С эффектом громовым, победно и мятежно
Ты в мире пронеслась кометой неизбежной,
И бедных юношей толпами наповал,
Как молния, твой взгляд и жег, и убивал!
Я помню этот взгляд фосфорно-ядовитый,
И локон смоляной, твоим искусством взбитый,
Небрежно падавший до раскаленных плеч,
И пламенем страстей клокочущую речь;
Двухолмной груди блеск и узкой ножки стройность,
Во всех движениях разгар и беспокойность,
И припекавшие лобзаньями уста —
Венец красы твоей, о дева-красота!
Я помню этот миг, когда, царица бала,
По льду паркетному сильфидой ты летала
И как, дыхание в груди моей тая,
Взирая на тебя, страдал и рвался я,
Как ныне рвуся я, безумец одинокой,
Над сей могилою заглохшей и далекой.
<1846>

Серенада

В томной неге утопая,
Сладострастия полна,
Лунным светом облитая,
Вот Севилья, вот она!

Упоительно-прекрасен
И вкушая сладкий мир,
Вот он блещет, горд и ясен,
Голубой Гвадалквивир!

Близ порфировых ступеней,
Над заснувшею водой,
Там, где две сплелись сирени, –
Андалузец молодой:

Шляпа с длинными полями,
Плащ закинут за плечо,
Две морщины над бровями,
Взор сверкает горячо.

Под плащом его – гитара
И кинжал – надежный друг;
В мыслях – только донья Клара…
Чу! – и вдруг гитары звук.

С первым звуком у балкона
Промелькнула будто тень…
То она, в тени лимона,
Хороша как ясный день!

То она! И он трепещет,
Звуки льет как соловей,
Заливается – и мещет
Огнь и пламень из очей.

Донья внемлет в упоеньи,
Ей отрадно и легко…
В этих звуках, в этом пеньи
Всё так страстно-глубоко!

Под покровом темной ночи,
Песни пламенной в ответ,
Потупляя скромно очи,
Донья бросила букет.

В томной неге утопая,
Сладострастия полна,
Лунным светом облитая,
Вот Севилья, вот она!
<1846>

К***

Почтительно любуюся тобою
Издалека… Ты яркой красотою,
Как пышный цвет, торжественно полна,
Ты царственно, ты дивно создана!

Промчишься ли в блистающей карете —
Тобою бескорыстно вдохновлен,
Творю тебе обычный мой поклон,
Нимало не заботясь об ответе.

Окружена поклонников толпой,
Сидишь ли ты в великолепной ложе,
Я думаю: «Как хороша, о, боже!»,
Едва восторг удерживая мой.

Души моей высокое стремленье,
Мой драгоценный, задушевный клад!
Брось на меня хоть ненароком взгляд, –
Твой каждый взгляд родит стихотворенье!
<1846>

Requiem ^[2]

В ушах моих requiem страшно звучал,
И мрачно на улицах было,
Лишь там наверху огонек чуть мерцал
Сквозь красную штору у милой.

И холод по жилам моим пробежал,
И сердце болезненно сжалось;
Я более года ее не видал…
Что с ней, с моей милою, сталось?

Темна была ночь, ночь была холодна,
И ветер свистел так уныло…
В гробу как живая лежала она,
И полночь на башне пробило.
<1846>

Два отрывка из большой драматической грезы «Доминикино Фети, или Непризнанный гений»

Сия драматическая греза, как усмотрит читатель, требовала обширной эрудиции. Герой ее – художник римской школы, родившийся в 1589 году и умерший в 1624 году.

Действие первое
Выход 2
1609

Картинная галерея в Мантуе. Доминикино Фети прохаживается по зале в глубокой и многознаменательной задумчивости. На глазах его живительные слезы. Вдруг он останавливается, поднимая руки горе, перед картиною Джулио Романо.

Фети:

Гори огнем священным, сердце,
Гори! Мне любо и легко взирать
На дивные создания искусства!
О Джулио Романо! О великий мастер!
Ты, кистью чародейственной владея,
В красе и блеске состязался с небом!
Во прах, во прах перед твоим талантом! (Упадает на колени перед картиной. Через немного времени встает, отряхается, протирает глаза. Холодный пот льется по его челу. Он снова смотрит на картину и, преисполняясь восторгом, начинает скакать и прыгать, напевая)
О Романо! О Романо!
Это диво – не картина!
Чудо мысли, исполненья,
Страсти, силы, вдохновенья…
И легко и вместе жутко.
Дрожь по телу пробегает,
Искры сыплются из глаз,
И пленительные звуки,
Расплетаясь и сплетаясь,
Будто змеи обвивают
Утлый, бренный мой состав!
Страшно! Дивная минута!
Тра-ля-ля! Тра-ля-ля! (В изнеможении упадает на стул. Затем величественно поднимается и произносит медленно и строго)
Условия искусства глубоки!
И путь его исполнен бурь и терний.
Художник – не ремесленник. Он должен
Прежде всего иметь запас идей и нечто,
(сжимая руку в кулак)
Что избранным из избранных дается.
Я чувствую во мне есть это нечто…
В груди растет зиждительная сила,
По жилам вместо крови льется огнь…
Не для земной и мимолетной славы
Я предаюсь великому искусству,
Не для себя, не для людей – для бога!
И жизнь моя пойдет легко и плавно,
Озарена священным вдохновеньем…
Спасибо Джулио Романо! Он
Мне указал мое предназначенье;
Двукратное – и от души спасибо
Великому!. . .

Во все продолжение времени, покуда, под наитием художнического восторга, Доминикино Фети говорил, скакал и прыгал, в глубине галереи стояла не замеченная им девушка Анунциата, с умилением взиравшая на него.

Анунциата: