– Плини, смотри, а ну иди-ка сюда, – обратился Бен к одному из стражников. Глуповатого вида мужик этот Плини, но чрезвычайно большой, сильный, от того все было больше вопросов как он угодил на охрану этого ничтожного кладбища, а не в командиры центурий. Второй, что был с ним Хедес – совсем обыкновенный, можно сказать даже хилый, худощавый стражник, почти никогда не говорил.
– Видел ты вон ту рожу, а ну иди, покажу, – Бен продолжал заливаться от смеха, указывая своим пальцем непонятно куда.
– Чего ты покатываешь старый пень? Что ты увидел? – спросил, наконец Плини. Бен повел их к разбросанным телам. Подвел к одному трупу паренька, с исковерканным лицом, у этого лица образовалась гримаса похожая на смех – широко открытый рот его показывал язык, а глаза закатились к верху, руки разбросаны в разные стороны и волосы были взъерошены. Стражники попеременно глядели на труп и хохотавшего Бена, заразительный смех его на мгновение взял верх и они вроде засмеялись тоже, но совсем не долго, и почти сразу умолкли.
– Ну, все довольно Бен, ты пошутил, – сказал Плини.
– Нет не довольно, – едва не крича, проговорил Бен, его лицо стало серьезным в один миг, – не довольно, вот же их сколько, гляньте сюда, – снова играючи продолжал Бен. Стражники смотрели вопреки желанию своему на трупы. Вскоре они убрали свои взгляды и снова продолжил Бен без всякой усмешки, – смотрите на них, смотрите, а я буду глядеть на вас. Я погляжу, каково станет вам, и я бы глядел на вас теперь хоть всю жизнь, лишь бы вы только смотрели. С вас никогда не станет довольно, довольно уж им, – Бен указал на труп паренька, – но не вам, скоты вы эдакие, не вам, – Бен теперь уже пристально смотрел в глаза каждого поочередно, но больше на Плини. Они стояли напротив, не решаясь никто. Вдруг Бен сделал шаг навстречу Плини и ударил его изо всех сил, он безусловно понял, что наделал большой беды, и могло бы наверно и обойтись, но он не сдержался. Не ответив ни разу, Плини так и повалился на землю, а следом и Бен на него, маша кулаками так, словно не бил кого-то, а косил траву. Бен остановился на секунду, глянул в сторону другого конца кладбища и не увидел там никого, он был этому рад, и едва опустив руки, в спину ему вонзился меч. Это был меч Хедеса.
С неба летели снежинки, убаюкивая, спускаясь на землю, по городу бежал Каин, с телом на плече. Такого сразу было бы заметно, если бы не та ересь что творилась и без того вокруг. По городу расхаживали всякие люди, и тут даже Каин был ни при чем, чума сводила всех с ума. Каин бежал из последних сил, со слезами по Бену, сдерживая их ради Чарли. Перебегая мост, Каин даже упал несколько раз, так уж он торопился, но за мостом его уже будто ждали. То стояла небольшая кучка торгашей, в основном мясников.
– Где я могу найти лекаря? – спросил Каин, одного мужчину, что стоял к нему лицом.
– Ты не туда несешь его парень, не поможет тебе ни один лекарь, – ответил мужчина, он говорил и еще что-то, но Каин уже не стал дальше слушать. Он обратил внимание на каменный дом, подле которого и стояли торговцы, в одном из его окон появилась голова, это был не совсем еще старый мужчина, со свисающими на лоб грязными седыми волосами, худое лицо его было огромно, так сильно выделялись все его черты. Не сказав ни слова, Каин ринулся в этот дом и уже через минуту нашел квартиру мужика, тут же ворвавшись в дверь.
– Это вы стояли в окне? – быстро проговорил Каин.
– Я? – спросил мужчина.
–Да, вы, – ответил Каин.
– Я правда врач, но что с того? Зачем ты припер мне его?
– Вы умеете делать кровопускание? – спросил Каин. Вопросов в этом диалоге было действительно многовато, но Каин уже ответил на главные вопросы, он рад был, что ему не придется стоять без огня на поджоге, он решил, чем должно все кончиться и это радовало его более всего, что только могло теперь его обрадовать.
–Если потребуется, – ответил, наконец, врач. Его опешившие глаза смотрели за Каином, тогда как следовало бы поглядеть на Чарли.
–Делайте, делайте, – приказным тоном кричал Каин. Он сновал по комнате и открывал шкафы, в них почти ничего не было, но самое главное он уже нашел, – длинная коровья жила и склянка, с чем-то серым и вонючим, впрочем, это не имело значения.
– Нужна игла, – резко вставил фразу в свою спешку Каин.
– Посмотри в ящике. – не отрываясь больше от Чарли выпалил врач. – там есть перья, можно попробовать.
– Вы знаете, что я хочу сделать? – спросил Каин.
– Нет, но я помогу тебе Джим, – поглядев в сторону Каина, продолжал свое дело врач.
– Хорошо, – сказал Каин, его вовсе не волновало, то откуда врачу известно его имя.
– Я ведь помню тебя и поверь не оставил бы никогда, я был на кладбище и придумал себе последнее желание к смерти. Я бы хотел, чтобы меня похоронил ты, – разговорился вдруг врач.
– Меня зовут Марек. Меня называли Марком, но я предпочитаю имя, данное мне при рождении. – Марек тем временем закончил процедуру кровопускания, и снова глядел лишь на Каина.
– Переливание крови, – Каин лег на стол и сбросил с себя лохмотья, что закрывали его выше пояса.
– Ложись, – пробубнил Марек, тогда когда Каин уже лежал.
–Смелее, нам нужно успеть, – подгонял его Каин. Теперь он выглядел совсем не тем размеренным человеком, что отправлял тела в последний путь, читая молитвы и выслушивая плач.
Операция началась. Оба попеременно глядели в сторону почти бездыханного Чарли, из чьей ноги все еще сочилась кровь. И хотя процедура не предполагала спешки, внутри что-то бурлило. Мысли бежали так быстро, обгоняя одна другую, жадно пожирая избыточное время. Марек, хотел было рассказать что-то еще, но по одному взгляду Каина было ясно, что лучше не надо. Наконец собравшись, Марек все же сказал:
– Это не первая попытка. Я проводил уже такую операция, и увы безуспешно.
– Сейчас получится, я знаю, – прервал того Каин.
– Кровь течет медленно, – заметил Марек.
– Иглу придется вынимать, дайте нож.
Врач достал маленький нож, на вид туповатый и передал его Каину. Каин сел на стол и начал резать предплечье. Дальше было страшное зрелище, но уже скоро после того из руки Каина торчала трубка, она входила в артерию и резкими плевками сливалась в сосуд. Лицо Каина, как и все его тело, покрылось потом, маленькие капли перетекали в большие и градом лились вниз. Наполнив склянку доверху, Каин вытащил трубку и рухнул со стола на пол. Дальше доктор действовал уже один.
Наступило еще одно утро, еще только-только, едва успев проредить темную мглу. Как ни странно, никто не спал. Первым очнулся Каин, уже спустя час после обморока, и так просидел на столе спиной к стене, в полудреме всю ночь. С самым рассветом очнулся и Чарли, вернее открыл глаза, но совсем еще стеклянные, с пеленой, какая бывает у слепых. Требовались еще не малые усилия, и первым кто это понимал, был Марек, он тут же решил идти в лавку, запастись всем необходимым.
Доктор поспешно закрыл за собой дверь и первым делом завесил единственное в комнате окно. Его не было часа три, хоть он и спешил, Чарли по-прежнему спал, уснул и Каин, неловко подбив под себя грязные тряпки, служившие одеждой. Не прошло и минуты, как пробудился Каин, вероятно слышавший отворенную дверь, он встал только сейчас.
– На улице я видел легионеров, они могут искать вас. Я правильно это понял? – сказал доктор Каину, все еще держа корзинку перед собой.
– Это может, – немного безучастно ответил Каин.
– Я выдавать вас, конечно, не стану, но если они узнают, долго я не продержусь, это знайте, – пробубнил Марек, не совсем понимая, что хотел этим сказать.
– Ничего-ничего, я от вас большего не жду, я вам спасибо должен был сказать, а все тянул… – на выдохе проговорил Каин, так будто воздуха ему не хватило закончить.
– Посмотрю-ка Чарли. – с некоторой задержкой произнес Марек.
Доктор подошел к Чарли вплотную и не нагибаясь, ощупал лоб, а затем и измерил пульс. Доктор долго стоял, уткнувшись в кушетку коленом, в полной тишине, пока вдруг не очнулся Чарли. Та пелена, что была на глазах, она исчезла, Чарли смотрел, раскрыв несильно свои веки, и видел уже все. В комнате было темно, и несмотря на мороз за окном, даже тепло, хотя Каин был уверен в том, что все это лишь на контрасте с ледяной ночью, всегда под утро тепло. Чарли долго не мог отвести взгляд от прислонившегося доктора, не зная как реагировать на того, ему казалось, что в комнате кроме этого самого доктора и нет больше никого, а потому и не сразу он стал осматривать комнату. Доктор в свою очередь не знал, как реагировать на больного, который буквально вчера помирал, а утром проснулся, как ни в чем не бывало. Сделав шаг назад, и повернувшись боком к Чарли, доктор посмотрел на Каина с некоторым прищуром. Чарли тоже сумел увидеть, наконец-таки, Каина, который всеми силами пытался выжать из себя улыбку. Чарли, хотел было, соскочить с кушетки и подойти к Каину, но едва сделав шаг, упал как подкошенный.
День так и прошел, оставив за собой лишь темную комнату и недолгое пробуждение. Так прошла и ночь, снова наступило тихое утро, доктор взял свою корзинку, все становилось так будто это обычно. Уже подходя к дому, Марек встретил мясника из лавки, что была в том же доме. Он стоял один, поджидая именно этого человека – доктора.
–Доктор, – крикнул мясник.
–Да Витус, здравствуй,. – испуганно сказал Марек. Он побоялся, что мясник выдаст его.
– Я видел, как те двое зашли к вам помните, накануне?
– Ах, да я помню, – сердце доктора забилось чаще, и он был уже почти уверен в своем предположении, хотя и тут незаметная ему самому надежда закралась в душе.
– Так что ж стало то с ними? – мясник уже выуживал, словно клещами каждое слово из доктора. Тот же в свою очередь решил, что все кончено.
–Вы из любопытства спрашиваете? – упирался Марек.
– Не то чтоб из любопытства, я по делу. Видите ли, я сам тревожусь очень, знаете… – мясник говорил учтиво, от чего еще сильнее пугал доктора, – с моей дочерью твориться неладное, не знаю может и впрямь чума, а может обойдется, не знаю, не знаю…
–Я мог бы осмотреть, если нужно, – выкручивался доктор.
–Нужно. – ответил тут же мясник. Витус пригласил доктора внутрь, через прилавки и коридорчики они, наконец, прошли в комнаты. На кровати лежала девочка, по виду лет двенадцати, у нее были большие черные глаза, и это жутковато контрастировало с ее бледной кожей. Рядом не было никого и это как-то пугало, после Витус объяснил, что мать девочки померла совсем недавно именно от чумы. Доктор начал осмотр молча, лишь поклонившись слегка девочке, а та все смотрела на отца, так ничего и не сказав. На лице пятен не было, но когда девочка сняла одежду, доктор покачал головой, затем обернулся к Витусу и с минуту глядел на него исподлобья.
– Пойдемте на воздух, – обратился он вдруг к мяснику.
Они поспешно пошли на выход, оставив в недоумении девочку. На улице была какая-то возня, повозки и люди сновали взад и вперед, но самое главное их здесь никто не слушал.
– Вы, наверное, поняли что я вам скажу? – обратился снова доктор.
– Наверное… – проговорил Витус. Его лицо исказилось бороздами десятков морщин.
– Отчаиваться не стоит. Я так и не рассказал вам о тех, кого приютил. Берите с собой дочь и приходите, – ободрил мясника Марек.
– Зачем? – недоуменно спросил Витус.
– А зачем вы спросили меня о них, потому и приходите, – ответил доктор.
Могильщики вот уже более суток покинули кладбище, и кто они теперь не известно. Чарли и Каин дожидались не то доктора, не то знамения. Чарли на удивление быстро окреп, хоть и последствия болезни выражалось на нем.
– Что отец? – таким был первый вопрос Чарли.
– Что отец? – повторил озадаченно Каин.
– Думал, вдруг он еще живой, – ответил Чарли как бы за Каина.
– Нет Чарли, наша сказка совсем плохая и не тот у нее конец, уж прости. И мне горько Чарли, но я за него рад, я думаю, что лучше он бы сам не придумал, ты понимаешь? – Каин подошел к Чарли и сел рядом с ним.
– Понимаю, а все равно тоска, я себя виню, что не любил его, так как он меня. Он вон какой, а я как будто и не знал…
– А я знаешь, наверно знал, я потому и рад, что не ошибся. А теперь, кажется жаль, что не ошибся. – Каин взял голову Чарли под локоть, и долго сидели они плача. Затем вытерев лица, они снова заговорили, как ни в чем не бывало. О разном, но все не важном. Один, о том же что и другой, о том, что Бен рад своей смерти и рад был положить жизнь за сына, теперь же когда он увидит его с небес живым, то и возрадуется более.
Дойдя до места, где Бен глядит с небес, Каин остановился, глядя на свою изодранную руку и мысли его стали путаться так тяжко, что сил не хватило продолжить. Сорваться с места, а после провалиться хоть сквозь землю, этого хотелось Каину, но его спас Марек. Вместе с доктором вошел Витус – мясник, и та девочка, его дочь.
– Входите, не бойтесь, – с порога проговорил Марек гостям, – это Чарли и он уже здоров, а с ним вот Джим, – указал он на Каина.
– Здравствуйте, – хором брякнули все четверо.
Доктор подошел вплотную к Каину, боком как бы отгораживаясь ото всех.
– Ты поможешь? – спросил Марек, – ты должен помочь, и то будет твоя плата мне, за то что я приютил вас, – грозно продолжил Марек. Каин вовсе же противиться и не хотел, но ответить прежде доктора не успел.
– А я так и понял, зачем вы пришли, ну вы обождите пока, – Каин походил кругом, а как остановился, так весь затрясся. Он стал как-то неловко улыбаться, чтобы никто не заметил его трусость, затем сел. Все кругом смотрели, смотрела девочка, не зная, что ее ждет, смотрел ее отец, на Каина как на безумца, смотрел Чарли, не зная, кого ему теперь больше жаль. Одним словом, та напряженность, которая нависла сейчас, была еще хуже той, когда говорили о Бене. Каин полоснул по руке ножом и будто обрадовался. Дальше он командовал четко и быстро, не сказать что трезво, в глазах его словно проснулись бесы.
– Неси тряпки, – крикнул Каин доктору, – готовь веревку, – продолжал он, покуда кровь все сильнее заливала стол и самого Каина, – иглу и трубку, быстрей, – снова кричал Каин. Теперь уже никому его было не жаль, от чего-то совсем не ясного, но в такие минуты совершенно должного, – начинай кровопускание, дальше сам, – скомандовал Каин.
Все затаили дыхание до того что, едва Каин прекращал шевелиться или говорить, наступала тишина, по настоящему гробовая. Девочка и тогда не произнесла ни звука, когда ее ногу разрезал Марек, выпуская кровь. Наполнив склянку, Каин слез со стола, прижимая к руке тряпки и зажимая все телом, согнулся, прошел к окну, шепнул что-то Чарли и тот мигом подтащил кушетку к столу. Девочку уложили на кушетку, сверху стояла склянка с кровью и трубка торчала из нее. Кровь шла долго, было удивительно смотреть, как маленькая девочка перенесла столь долго без движения. Наступил вечер, когда все было закончено.
– Откройте окно, – прошептала Анна – так звали девочку.
– С ней все хорошо? – спросил Витус у доктора.
–Так спросите ее, – ответил доктор.
– Как ты Анна? – спросил, наконец, мясник у девочки.
– Темно как-то, душно, плохо мне, – скороговоркой проговорила Анна.
Каин встал со своего места, сдернул тряпку и открыл окно, затем брызнул водой налицо девочки.
– Не вздумай мне умирать малявка, я тебя очень прошу, – Каин сидел рядом, – смотри на меня не отрываясь, а я тебе расскажу что-нибудь интересное. Что ты хочешь послушать?
–Мне сказки раньше мама рассказывала, – тяжело, с хрипами проговорила девочка.
–Вот же, сказку…
В полуночной тьме глубокой
В стороне забытой и далекой
Спит под дланями людей
Кот красавец дивный котофей
Поживают жизни с людом
Поливая земли с пруда
Радуясь на каждый плод
Ластиться чудесный кот
Своей лаской он смиряет
Кровь от крови умиляет
Всех детей кругом навек
Да хоть старый человек
Вдруг откуда неспроста
Через тернии хвороста
Пробирается дракон
И огнем всех с хаты вон
Рыком страшным вопия
Всем почудится змея
А дракон из чрева пламень дышит
Звуки плача и мольбы не слышит
Поедает страхом льстивый
Все ж дожевывая Фивы
Новых маленьких людей
Рдел и малый котофей
Страшно маленькому стало
Ведь поел уже не мало
Что же станется со мной
Я, увы, ведь не герой
А без человечка худо
Ой, не все пошли б на блюдо
Им кому ж теперь любить
Что ж бежать да горе выть?
Нет, я брат тебя встревожу
Крылья бесов я стреножу
Поборюсь с тобой за человека
И моя им станет в том опека
Будут котиков беречь
То пойдет иная речь
Кот уж будет как бы Бог
Каб дракон бы уберег
И покуда задирался
То дракон уж постарался
Половину аль другую
Съел за душу за милую
Кот за голову схватился
Да так наземь и свалился
Ах, какой же я дурак
Все витаю там же враг
И хватив под лапы меч
Поплелся на бой и сеч
Встал собой перед драконом
Оглушив лишь диким звоном
Рассмеялся страшный змей
Как крылатый чародей
Тряс он брюхом, насмехаясь
Да в коте все сомневаясь
Насмешить пришел он что ли?
Иль, другой какой он воли
Котофей все смотрит прямо
Мечиком грозит упрямо
Воздух, в клочья раздирая
Как бы с ним уж не играя
Раздался и пуще смех
И пустило брюхо всех
Пополам разорвалось
Все, что было вытряслось
А дракон летит за горы
Котофея проклиная взоры
Все отпраздновав гурьбой
Вспоминали страшный бой
Каин не смотрел на девочку, а все когда рассказывал, глядел в окно и лишь окончил, повернулся. Анна едва заметно улыбалась, стараясь исправить гримасу боли на лице, и все же ей это удавалось, хоть и с большим трудом. Наступила неясная тишина, и все как будто бы боялись тишину эту нарушить, так словно, потревожив ее они бы сделали худо для Анны. Дослушав до конца, почти никто не подумал задавать вопросов, ну кроме Чарли, тот всю эту сказку и смотрел на Каина, будто желая вставить какое-то слово. Первой все же оказалась девочка, именно она, а не Чарли задала вопрос, как нельзя более уместный:
–Так о чем эта сказка? – спросила Анна. Почему-то ни у кого более не возникало такого вопроса, вероятнее всего потому, что если бы их самих спросили бы о том же, то они просто ответили бы, что в ней и так предельно все ясно, что творить зло есть плохо и что воздается всякому такому ужасному существу зло творящему. Уж, наверное, Анна могла понять и это, но вопрос ее явно был в другом.
– Иногда достаточно просто решиться, – ответил Каин. Он то и вопрос ее понял, пожалуй, что один, – бывают всякие трудности, но в большинстве своем они сами нас боятся, стоит только сделать главное – побороть свой страх перед ними. И я вижу, что ты отважная девочка, – Каин тоже ей улыбнулся, – прямо как этот кот.
– Мне приятно такое сравнение, – прошептала Анна.
– А что с жителями Фив? – вставил вдруг Чарли.
– Какое тебе дело, об этом в сказке не говорится, – рассержено проговорил Каин.
– Ты не читал мне таких сказок, – продолжал Чарли.
– А ты и не просил, – отрезал Каин. Все кругом рассмеялись, а Каин вроде бы, даже обиделся, но посмотрев на улыбающуюся Анну, заулыбался и сам.
Тем временем луна уже подступилась к окошку, разгораясь сильнее в сумерках приходящей ночи. В комнате становилось холодно из-за открытого настежь окна, но все же та теплая атмосфера, что находилась среди этой необычной компании, не давала никому замерзнуть. Окно все же прикрыли, впереди ждала еще долгая ночь, бессонная и тяжелая. Тяжелая для всех; для Анны – маленькой девочки, которой предстояло сразить саму смерть, отвагой юного сердца; для Витуса – отца и мясника, в том именно смысле, что этой ночью он отец, как может, никогда прежде, больше чем мясник; для Марека – доктора, который перестал быть лекарем в самое важное для того время, но все же взял на себя полномочия не менее грузные, чем прежние; для Каина, который и задумал все происходящее и без которого ничего бы этого не случилось. Над которым не меньше чем и на Чарли, теперь висел Дамоклов меч, ниточкой отделяя лик спасителя, от лика убийцы. Чтобы означала неудача? А то, что Чарли спасен зря, то, что Каин пошел на шаг представленный может быть дьяволом, и заманен в ловушку бахвальства. В такие минуты самым тяжелым делом было прогнать эту тревогу и еще важнее не показывать ее перед дитем. Каин долго рассказывал истории и сказки, пересказывал уже написанные книги, едва не валясь с края стола, на котором сидел. Ночь так и закончилась под рассказы Каина, на которого, и смотреть было тяжко, так он устал, на него и не смотрел никто впрочем, он сидел боком ко всем присутствующим, рассаженным кое-как по углам и к лежавшей девочке тоже. Боль Анны утихала, и вместе с тем закрывались ее зеленые глаза. С опаской и некоей затаенностью в сердце не ведомо от кого, можно было сказать, что все позади и все обошлось. Так же вкрадчиво ослабляли свою бдительность присутствующие. Витус был единственным, кто не сомкнул глаз до пробуждения дочери. И девочка очнулась.
Был следующий день, впоследствии ставший последним днем спокойствия и безмятежности. О этом дне можно упомянуть разговором, принятым с трех сторон однозначно единой мыслью. В следующий за тем день и началось то, о чем было оговорено ранее. Чарли вышел из дому около полудни и не являлся почти до самого вечера, и пришел не один. Он уходил за больными и привел их, несмотря на неверье и страх. Все трое занялись одним делом, и у каждого была своя задача. Пока Чарли сновал по улицам города в поисках очередного страждущего, пытаясь при этом не попасться на глаза легионерам, Каин с доктором готовились к операции, доктор, стерилизуя склянки и трубки, Каин, читая молитвы.
Самой сложной задачей наградил себя Чарли, убеждать отчаянных людей пусть и проще, но и их надо убедить, а затем еще и привести куда нужно. Когда тебе говорят, что тебе пустят кровь, это лишь усложняет задачу, но обманывать Чарли не хотел. Казалось бы, дело верное и почем только горевать, но, увы, не каждый соглашался легко. До чего же сильна их надежда, порой думал Чарли, надежда на какое-то неизбежное, неминуемое чудо, которое почему-то должно свершиться, была сильнее прямого спасения. Вот же она та самая дверь, ко входу в которую вы стоите, но они не идут, от того лишь, что хотят непременно попасть внутрь, и так надеются попасть туда сразу, что и дверь ту отворить не считают нужным. Чарли водил под руки прокаженных каждый день, а то и по два раза на дню, даже чаще по два. По мере того как поздоровевших становилось все больше молва разлеталась по округе и тайком пробралась в каждый уголок города, уголков тех было не столь много, потому что город был не так велик. Чарли, несомненно, это дало не малое подспорье в его деле, теперь-то люди, наконец, перестали биться головой в стену и нашли двери, но сквозь них им все равно приходилось идти с Чарли. Сдвигая одну сторону, другая все ближе подходила к краю, Каин уставал все сильнее, усталость переходила из физической в душевную. Прежде почти неотрывно читавший молитвы Каин, теперь все больше спал. Глядя на согбенного Каина, не раз печалился Марек. Доктор проводил целые монологи, глядя в окно из дома.
– Стервятники проклятущие, ох уж стервятники. В землю вас всех, как и прочих, загрызут же, загрызут… – говорил Марек. Пролетали словечки и по крепче от доктора. Как бы там ни было, всякий раз Каин утешал Марека и даже порицал за столь резкие высказывания.
Прошел уже год, с момента первого пациента. Ввалилась целая толпа, однажды в дом доктора и среди них двое прокаженных, мужчина и женщина, оба средних лет. Они были пьяны и прямо таки требовали своего исцеления. Каин таки не выдержал и в первый, и последний раз отверг вошедших. Прогоняя их, Каин едва ли не силой добивался своего, до того обозлился он. Страшная ярость напала на него в тот миг. И лишь успели выйти от него люди, Каин упал как подкошенный не то от упадка сил, не то в молитве какой и стал просить прощения, аж до умаления некого.
– Они то уж не простят поди, а ты их прости, как всегда прощал, в тебе эта сила есть и я знаю что зла в тебе нет, а лишь один вопль мук твоих. Давно я ждал этого, а кабы не дождался, то и впрямь не человек ты Джим, – проговорил все это вслух Марек.
– Простите меня людишки бедные, простите немощного, осилю я вас. Простите … – Каин со слезами на глазах сидел на коленях и говорил далее тише и тише.
– Так может вернуть их, а? – вставил вдруг доктор.
– Да ну, зачем им это? – вопросительно ответил Каин. Его глаза широко открылись и поглядели выше, на стоявшего Марека.
– Как это зачем? – снова переспросил доктор.
– Не нужно, думаю, не стоит, – чуть с улыбкой ответил Каин.
– Это, пожалуй, верно, – заключил Марек. – А почему?
– Я пьяных не люблю, – спокойно договорил Каин.
Под самый вечер пришел Чарли в тот день и привел еле живого юношу, на вид не более чем лет семнадцати. Не говоря ни слова, прошла еще одна операция, тишина длилась несколько часов. Парень был уже едва ли не мертв еще в самом начале, ну а уж после и вовсе его жизнь можно было определить лишь по чуть заметному дыханию. Ночь созрела до темна, когда парень, наконец, очнулся, он глядел в потолок, а глаза его хоть и были открыты не выражали уже ничего совершенно, он глядел так долго, а затем начал едва слышно лепетать.
– Свет то какой, радость мою лелеешь, дня ясного. Радостно мне, приятен свет твой и жизни я той рад. Теперь совсем не страшно, как чудо дается, мир заветный, чудесный мир. Вовсе такой же, радость моя из него оттуда она и шла и я за ней теперь. Облаками движется и одно все создает, дивный наш мир… – все затаенно вслушивались в слова юноши, но только Каин выглядел так, будто что-то понял, хотя спроси его, не объяснил бы, наверное, никогда. Слова парня вдруг закончились и все это поняли не сразу, а лишь после нескольких минут, так как говорил он с большими паузами после каждого слова, и все надеялись услышать еще, дальше, но он тем давно окончил. Каин положил свою выпачканную в крови ладонь на лицо паренька и сжимая челюсти снова заплакал, но теперь уж скупо одной слезой. В нем томилась нестерпимая злоба. Как же так думал он, не уж то за тех, не уж то за них такая кара.
На следующий день было решено никого не принимать. Мальчишку пошли хоронить на то самое кладбище, где прежде хоронили всех Каин, Чарли и Бен. Вернувшись домой, Каин раскрыл тетрадь, не весть откуда взявшуюся и начал долго и усердно в ней что-то писать. Когда Чарли спросил его, Каин ответил, что пишет обо всем случившемся давным-давно, а как вышел в их совместный поход, свою тетрадь брать не стал. Он был уверен, что через пару лет, вернувшись, обязательно все опишет, но не довелось вернуться, и может, не доведется еще очень долго. На следующий день снова приняли двоих, все прошло хорошо.
Когда были написаны фолианты другой книги неизвестно, но они пришли в этот мир. Так и теперь появилась библия. Пройдут тысячи лет, и в другом свете она снова объявится, как нечто непреклонное, словно сама истина.
На стянутых жилах
В брошенных силах
В чумной голове
Черной лживой игре
Каменных стен
Лопнувших вен
Больших океанов
Глаза великанов
Челюсти скал
Каленый метал
Грузные вожжи
Страшные мощи
Рваные части
Грызущие пасти
Реки и море
Все чье-то горе
Болью моститься дорога
Частью бывает острога
Сердца не малый кусок
Деревом станет лишь волосок
Римская империя была первой, после иудейского государства из тех, кто узнал о книге, ибо именно из-за нее все и началось. Впрочем, были и другие возможные причины войны евреев с Римом. Как раз именно в этот период поднялся внезапный мятеж «преданного» британского населения. Казалось бы, обреченный на гибель план двух самых удаленных провинций империи сработал. Основанный на серии отвлекающих маневров бой, был долгим и упорным и все же закончился не совсем так как того желали стороны, ни одна в итоге не оказалась полностью удовлетворена. Так или иначе, Британия и Иудея, более не входившие в Римскую империю, все же во многом зависели от последней. Главное же события сошло на Иудею, как раз по той самой зависимости, хватило лишь одного слуха. Слух этот пришел из Рима и вернулся туда же в сенат.
Разговор в сенате начался с обсуждения политики в отношении все того же Израиля, а когда все закончили говорить встал Император Флавий. Он говорил о разном, и все вроде бы, ни о чем, как бы начиная издалека, наконец, дошел до того момента, где говорилось о Каине.
– Мы давно пускаем мимо ушей слух о некоем человеке, что евреи зовут спасителем. Вернее так должно быть по библии, в сущности же это простой лекарь, который, тем не менее, сумел повести за собой уже целый город. Тот самый город эпидемия чумы в котором, вынудила нас увести отряды за его пределы. Город – «Порог», так он называется. Скоро этот юноша перейдет порог и пойдет не известно еще куда, его проповеди последуют за ним, оставляя за собой длинный шлейф. Чем это может угрожать Риму? Быть может и ни чем, но вот дать Риму он кое-что все-таки может. У меня есть одно письмо, которое вам я читать ни кем не обязан, однако, я зачту его, – проснувшиеся патриции из сената, живо глядели теперь на своего императора и на письмо вынутое им из одежд. Письмо было небольшим и выглядело вовсе не официально. – В подвластной вами территории находится юноша по имени Джим. Его судьба крайне тревожит еврейский народ. Он возомнил себя мессией, хоть и не может быть таковым, он смущает римский народ и насмехается над священным писанием. Мы готовы идти на крайние меры, чтобы изловить преступника. В частности вернуть иудею в состав Римской империи, – окончив читать, Флавий сел на стул и внимательно глядел в зал.
Каин долго просидел над тетрадью в одно утро, когда пытался вспомнить ту тысячу лет, что прошла для него в пещере, пока не вошел Чарли и не избавил его от мук забвения.
– Ты сегодня один? – спросил с порога Каин.
– Я здесь один, а там за окном люди, они пришли благодарить тебя, – отозвался Чарли.
– Сейчас мне меньше всего этого хочется, – с тоской проговорил Каин.
– Идти, наверное, все равно нужно, как ты считаешь? – снова спросил Чарли.
– Из-за меня не стало мальчишки, они знают это?
– Ты можешь рассказать все что захочешь.
– Я не бывал там уже два года, ты знаешь лучше меня кто находится в здравии, а кому помирать. Много ли их?
– Возможно, кто-то и нуждается, но поверь, они не стали бы приходить если бы не поверили в то, что чума уже позади.
–Хорошо, идем. Позже я скажу тебе еще кое-что, а пока идем.
Каин отворил дверь и увидел толпу, собравшуюся на морозном воздухе, там были мужчины и женщины, дети и почти не было стариков. Все как один склонились на колено перед Каином и затаили мертвую тишину. Каину сложнее всего была эта тишина, но именно благодаря ней он успел, молча оглядеть людей вокруг и узнать едва ли не каждого из них. Среди них были и Витус со своей дочерью, были спасенные и те, кто был с ними рядом, во все эти ночи. Стоявший рядом Чарли, вдруг тоже подошел к толпе и сел возле них. На глаза Каина опустился белой дымкой свет, это пелена застилала ему глаза и не давала пролиться слезам. Каин подошел к Чарли и начал тормошить его за руку.