки сменились раскатистым бегом, заметно ускорившим поиски. Но отчаяние с каждой очередной комнатой всё ближе подкрадывалось к её уже начавшей остывать голове. После ещё одной провалившейся попытки она хотела пойти на третий круг, хотя, преодолев лишь несколько больших комнат, решила осмотреть и второй этаж, куда боялась прежде идти, так как знала, что там где-то сидит её гувернантка. Однако спустя долгие попытки найти хоть кого-нибудь она уже не хотела просто так сдаваться, ведь не могло быть такого, чтобы все эти люди просто испарились.

Лили, вновь обретя дар осторожности, прокралась по широкой мраморной лестнице вверх и, медленно вырастая над последней ступенькой, старалась прислушаться. Но тишина настигла её и на втором этаже. Пригнувшись настолько, что руками могла ощущать излучаемую полом прохладу, она обследовала ещё несколько комнат. И всё-таки дальше идти Лили не решилась, боясь быть обнаруженной гувернанткой, что сидела посреди коридора и внимательно читала какую-то книгу, время от времени мельком кидая взгляд на дверь спальни, которая уже давно пустует.

В попытке, понадеявшись на удачу, проскочить незамеченной мимо неё больше не было никакого смысла, ведь тишина, охватившая стены дома, была уже более чем очевидна. Поэтому, сделав глубокий вздох, Лили должна была признать, что дома никого, кроме неё, гувернантки и пары служанок, не было. Она всё так же аккуратно вернулась к лестнице и присела на одну из белоснежных ступенек, после чего обвела взглядом пространство и, несмотря на всю странность ситуации, вдруг осознала, что чувствует себя здесь в безопасности. Ей казалось, что этот дом всегда защитит её, что бы ни произошло. И никто посторонний здесь не сможет причинить ей боль. Хоть это родное для неё здание и таило множество тайн, к бесконечному списку которых прибавилась теперь ещё и пропажа стольких странных людей.

Смирившись с неудачей, Лили свесила голову над бесконечной пропастью лестницы, но тут же её размышления нарушил грохот двери, которая отворилась перед новой волной гостей, отчего юная сыщица резко подскочила и, не желая быть замеченной, быстро взбежала по лестнице и скрылась за углом.

Она прижалась к стене, испуганным взглядом бегая в пространстве, не находя в себе сил выглянуть, чтобы разглядеть тех, кто так неожиданно прервал её едва успевшие начаться размышления. Страх овладел её телом, но когда сквозь оцепенение до её слуха донёсся удаляющийся звук шагов, она, несмотря на тряску в ногах, сумела найти в себе силы, чтобы расстаться с холодной стеной. Вынырнув из-за угла, она всмотрелась во мрак первого этажа, но ей удалось разглядеть лишь спины трёх взрослых мужчин, чьи невидимые головы оказались скрыты под капюшонами. Неразборчиво беседуя о чём-то, они были больше похожи на шипящих змей, чья тихая речь не поддавалась расшифровке. Так, разбавляя пустоту коридоров холодом своих одеяний, они направлялись в восточное крыло дома, не замечая, что охваченная небывалым напором любопытства и страха Лили уже начала следить за ними, тихо шагая по пятам.

Трое мужчин шли через весь дом, минуя двери комнат, которые ещё недавно безрезультатно осматривала девочка, теперь пристально следящая за ними, надеясь обнаружить толпу странных людей. Лили пряталась за выступами, за шкафами, комодами, но как только её жертвы скрывались за очередным поворотом, она выскакивала и, не оглядываясь по сторонам, бежала в ту сторону, где только что их видела. Угол за углом, поворот за поворотом, пока три человека в капюшонах не зашли в зал, находящийся в самом конце коридора. Они захлопнули за собой двери, а Лили, не понимая, как она могла совсем недавно заглядывать в это помещение и не видеть целую толпу собравшихся здесь гостей, побежала следом.

Миновав небольшое расстояние, разделяющее её и разгадку этой тайны, она прижалась к большой деревянной двери, пытаясь услышать, о чем говорят те, кто находится по ту сторону, но, как и раньше, её оглушал лишь звон тишины и её собственное взвинченное от нетерпения разобраться во всём дыхание. Совсем сбитая с толку, она аккуратно приоткрыла дверь, надеясь увидеть сквозь щель стоявшую молча толпу, но просторная комната оказалась пуста.

Никакого намёка на жизнь, кроме юной Лили, которая, осмелев, уже полностью зашла в этот зал. Пустота. Это можно было бы считать магией, если только не представить, что все гости спрятались в одной из тех катакомб, к строительству которых так скрупулёзно относились её отец и дед. Мысль о подземных коридорах пришла Лили в голову совершенно случайно, когда она, усевшись в кресло, стала рассматривать стены и вспомнила, что где-то здесь раньше была ещё одна дверь, которая, похоже, теперь была надёжно спрятана, отчего, получив надежду на разгадку этой тайны, она быстро соскочила на пол и принялась рыскать руками по стенам, где, как ей казалось, она видела раньше этот тайный проход. Но, не успев приступить к разгадке этой головоломки, она услышала, как со двора вновь стал доноситься стук копыт, предвещавший скорый приход новых гостей, которые точно так же исчезнут где-то среди этого мистического пространства.

Подгоняемая нарастающими звуками, Лили начала судорожно лапать стены, проводя руками по всем выступам, пытаясь нажать на все, что попадалось ей, но громкие шаги после короткого затишья вновь послышались. И достаточно близко. Отчего ей пришлось спрятаться за большим креслом, стоящим в самом углу, которое могло бы помешать ей укрыться, будь Лили хоть чуточку больше, но её детский рост как нельзя лучше способствовал маскировке. Это было очень кстати, ведь в тот самый момент, когда она удобно устроилась в своём укрытии, в зал вошло несколько человек, силуэты которых ей было сложно разглядеть ввиду того, что весь возможный обзор был ограничен узкой щелью между креслом и полом.

Они говорили тихо, едва уловимо, словно боялись разбудить эти стены. Компания остановилась напротив одного из книжных шкафов, затем раздался громкий треск, и люди, вошедшие в комнату, погрузились в открывшуюся перед ними тьму, которая тут же поглотила и Лили, со всех ног забежавшую за ними в тайный проход, пока тот вновь не закрылся.

«Зачем же я сюда пошла?» – раздалось у неё в голове, когда свет, исходящий из оставшейся позади комнаты, пропал за хлопнувшей дверью, но пути назад уже не было. Осталось только поддаться своей злобной судьбе, скрывшейся посреди этой тьмы.

Лишившейся возможности использовать своё острое зрение Лили пришлось на ощупь прорываться сквозь непроглядную тьму холодного коридора, ведущего в неизвестном направлении, где она раньше никогда не была, даже когда эти подземелья только строились. Её сюда просто не пускали, поэтому теперь в ней боролись страх и желание увидеть то, что спрятано среди этих тайных ходов. Но, не зная, стоит ли вмешиваться в дела взрослых, она остановилась, мысленно пытаясь внести хоть какую-то ясность в то, что происходит. Мысль о том, что этот поход может плохо кончиться не только для неё, но и для её отца, если что-то пойдёт не так, заставила её вспомнить, насколько уютна была её комната, где ещё совсем недавно она сидела возле окна и наблюдала за приезжими экипажами. Ей вдруг захотелось вновь оказаться там, ограждённой от всех опасностей за надёжно закрытой дверью. В этот миг она ощутила, что слёзы снова стали смачивать её высохшие от страха неизвестности щёки, а ноги, едва трясущиеся от холода, начали слегка подкашиваться, словно превращаясь в нежную вату.

Лили почувствовала, что её голова начала кружиться, и хотела было присесть на пол, но вдруг услышала знакомый громкий треск и тихие голоса, отчего тут же резко вскочила, боясь оказаться замеченной, и бросилась куда-то дальше во тьму, которую стал небрежно разъедать зажжённый новой партией гостей факел. Она бежала, спотыкаясь и ударяясь о выступы, настигающие её из пола и стен. Обнаруживая руками в темноте широкие проёмы в стенах, она тут же бросалась в них, стараясь не пропустить ни одно ответвление от основного коридора. Ей хотелось спрятаться подальше от тех людей, но она и сама не понимала, осознаёт ли, что, укрываясь от них, всё глубже уходила в тёмные катакомбы. Вскоре она оказалась в помещении, не имеющем ни начала, ни конца, ни стен, ни, казалось, даже потолка. Однако пол теперь стал уходить куда-то вниз под сильным наклоном, из-за чего Лили пришлось чуть ли не прижиматься к нему, чтобы не упасть. Иногда она натыкалась на взявшиеся из ниоткуда лестницы, но затем оказывалась во всё таких же странных помещениях с сильным наклоном. Благо, поверхность пола была здесь достаточно шершавой, чтобы не соскользнуть вниз.

Темнотой был полностью пропитан тяжёлый воздух, скрипящий в сдавленных от страха лёгких. Казалось, что выхода отсюда не было, отчего каждому, кто забредёт так далеко, суждено было стать частью этой сковывающей тьмы, порабощающей разум и усыпляющей чувства, чтобы жертва просто смирилась со своей судьбой.

Каждый новый переход из коридора в коридор уводил Лили всё глубже вниз, а она всё шагала вперёд, ругая себя за то, что вот так просто решила пойти наперекор отцу, который явно не хотел, чтобы она покидала свою комнату в этот вечер, и стараясь смириться с неизбежным. Но надежда вновь разгорелась внутри неё, когда она увидела в конце очередного тоннеля яркий луч света, пробивающийся сквозь какое-то окно в полу. Желая покончить со своим путешествием, она, вытерев слёзы, бросилась к нему, но поверхность этого прохода оказалась настолько скользкой, что уже через какое-то мгновение после своего рывка та кубарем летела вниз, раздирая кожу в кровь, отчего и без того уставшие ноги теперь ныли от нестерпимой боли, впивающейся лезвием в сдавленные под весом всего тела кости.