У бравого парня даже сил прибавилось бежать дальше, и атлет не сбавлял темп. Жаль, никто из его друзей не увидел настолько вертких и невероятных выкрутасов ловкача. Тут всего один промах, всего одна ошибка могла стоить авантюристу жизни. Но Тальвер не подвёл себя. В ответственный момент он показал высший класс человеческих возможностей, утерев носы своим неприятелям. И что наиболее удивительное, так это то, как просто и спонтанно у него всё это вышло.

Тогда Тальверу сразу подумалось о том, кем он теперь выглядит в глазах неудачливых жрецов? Уж не стали ли они вновь отождествлять его с неким неведанным божеством? Правда, этот бог зачем-то от них утекает, вместо того чтобы надрать им задницы…

Последняя идея, к слову, понравилась космонавту. И тот, будучи в порыве искреннего восторга и безудержной радости, на всех скоростях вынырнул из лесной зоны на открытое пространство…

– Так вот! Никому не поймать онимбийца Тальвера! – Восклицал рекордсмен по всем показателям, включающим быстроту и выносливость, подпрыгивая высоко от радости и восхищения.

Свою задачу счастливчик исполнил и красиво, и расчетливо. Мало того, что он оторвался от своих врагов, так и тех уже было не видать.

Но в то же время перед глазами авантюриста предстало иное зрелище…

Совсем недалеко впереди, достаточно низко над землей парило жуткое создание. В один момент оно издало тоскливый крик. Пока смельчак успел сообразить, в чём дело, тварь успела приблизиться не на шутку.

– Аааа! – Тальвер вскрикнул от страха не своим голосом и бросился в обратную сторону. Монстр ещё не успел пристать к Тальверу на расстояние хотя бы в десять метров, а тому через пару секунд уже казалось, что злобная зверушка прямо-таки дышит ему в спину, из-за чего ноги несли атлета ещё быстрее.

– Назад! Назад! – Громогласно прокричал Тальвер набегу искавшим его души, совсем позабыв про то, что те грезили о смерти небесного принца. Так вот бывает, когда враги сталкиваются с одним общим врагом, они невольно станут друзьями. Тальвер об этом в сей критической ситуации и не помыслил, но принцип сработал. Неумолимые на первый взгляд жрецы совсем позабыли про свои намерения, едва заприметив впереди страшную рептилию. Чисто интуитивно они послушались совета онимбийца и сами бросились врассыпную.

Тальвер и не знал, о чём думать и что предпринять. Зловещее вскрикивание лютой чудо-птицы каждые четыре-пять секунд заставляли организм Тальвера включать в себе все механизмы, способствующие быстрейшему бегу. Помимо известного адреналина на ум космонавту пришли все нюансы скоростного движения ногами по земле. С тем учетом, что находился герой на открытой местности, все эти навыки сталось самое время применить. Руки вдоль туловища, причём так, чтобы одно их быстрое движение ускоряло бег; шаги как можно длиннее; туловище под углом в тридцать градусов. Всей этой техникой боец владел отлично и потому на короткие дистанции справлялся вполне неплохо несмотря на то, что основной его конёк всегда составляла выносливость, а не скорость. Конечно же, Тальвер сейчас нисколько не заморачивался по этому поводу, потому что спасти его всё равно могло только чудо.

Выкрики рептилии становились всё громче и яростнее. В какой-то момент Тальвер начал выдыхаться; резонно, когда бойцу приходилось ещё до появления птеродактиля спасаться от тех самых людей, которые в данный момент сами сверкают пятками, улепетывая от чудовища. Будет хорошо, если воин-одиночка сумеет как-то влиться в общую толпу; тогда шансов на выживание станет в разы больше. Тальвер по ходу дела пытался собрать себя в кучу и придумать какой-нибудь план. Но, как бы то ни было печально, ни одна здравая мысль не просияла в голове до сих пор живого человека. А тем временем монстр всё приближался и приближался. Почувствовав спиной лёгкое дуновение ветра от крыльев смерти во плоти, Тальвер уже приготовился прощаться с жизнью; душа героя так и упала в пятки от последнего леденящего кровь голосового позыва твари.

Будто по провидению, или же просто по невероятному везению, Тальвер… споткнулся. Как ни странно, а именно это спасло его от ужасной гибели. Едва боец пришёл в себя, открыв зажмуренные глаза, перед внутренним взором которых уже успела пролететь вся жизнь, как тварь, за секунду до того по инерции промчавшись мимо удальца, развернулась по направлению к везучему парню.

– НЕТ! – Только и выпалил обнадеженный и уже снова чуть не разочаровавшийся во всём Тальвер, как, ощутив под своей рукой довольно надежный и увесистый камень, сразу сообразил, какой потрясающий шанс ему дарован.

Эффект вышел весьма зрелищным. Булыжник пришёлся прямо по уродливой башке, и тварюга сбилась с курса.

– На! – Выпалил Тальвер с мужеским хрипом, возрадовавшись такому идеальному броску. И тут ловкача посетила мгновенная идея, и в сию же секунду укротитель попытался исполнить совершенно невероятное и уму непостижимое: Тальвер бросился к приходившей в себя налету бестии и, подпрыгнув с варварским зверством, врезал той с размаху кулаком по челюсти. Глухой урчащий звук душевного гнета из гортани неудачливого крылатого существа ознаменовал это изящное действие. Приподняв от неожиданности голову вверх, птеродактиль обратил её затем на приземлившегося прыгуна. Отчаянный ловкач тогда, вкусив запах своих способностей, не теряя ни доли секунды, в моментальном прыжке уцепился за клюв хищника.

Последний выпад Тальвера вышел очень действенным. Какой бы сильной и гибкой не являлась шея чарующего своей страшной красотой создания, а под весом здорового парня она согнулась в три погибели, и птеродактиль повалился наземь из-за непреодолимой нагрузки. Тальвер, улыбнулась ему и на этот раз фортуна, залез на хищника сверху и гордо и ловко воссел на укрощенной твари. Поначалу свирепое чудовище начало неистово пищать и судорожно извиваться и брыкаться, пытаясь освободиться от плена новоиспеченного охотника. В какой-то момент наездник чуть было и вправду не слетел с седла, но вовремя ухватился за довольно длинный и надежный рог, так величаво украшавший голову чудо-птицы.

Следующее действие Тальвера вышло неповторимо красивым: импровизированная веревка из тонкой рубашки онимбийца пришлась прямо в рот птерозавру, и на этом закончилось нелегкое и опасное укрощение величавого существа. Теперь мужчина восседал на царственной твари и мог управлять ею, как только душа пожелает.

– Эй! Я завладел тобой, красавица! – Восторженно воскликнул Тальвер, обращаясь к своему новому другу. – Теперь ты будешь питомцем Его Небесного Величества!

Последние слова, произнесённые зычным и громким голосом, дошли до ушей жрецов. Те смотрели на всю произошедшую сцену с большим недоумением прежде всего, наверное, от самих себя, с какого перепугу им вздумалось, что они способны изловить такого ловкого и смелого, такого умного и неуловимого, завораживающего своей бесподобностью если не бога, то явно совсем не простого смертного.

– Кто же он?.. – Тихо произнёс, созерцая величественно восседавшего на крылатой рептилии ангела, Красстихг, едва стоявший на ногах перед дивным зрелищем.

– Тальвер победитель! – Послышался с воздуха новый возглас. – Эй, вы там, внизу! что вы здесь позабыли? Вам ни за что не поймать красавчика Тальвера! – Произнесённая уверенно и выразительно фраза заставила неудачливых человекоубийц почувствовать невыразимый стыд; будто каждое из сказанных небесным принцем слов отражало жалкую сущность и несостоятельность служителей храма как тех, кто кичился своей способностью убивать и миловать, приносить смерть и дарить жизнь; только что произошедшее насовсем подавило в жрецах столь необоснованную, как вышло, самоуверенность. Заключительное утверждение парящего над головами людей в темных одеяниях чудо-всадника прозвучало крайне насмешливо и даже нещадно издевательски:

– Эй, что вы там так взгрустнули? – Съехидничал победитель. – А, вы, должно быть, вспомнили, какие вы жалкие неудачники? Лечите свой склероз, олухи!

– Скле… что? – Непонимающе спросил Фейрон у Талоса.

– Я сам не понял, брат.

– Уху! – Раздалось подытожено радостное восклицание уверенно восседавшего на чудо-питомце её новоиспеченного хозяина. – До встречи, ребята!

С этого момента у Тальвера уже не появятся сомнения относительно своей крутости… Хотя, к чему все эти поверхностные рассуждения? Не лучше ли сказать о том, что герой получил умопомрачительные ощущения от пережитого дня, не лучше ли сказать, что словно новые краски вошли в дыхание широкой груди Тальвера, в коей заключалась буйная и непрестанная в своих обновлениях и преображениях жизнь? Не лучше ли также сказать о том, что герой в последнее время испытывал нечто не то чтобы просто уму непостижимое, но нечто невозможное? Да, вряд ли кому доводилось встретиться с таким ощущением, где есть много оттенков не только привычной радости для любого человека, но и той радости, какую жадно вдыхает в себя обремененный страданиями несчастливец, в коем-то веке узревший жизнь с другой, с совершенно иной её стороны; той радости, какую готов вечно наблюдать в учащенно бьющемся сердце влюбленный (Тальвер таки уже видел, как Фетиль восторженно смотрит на своего рыцаря, восседающего на страшном, но укрощённом им драконе); той радости, которой даже нет никакого разумного объяснения, когда приходит понимание того, что… всё хорошо, всё так, как должно быть.

Жизнь так и бурлила разноцветным, обновленным, очищенным ключом в мужественном сердце неумолимого перед трудностями воина. Тальвер изменился. Он уже совсем не тот, кем был раньше. Если раньше он боялся проблем и бежал от них, то теперь с недавних пор настоящий победитель не мог себе даже позволить сжалиться над каким-либо то ни было врагом, представавшим в виде той или иной помехи и сложности. Онимбийский герой своего времени всё больше и больше начинал осознавать, что те трудности, с которыми он сталкивается, попросту определяют его сущность. Судьба не даст слабаку слишком жестоких и несносных для него испытаний; она проигнорирует того, кто совсем не желает и не старается жить так, как того требует его личное призвание, то предназначение, что уготовано абсолютно для каждого; так жаль, когда слишком многие этого не разумеют! Тальвер же знал такую простую, но такую порой неуловимую истину!

Определённо здорово и прекрасно, когда человек, воспринимающий себя, как хозяина своей жизни, имеет более и менее полезные сведения, могущие привести его к тому, к чему придёт далеко не каждый. «От неведения гибнет народ мой». – Так говорил Господь одному из пророков об израильской нации. К большому и глубокому сожалению, незнание самых элементарных истин о любви, веры и надежды приводит людей к самоубийству; кого-то делает сумасшедшим; кому-то просто не даёт совершить желаемое, пусть это даже не самая заветная мечта, а лишь скромное и не слишком-то громкое или там чересчур нереальное желание. Тальверу пришлось однажды столкнуться с одним и с другим, и с третьим. Только в обратном порядке.

Есть мнение, что эгоизм – корень всех бед и несчастий. Также рассматривается в миру концепция недостатка любви и заботы от родных и окружающих, что может довести человека до неумолимой и беспощадной депрессии, которая, подобно вонючей и смертоносной гнили, жадно пожирает сердце человека, лишая его иногда даже надежды. Нечто подобное произошло некогда с самим Тальвером. Правда, что спасло космонавта, так это то, что слабая искра этой пусть и не слишком мощной, но весьма живучей силы – надежды, которая, как известно, умирает последней, – нашлась в сердце самоубийцы в тот момент, когда тот решился с горем пополам получше заправить свой звездолет, дабы последний в случае чего мог принести космического путешественника на иную планету, где, быть может, как говорят, солнце светит ярче и трава зеленее. Экстремисту повезло: Земля оказалась на пути космического корабля очень кстати.

Милость Божия часто берёт своё, когда иной пусть даже чересчур упрямый человек хотя бы на шаг смиряет себя перед необходимостью сделать что-то иначе, нежели ему то вздумается. Едва ли многие согласятся с утверждениями христиан, которые без всякого сомнения скажут, что милость Вседержителя безгранична, но Тальвера что-то манило и привлекало в некоторых из сих высказываний.

При рождении маленький Тальвер не был посвящен ни в одну из известных на Онимбии религий, одна из которых выше названное христианство. Набожный в определённой мере онимбиец любил сие учение. Единственное, что здесь смущало дотошного до нюансов парня, так это то, что данное верование исключало возможность существования инопланетных рас. Впрочем, последнее не отменяет многие преимущества названного учения перед другими.

Во всяком случае, сейчас голова Тальвера была абсолютно свободна от всех тех назойливых вещей, связанных с мировоззрением и так называемым смыслом жизни, который являлся веками вопросом для многих мыслителей и философов. Как считал Тальвер, принадлежащие данному сословию люди, заморачиваясь на каждой из всевозможных, придуманных ими же проблемах мироздания, в большем своем количестве представляли собой бездельников и бездарей. Сам же Тальвер особенно сильно не переживал, насколько он прав или не прав.

Что ж, свобода мысли и свобода слова – это то, что пропагандировалось в современном мире Онимбии. Поэтому Тальвер, беря от того испорченного общества, в котором он жил, хоть что-то хорошее, никогда не связывал себя чужими мнениями, а особенно не боялся задевать чьи-то ЧУВСТВА, ничем не обоснованные. Какое благо, что и на этот счёт космонавт имел полную волю не заморачиваться. Прохладный ночной воздух обволакивал лицо космического рыцаря, и всё нутро бойца преисполнялось гармонией и спокойствием. Столь дивного мира попадан давно не ощущал в своей душе. Насколько порой парадоксален этот мир! Стоит ему прийти, как человек ощущает себя и способнее на какие бы то ни было дела и свершения, и свободнее для самовыражения, для творчества. Но с другой стороны вместе с этим миром приходит и понимание ответственности. Нет, тут речь не идет о банальных вещах, связанных с определённой профессией или деятельностью, с чем в основном связывалось это слово в умах онимбийцев, среди которых довольно долго пребывал Тальвер. Вопрос в данной ситуации совсем в другом. Это вопрос об отношении к жизни и к предначертанной судьбе. Конечно, человек сам вершит свою судьбу. И всё же если он согласится с её волей, то эту самую вершимую судьбу сделает идеальной и неповторимой. Тут и кроется ответственность. Человек, относящийся безответственно к своему предназначению, в конечном итоге ничего не получит, и выше упомянутого мира, что приходит часто лишь с осознанием правильности выполнения определённой миссии или же просто некоторого нелегкого задания. Тальвер совершил многое из того, что должен был исполнить на сказочной планете Земля. Но путь героя ещё не завершён.

Столь потрясающий полёт на величавой, прелестной царице потухшего вулкана освежил мысли Тальвера и освободил в его душе место для прекрасных мечтаний и вожделений. Странно, но теперешнему землянину уже пришла охота снова стать тем молодым и бравым онимбийцем, как мог видеть себя мужчина в картинах своего прошлого, рассматриваемых как бы сквозь мутное стекло. Что удивительно, но в память попадана проникли те воспоминания, что некогда уже закрылись для внутреннего взора Тальвера; те воспоминания, к коим некогда уж прекратился доступ мыслям и надеждам. И теперь, пересмотренные с совсем иной стороны, где имелось радушное приглашение светлому, доброму, приятному и незабываемому, эти переживания, связанные с не таким уж негативным опытом, представились их хозяину очень значимыми и особенными, и действительно важными. Такой перемене собственных взглядов на те и другие события Тальвер неслабо удивился. Так ему сие впечатление показалось нереальным и совершенно новым.

Желание вернуться на Онимбию по-прежнему давало о себе знать, но отчасти мужчина уже привёл данный план в исполнение. Прежде всего возвращение уже произошло у него в голове. Если страх отпрянул назад перед верой в чудо, то остальное уже дело времени. В сие последнее, по крайней мере, Тальвер верил определённо, пусть не имел той самой веры в чудо. И если и сия первая возродится в сердце героя, то тогда уж бойца ничего не остановит. А пока она имела лишь жалкие отпрыски, но и столь малое возможно превратить в нечто большее, в нечто невообразимое.

Надежда возросла в духе Тальвера, герой открыл для неё двери своего сердца. Пусть и выглядело задуманное предприятие и рискованным, и даже безумным (поскольку двадцать восемь лет назад онимбиец бежал со своей планеты), однако внутренний голос Тальвера побуждал того совершить желаемое. Сильному и мужественному парню стоит только убедиться в правильности данного намерения, и тогда всё разрешится обязательно.

Что нашло на онимбийца тогда? Сейчас это уже не важно. Главное, то что всё может преобразоваться своевременно, остаётся только надеяться и действовать. С таким приподнятым настроем Тальвер направил своего крылатого питомца в сторону окрашенного красными лучами закатывающегося солнца леса. Желанием Тальвера сейчас было найти Фетиль. Где она? Не оплакивает ли она уж своего возлюбленного, заливаясь горькими слезами неведения?

С надеждой в глазах Тальвер всматривался в темное пространство среди затемненных деревьев сонного леса. Летчик в какой-то момент почувствовал невероятное побуждение… в первый раз до его истерзанного сердца дошёл этот внутренний призыв: начать молиться. Поначалу одинокий парень не решался на такое, настолько ему казалось это неестественным и нереальным. Но в конце концов герой смирил себя перед тем, чтобы просто попробовать.

– Боже… Я не знаю, есть Ты, или Тебя нет, но… если Ты слышишь меня, то… Для начала я… попрошу у Тебя прощения, что так бездарно долгое время относился к своей жизни. А что я хотел, чтобы Ты сделал для меня, так это то, чтобы Ты помог мне найти мою драгоценную Фетиль. – У Тальвера на глаза навернулись слёзы. Настолько сейчас испытанное переживание достигло глубины его души. Красавец даже не подозревал о том, что те самые глаза, что в данный момент наполнялись соленой влагой, имевшие в себе дивную атмосферу света и любви, прежде всего и привлекли, и притянули к храброму юноше сердце очаровательной Фетиль. Кто знал, кто из них больше нуждается в другом?

– Я… благодарен Тебе за Твою милость. – Продолжил Тальвер, обращаясь к Отцу, и слова сами собой выходили из его сердца. – За то, что даровал мне встретиться с Фетиль. За то, что даровал мне жизнь.

– Эй! – Послышался громкий, звонкий девичий крик откуда-то снизу.

Тальвер посмотрел в ту сторону. Небеса великие! Эта была она! А рядом с ней… его верные спутники и друзья – Айван и Кириокас!

– Тальвер! О, Тальвер! – Фетиль бросилась к своему возлюбленному, как тот только слез со своего «пегаса» и с раскрытыми объятиями направился к своей ласточке, к своей подруге молодости, к своей любви.

– Ты только глянь… – Обратился тронутый Айван к Кириокасу, вытирая скупую мужскую слезу, застывшую у левого глаза.

Вся четверка была безумно счастлива от неожиданной встречи. Никто не мог больше проронить и слова. Сердце каждого было преисполнено мира и радости. А здесь уже не требовались изысканные речи и выводы. Ибо какая разница, когда и так всё ясно, когда всё предельно понятно и без слов? Да, именно такое ощущение полного понимания произошедшего чуда сейчас испытывал не только Тальвер, но и все собравшиеся.

– Так, а чего мы это все тут так стоим? – Кстати спросил Тальвер, освобождаясь из крепких и нежных объятий прекрасной Фетиль.

– Ваше слово, небесный принц! – Последовал ответ Айвана.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Следующее утро по-доброму поприветствовало героев лучами солнца и лесными ароматами, и тогда друзьям снова пришлось разъединиться. Сирена, как Тальвер назвал свою новую крылатую подругу, не смогла бы унести четверых, и поэтому оставалось смириться с необходимостью расставания. Конечно же, оно вышло особенно трогательным и душещипательным.

– Моя честь была служить вам, небесный принц. – Высказал Айван онимбийцу своё почтение.

– Друзья, не стоит! – Смущенно возражал Тальвер, улыбаясь. – На самом деле, вы мне очень здорово помогли, и я останусь вам навек благодарным.

Было произнесено ещё несколько добрых и теплых слов до наступления самого тревожного и болезненного момента: Тальвер с Фетиль поднялись в воздух, в то время как Айван и Кириокас, махавшие паре вслед, всё отдалялись и отдалялись в поле зрения детей воздуха, пока совсем не исчезли.

Прошло не так много времени от тяжелой минуты разлуки, и Фетиль, обхватив Тальвера, держась за него, подвинула к уху того свою голову, чтоб мужчина лучше слышал, и спросила:

– Тальвер, а какой самый приятный момент тебе запомнился из жизни на Онимбии? – Девушка ошеломила таким неожиданным вопросом одинокого героя.

– Что ж, думаю, такой даже не один. – Отозвался Тальвер, бодрой интонацией подчеркивая правдивость сказанного.

– Ну, тогда я готова тебя послушать! – С искренним желанием Фетиль поддержала бойца.

– Хорошо. – Согласился вдохновленный поэт, видя, с каким нетерпением ждёт от него находящаяся радом с ним восхитительная особа его невероятных историй. – Ладно, начну вот с чего. Это произошло со мной, когда я поступил в художественную школу. Первым уроком была лепка. Не сказать, что у меня получился какой-нибудь там бесподобный шедевр, но эта была маленькая плиточка из пластилина с барельефом в виде веселого мишки с цветочком. Преподаватель меня похвалила, и… даже не знаю, я после окончания того первого занятия почувствовал себя таким счастливым, что домой я уже не мог нормально идти, а бежал от радости. Вот. Тебе нравится эта история?

– Здорово! – Искренне ответила Фетиль. В её интонации ощущалась настоящая проницательность в суть рассказанного. После чего снова последовала та же просьба:

– Мой Тальвер, ну расскажи что-нибудь ещё…

– Ты так сильно хочешь? Что ж, давай. Особенно приятным мне показался оставшийся в моей памяти момент, когда я возвращался с тренировки по самбо (у нас так называется один стиль борьбы, заключающийся, прежде всего, в самообороне) довольно поздно, на улице уже давно стемнело, а я был маленьким тогда. В один момент ко мне подошла молодая женщина, до этого следовавшая позади меня. Она спросила меня, не страшно ли мне так поздно возвращаться домой одному и проводила меня до одной автобусной остановки, откуда до дома оставалось рукой подать. Ну а дальше она пошла своей дорогой, а я… благополучно пришёл домой.

– Классно.

И так Фетиль и Тальвер общались, делились друг с другом подобными историями до тех пор, пока не подходило время закончиться одним и вслед за ними пойти другим. В конечном итоге пассажиры завербованной чудо-птицы освободили несчастную на время сна, спустившись с неё на твердую поверхность и двинувшись, не торопясь, вдоль берега реки.

– А знаешь, когда я была маленькой, – начала вдохновенно повествовать забывшаяся в упоении дивных воспоминаний Фетиль, – бабушка мне рассказывала чудные истории об ангелах, добрых существах, посланниках великого, всемогущего Бога, в своем народе называемого Яхве. Они называют его Богом Авраама, Исаака и Иакова. Эти люди были родоначальниками одной из земных наций – евреев. Так вот, увидев Тебя, я вспомнила в один момент эти светлые и добрые бабушкины рассказы и решила, что ты… один из них…

– Ээээ… – Тальвер замялся. – Это, конечно, очень приятно…

Космонавт невольно засмеялся от легкого, приятного волнения. Кое-кого эта прекрасная душа ему напоминала. Собственно, поэтому Тальвер, должно быть, и выбрал её от начала.

Да, Фетиль напоминала ему её…

– Тальвер… – Послышалось тихое, нежное и спокойное, как дуновение ветра, обращение.

– Да, Фетиль?.. – Сам не зная, почему, но Тальвер как-то интуитивно почувствовал, каким примерно будет следующий вопрос.

– Расскажи мне о ней.

Верно, именно про ту самую, про ту единственную, существовавшую для Тальвера на Онимбии, и хотела узнать прекрасная землянка. В дивной красавице взыграло любопытство и интерес; ведь она сама изначально из нескольких претенденток была выбрана Тальвером, и, быть может, тогда она чем-то похожа на ту несчастную жертву страшной аварии, о которой рассказывал онимбиец. Что если в её лице он нашёл ту свою самую первую любовь? Что если в нём в тот момент проснулись те же чувства, что влюбленное сердце питало к той, из-за гибели которой он и находился здесь, и существовал в жизни возвышенной и прекрасной Фетиль? Вдруг тем самым одним присутствием рядом с ним она утешала и успокаивала его, да ещё и вдохновляла на подвиги?

– Ах, Фетиль… – Тальвер нежно и с прискорбием взглянул в очи прелестного существа. – Она была такой же, как ты.

Эти искренние слова словно дождём пролились во время засухи в нутро завороженной столь чудесной истиной Фетиль. Красавица не смогла удержаться и растрогалась до слёз: настолько показался глубоким и проникновенным тот взгляд, исходивший от её героя; удивительно и громкими за счёт их значимости, и сладостными тихо произнесенные слова представились мечтательной Фетиль как самый вожделенный и восхитительный букет пышных цветов со сказочными ароматами; столь всё объясняющей и всё раскрывающей явилась для неё сия необыкновенная правда.

Фетиль, стоя перед своим возлюбленным со слезами радости на глазах, рассмеялась как дитя, чистое, невинное, не ведающее несчастий и страданий. Точнее, лучше сказать, покрывающее их любовью и светом. Тальвер, словно поднявшись на седьмое небо от счастья, вызванного такой неожиданной и искренней реакцией на его признание Фетиль, с великой нежностью и с глубоким почтением приблизился к принцессе солнца (таким возвышенным и чудным являлось значение её имени), простерев к той свои объятия. Чадо света с целомудрием самых прелестных и проникновенных чувств, их неизмеримостью и тихим торжеством ощущаемого единства и неразрывной связи двух обновленных сердец, с премилой заботой притянуло к себе за плечи мужественного и стойкого парня.

Так они стояли вдвоем, обнявшись, на берегу спокойно и одновременно немного шумно журчащей, отражающей свет луны яркими блесками, реки. Звук течения свежей и прохладной воды гармонично сочетался с пением ночных птиц. Мелодии сказок и волшебных историй слышались в сих серенадах и незамысловатых композициях. Стояла абсолютно безветренная, теплая погода. Но лица героев обдувало прохладным, насыщенным свежестью и минералами воздухом от движущейся по своему извилистому руслу реки. Кончики волос на головах обоих слегка трепыхались, приоткрывая испытанные любви и света лица. Исходившая из изнуренных, но верных и добрых сердец искра струилась и переливалась бы всеми цветами радуги, если её можно было бы узреть. Нежная и душевная мелодия этого непрерывного потока во много раз превосходила по своей красоте и полноте тихий и приятный звук освещённой приглушенным светом луны и звезд воды. Над её поверхностью скромно свисали тонкие и легкие ветви плакучей ивы. Деревья кидали жуткие тени на гладь воды, придавая ей таинственности и призрачности. И на фоне всего влюбленная пара выглядела самой прекрасной и самой неслучайной среди великого множества трав, кустарников, пней и коряг, и поваленных обрубков; спящих с сопением и шмыганьем зверьков в норах и бодрствующих по ночам светлячков и сверчков, чей непрестанный хор напоминал некую чудную колыбельную, которой дружно и весело вторили неугомонные лягушки и жабы.

– Я возвращаюсь на Онимбию, помнишь? – Тальвер с вопросом заглянул в глаза Фетиль.

– Ты возьмешь меня с собой? – Девушка плавным движением откинула свои светлые волосы назад и открыла перед космонавтом своё белоснежное, прекрасное чело.

– Знаешь, Фетиль, ты… такая… такая… – Тальвер остановился, глядя, как внимательно и испытующе смотрит на него прелестное существо, – красивая.

– Ах! – Вздохнув как бы с облегчением, Фетиль смущенно немного отвернула взгляд в сторону, широко улыбаясь, и ряды её белых зубов так и заблестели при белом освещении ночного светила, являющегося объектом многих сказок и удивительных историй в книгах, а в данный момент – объектом, свидетельствующим о любви и единении двух влюбленных, чья верность друг другу никогда не прекратится и не перестанет существовать.

– О, Тальвер! – С выражением произнесла любимое имя красавица. – Ты… если ты не ангел и не бог, как ты сам утверждаешь, то ты… просто самый лучший. – Закончила Фетиль предельно ясно и без особых раздумий. – Да, ты лучший, Тальвер.

– Ты так думаешь?

– Я уверена!

Сии слова своей любовью и светом проникли в самое нутро любимца судьбы, с одной стороны, обреченного на постоянные поиски счастья; с другой стороны, уже приобретшего его.

Счастье то герой нашел, а вот топливо таки нет.

Последующие несколько дней ознаменовали себя весьма красочными и яркими событиями. Фетиль и Тальвер летели, восседая на чудо-птице туда, куда глаза глядят. И так они добрались до одного необычного племени, представители которого не слишком-то вышли ростом… и напротив, головы их особенно выделялись на фоне невзрачного, неказистого тела. Большинство из этих интересных чудиков имели рыжие волосы и внушительных размеров бороду.

В один прекрасный день…

– Варух, смотри, что это?

– Злая птица, Глай. – Ответил светловолосый мужчина средних лет рыжему собрату.

– Да, но на ней, кажется, кто-то сидит!

– И правда… ты ещё молод, Глай, чтобы хорошо видеть, а мои глаза меня подводят…

Охотники не успели и глазом моргнуть, как птеродактиль опустился перед ними наземь, и Тальвер и Фетиль поприветствовали представителей вышеупомянутого племени. В другом случае два низкорослых удальца бросились бы прятаться, завидев птерозавра, но вовремя очи Глая остановили обоих.

– У вас есть дать нам поесть? – Первый вопрос Тальвера несколько озадачил охотников, которые, не стоит удивляться, восприняли спустившихся с неба на Злой птице как неких божественных существ.

– Ээээ… Ну… пойдёмте, ээээ… как вас величать, всадники Злой птицы? – Варух растерялся. Резонно, не имея опыт общения с «богами», любой растеряется.

– Я Тальвер, а это Фетиль. – Представился мужчина, помогая Фетиль слезть с царственного создания небесных просторов. – Ну а эта Злая птица, какой вы её обозвали, хотя она очень даже добрая, – Сирена.