Золоту – жизнь, человеку – смерть

– Вы тоже дезертир царской Армии.

– Нет, я верой и правдой служил своему отечеству. Мои солдаты ушли служить революции, а мои офицеры пошли домой. По дороге я собрал всех идущих солдат домой, вот и сколотил больше, чем две сотни солдат.

– Член областной чрезвычайной комиссии Украинский, просит завтра вас прийти к нему в девять утра.

– На сколько брать паек.

– Успокойтесь полковник, я завтра сам заеду за вами и привезу обратно. Спите спокойно. У вас есть еще время подумать, как послужить вам такому опытному военному, революции.

– Что, тебя завтра заберут большевики, и ты больше не вернешься домой?

– Успокойся, дорогая, меня приглашают на мирную беседу.

– Твои товарищи говорят, что ты в Екатеринбург пришел с несколькими сотнями солдат. Если прикажешь им, то они могут весь город уничтожить.

– Было у меня несколько сот солдат, но я их домой отпустил. И будь спокойна за меня. У меня перед властью и людьми совесть чиста.

– А перед теми солдатами, которых ты домой отпустил, тоже чиста?

– Благодаря мне они вернулись домой. Мои солдаты слухов не пускают, кто-то из банды остался жив, вот он и болтает разное.

Жена подошла к окну и с еще не прошедшим испугом после ухода солдат показывает мужу в окно.

Из соседних домов красноармейцы вывозят арестованных и ведут их по улице. Среди пленных полковник увидел Николая Хомича. Как он попался! Такой умный, ловкий, сколько уничтожить бандитов и попасться!

Полковник, подбежал к комиссару.

– Товарищ комиссар, оставьте этого честного человека, если бы не он, мы не уничтожили банду Мыськина. Я лучше завтра с ним приеду к вам. Даю честное слово кадрового офицера, а свое слово я умею держать.

– Но он взят с оружием и угрожал.

– Покажите, пожалуйста, его оружие, комиссар.

– Что вы слушаете этого офицера, лучше давайте его сюда и мы его вместе со всеми в тюрьму.

– Кто из вас брал оружие у этого пленного, найдите и принесите.

Солдат уходит и приносит именное оружие.

– Вы знаете цену этого оружия, оно получено за геройский подвиг в войне против немцев в четырнадцатом году.

– Я полковник, участвовавший в боях с немцами спрашиваю вас, тех, кто был там в жарких схватках, кому давали такое оружие и за что?

Старый солдат подходит, трогает шашку, смотрит на пистолет.

– У меня тоже такое оружие есть! Тогда, комиссар, и меня берите вместе с Николаем Хомичем, мы вместе в четырнадцатом году в окопах кормили вшей, в один день получили это оружие. Я, как и полковник, ручаюсь за него, он не пойдет применять это оружие против солдат. Он бывший солдат, ставший офицером, да и живут они бедно. Никакой он не буржуй.

– Иди, Николай Хомич, домой и забери свое оружие, а завтра утром за обоими приеду.

В это время прибежала жена Сергея Михайловича, вся заплаканная, запыхавшаяся и, услышав, что их отпускают, спросила:

– Вы не обманываете, комиссар, я могу с оружием идти домой?

– Идите!

Полковник берет за руку жену и вытирает ей слезы.

– Успокойся, моя дорогая, страшное уже позади.

– Николай Хомич, бери свое оружие и пойдемте ко мне выпьем по рюмочке, давно я тебя не видал… Расскажешь, как живешь и чем занимаешься.

Подошла к Николаю жена, такая же заплаканная, как и жена полковника.

– Ну, милые мои, познакомьтесь и поставьте нам на стол с Николаем Хомичем самовар и что-нибудь крепенькое.

Полковник медленно идет домой, долго стоят на улице прохожие и не могут себе уяснить, почему комиссар не арестовал ярого монархиста.

– Это хищник, а не человек, – говорили стоявшие на улице. – Может, большевики тоже боятся хищников.

– Посмотрим, комиссар говорил, что приедет за ними завтра. А этому Николаю Хомичу вернули оружие.

– Как не вернуть, оно дарственное за защиту Отечества, кто бы у власти не был, а отчество, родина всегда одна. Он нас защищал, а значит, имеет право носить.

В этот день в Екатеринбурге были арестованы многие представители всех партии, стоявших на стороне белогвардейцев. Остались только те, кому верили большевики, кто не проявлял к новой власти вражды.

На другой день к дому полковника подъехали солдаты. Комиссар спрыгнул с подводы, а солдаты уехали дальше.

Полковник вышел в военной форме.

– А где ваши люди? – спросил он.

– Уехали, мы остались одни. Здесь идти нам недалеко. Вы не возражаете, если мы пойдем пешком?

– Согласен.

– Тогда разрешите я позову Николая Хомича и мы пойдем вместе.

Украинский встретил полковника Сергея Михайловича и Николая Хомича, как старых друзей.

– Вы оба военные и я буду говорить с вами, как с военными. У нас в городе сформировано две дивизии красноармейцев, нет опытных командиров, а вы как старые воины, закаленные в боях, нам нужны.

Можете сегодня не спешить с ответом. Идите домой посоветуйтесь с женами, а завтра, если согласны, принимайте дивизию.

Чехословаки намереваются захватить Екатеринбург, до их прихода нужно дивизии обучить, приобрести кое-какой военный опыт. Вы специалисты, вам и решать, как их готовить и чему готовить.

– Вы покажете нам нашу дивизию? Хотелось бы знать, что я буду иметь в бою против восставших чехословаков. С ними воевал на западе, повоюю и здесь. Они уже прошли опыт войны и к встрече с ними нужно готовиться основательно.

Бывший штатный полковник царской армии Дралеб встречал нового командира дивизии полковника Зарева. Он построил дивизию в том месте, где заровцы схоронили оружие до лучших времен.

Половина солдат была разута и раздета, большая часть дивизии не имела оружия.

– Оружие в городе есть, – сказал Украинский, – его прячут бывшие белогвардейцы. Мы попали на след, кто хоронил оружие и думаю, что они уже сегодня нам скажут, где оно лежит.

Зарев встал на тот бугорок, под которым лежало оружие. Им можно около тысяч красноармейцев вооружить. Он стоял одной ногой за монархию, которую все продали, все разворовывали и другой ногой в новой империи, проданной, разворованной без сапог, без оружия и хлеба.

Старая империя уже отмирала, а новая, еще не созревшая, только начинала подниматься на ноги и устоит ли она на своих обессиленных от голода и холода ногах.

Можно прижиться у новой власти до лучших времен, но Зарев любил военный порядок и дисциплину.

Зарев шагал домой, он обдумывал свои действия. Сегодня майор должен договориться с его императорским величеством о времени его освобождения. Но еще майор сказал, что завтра будет поздно. Что это могло означать?

Ковалевский и Украинский, две загадочные фигуры, через их руки проходит сейчас масса людей города, одни будут защищать город, другие отсидятся в тюрьме. И снова мысль о майоре, как бы он поступил в данной ситуации, в какой оказался он.

Для майора он предатель монархии. Недавно он ждал чехословаков, чтоб они освободили царя, а сегодня он готовит дивизию, чтобы остановить армию чехословаков.

Зарев подумал о себе, он такой же, как и все, кто предал царя, всем им надоела монархия, она тормозила движение России вперед. Это истина или обман?

Если он откажется, отправят в тюрьму. Разве я шел домой, чтоб сидеть в тюрьме, сидеть, сложа руки, когда необученные солдаты воюют и умирают за лучшую жизнь с теми, кто отказался от мира и навязал народу гражданскую войну.

Майор вышел на свежий воздух из прокуренной избы лесничего. Лесничий сказал ему, что еще вчера полковник Зарев дал согласие работать в Советах, он принимает дивизию, которая должна противостоять чехословакам, которые с юга рвутся к городу.

Если это цель спасения монархии, которой он служил верой и правдой, то это оправдывает цель. А если это самосохранение или малодушие, трусость за свою жизнь и жизнь своей семьи?

Леонид вспомнил свою жену Ольгу, красавицу с голубыми глазами и черными вьющимися волосами. Она осталась с отцом и матерью. А какие дети! Он уходил на войну, старшенькой было четыре года. Наташа была похожа на бабу, после нее сыновья – Михаил и Яков и младшенькая Надя, вся в мать. Прабабушка говорила, что его дочь Надя, что жена, так похожи друг на друга. А откуда он знал, какая была маленькая Оля?

Он ее узнал, когда засватали, тогда показали ему его жену. Они сидели за столом с дядьками, братьями матери и показывали свой товар.

«Посмотри кум, – говорил дядька Стефан,– какого я тебе парня привел, не парень, а чудо. Обучен грамоте, лучший казак, ты его видел на сорочинской ярмарке, его гнедая заняла первое место.

Не парень, а сокол, любо посмотреть. Не избалован, не гулящий, не курит и не пьет».

Вышла Оля, неписанная красавица, стройная и высокая.

«Смотри кум, моя дочь под стать твоему казаку, не уступает ни в красоте, ни в трудолюбии. Даю два сундука приданного и половину земли, даренную мне за хорошую государеву службу. Наши земли делила межа, а теперь ее можно распахать и засеять. Давай, кум выпьем, пусть наша земля полтавская родит. Им молодым ее пахать и засевать. Пусть молодые плодятся и веселятся».

Мать Оли посадила их рядышком, около себя его, а Олю с отцом, а оба дядьки с другой стороны стола.

Пришли дядька Стефан с женой и сосед со своей. На следующей неделе сыграли свадьбу. В субботу свадьба была в доме невесты, а в воскресенье – жениха. С понедельника целый поезд гостей поехал от жениха в гости к невесте, а те свой поезд отправили. И только во вторник утихла в обоих домах музыка и песни. Со среды невестка пошла доить коров, готовить завтраки. Свекровь исподтишка наблюдала, как сноха готовила первый завтрак.

Приготовив еду, Оля подошла к свекрови:

– Мама, подымайте всех, пора завтракать.

Свекровь, не ожидавшая такого подвоха со стороны снохи, встала на ноги и спрашивает: «Что ты сказала?»

– Пора, мама, завтракать.

– Дядя Леня, о чем вы думаете? – уже несколько минут стою, наблюдаю за вами и зову, а вы – ноль внимания. Что случилось, о чем задумались?

– Вспомнил дом, Вася, семью, свой хутор. Сумеем ли мы довести начатое дело до конца или нет. Что ни день, то все горше, все труднее приходится работать. И лучшие люди бросаются в крайность, лишь бы спастись.

– Вы, дядя, говорите о полковнике Зареве, о его переходе к большевикам?

– Да, о нем. Это непростительно с его стороны. Он же старый кадровый офицер.

– Украинский говорил вчера Ковалевскому, если полковник перейдет на сторону большевиков, то все монархисты исчезнут из города.

Ковалевский ответил:

– Настолько они его любили и уважали, настолько сегодня ненавидят.

– А может это игра, Вася, и он по-прежнему наш. Ведь он стоял вчера с Украинским на проверке перед солдатами на том месте, где спрятал оружие. Ему стоило только сказать – копайте подо мной и вы будете вооружены.

– А он промолчал?

– Да! Промолчал, хотя под землей лежит целый клад.

– Узнают его молодчики о его предательстве, подскажут, где оружие.

– Кто хоронил оружие, ушли дальше и откуда они, только Зарев знает.

– Коль он молчит, будут молчать и заревцы, они ему верят. Верят потому что он в час смертельной опасности всегда был в впереди, он для них – спаситель. Спаситель в том смысле, что не будь его, они бы до дому не дошли, остались бы в лесах. А что такое беглый солдат? Это волк, который все уничтожает, лишь бы насытить брюхо.

– Хватит, Вася, о Зареве, кто он мы знаем, а кто мы, это ему нужно сегодня знать позарез. Я для него, как приведение, появился и исчез, а о твоем существовании он даже не подозревает.

– Будем свой план готовить без анархистов, белоказаков, чехословаков и тем более монархистов, которые уже несколько раз продавали монарха.

– Вы надеетесь на чудо, дядя Леня?

– В душе нет, но мысли мои только этим заняты, только его спасением, даже во сне об этом думаю. А сегодня, что-то надломилось, пошатнулась вера, впервые задумался не о государевом спасении, а о своей семье. Сегодня предупредишь государя о нашем плане и расскажешь о Зареве. Пусть хорошо все обдумает, своим отказом и молчанием он роет себе могилу.

– Когда я узнал, что Сергей Михайлович принял с Украинским дивизию, и увидел его перед красноармейцами, подумал: «Пришел последний час его императорского величества, он останется здесь покоиться в сырой земле, а мне придется скорее возвратиться в свою родную сторону».

– Вы что дядя, загрустили, сходите, в баню, выпейте сто граммов и восстановятся ваши силы.

– Моя душа чувствует обратное, я буду в бегах, а ты пойдешь с красноармейцами воевать.

– Вы правы, дядя Леня, наша цель не имеет надежды, все рухнуло.

– О чем ты говоришь, Вася?

– О царской семье, ее нет в доме, вчера вечером их перевезли в более надежное место. Даже нам, кто ухаживал за царской семьей, не велено было быть при ее отправке. Только комиссар знает, где царь с семьей. Сегодня во всем доме произвели уборку, вывезли домашние вещи, посуду, жесткий и мягкий инвентарь. Нас с охраной заставили во всем доме побелить стены, помыть полы. У нас с царевной была маленькая тайна, что ей было нужно, она писала мне и письма ложила под кирпич в поддувале. Когда я мыл полы около печки, то под кирпичом нашел записку.

«Дорогой и любимый сотник! Сегодня я прощаюсь с тобой навсегда. Нас увозят в большой спешке. Не разрешают ничего брать с собой. Комиссар сказал, что на том свете, это нам не пригодится.

Отец очень жалеет, что не послушал майора. Да сохранит господь Бог ему жизнь за его преданность. Сегодня от нас отвернулись, и нас покинули все. Майор остается самым любимым и дорогим человеком для нас. До самых последних дней он служил нам верой и правдой.

Прими от меня этот крестик и два колечка с рубинами. Папа с мамой дарят вам свои, а братец-царевич дарит отдельно завернутый подарок, говорит: секрет. Папино кольцо отдай майору, если нас не будет в живых, пусть он императрице Марии Федоровне расскажет о наших последних днях. А если будет в Англии или Германии, пусть сходит к маминым родственникам. Кольцо – это пропуск к ее родне, он все это знает.

За нами уже идут, прощай. Не горюй, что расстались не прощаясь. Если я умру, не горюй, а спой мои любимые песни.

Прощай, сотник. Поцелуй за меня свою жену и детей.

Твоя любимая Мария».

– Вот, все, что лежало в тайнике, возьмите его себе, дядя Леня, а я с екатеринбургской дивизией иду навстречу с чехословаками, буду жив, приду к вам.

– Подарки будут лежать в тайнике, кроме царского кольца, оно дарено мне и я его возьму, а остальное твое.

– Вы домой или в Петербург?

– Сначала в Петербург, потом домой, куда легче путь.

– Если вы домой, то возьмите с собой и другие подарки и деньги царевны, что есть в тайнике. Там лежат для вас документы и письмо от Великого князя Николая Николаевича. Пока вы соберетесь с отъездом, я узнаю все о судьбе императорской семьи.

Шло совещание уральского облисполкома, когда в президиум поднялся комиссар екатеринбургской дивизии Ковалевский. Председатель совещания Голощекин делал доклад «О ходе подготовки города Екатеринбурга к защите от вторжения неприятельских войск чехословаков».

– Нами сформированы две дивизии и один полк кавалеристов. Укомплектованы обе дивизии на пятьдесят процентов боеприпасами и обмундированием. В обе дивизии призваны новобранцы, не проходившие раньше военной службы, и только кавалерийский полк укомплектован полностью, сформирован из отслуживших и воевавших солдат.

По приглашению комиссара по чрезвычайным делам были приглашены в Красную Армию старые кадровые офицеры.

Дивизией, стоявшей южнее города Екатеринбурга, которая должна завтра встретить врага, командует полковник Зарев Сергей Михайлович.

– Вы не боитесь, товарищ комиссар, что Зарев, как офицер старой царской армии, ярый монархист, хоть и не доказано, но является участником в восстановлении в России монарха на престол, может вас подвести.

– Мы за основу взяли его действия, а не склонность, из Тобольска он шел домой в Екатеринбург, собрал по дороге около двести пятьдесят беглых из царской армии солдат. Уничтожил шесть банд, занимавшихся грабежом и разбоем крестьян.

Банда Мыськина многим нам знакома по его набегам, когда-то ушла от нас, и мы о ней ничего не знали. Недавно к нам в тюрьму попали ее бандиты и от них мы узнали, что банда разбита отрядом Зарева, а сам главарь банды был отдан на суд крестьянам самим полковником, которые его повесили.

– А что вы скажете о майоре, присоединившемся к отряду полковника. Где он сейчас со своим отрядом и что делают его люди в городе?

– Мы проверяли на улице каждого приезжего после прибытия в город Зарева. Людей майора нет.

– Вы можете мне задать вопрос: кто он и откуда прибыл?

– Знаем, что он монархист, но кто и откуда, не знаем.

Ярые монархисты находятся сегодня под арестом и на вопрос, кто такой майор, отвечают – монархист.

– Как вы совмещаете две должности: комиссар дивизии Зарева и комиссара охраны семьи Романовых?

– В связи с уходом на фронт, я сдал свои полномочия по охране семьи Романовых.

– Товарищ комиссар, не будет так, что вы уйдете на фронт, а тот малочисленный отряд майора пойдет на штурм дома, где находится Николай II со своей семьей?

– Я предлагаю вам, товарищ Ковалевский, вместе с новым комиссаром, возглавляющим охрану, вывезти из дома семью Романовых в тюрьму, а его верных слуг заставить работать на новую власть или тоже препроводить в тюрьму.

О том, что Романовы в тюрьме, никто не должен знать, даже тюремное начальство. У вас есть опыт по этому делу, передайте новому комиссару.

– Мне думается, что меня члены облисполкома поддержат в этом вопросе, и я вам предлагаю сделать это сегодня вечером.

– У меня есть еще один важный вопрос ко всем членам облисполкома. Я председатель суда, избран судейской коллегией Екатеринбурга над гражданами Романовыми. В связи со сложившимся тяжелым положением на фронте, ускорить судебное дело. В связи с началом суда, предлагаю семью Романовых лишить всех привилегий и держать с сегодняшнего дня на равных правах, как всех заключенных.

– Отправить, как предлагали здесь раньше, на самый строгий тюремный надзор и только после этого, вы, товарищ Ковалевский, можете уезжать на фронт. И ждем вас с победой.

Ковалевскому было жаль Василия, который не мог проститься с семьей императора, а в особенности с царевной. Он думал, что как художник, Василий в своих рисунках мог бы передать последние дни семьи Романовых.

Новый комиссар перевез с Ковалевским Романовых в тюрьму. Граждан Романовых Николая и Алексея посадили в одну камеру с врачом Боткиным, а гражданку Романову с ее дочерями в другую.

Деньги и драгоценности работниками банка были под надзором отправлены в банк, а личные вещи розданы работникам охраны, а более ценные – проданы на аукционе.

Личного врача царевича Ковалевский взял к себе в дивизию, старую повариху отпустили домой, так как вокруг Екатеринбурга шли бои, Украинский предложил ей поработать поваром в столовой облисполкома.

Новый комиссар Петр Анисимов, тезка Ковалевского, спросил его:

–А куда я дену вашего матроса?

– Какого матроса?

– Василия, который ежедневно драил полы в доме граждан Романовых.

– Он не моряк, – ответил, улыбаясь, Ковалевский, а художник и поставлен на эту работу, чтоб поближе видеть царскую семью. Он должен в своих картинах изобразить последние дни семьи Романовых.

– Я вас понял, товарищ член уральского облисполкома.

С завтрашнего дня ваш Василий, красноармеец екатеринбургской дивизии, снова будет мыть полы в камере граждан Романовых, и носить им еду. Кроме него никто не будет знать, кто находится в этих отдаленных и глубоко под землей находящихся камерах. Даже часовым запрещу ходить. Никто из охранников не подойдет близко к двери их камеры, и за полмили будут обходить вашего художника. Даже, если сидящие будут кричать и стучать в дверь, то их никто не услышит. Двери двойные со стопроцентной изоляцией.

Они сидят в камере смертников, оттуда выход только один… На небо к всевышнему.

– А вот художник знаком с законами тюрьмы, и сумеет сохранить тайну.

– Да! Словесно сохранит, передаст последние их дни в своих картинах, но для этого нужен кропотливый труд.

– Уверяю вас, он будет иметь возможность все знать, чтоб увиденное передать потомкам.

Часовые открыли большие ворота и впустили Василия вниз. Он дошел до вторых ворот и навстречу ему вышел Ковалевский с начальником тюрьмы.

– Здравствуй и прощай, Василий, вот новый командир вместо меня, он тебе все расскажет, а я ухожу на фронт. Как только ты здесь станешь не нужен, он отправит тебя ко мне с последними кавалеристами.

Они стояли около окна, грязного и запыленного, через которое еле проникал солнечный свет.

Василию подали еду для заключенных. Он взял поданное и пошел вглубь тюремного подземелья. Два охранника открыли перед ним двери и снова закрыли. Василий оказался в темноте, чуть вдали на стене горели три огонька.

Отодвинув защелку, он открыл маленькое окошечко и подал для двоих еду, тоже сделал он и около второго окошечка. Вернувшись к часовым, он получил небольшую кастрюлю с едой, половник и кувшин с водой. Это в третье окошко.

Набрав в кухне теплой воды, Василий начал мыть окна и полы. Дали сигнал обедать. Получив то, что и утром, снова пошел в темные камеры.

Покормив заключенных, Василий взял самую большую лампу и фонарь «летучая мышь», зашел в темный коридор.

Сначала он помыл двери, собрал мусор и паутины, начал мыть полы. За стенкой были слышны голоса часовых: «Сколько здесь работаю, в эти камеры никого не сажали на длительное время. Заключенные окрестили их «Входом в рай». На второй день увозили мимо угольной ямы на расстрел, во двор тюрьмы с другой стороны.

Помыв полы, Василий пошел во второй конец коридора, освещая дорогу фонарем. Он уперся в решетчатые металлические двери. Откуда-то проникал свет и он увидел внизу широкую яму, заполненную углем. Справа увидел узенький проход, прошел дальше и наткнулся на сложенные дрова.

Услышав голоса, доносившиеся со стороны падающего света на уголь и дрова, он остановился. Здесь для тюремной столовой хранились уголь и дрова. Две женщины, набрав уголь и дрова, ушли, а часовой закрыл за ними дверь. Было слышно, как ходит часовой по каменному полу.

Несколько раз Василий сменял воду, пока не вымыл пол.

– Для кого стараешься, приятель, их не сегодня-завтра отправят в рай и снова надолго закроют ворота. Не для кого здесь наводить порядок, присядь около нас, и давай перекурим. Близко не ходи около заключенных, они заразные, дольше проживешь. Заключенный или вольнонаемный в тюрьме?

– Вольнонаемный.

– Оно и видно, что не из здешних старых рабочих, как стараешься много всего сделать и делаешь с охотой. Голод пригнал работать здесь в тюрьме или нужда?

– То и другое.

– Вот тебе полтинник, сходи в столовую и попроси для нас что-нибудь выпить и закусить.

Сотник молча стоит перед охранником с опущенными руками около ведра с горячей водой.

– Иди, не бойся, скажи, что из «рая», они мигом тебе все дадут.

Оставив ведро, он пошел на кухню, повар, открыв двери, спросил: – «Что тебе?».

– Я из «рая», и подал деньги.

Подали Василию бутылку и на металлической тарелке закуску.

– Через полчаса принесешь посуду обратно или, когда придешь за горячей водой.

– Садись, выпей с нами, потом будешь мыть с улицы окна. И зачем тебе понадобилось их мыть. Пойдут дожди, смоют с них грязь. Всю жизнь простоял здесь и ни разу их никто не мыл. Коль моют, будет перемена.

Слышал от свого отца, помыли нижние этажи и из столицы привезли в эти смертные камеры вельмож, красиво одетых и со слугами. Слуг домой отпустили, а их отправили в рай.

Тебя прислали сюда, потому что ты умеешь молчать. Да! В нашей работе только молчание и спасает жизнь. Скажи что-нибудь не так здесь или на улице и будешь сидеть тут же, рядом с этими, – и охранник показал на камеры, где сидели заключенные.

– Вы допивайте, а я сделаю то, что мне велено, потом принесу вам еще, -это будет от меня.

– Иди сюда, здесь есть прямой выход. Мой скорее, и приходи. Нет, обожди, я дам тебе двух баб заключенных, они с радостью помоют полы. Их уже неделю не выпускают на прогулку.

Приводят к нему двух молодых девушек, они берут ведро и начинают мыть вдвоем одно окно.

– Иди, сходи снова, они не убегут, через этот забор не каждая птица перелетит, не то, чтобы баба сбежала.

Сотник забирает посуду и уходит в столовую.

– Посиди там, полчасика в столовой, пока мы с девочками повеселимся, – кричат ему вдогонку.

Отдав посуду, начинает подметать пол в коридоре около столовой.

– Тебе, парень, нечего делать, что пылишь здесь.

– Там вместо меня моют две девки, велено побыть здесь полчаса. Около вас, а потом я должен им еще принести, – и подает деньги.

– Спрячь, деньги и они завтра тебе нужны будут. Вот ведро и тряпка, бери и мой пол, а мы пойдем к твоим.

Они берут закуску, прячут бутылку за пазуху и идут вместо Василия.

Из столовой по одной выглядывают девушки и смотрят, как он моет полы. Слышен смех в столовой.

Помыв, пол, он сполоснул тряпку, вымыл ведро и сел около окна.

Со столовой вышла девушка и позвала его.

– Заходи к нам, не бойся, будь веселее. Новенький, видать не наш.

– Чей ты будешь и откуда родом?

– Служивый, жил на Пасхальной улице, первый день здесь.

– Там таких нет, я живу на Пасхальной, – проговорила одна из девушек.

– Ведь он солдат, поэтому и не жил там, а только недавно поселился. Что, не понимаешь, вот пристала к парню.

– Накормите, девочки его, – сказала пожилая женщина. – А ты чего отказался от молодух тюремных? Смотри, как наши быстро туда побежали, как кот на мясо бросились.

– Я новенький и мне не велено бегать по другим камерам.

– Они их оформляют не в камере, а там, где вы вместе выпивали, – проговорила высокая русая девушка, потом засмеялась и договорила, – Если голоден до баб, доешь и беги к ним, они на это голодные. Охранники их откармливают с нашего стола, а потом используют в своих надобностях.

– Молчи, дура, – сказала старшая, – если услышат сверху, то за это нас всех отсюда выгонят.

– Не выгонят, этим здесь занимаются все мужики. Они падкие на баб, успевай только перед ними штаны снимать.

Василий поел, говорившая около него девка взяла ведро и хотела идти по воду. Забрав у нее ведро, он стал носить от тюремного колодца воду. Наносив воды, снова сел.

– И долго ты так будешь сидеть молча, расскажи нам что-нибудь, чтоб не скучно было. Не стесняйся, если знаешь анекдоты, давай нам пару горячих.

Девушки смеются и хохочут от веселых рассказов. Увидев, что вода окончилась, снова пошел по воду.

Вернувшись с ведрами, он услышал, как запела повариха, а девушки ее подхватили.

Девушки забрали ведра и попросили спеть с ними песню.

– Пой, парень, если на своей работе не хочешь плакать. В тюрьме работать, – не мед кушать, здесь от увиденного можно и рехнуться.

Работали девушки быстро, а бодрое настроение поднимали звонкой песней. Василий запел вместе с ними. Закончив петь, девушки стали убирать со стола. На плите все кипело.

– Девочки, все готово, разносите и по домам.

Василий вернулся в подвал, когда охранники уводили девочек. Окна были чисто вымыты, пол во дворе подметен.

При выходе из столовой, он взял со стола несколько кусочков вареного сахара. Увидев, что девочек уводят, дал каждой по кусочку сахара к чаю.

– Это ты новенький, какой хорошенький и воспитанный, – сказала шедшая впереди.

– Огрубеет и станет таким как все, – проговорила вслед вторая.

– Спасибо за светлые окна и чистый пол, они светят по-другому.

– Это тебе светят, потому что ты на свободе, а новеньким все кажется лучезарным и блестящим. Поработаешь здесь, и золото потускнеет в твоих глазах.

– Не болтай, Вася, с ними по пустякам, им пора в камеру. Подоспел ужин твоим «заразным». Неси.

Взяв в руки поднос, Василий снова спустился вниз, освещая дорогу фонарем. Подвал был уже освещен и около двери на уровне окошка висел фонарь.

За Василием наблюдали оба солдата. Подав пищу в окошечко, пожелав приятного аппетита, вернулся к солдатам.

– Через полчаса у твоих из первой и второй камеры – прогулка. Комиссар велел тебе оставаться с ними, а нам покрепче закрыть двери.

– А из третьей камеры тоже выпустить?

Охранник, стоявший у двери угольного склада, махнул Василию, чтобы подошел.

– Они уже отходили, – и показал в окно. Во дворе лежали убитые. – Это из третьей камеры. То монархисты, их прикончили, когда ты был в столовой. Скоро увезут.

Сотника при виде трупов затошнило, он ослаб, на теле выступил пот, ему стало жарко.

– Первый раз видишь мертвых?

– Нет, не впервые! На войне сам убивал.

– Я тоже смалодушничал, когда впервые увидел здесь такое, теперь привык. Уходи к своим, я закрываю двери. Выполняй свою работу. На, возьми четвертушку, если не пройдет, попробуй выпить. Но не балуйся с этим, можешь свихнуться. А кому такой ты нужен.

Василий открывает двери и входит к их императорскому величеству. Берет на руки царевича и выносит в коридор. За ним выходит сам государь.

Потом открывает другую дверь, царевны Оля с Марией выводят еле движущуюся царицу.

– Мама, возьми себя в руки, пошли к отцу и Алексею.

Они подходят к царевичу и останавливаются.

Василий берет ведро и идет мыть полы в камеру. Вымыв в обеих камерах, он подошел к Романовым.

– Ваше величество, вы пройдитесь, это освежит мысли и даст маленькое настроение.

– Это конец, сотник, мы видимся в последний раз. Когда нас привели сюда, то надзиратель сказал: «Вам повезло, гражданин осужденный, вы попали в самый рай. Лучше с больным сыном в рай, чем сидеть и видеть, как он мучается».

Василий вынул из кармана коньяк: Возьмите, пожалуйста, это женщинам, а нам бы с вами что-нибудь покрепче.

Вынул из второго кармана бутылку «белой», Это подойдет!»

– Как раз в самую точку попал, сотник, у меня в камере и закуска есть. Но не погоришь ли ты, сотник, если увидят нас…

– Не увидят, мне велено с моей стороны закрывать двери, чтоб вас стражники не узнали.

– Не узнают, сотник, в этом костюме я похож на огородное чучело, а когда будут зарывать, то и говорить никому об этом не будут. Похоронят, как собаку, как нищего бросят в яму, и к яме никто не подойдет. Ты последний, кто нас видит из знакомых, а придет смертный час, и ты нас не увидишь.

– Пей, сотник, не каждому смертному удается в таком месте распить бутылку с царем, – он засмеялся долгим смехом, так смеются только сумасшедшие.

На смех подошла Александра Федоровна.

– Успокойся, дорогой, выпей еще и тебе станет легче. Может, на том свете встретимся, только доешь свой ужин до конца.

Царевич сидел на маленьком стульчике, принесенном сотником, а царевна Марья тихо около него плакала. Ее мягкие шелковистые волосы свесились вниз и лежали на полу. Царевич взял пучок волос в руку и стал их собирать. Их было много, и они не помещались в его руке, снова падали на землю.

Постучали в двери, окончилась прогулка, пора сотнику выходить.

Сотник относит царевича и закрывает двери. Царевна Мария стоит около него и тихо плачет. Александра Федоровна стоит около своей камеры, ждет ее.