Лидер вокалист и он же гитарист группы, извлекал из гитары странные, но завораживающие мелодии. Остальные инструменты в этот момент молчали, и все внимание приковывали к себе еще тихие, но мелодичные звуки, доносящиеся откуда-то далеко, словно из утробы огромного зверя спрятанного здесь во тьме. Затем гитара запела чуть звонче и подключилась виолончель и бас, начался грохот и рев – это подключились ударные, а вместе с тем педаль под ногой гитариста кардинально изменила звучание. Это было шоком для зрителя, такие мелодии не услышишь в опере или на оперетте. Другая музыка напугала толпу зала, но в то же время все сидели как завороженные, и сложно было сказать, почему они не уходят. Возможно, ступор, в какой они впали, не дает воли ногам, а еще более вероятно, что уши услышали то, что им хочется дослушать до конца. Еще большим потрясением стала уже не музыка, а только один свет, что дал увидеть этих новых артистов. Выбор одного из всех, что приковал взгляды пал, конечно же, на вокалиста-гитариста группы, теперь уже на нем не было куртки, капюшон упал на спину и рукава комбинезона были связаны на груди, вырастающие из неведомо откуда руки, продолжали играть музыку. Закрыв глаза, он подошел к микрофону и начал петь. Рев вокалиста, как и его гитара, перемежался протяжными нотами, выдавая слова единые с музыкой. При этом микрофона здесь могло собственно и не быть и от того представление не потеряло бы своей красоты. Человек танцующий, прыгающий и играющий одновременно на всем что у него есть, увлекал каждого без разбора своей харизмой. Оркестр что его окружал, был, как будто, только затем чтобы дать представление театру одного актера. Сбоку на веревке у этого актера висел маленький горн перемотанный и избитый, и как только он воспользовался им все поняли почему, после одной мелодии горн полетел выброшенный через плечо. Он улыбался после каждой песни стеснительной искренней улыбкой и едва начиная петь следующую песнь, его застенчивость исчезала, ты уже не узнавал в этом брутальном воплощении рока лицо умеющее стесняться. В конце одной из песен он рванул верхнюю часть комбинезона, ту что была с перевязанными рукавами и с плеч его полилась кровь, только тогда все поняли что держалось все на булавках приколотых к телу.
Пэт долгое время сидел, боясь произнести хоть слово, но увидев переглядывающихся друзей, он решился все же заговорить.
– Кажется, вспомнил, да. У одного испаноязычного автора есть сведения о мифическом животном, представленном на плакате. Оба О Аку – существо которое бывает невидимым почти всегда и только по каким-то особенным причинам, не помню каким, появляется полностью – радостным возгласом умудрился блеснуть Пэт.
– Если вопрос именно о том музыканте, если вы говорили про него. Я дам ответ уже сейчас. – Пэт со всей серьезностью посмотрел на Монти.
Монти перевел взгляд друга на Барта и тот выглядел, по меньшей мере, растерянным.
– Они настоящие, сомнений нет. Я знаю, о чем вы говорите, могло бы то быть голограммой или прогресс зашел еще дальше и вы воссоздаете людей, но в одном я уверен точно – этот человек на сцене подлинный, самый что ни на есть настоящий. Готов поклясться в этом. – Его взгляд снова сверлил нерешительность в лицах художника и режиссера.
– Скажи ему, наконец, – чуть не крикнул на Барта Монти, – или скажи хотя бы мне. Он прав?
– Я не знаю, – робко сказал Барт, его ищущие глаза пытались найти надежду хоть в чем-то.
– Барт, – взгляд Монти был ясен художнику как никому другому.
– Дело в том, что мне показалось, что я их задвоил. Когда я создал программу, людей оказалось больше чем нужно, и я удалил одну копию. Только и всего.
Недоуменный и совершенно уже безрадостный взгляд Пэта указывал на то, что его догадка не привела ни к чему хорошему. Барт все еще метался в надежде зацепиться хоть за что-нибудь, лишь бы ошибка не была фатальной.
– Если это действительно так, концерт должен закончиться иначе. Нечего так переживать, в этом случае все пойдет по-другому, – Монти предстояло сделать тяжелый шаг, и скрыть эмоции ему сейчас было нелегко. Он их и не скрывал, он делал выбор. Выбор этот состоял в том, что концерт мог пойти по нескольким сценариям. Первый – Барт ошибся и на сцене действительно иллюзия вместо людей и этому сценарию Монти верить уже не мог. Второй – люди живые, но они не станут доводить программу по изначальному плану. Третий – они живые и будет все так, как и должно быть.
Леденящая душу песня вжала режиссера на место и холодный пот был холодней от того что и сам он едва не оледенел, похолодел и не умер. Посади труп рядом с Монти и едва ли тебе удастся угадать кто из них мертвее. Это конец, конец не только концерта, именно этой песней должно было все кончится, и краткое представление должно было молотом ударить по головам зрителей, а вместо этого два человека уже сидели ошарашенные. После все вскроется, живые, счастливые и довольные люди должны будут смеяться от пережитого страха. Одно только не вязалось у этих двух, что сами они переживут этот страх.
Песня закончилась, и мертвецкие лица в первом ряду едва не выплюнули душу в один этот миг. Наступила пауза, тянувшаяся действительно долго, даже для людей не посвященных. И вдруг она кончилась, музыка заиграла снова, и звериный оскал Монти попытался перейти в улыбку, но что-то ему мешало, он готов был издать радостный вопль, но песня должна закончиться.
С тобою играет в лапту
Рыба на белом мосту
С Химерой на черной стене
В твоей только родной стране
В небе безоблачных лиц
Песни летающих птиц
Перья и небо из гроз
Вымытых радостью слез
Ночью под нимб фонаря
Солнце уснет не горя
Замок растущий из грез
Лающий преданный пес
Дым на большом чердаке
Блики на черной реке
Вместе со мною встречай
Свет, уходящий за край
Встань выше
Последние два слова прозвучали несколько раз и уже в последний, самый тихий раз свет неожиданно погас. Существо на растянутом флаге с названием группы фосфорическим светом выступило наружу и теперь уже не одни лишь глаза и хвост были видно, но и все оно целиком. При этом достаточно было моргнуть, чтобы не успеть увидеть существо оба о аку. Оно исчезло, как только снова включили свет, и тогда на сцене осталась одна только фигура. Эта фигура висела над сценой с петлей на шее. Нет смысла спрашивать, кто там висел. Так мог закончить только один человек, и он не был голограммой или виртуальным музыкантом.
В зале началась паника. Одни ждали, когда же все-таки разрешиться этот фокус хитрым финалом, другие сразу же убежали вон, а третьи поняли сразу, что они увидели именно то, что и случилось на самом деле. Проход на сцену был заблокирован, так будто все было просчитано еще давно. С кресла поднялся Барт, но только затем чтобы сразу же упасть в обморок. Пэт бросился к нему, а Монти продолжал смотреть на сцену остекленевшими глазами.
Уж, наверное, не так себе представлял свой финальный гала концерт легендарный режиссер. Еще ночью к театру подъехала машина полиции и скорой. Выясняя обстоятельства дела, оказалось, что единственным кто был посвящен в точную фабулу концерта помимо режиссера, был Барт. Однако от Барта проку оказалось мало, он не то чтобы не мог рассказать о случившемся, но даже не мог никого узнать, ему с трудом удалось удержаться от той истерики в которой он бился с того момента как очнулся от обморока. Уже через полчаса он не знал, где находится, а когда приехала его мать, он так и не понял кто она. Единственный человек, которого он все же признал, был Монти, впрочем, его имени он так же не вспомнил и даже не сумел толком объяснить, откуда его знает. Переходя к самому режиссеру, полиция надеялась на больший успех, но так же оказалась беспомощна. Монти говорил о гипнозе, который якобы исходил от мифического животного на плакате, а так же организации, которая устраивает массовую галлюцинацию в виде дополненной или виртуальной реальности. В целом полиция пришла к выводу, что в бессвязной речи режиссера нет ничего существенного по дело о самоубийстве, и тогда уже решили перейти к личности самого висельника. Монти и Барт были переданы докторам, специализирующимся на всякого рода знатоков организаций связанных с оба о аку и прочими галлюцинациями.
Дело было закрыто совсем скоро, тогда как узнали о том, что музыкант самоубийца нигде не был зарегистрирован ни под каким именем, так же отсутствовали люди, которые знали бы этого человека или видели. Был один неопределенный слух о том, что его видели в библиотеке с картиной, но слух этот не подтвердился. Барта и Монти перевели в городскую психиатрическую больницу, и там они по сей день. Они отказываются выходить оттуда и общаться с кем либо, пока организация не прекратит свое существование.
Прогулки по пескам.
Башенные часы пробили двенадцать и десятки людей проходивших мимо по тем или иным причинам увидели перед собой одну и ту же картину. На сером полотне хмурого неба исполинским копьем высится башня. Циферблат той башни давно лишился стекла, и теперь все шестерни заводного механизма оказались беззащитно подставлены под любопытные взгляды, дожди и ветра. Время не остановилось, оно лишь отбило метку на своем бесконечном теле. Люди отвернулись, пошли дальше и лишь один взор так и остался, прикован к часам. Этот взгляд принадлежал человеку совершенно неприметному в толпе, но в то же время сильно отличавшемуся от других. Человек этот был без возраста и без определенного социального положения. От бездомного его отличала разве что не самая грязная одежда и совершенно здоровый вид. Роста этот человек был не огромного и все же довольно большого, телосложения скорее худощавого, но не от природы, а в виду образа жизни. Мимо такого человека пройдешь и не вспомнишь никогда, что встречал его. Чтобы запомнить человека лучше всего посмотреть ему в глаза, но этот человек никогда не останавливает взгляд на людях и почти всегда смотрит будто отрывками, одной картинкой в данный конкретный момент. Он стоит и копит что-то в себя, словно стараясь дагерротипом глаз запечатлеть увиденное. Он созерцает и, кажется, без всякого толку. Этот созерцатель ничего не держит в руках, не несет сумки и вообще ему кажется, нужны только глаза. Увидев эти глаза можно испугаться, проникнуться ненавистью или жалостью, но выбрать нужно что-то одно. Темные круги под глазами созерцателя в купе с не моргающим взглядом создают жутковатый образ. Только лишь по той причине, что сам он не смотрит на вас, вы не замечаете ни глаз, ни самого лица странного человека. По той же причине, что вы не увидели его толком, для вас он так и остается человеком в толпе. Он столбом расположился на тротуаре многолюдной улицы, простоял неподвижно минут пять, но его так никто и не заметил. Созерцатель ушел, он прошелся вдоль улицы, обернулся в самом конце, направил взгляд в перспективу домов и остановился снова. Двухэтажные коричневые домики потянулись до самого горизонта и оборвались на нем в перекрестье. «Наверное, он чего-то ждет» – так скажет всякий кому придет в голову задуматься, для чего встал этот немой созерцатель. Однако посмотри в глаза этому человека, и ты убедишься, что здесь что-то не ладится. Не ладится его взгляд, в котором отсутствует скука или любая другая эмоция изобличающая состояние человека.
Всюду, где бы не остановился человек, созерцающий городские пейзажи, менялась не только картинка, но и люди. Они тоже могли попасть ему на глаза и, несмотря на то, что он не ловил их взгляды, люди так же присутствовали в фокусе его взгляда. На аллее, куда он только что вышел было немного народу, все они сидели на лавках расположенных вдоль, длинной вереницей. Разглядывая аллею, созерцатель не стал присаживаться ни на одну из скамеек. С одной из скамеек поднялся бездомный мужчина одетый слишком тепло для стоявшей погоды и пошел вниз к реке, а затем, не доходя, повернул налево к театру. В том же направлении должен был двигаться согласно своему плану и созерцатель, однако в этот момент он решил задержаться и только моргнул после того как ушел мужчина. Свой путь созерцатель все же продолжил и в следующий раз остановился уже у самого театра, убедившись прежде, что бездомного рядом нет. Рядом не было и никого другого, до того момента как девушка, что сидела на скамейке, не прошла очень близко. Кругом не было никого и столкнуться, можно было разве что нарочно, но человек созерцающий театр не придал этому значения. Девушка неловко ударила созерцателя по ноге носком своего башмака. Спустя уже несколько секунд ударенный человек все же заметил след оставленный девушкой на его ноге, и он будто опомнившись, ойкнул совсем невпопад. Затем он так же пробурчал что-то о том, что нужно быть осторожнее и пошел дальше. Уже за углом театра его встретил словно ждавший давно бездомный.
– Ты попался братишка, – прищуренный взгляд бездомного выглядел совсем сумасшедшим. Отнюдь он не был старым, а даже наоборот, вот только его одежда, неровно надетая шапка, сутулая осанка и прочие атрибуты делали его гораздо старше.
– Это ты мне? – ответил созерцатель, испугавшись своего голоса.
– Ты ошибся, зря, а может и нет, не знаю, – быстро пролепетал бродяга.
– Ты не знаешь меня, а я тебя.
– А как тебя зовут? – оборванец присел на каменную ограду и вперил взгляд в странного человека.
– Тури, – созерцатель имя которого оказалось Тури не хотел говорить своего имени, но почему-то он не сумел ответить иначе.
– Ну, вот я и узнал тебя, – бездомный начал весело улыбаться качаясь на ограде.
В этот момент разговор оборвался, потому что, Тури неожиданно убежал, испугавшись дальнейших расспросов.
В этот день Тури больше не выходил из своего дома и на следующий тоже. Он не думал о том, что случилось, не думал о том, чем грозит ему предзнаменование незнакомца и вообще он никогда не размышлял. Не выходить сегодня и завтра в голове Тури были скорее алгоритмом чем умозаключением. Все равно, что смахнуть назойливую муху или укрыться под крышей во время дождя. На следующий день и впрямь полил дождь и он не был виновником заточения Тури, как и не стал преградой тем людям что сидели сейчас в кафе напротив картинной галереи. Несмотря на то, что на улице уже не было летнего зноя, все еще работала терраса, там-то они и встретились. Эти два человека ужасно не сочетались между собой и если и могли как-то сойтись их пути, то только по причине сугубо делового характера.
–Здесь холодно, почему нельзя было зайти внутрь? – негодовала девушка, впрочем, не делая на этом большого акцента.
– Это место встречи, так? Как думаешь, сколько бы я тебя ждал, если бы ты решила зайти в кафе? – мужчина взял меню со стола, словно забывшись, но затем бросил его обратно.
– Мне кажется ты немного козел Джордж, – большие глаза девушки при этих словах стали будто еще больше.
– А мне кажется, что ты забываешься. Я рад что ты не создаешь мне проблем, но, знаешь ли, если толка от тебя нет, то и партнерство наше весьма сомнительно. Каждую неделю я прихожу сюда и слышу все что угодно, но только не то зачем я пришел. – Джордж посмотрел исподлобья, стараясь всеми силами указать на деловой предмет разговора.
– Информации мало и вообще все странно как-то, – протяжно и куда-то в сторону пролепетала девушка.
–Информации достаточно. Иначе я бы нанял любого другого человека, а не тебя Акра, человека без бумажки, которую в любую минуту могут вышвырнуть из страны, – заканчивая фразы, голова Джорджа всякий раз поглядывала в сторону дороги, за ним должен был подъехать автомобиль в указанное им время. Тем не менее, выглядело это так, будто Джордж сам не знает когда прибудет машина и боится ее упустить как последний уходящий автобус.
– Тебе это удобно. Конечно, есть жалкая девчонка, без паспорта, без дома, без… чего там еще у меня нет. Естественно ты думаешь, что я не имею права задавать вопросы, – Акра и сама начала невольно поглядывать на дорогу после фраз.
– Если тебе нечего сказать, как обычно, убирайся, если есть говори, не ломай комедию, – Джордж уже неотрывно стал глядеть в сторону «автобуса» лишь временами поглядывая на собеседника.
– На следующий раз условимся так, если информации нет, за этим столом нет и меня. Знаешь ли, мне тоже на твою рожу смотреть удовольствия мало. Но пока не ухожу и у меня есть условия.
– Это что еще, ты чего себе возомнила, там? – на секунду хмурый взгляд Джорджа оторвался от своего «автобуса» и глядел на Акру пока не дождался ответа.
– Ты ответишь мне на мои вопросы, а я скажу, что мне известно. Вопрос первый. Зачем тебе этот человек? я пошла от самого важного. Второй вопрос. Кто он такой? И третий я еще не придумала, он обязательно появится, если ты ответишь хотя бы на один из двух, – кожаная куртка Акры издавала скрипы, словно в нетерпении услышать ответ, чем сильно раздражала раздумывающего Джорджа.
– Этот человек дорог одному моему хорошему знакомому, он был другом его сына, который так же пропал, – выпалил Джордж.
– А внучатым племянником родного деда отца твоей девушки он не был? Ты че несешь Джордж? – возмутилась Акра.
–Это правда, я не придумываю.
– И поэтому ты даже не знаешь, как он выглядит?
–Нет, не знаю, он пропал, когда был ребенком. Знаешь ли, дети растут и меняются дорогуша, – оскорбленным тоном выдал мужчина напротив.
– Что даже цвет кожи меняется? – быстро нашла, что ответить девушка.
– Хочешь сказать, что ты знаешь, каков он собой? – сдался, наконец, Джордж.
– Возможно, – сухо ответила Акра.
– я говорил тебе что он ходит по улицам сканируя город взглядом и что он ни чего не чувствует, хоть и выглядит совершенно обычно. Не знаю, навело ли тебя это на одну совершенно поддающуюся логике мысль, но он не человек. Это – андроид. Если хочешь зомби. Поэтому он таков. Он не чувствует абсолютно ничего, только делает вид что испытывает все то же что и человек. Однако его реакция несравнима по скорости с реакцией мозга и потому некоторые его действия кажутся запоздалыми. Он интересен мне с научной точки зрения, но это не мой андроид. Я знаю человека, которому он принадлежит. Так что да, я тоже не совсем чист перед законом, как и ты, – Джордж сморщил и без того изборожденное морщинами лицо. Его лицо постарело преждевременно, и при мимике это было видно лучше всего.
– Будем считать, что ты ответил, а я его нашла. – Акра откинулась на спинку плетеного кресла, чтобы поглядеть на реакцию Джорджа.
– Как ты поняла, что это он? – Джордж собрал в кучу, все свое тело и придвинулся ближе.
– Он останавливался возле больших зданий и на перекрестках, по долго смотрел неподвижно. Он и правда какой-то странный. Так я и решила что это он, – с чувством самодовольства проговорила Акра.
– И все? Почему это не какой-нибудь болван, которому нечем заняться? Может он остолоп обычный, разве нет? – Джордж явно был разочарован и раздражен.
– Нет не все. Еще я ударила его по ноге. Ударила, между прочим, сильно, он отреагировал так, будто его слегка в трамвае задели, пробубнил что-то и все. Я же говорю он странный.
– Ладно, может ты и права. Последи за ним еще. Ты ведь понимаешь, что надо знать наверняка. Все, делай, – Джордж махнул рукой и пошел к машине. Раздражение еще с него не сошло, и это было видно по его сжатой фигуре.
– Увидимся ровно через неделю, – словно заканчивая телепередачу, с улыбкой проговорила Акра.
Девушка, которую Джордж называл Акра, осталась сидеть на том же месте одна. Она заметно погрустнела с уходом преждевременно состарившегося человека, но не от того что с ним ей было весело, как раз наоборот, только когда он ушел, весь ее страх вылез наружу. Джордж олицетворял в своем лице ужас чужого города и его опасности. Таким город видела Акра, страшным и еще более пугающим своей неизвестностью. Вдали от дома, которого у нее уже не было и хоть бы одного близкого человека, которые к счастью хоть где-то, но есть. Она подобрала с пола спрятанный под столом цилиндр, отряхнула его рукой, нахлобучила на голову и пошла на площадь. Как только она придет и встанет рядом с памятником неизвестному поэту, она перевернет цилиндр кверху, положит перед собой и крикнув слово «стих» начнет читать наизусть.
Угрюмое небо в зимнюю стужу
Морозит снегами огромную лужу
Глядит на глазницы забытой луны
И грезит о том, куда движутся льды
Девушка читала стихотворение с чувством, с толком, с расстановкой, в общем как учили в школе и тут вдруг подбежал мальчишка, влез на постамент памятника и завопил еще громче:
Не удалась моя карьера
И это по вине Вальтера
Судьбы сломалось колесо
И это по вине Руссо
Девушка мигом стащила проклятого пацана с памятника. Мальчик был совсем еще малышом, на вид ему было лет семь восемь.
– Ты знаешь, что так делать некрасиво? – сердито упрекнула мальчишку Акра.
– Подумаешь, добавил от себя немножко, – удивленно ответил малыш.
– Ну, во-первых, не от себя, а во-вторых, ты испортил мне представление. Видишь ли, я тут заработать пытаюсь. Так что давай, беги к мамочке сынок и не мешай взрослой девочке, – при мысли о том, что его где-то ждет мать, девушке стало тоскливо и ей больше не захотелось ругать мальчишку.
– Я не сынок, я дитя пробирки и этого чудного города. Так что я здесь посижу, – мальчик вырвался и снова залез на постамент, сел и свесил свои короткие ножки.
– Прям таки с пробирки и вылез что ли? – Акра заинтересовалась, словно наивная девочка.
– Ну, почти. Мой так сказать папа, решил завести дитя, дал денег одной особе женского пола, чтобы та ему родила. Она и сделала это, а он сказал, что ему уже не надо. Ей оказалось не надо так же как и ему и вот я здесь, – на лице мальчика блистала не по возрасту печальная улыбка.
В такие моменты можно сделать две вещи, завести друга или разочароваться в людях. При этом первый вариант гораздо сложнее в осуществлении, потому как рассказ первого должен быть настоящим, а вера в него второго подлинной, если же хоть один скривит душей, то ничего не выйдет. Мальчишка не врал и девушка, которую всякий пытается обмануть, не смогла не поверить маленькому рассказчику. Хотя быть может мальчик мог придумать историю только для того чтобы это было интересно, но он не выдумал. Безусловно, именно такой мальчик выдумает что угодно, но чувствуя родственную душу меньше всего хочется ей навредить, так происходит совсем бессознательно, искренне.
–Тебя как звать то, малыш? – снисходительно поинтересовалась Акра.
– Ну, какой же я малыш? – нахмурившись, ответил мальчик, – Я Туль.
– А я Акра, это если сокращенно, полное имя Акрум, – девушка немного сконфузилась от того что ей пришлось сказать и полное имя тоже.
–У, ни чего себе, у меня все с этим проще, – задумчиво, но без стеснений сказал Туль.
– Хорошо посиди пока тут, а мне все-таки надо подзаработать, – Акра подмигнула и отошла в сторону.
Если посмотреть на мир глазами ребенка, можно увидеть тысячи несвязанных кадров и запутавшись в сложном каскаде эмоций заплакать, так и не разобравшись. Если смотреть глазами человека взрослого можно увидеть множество интересного, красивого и не очень, можно пойти по цепочке ассоциаций, почувствовать синастезию и очутиться мыслями совсем не там где стоишь, в конце концов, заплакать, а может и улыбнуться. Все возможно в воображении человека мыслящего и познавшего хоть какой-то опыт, так вероятно происходит потому, что человек не может быть абсолютно свободен, его сковывают границы и только в воображении он может все. Тяжело приходится тому для кого рассвет ничего не значит, кроме того факта что с ним начинается день, тяжело и тому для кого мост только средство чтобы перейти реку. Наверное, это совсем не возможно, если вместо всего увиденного перед тобой только цифры. Для Тури мир действительно цифры, в его голове часы не пробили двенадцать, стрелки не сошлись на самом верху вчера когда он смотрел на них, в его голове геометрические фигуры переведенные в числа и коды. Сегодня окончился срок его заточения, отведенный самому себе на два дня. Тури отправился созерцать дальше ровно с того места где закончил в последний раз. Выходя из своего дома, он точно так же как и человек, вышедший из другого подъезда, увидел двор, но увидел под другим углом во всех смыслах. Он видит детскую площадку напротив, качели и сооружения из песка и цемента, но не успев осознать того что увидел, перед его глазами появляются цифры они могут сказать ему о любых изменениях, которые другой человек может и не увидит, но он не станет любоваться этим пейзажем будь он бесконечно прекрасен. Между тем пейзаж этот был настолько сер и обыден, что даже самый сентиментальный человек, из какого бы подъезда он не вышел здесь вряд ли задержится на долго.
Каб небо держало стальные оковы
В лапы зажало вселенной основы
Закутав одежды из облак и звезд
Цепляя надежды на тоненький мост
Привыкли бы птицы следом гонять
В распев небылицы о людях сплетать
Под утренним снегом иль в саже ночи
За дальним, за брегом лежали б ключи
От двери на верх, где твой кавардак
Скрывает от всех огромный чердак
Что сможет укрыть и дать тебе сон
И там может быть появится слон
Это стихотворение Акра рассказала тихонько Туль. Она знала много стихов, среди них были и те, что оценили прохожие, но это стихотворение услышал только мальчишка. Они еще долго сидели одни, рассказывая каждый свою историю. Диалог ангела и наивного принца.
– Где же ты живешь? – первой поинтересовалась Акра.
– В смысле? – будто не уловив суть, выдал Туль.
–Ну, спишь, обитаешь… – пояснила Акра.
– Да везде где хочешь. Город и есть мой дом, в нем есть все, а главное торговые центры. Вот где вся движуха то нынче, – выразительно подняв палец вверх, ответил мальчишка.
– А это такие шкеты с шапками на затылке и потерянным видом. Про это, да?
– Ну, тип того. Там есть все, что захочешь, еда развлечения и поспать там можно, – с видом бывалого пояснил Туль.
– И стырить в магазине что захочешь? – полу вопросом полу намеком, предположила девушка.
– Э нет, я не вор, не надо тут, – обидчиво выпалил юнец.
– Ладно, хвалю, хвалю. Жалко мне тебя, – с умиленным взглядом проговорила Акра.
– А чего меня жалеть. Мы знаешь, какие дела проворачиваем?
– И какие же?
– Разные. Вот, например хорошая схема. Называется батут, – хитрый взгляд мальчишки загорелся едва только ему выпал шанс разговориться, – заботливые родители оставляют малыша в батутном центре, а сами идут по своим делам, лишь бы не мешал этот молокосос. В этот момент к нему присоединяюсь я, мы весело прыгаем какое-то время, знакомимся, а потом я предлагаю ему не сидеть на одном месте и пойти куда-нибудь еще. Соглашаются все, если конечно мозгов у них не больше чем у среднестатистического восьмилетки. Когда мы уходим достаточно далеко, малыш уже не моя забота, я ухожу незаметно. Тогда в дело вступают ребята постарше, они первыми видят потерянного ребенка, сообщают на стойку информации, а затем обезумевшие от счастья, что нашли ребенка родители, щедро расплачиваются с их спасителями, – с видом превосходства закончил свой рассказ Туль.
– Это не самая честная игра, – заметила Акра с осуждающим видом.
– И что? Нам тоже приходится нелегко, – не сдавался сорванец.
– Я знаю, каково тебе, потому что жить мне приходится так же, несмотря на то, что у меня есть родители. И все же я бы желала тебе совсем другого. Что же касается тех остальных, как ты назвал их «ребята постарше» то их и вовсе можно только осуждать, потому что они паразиты притом, что у них все есть. Это выглядит тем хуже, что ты причастен к этим лодырям несмотря на то, что у них и так все хорошо. – Девушке трудно давались воспитательные беседы, но выразить хоть что-то она попыталась.
– И что же мне делать?
–Всегда можно что-нибудь придумать, – Акра довольная тем, что мальчишка принял ее сторону принялась искать ему занятие еще до того как Туль успел задать ей предметный вопрос.
– Например?
– Я вижу ты не глуп, а потому смею предположить, что при полном достатке во времени и твоих умственных способностей у тебя есть один очень занимательный вариант. Это ведь красивый город, правда? – Акра знала, что он нравится мальчику и просто кивнула, не дожидаясь ответа. – Он не только красивый, но и интересный. Здесь много туристов, – девушка повела бровями и сделала выразительный жест, ожидавший продолжение ее мысли. Но мальчик молчал теперь так будто в рот набрал воды и Акра продолжила сама, – ты можешь выучить язык, один или несколько, при этом ты уже знаешь город и из тебя вышел бы прекрасный гид, что скажешь?
– Мысль интересная. Только как мне учить этот язык, у меня ни книжек, ни человека знающего больше пяти таких слов? – Туль развел руками и, высунув язык, издал пукающий звук.
– Для таких случаев есть библиотека, мой милый дружек, – Акра переиначила жест собеседника и издала языком нечто похожее на звук Туля.
Между прочим, библиотека чудесное место. Если бы в ней были еще и диваны с чаем, в ней можно было бы жить. В идеале еще удобное длинное кресло с пледом и чтобы никто не хлюпал. В остальном же там и так все есть, там есть книги, а в них можно найти все что захочешь. В случае чего можно поговорить почти о любой книге с библиотекарем, главное чтобы он был хорошим собеседником. В библиотеке всегда тихо, для тех, кто любит книги это условие едва ли не главное и оно там есть. Замечательное место. Для многих же это просто здание, сочетание архитектурных линий, геометрия серых камней. Тури видел это сооружение именно так и даже еще меньше, потому как и камней то ему видно не было. Он расположился прямо через дорогу в небольшом сквере с фонтаном позади него и как штатив уперся ногами в землю, чтобы нарисовать очередные цифры. Далее по его плану шел непосредственно сам сквер и обернувшись спустя минут двадцать он начал изучать его. Осеннее утро мало располагало к прогулкам и еще менее к тому, чтобы наблюдать за фонтаном, если коротко в сквере был всего один человек. Этого человека Тури узнал, он не мог запоминать лица как таковые, но образы у него сохранялись словно на жестком диске откуда не ускользнет ни одна деталь. Первым делом он проверил, не тот ли это человек, которого он повстречал пару дней тому назад. В тот день Тури испугался не спроста, тогда вместо привычных цифр и линий он увидел самого человека. Это был не он, хотя связь определенная и прослеживалась, он не мог понять, почему и этот человек не дает ему покоя. Иными словами в его голове произошел сбой и неожиданно для себя он увидел перед собой девушку. Это она задела его по ноге на аллее, а после он встретил того самого предвестника, пока еще неизвестно чего. Несмотря на холод утра на девушке было только легкое голубое платье и кожаная куртка сверху. На ее длинных ногах были увесистые ботинки, контрастно бьющие с ее хрупким станом и бледной кожей. Издалека ее лицо было почти не разглядеть, и только большие зеленые глаза вырисовывались совершенно отчетливо. Тури еще никогда не смотрел так долго на одно лицо. Ему никто не мешал, не мешала и сама девушка, она опустила глаза в книгу и не замечала кругом никого. Тури ушел так и не сумев запечатлеть в цифрах небольшой сквер с фонтаном.