Я начал с шеи. Нежно, чтобы не раздражать кожу, провел мочалкой от подбородка к груди. Словно снег в пустыне мочалка оставила белый след на ее грудях-дюнах. Затем поочередно я прошелся по каждой руке. От пальчиков до подмышек. Все так же нежно и не спеша. Я наслаждался каждой секундой, каждым прикосновением к телу Каролины. Затем спина. От затылка к ягодицам. Затем бедра. Омывая их, щекой я прижимался к пушку мягких непослушных волос, что небольшой полянкой устилали ее лобок. Руки скользили вдоль ног. Возможность омывать ее тело уже была для меня наградой, но десерт подается в завершение трапезы. Гель для интимной гигиены с моих рук переместился на ее половые губы, лобок, затем на колечко, что прячут за собой ягодицы.
Потом Каролина, обновив пену на мочалке, ничего не говоря, приступила к моему омовению. Сложно описать восторг, испытываемый мной в тот момент. Во мне проснулось чувство неподдельной детской благодарности, что испытываешь к матери, когда та с заботой и любовью купает тебя, плещущегося в ванной карапуза. Каролина провела языком вдоль моего члена, когда в процессе дошла до моих стоп. Миллионы моих капилляров начали наполняться кровью, когда головка оказалась погруженной в ее рот. Она запустила руку между моих ягодиц и пальцами начала массировать анальное кольцо, слегка сжимая мошонку другой рукой при этом. Вода текла по ее волосам, закрытым глазам, спине. Звуком своих падений приглушала наши стоны. Ее сексуальность рвалась наружу, кричала, сжимала…
Потоки горячей густой спермы наполнили рот Каролины, и она, не освобождая моего члена от объятий своих губ, проглотила ее до капли.
1.6.
Стук на небесах
Было начало весны, конец марта, кажется, а потому на улице стоял холод.
Мы выходили с Каролиной из супермаркета, у выхода из которого, подобно дереву, навсегда врос бомж. Опухший, сгорбленный, вонючий, с бело-сине-красным лицом. Я полез в рюкзак, вытащил оттуда бутылку кефира и протянул ему. Он посмотрел на нее, повертел в руках и вместо благодарности проорал:
– Я бухнуть хочу!
Бутылка полетела в мою сторону.
Реакция меня не подвела, и я сумел увернуться. Я подошел и поднял бутылку. Бомж продолжал выпрашивать у прохожих мелочь, как ни в чем не бывало. Я оттряхнул бутылку и отправил ее обратно в рюкзак. Вместо нее достал одну из предназначавшихся для моих печени, почек и души банку пива и протянул бомжу.
Трясущимися грязными руками он открыл ее и присосался. Я не стал ждать, пока он ее допьет, а развернулся, взял Каролину за руку и направился с ней в парк, кормить притихших от мороза уток.
– Спасибо! – донеслось вслед.
Мы стояли на небольшом мостике и крошили хлеб. В некоторых местах вода не замерзала круглый год, чем и пользовались утки. Наперегонки они подплывали к мостику и жадно заглатывали намокшие кусочки хлеба.
– Почему они не улетают куда-нибудь на юг? – спросила меня Каролина.
– Не знаю, может быть, зимой там не протолкнуться. Или им просто лень. Да и здесь им, думаю, вполне комфортно и сытно.
– Не понимаю я их. Если бы у меня были крылья или средства, я бы обязательно улетела туда, где теплее, где море. На месяц или на совсем.
Хлеб быстро закончился, и мы пошли домой согревать друг друга.
В ту ночь я долго не мог уснуть и все думал о словах Каролины насчет моря. Пока она спала, я открыл браузер и просмотрел несколько сайтов с лучшими предложениями по продаже билетов, которые бы приближали к морю. Но для моего кошелька лучшими они не оказались.
Мое материальное положение не позволяло нам слетать туда, куда не подались утки, но доставить радость Каролине мне хотелось. Я уже было решил оставить эту затею и лечь спать, пока неожиданно в голову мне не пришла замечательная идея. На следующий день я принялся за ее воплощение.
Начал я с того, что забежал в небольшой строительный магазинчик. Купил по распродаже фотообои с нарисованными на них пальмами и волнами и огромный тюбик клея. Пока я курил на балконе и думал, что бы еще добавить для кусочка полноценного моря, которое я собирался воссоздать в квартире, я заметил, что на балконе соседей снизу имеется пляжный зонтик. Я понятия не имел зачем он нужен им, но знал что он нужен мне.
Дверь мне открыл полуживой мужик, по виду сам себе удивляющийся, как пережил очередной запой и вообще дожил до своего возраста. Позади него скалила зубы маленькая собачка.
– Здравствуйте. Я ваш сосед сверху.
– Угу.
Вместо адекватного приветствия меня обдало перегаром.
– И мне нужен зонтик, который я видел у вас на балконе.
– Угу.
– Ненадолго. На месяц всего. Одолжите?
– Угу.
И он закрыл перед моим носом дверь. Через пятнадцать секунд он открыл ее вновь и протянул мне свободный конец поводка. К другому концу была привязана собачка.
– Это чего?
– Выгуляешь собаку, дам чего тебе там было нужно.
– Но я…
– Чего?
Мне показалось, что он собирается закрыть дверь вновь.
– Ничего. Давайте сюда.
Я взял поводок и отправился на улицу. Собачка хоть и была карликовой, но на свежий воздух рвалась, словно заключенный при побеге. Видимо, уж сильно ей было невтерпеж. Не понимаю, почему ее нельзя было просто приучить к лотку?
Как только мы вышли на улицу, собачка тут же принялась обнюхивать и окрашивать сугробы в желтый цвет. Я прошелся с ней вокруг дома. Собачке было не до меня. «Как же, наверное, удобно посрать там, где приспичит», думал я, пока собачка делала предвесенние закладки. Через пятнадцать минут мы вернулись к порогу ее жилища.
Мужик забрал поводок со счастливыми пятнадцатью граммами, привязанных к нему. Я стоял и ждал.
– Что-то еще?
– Зонтик.
– Какой еще зонтик?
– На вашем балконе. Я видел его со своего балкона.
Мужик смотрел на меня как на идиота.
– А ты где живешь?
– Над вами. У меня балкон тоже выходит назад.
– Я рад. Но мой балкон выходит вперед со стороны подъезда. Тебе, наверное, в соседнюю дверь. И вообще, зачем ты заглядываешь на чужие балконы?
Я опешил. Мужик, не став дожидаться ответа, закрыл перед моей растерянной физиономией дверь. На этот раз окончательно.
Я развернулся на девяносто градусов и оказался перед соседней дверью. Позвонил. Потом еще. Теперь я начинал походить на ту разгневанную собачку и вымещал злость на звонке. Через пять минут дверь открыла маленькая старушка.
– Что же вы так мучаете мой дверной звонок, молодой человек. Я прекрасно слышу, но не так же прекрасно хожу. Чем могу вам помочь?
– Простите, пожалуйста.
И я рассказал старушке про зонтик.
– Зонтик? Ах да. Был у меня зонтик. А вам зачем?
Я набрал в легкие воздуха и вкратце рассказал зачем.
– Море? Это прекрасно! Но странно. Дело ваше. Вытирайте ноги и проходите. Не забудьте разуться.
Я тщательно потерся подошвами своих ботинок о коврик и прошел в квартиру. В ней пахло книгами, временем и пылью. Я разулся.
– Чаю хотите? – старушка протянула мне тапочки.
Я вежливо отказался, сказал, что тороплюсь и мне нужен только зонтик.
– Ну, как знаете. А я только что чайник вскипятила.
Старушка провела меня до балкона. Пока через хлам из старой обуви, поломанных стульев и другого бытового мусора я пробирался до зонтика, то успел приглядеть кое-что еще, что определенно могло мне пригодиться.
– А вентилятор у вас работает? – спросил я у старушки.
– Работает.
– Одолжите его тоже?
– Я подумаю. Хотите чай?
Я знал, что меня ждет, если я скажу да. Но обижать столь добрую старушку мне не хотелось. Вентилятор бы мне очень пригодился. Я не стал рисковать, чтобы не порушить свои корыстные цели.
– Хочу.
– Можете взять вентилятор.
Я отнес вентилятор и зонтик ко входу. Прошел на кухню. Старушка уже разливала чай в две фарфоровые чашки, распаковала коробку конфет. Я сел, закинул конфету в рот и стал слушать. Старушка рассказывала мне про свою жизнь. Про молодость, детство, правителей, детей, внуков, болезни. Я сидел, кивал и медленно попивал медленно остывающий чай. Я думал о том, что мне предстоит ночью, составлял план своих действий. Спустя час, когда старушка помолодела лет на двести, я встал и вежливо сказал, что дольше оставаться не могу и, что мне пора.
– Заходите еще, – сказала на прощанье старушка.
– Обязательно. До свиданья.
Тогда я еще не знал, что прощаюсь со старушкой навсегда и через месяц, когда я приду возвращать вещи, дверь мне откроет похожая, но совершенно другая женщина.
Пока дома я прятал вещи под кроватью, то услышал, как проворачивается дверной замок. Каролина уже раздевалась, когда взволнованным я вышел из спальни.
– Привет, милая, – я поцеловал ее и начал помогать раздеваться. – Где была?
– Привет, красивый. Я же написала тебе смс, что ушла за продуктами.
– Прости, совсем завертелся, не успел прочитать.
– Почему завертелся? Чем был занят?
– Да ничем, – чуть не выдал себя. – Пойдем, помогу приготовить тебе ужин…
Ночью я приступил к осуществлению самой дерзкой части своего плана.
Меньше чем в километре от дома разворачивалась стройка очередного торгового центра. Туда-то я и планировал отправиться. Рассказывать, как я перелезал через забор, как оглядываясь и кряхтя, нес в пакетах песок, не стану. Поделюсь лишь только той частью, где меня – начинащего вора, грозу песчаных насыпей, захлестнула жадность. Я решил вернуться на стройку, переживая, что вынесенного песка будет недостаточно.
Вновь перелез через забор. Вновь выложил пакеты и стал орудовать, оставленной строителями, лопатой. Чувство жадности блокировало чувство осторожности. И вот, когда я уже почти закончил, кашель, раздавшийся за спиной, вернул на миг позабытое чувство, но было слишком поздно.
– А что это вы делаете?
Я обернулся и превратился в фонарный столб, вот только лампочка в изголовье не загоралась. Я не знал, что ответить. Песок под ногами из обычного стал превращаться в зыбучий. А мужик лет пятидесяти, в зимней куртке камуфляжного цвета и в такого же цвета штанах продолжал стоять и ждать ответа. Я сказал первое, что пришло в голову.
– Песок. Кошке. Набираю. Для лотка.
Я проваливался все глубже.
– Ночью набираете?
– Ночью. Воняет. В квартире. Уснуть. Не могу.
У меня стали заканчиваться логичные ответы. Песок уже почти дошел до подбородка.
– А как вы сюда попали?
– Через. Забор.
«Это финал. Я готов. Зови друзей. Вот лопата. Пиздите».
– Ну, это вы зря. Много вам нужно?
– Чего?
– Песка. Чего же еще.
– Мне бы пакета четыре…
– Набирайте на здоровье. Вы вечером в следующий раз лучше приходите, когда начальство домой уезжает. А то знаете, ночь все-таки, мало ли кто тут ходит. Наркоманов нынче много развелось. Может вам лучше мешок дать?
Если это шутка, то не смешная. Но я готов был рассмеяться в истерике.
– Было бы здорово.
– Сейчас принесу.
Я не сомневался, что мужик пошел за ружьем или куском кирпича. Только он добрел до своего вагончика, как я схватил пакеты и метнулся протоптанной дорожкой к забору. На соревнованиях по забегу с супермаркетовскими пакетами я был бы в числе призеров.
Добежав до дома, задыхаясь, я кинул пакеты к остальным, забежал в подъезд и опустился на ступеньки. Я чувствовал, как спину неприятно щекочут струйки пота. Руки и ноги сводили судороги. Спертый от сырости и кошачьей мочи воздух подъезда заполнял мои часто сжимающиеся и расправляющиеся легкие. Посидев еще немного, обдумав произошедшую ситуацию, с улыбкой я поднялся и побрел на свой этаж.
Вернувшись под одеяло покорителем новых земель, я еще долго не мог уснуть, поразительное сходство между бомжом у супермаркета и сторожем не давало мне покоя. Решив, что так проявляется усталость, я закрыл глаза.
Утром, когда я проснулся, от меня все еще воняло потом. Каролина уже одевалась в прихожей, была суббота, она уезжала к матери. Я проводил ее до лифта, съел приготовленный ей завтрак, оделся и пошел на улицу за пакетами с песком. Я вышел вовремя, чтобы успеть отогнать кошку, присмотревшую плоды моих ночных трудов.
Я поднял на этаж пакеты, затрахался, поклеил фотообои, расстелил пленку, рассыпал песок, натаскал растений из квартиры, заебался, установил зонтик, вентилятор, лампы, переоделся в шорты, в яркую футболку, достал солнцезащитные очки, упал на кровать, незаметно для себя растворился в мягкости матраца.
– Что это? – меня разбудил изумленный возглас. Я не слышал, как Каролина вернулась. Я подошел к шкафу и извлек оттуда, заранее приготовленный, купальник.
– Рады приветствовать вас в международном аэропорту Сочи. Надеемся, полет был для вас комфортным. Вас ожидает теплое сухое море, жаркое солнце и не менее жаркие ночи. Будьте, как дома.
Радость в ее пораженных глазах стоила всех затраченных усилий.
0.7. Секс до гроба
Мы занимались любовью. Мы трахались. Мы откладывали в памяти то, что загорается во взгляде стариков, когда рассказывая истории своих лучших лет, они умолкают на какое-то время.
Я помню, как однажды Каролина вцепилась ногтями в мои лопатки, а крик приглушила кожей моей шеи. Так себя проявил ее оргазм. Но волны лишь больше подзадоривают отчаянного и заядлого моряка. Словно дикий, мыльный конь, чьи копыта откинулись еще двести толчков назад, я продолжал атаковать ее влажную вагину. Перед тем, как кончить, я услышал самую приятную фразу в своей жизни при тех обстоятельствах и в том контексте, в котором мне не доводилось слышать ее больше никогда. Приглушенно, едва слышно, Каролина произнесла:
– Как же ты меня заебал.
Я не знал любимого фильма Каролины, актера или актрису, любимую группу и песню, любимое животное, не знал какого цвета было ее платье на школьном выпускном, я не знал ничего о ее семье. Но зато я знал позы, в которых она могла кончить, знал, что ей больше нравится, когда одежда на полу, а не на ней. Знал, как двигать языком, чтобы ее ладони затерялись в моих волосах… Я не знал о Каролине ничего.
– Ты плотно поела? Тепло оделась? Кончила?
Мне нравилось просыпаться, видеть, что Каролина рядом, прижимать ее к себе ближе и спать дальше, пока мочевой пузырь не разбудит вновь. Поэтому я ненавидел каждую субботу. День, когда Каролина навещала свою мать. Я не горел особым желанием знакомиться с этой женщиной. Думаю, я боялся быть подверженным оцениванию, которое неизбежно имеет место при общении с родственниками или друзьями девушки. Поэтому каждый шестой день недели я оставался один, представленный самому себе. Без нее время тянулось, как ириска во рту старухи. Чтобы как-то отвлечься, я дрочил на порно с похожими на Каролину актрисами, затем шел мыть руки и готовить обед к ее возвращению.
Шесть потрясающих месяцев, которыми мы успели одарить друг друга, пролетели незаметно. Отношения между сблизившимися людьми переменчивы, и пока все прекрасно, стоит наслаждаться этим, не давая тревожным мыслям занимать голову. Но, к сожалению, это получается не всегда.
Была очередная суббота. Мы проснулись, позавтракали бутербродами и кофе. Каролина собрала в пакет конфеты, какие-то фрукты. Она всегда так делала, перед тем как утром первого выходного дня покинуть дом. «Мелочи внимания», как я называл эти скудные гостинцы про себя. Я поцеловал ее на пороге и закрыл за ней дверь. Она всегда просила не провожать ее до остановки, убеждала, что любит побыть одна в эти дни. В начале отношений я пытался настоять на том, что мне не в тягость, но решив, что каждому человеку нужно иногда побыть наедине со своими мыслями, перестал. К тому же, я сам был не против иногда разделить время с книжкой в руках или плейером в ушах.
Я дошел до балкона. Вспомнил, что накануне, прежде чем лечь спать, выкурил последнюю сигарету. Ведомый желанием удовлетворить пагубную привычку, я стал подбирать с пола одежду и натягивать ее на еще сонное тело.
Видимо, я слишком быстро собрался, потому что, пока направлялся к ближайшему магазинчику, успел приметить силуэт Каролины, прежде чем тот скрылся за сомкнувшимися дверями автобуса. Каролина иногда рассказывала мне о матери, например, как они ходят с ней вместе за покупками, иногда в кино, как разговаривают обо мне и нашем с Каролиной будущем. Рассказывала, что мать живет неподалеку, всего лишь в часе езды от нас. Но автобус, на который Каролина села, и номер которого я успел разглядеть, следовал совсем не в том направлении, где, судя по словам Каролины, должен был находиться дом ее матери. Это несоответствие ввело меня в замешательство.
Я купил сигарет. Вернулся домой. Включил телик, пытаясь отвлечься от гнусных мыслей. И все-таки, как я ни старался, мне это не удалось. Пока какая-то очередная слащавая звезда на экране перетирала давно отбеленные рифмы, я погрузился в неприятные догадки.
Куда Каролина могла ехать? К бывшему? Но ведь это в прошлом. Я не припомню, чтобы хоть одна фраза, способная напомнить о нем, проскакивала с того самого дня, когда Каролина рассказала мне историю своей прежней жизни. Завела любовника? Абсурд. Она казалась такой удовлетворенной, никогда не жаловалась на то, что я чем-то не устраиваю ее в интимном плане. Может просто они условились с мамой встретиться в другом месте? Казалось, что этот вариант самый здравый в плане логичности. Но я никак не мог укоренить его в голове, чтобы вытеснить другие возможные варианты. Ведь тот район, куда следовал автобус, являлся окраиной города и подходящих мест, чтобы провести время так, как Каролина обычно проводила его с мамой, судя по рассказам, там просто не было.
Она вернулась часов через пять. Я не знал, как начать разговор и стоит ли его начинать. Знал лишь только, что чувство ревности, ранее не имевшее место по отношению к Каролине, родилось во мне за короткий период ее отсутствия. И еще я заметил, что сигарет за время родов выкурил больше обычного.
– Пойдем за покупками? – улыбаясь, произнесла она. – Я проголодалась ужасно. Приготовим чего-нибудь вкусненького? Мы столько всего обговорили с мамой, расскажу тебе по дороге.
Пока мы ходили за покупками, пока готовили что-нибудь вкусненькое, пока ели это что-нибудь вкусненькое под очередной, вышедший в хорошем качестве фильм, настроение мое ничуть не менялось. Мыслей стало больше и, как малярийные комары, они донимали и лихорадили меня. Естественно, мое настроение не осталось незамеченным для Каролины, оно было полной противоположностью моему обычному настроению.
Примерно на середине просмотра, на том моменте, где по закону жанра заканчивается вводная часть, и действие картины начинает вестись к развязке, Каролина взяла пульт, нажала на паузу и, повернувшись ко мне, спросила:
– Может, расскажешь мне, что случилось?
Я выдохнул, настраиваясь на проявление таких чуждых мне эмоций.
– Скажи мне, только честно, куда ты ездила сегодня на автобусе?
– Что за странный вопрос? Ты же прекрасно знаешь, что к маме.
– Знаю. Но направление автобуса, в который ты села, совершенно противоположно тому, где, если верить рассказам, живет твоя мама. Он едет по направлению из города. Зачем ты ездила туда? Ответь.
– Я… Ты что? Ревнуешь?
И она улыбалась. Всеми своими маленькими аккуратненькими зубками улыбалась. Жестоко. Невинно.
– Нет. Возможно. Я всего лишь хочу знать правду. – С полной серьезностью ответил я.
Она опустила глаза и замолчала. Губы сошлись вместе. Снега покрылись алым цветом. Я расстроил ее. Обидел своим недоверием.
Она развернулась и ушла в спальню, не сказав больше ничего, не хлопнув дверью, не топнув ногой ради приличия. Оставила меня наедине без ответов. Я почувствовал себя виноватым. Немного посидев и подумав о дальнейших действиях, я выключил телевизор и отправился потрошить сигаретную пачку.
Тот долгий день сменился вечером, но и он изжил в итоге себя.
Она засыпала, свернувшись калачиком и плотно закутавшись в одеяло. Я разделся, лег рядом, приподнял край одеяла и прижался своей грудью к ее спине. Долго целовал плечи. Она так и не повернулась, не подала никаких надежд на сближение. Оставив попытки примирения на утро, я уснул беспокойным сном.
– Просыпайся, соня, – ее губы отдавали бодрящим кофейным ароматом. Я открыл глаза. Как я могу ее ревновать. Вот она такая милая, родная, своя. – Прости меня за вчерашнее. Давно нужно было это сделать.
– Сделать что? – спросил я, перебирая ее пальцы.
– Познакомить тебя с мамой.
К такому я явно не был готов, но прежде чем я отреагировал, как бы то ни было на эту информацию, Каролина успела высвободить свою ладонь и покинуть пределы спальни.
– Я жду тебя одетым и голодным, – донесся с кухни ее голос.
Я надел свою единственную рубашку, черную, такого же цвета джинсы и провел перед зеркалом дольше обычного, придавая волосам приличный вид. Потом мы позавтракали, умылись, собрали «мелочи внимания»: пара яблок и несколько конфет и направились на остановку.
– Наверное, нам стоит зайти в магазин и купить цветы или торт?
Мне никогда не приходилось раньше знакомиться с родителями девушки в лице ее молодого человека, по крайней мере, мне удавалось избегать подобных встреч, поэтому я бескрайне волновался и не знал к чему готовиться и как себя вести.
– Нет, ничего не нужно, – тихо ответила она.
Мы ехали тем же маршрутом, что и Каролина прошлым утром. Почти всю дорогу она молчала, видимо, как и я, тоже волновалась. Мне казалось все же странным, что мама Каролины живет в том же городе, а виделись они не чаще одного раза в неделю. Возможно, она работала, или как-то еще бывала занята. Я не знал. Я вообще знал об окружении Каролины крайне мало. И еще одна вещь показалась мне до изумления странной, раньше я не обращал на это внимания, но подумал об этом, пока мы ехали: я не мог припомнить, чтобы Каролина когда-либо при мне разговаривала с матерью по телефону.
Спустя примерно сорок минут мы вышли на конечной остановке. Вместе с нами, хрустя суставами, из открывшихся дверей автобуса вышло еще несколько стариков и старух. Некоторые из них шли парами, если бы не подпирали друг друга, словно деревья в многолетней роще, несомненно, рухнули бы в ту же минуту. Большинство шли одни.
– Где мы? – непонимающе спросил я.
Каролина ничего не ответила. Взяла меня за руку и повела по истоптанной тропинке, через лес, что окружал место нашего прибытия.
Мы пришли.
Огромное черное молчаливое пятно, напоминающее о жизни, но жизнью не отдающее предстало моим глазам, как только лес остался позади.
Все догадки рухнули. Все стало пугающе понятным. Все те рассказы Каролины о том, как она проводит дни с мамой, были не более чем воспоминаниями прошлого. Походы в кино, за покупками, общая готовка и много чего еще – все это они без сомнения делали вместе. Когда-то делали.
Каролина продолжала вести меня следом за собой вдоль кладбищенских троп. Я просто брел держа ее за руку, не поднимая глаз. Меня выворачивало наизнанку.
Наконец мы остановились.
– Здравствуй, мама, – произнесла она и опустилась на небольшую деревянную скамейку. Я сел рядом, не в силах взглянуть на надгробие. Каролина так и продолжала держать мою руку.
В ушах у меня звенело. Я ругал себя за отвратительные пошлые мысли об измене. За свое поведение истинного мудака. Звон отражался все сильнее от стенок моего черепа и все больше нарастал. Его не могли перекричать кладбищенские вороны, тем более шум листвы или свист ветра.
Рука Каролины крепко сжала мою бледную ладонь. Ее голос вернул меня в реальность.
– Мама, это Айк, я рассказывала тебе о нем.
Я поднял робкий взгляд к надгробию.
Сложно было понять чувства Каролины, потерю, что она пережила, но, с которой так и не смирилась. Боль, что она держала в себе, и, которой, не имея поистине близких людей, не располагала возможностью поделиться.
Мне было безгранично жаль ее в тот момент.
– Я люблю его, – произнесла она.
Три гвоздя вошли в мои конечности, четвертый был заколочен после того, как Каролина прижалась ко мне всем своим вздрагивающим от начавшихся всхлипов телом.
Я молчал, гладил ее волосы, смотрел на портрет незнакомой мне женщины и про себя благодарил за дочь.
ОЗНВ.docx.
0.8. Проебаный рай
Это началось слишком неожиданно. Как кирпич в темном переулке. Как свет фар из-за поворота. Я просто хотел, чтобы было все по старому. Я всю жизнь избегал трудностей, а когда они пришли, я просто растерялся. Ебаный эгоист. Я не думал каково ей, я думал каково мне.
Повторюсь, все началось слишком неожиданно.
Каролину начали домогать головные боли. Со временем их интенсивность росла. Сначала боли случались редко, примерно пару раз в неделю, а потом приступы стали все чаще. Боли были, со слов Каролины, терпимыми и обычно возникали ближе к вечеру. Я относился к этому нормально. Думал, что причина в погоде или сказывается обычная усталость. Но боли не прекращались. Вскоре они стали ежедневными.
– Почему бы тебе не сходить к врачу?
– Я уже была.
– Правда? И что он сказал?
– Прописал обезболивающее.
Но обезболивающие не помогали. Накрывшись подушкой и свернувшись калачиком, Каролина подолгу не могла уснуть. Сон в итоге приходил, но на короткое время. Как только она засыпала, мне приходилось идти в ванную и тихонько мастурбировать, так как неважное самочувствие Каролины все чаще становилось причиной для отказа в моих ласках и приставаниях, чего раньше никогда не случалось. Через несколько часов она просыпалась, закидывалась очередной лошадиной порцией таблеток и проваливалась в недолгий анальгетический сон.
Так продолжалось несколько недель. Боли приобрели хронический характер. С ними Каролина просыпалась и с ними же подолгу засыпала или не засыпала вовсе. Иногда, сдаваясь под напором моего природного желания, Каролина подставляла себя для моего удовлетворения, но сама в такие моменты была не со мной. Я старался не смотреть на ее лицо, чтобы не сталкиваться с отчужденным взглядом. Когда мне это надоело, я прекратил все попытки. Секс занятие не для одного. Я становился все более раздражительным. Перестал ждать, когда она уснет, а просто вставал и, если она спрашивала, куда я направляюсь, то говорил, что иду дрочить в душ. Я не хотел ее обижать, я хотел, чтобы она снова обратила на меня внимание. Тупой уебок.
От таблеток Каролину тошнило, у нее случались запоры, однажды выскочила какая-то сыпь, и, все же, она продолжала закидываться ими. Они начали заменять ей завтрак, обед и ужин.
Мы начали ругаться. Вернее, ругался я.
– Иди, наконец, уже к врачу! Пусть тебя осмотрят. Обследование там какое назначат.
Она говорила, что уже сходила. Сказали, что все пройдет, надо немного подождать. Ей назначили лекарства, и она чувствует, что ей становится лучше, и она скоро поправится. Я ей не верил.
– У нас уже два месяца секса не было. Я тебя хочу. Я хочу, чтобы меня хотели тоже. Я трахаться хочу. Неужели тебе не обидно, что я сам себя удовлетворяю? Скачу тут над тобой, жду исполнения желаний от вяленой воблы, когда в море так много золотых рыбок.
А она молчала. Своими влажными глазами и сжатыми сухими губами делала только хуже.
Я стал возвращаться поздно домой.
Иногда не приходил вовсе.
Каролина перестала ходить на работу, взяла больничный и целыми днями лежала под одеялом, уставившись в одну точку. На прикроватной тумбочке количество склянок с таблетками росло с каждым днем все больше.
Сначала я хотел, чтобы она меня начала ревновать, волноваться, расспрашивать, где я, что я. Но ей было все равно. Абсолютно. Я заваливался пьяный под утро и ложился рядом. Она обнимала меня и засыпала.
Глупо, так, блядь, глупо.
Все вышло случайно. Я случайно засунул свой член не в тот рот.
Впрочем, никаких оправданий.
Я возвращался от друга в изрядном перепитии. Бары закрывались. Я шел домой по вымершим улицам, где можно было встретить разве что единичных личностей: бомжей, дворников и невостребованных проституток. Я напоролся на последнюю. Проходил мимо, когда она окликнула меня:
– Красавчик, интим не интересует? Отсосу за косарь.
Так пошло и так дешево.
Лучше бы она промолчала. Просто ударила бы камнем по затылку и забрала бы те немногочисленные купюры, что у меня имелись. Мне не хотелось ничего. Если только впасть в кому на пару лет, проснуться и чтобы все как раньше: я, моя Каролина, свежая, красивая, без того самого платья, с аккуратной милой улыбкой и звонким смехом. Каролина, которая меня хочет. Каролина, которая несет только радость. Моя Каролина.
Все случилось быстро. Мы зашли в неосвещенный переулок между домами. Шлюха опустилась передо мной на колени и быстрыми отработанными движениями рук расстегнула ширинку и вывалила мой член. Что-то промямлила и начала его сосать. Я схватился за облитые лаком волосы и ебал ее рот, пока не кончил. Проститутка сплюнула и стала натягивать мои джинсы обратно. Я оттолкнул ее от себя, сделал все сам, бросил деньги и побежал вдоль улицы под блядский мрачный смех. Через пару кварталов я сполз спиной вдоль стены. Кошмар. Жуткий стон. Будите! Будите меня ногами!
Пепел падал на волосы, а я давился сигаретным дымом и оплакивал то, что так глупо проебал.
Подполз к урне и долго блевал.
Дворник подметал тротуар и не обращал на меня ровным счетом никакого внимания.
0.9. Всё
Она ушла. Я всегда говорил ей только правду. И когда она спросила, что между нами, я тоже был предельно честен.
– Ничего, – ответил я.
А потом рассказал, как поимел рот шлюхи. Я не оправдывался, не говорил про количество выпитого перед этим алкоголя, не говорил, что жалею. Какая уже разница.
Каролина взяла с собой лишь кое-какие вещи, документы, деньги и лекарства. Одела то самое пальто, в котором появилась девять месяцев назад на моем пороге и уехала домой, где со дня смерти матери была только дважды, один раз, чтобы собрать вещи для переезда ко мне, второй – после нашей совместной поездки на кладбище, чтобы показать мне жилище, где прошло ее детство.
Я провожал ее взглядом через оконное стекло. Перед тем, как сесть в машину, она обернулась и взглянула на меня.
Я расхлопнул дверь с такой силой, что та выбила кусок подъездной стены, и стремглав преодолел лестничные пролеты. И вот я на улице. Обнимаю ее, плачу, прошу прощения. Она плачет тоже. Наши губы встречаются. Отныне без хуйни. Ее поцелуи становятся все более ответными. Таксист что-то недовольно кричит нам вслед, но мы уже скрываемся в дверях подъезда…
ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК.
Перед тем, как сесть в машину, она обернулась и взглянула на меня.
Такси вновь увозило ее от меня. Я понимал, что больше она уже не вернется и не потревожит мой дверной звонок.
Я медленно вернулся в квартиру. Прихватил из холодильника бутылку виски и вместе с ней устроился на прохладном полу ванной комнаты. Выпил. Из корзины для грязного белья достал ношенные Каролиной трусики. Жадно отхлебнув из горла, спустил шорты и достал член. Понюхал трусики. Я пытался представить задницу их хозяйки, хлопающую о мои бедра в туалете бара. Маленький нежный рот, вгрызающийся в мое предплечье, когти снимающие скальп со спины, тепло вагины, ее глаза…