Проходит год. Бездельно шатается по петербургским улицам отставной фельетонист в старой, забрызганной грязью шинели; клочки ваты висят бахромой на ее подоле; калоши сваливаются с ног. Он заходит в кондитерскую, садится на стул и дремлет… Шум и крик заставляют его очнуться. В комнату входят все прежние друзья его: литературный фактор, офицер, сочинивший водевильчик, Б. Б. Б., снова поступивший в звание фельетониста на его место, водевильный актер и «добросовестный» книгопродавец, отягченный галантерейностями… Все они очень веселы. Отставной фельетонист, увидя их, закрывает лицо свое огромным листом французской газеты и не шевелясь долго просиживает за этими ширмами.
– Посмотри-ка, – говорит фактор, прищуриваясь и толкая локтем Б. Б. Б., – ведь это, mon cher, Петя.
Бедняжка, до чего дошел! на него и посмотреть гадко!.. Гарсон! рюмку ликеру!..
– Толковал я вам, господа, – возражает Б. Б. Б., обращаясь к фактору, офицеру, актеру и книгопродавцу, – что в вашем Пете никогда никакого толку не было. Он был решительно не способен для фельетонной работы; ведь для этого, господа, нужно остроумие, ловкость, своего рода такт…
– А уж водевильчики его – признаюсь! – замечает актер:
Ведь такие водевили
Просто хуже всякой гили…
– Браво! браво! – восклицает офицер. – Вот вам и начало куплетца.
Отставной фельетонист тихонько подкрадывается к двери – и нечаянно натыкается на «добросовестного» книгопродавца, отягченного галантерейностями. «Добросовестный» книгопродавец с презрением осматривает его с ног до головы – и потом подходит к зеркалу и охорашивается. С этого дня мой герой пропадает без вести; его нигде не видно: ни на улицах, ни в трактирах, ни в кондитерских… Он сошел со сцены… На эту сцену входят другие, не менее достойные его…
Подобных русских фельетонистов Гоголь заклеймил именем Тряпичкиных. Лучшего имени для них нельзя придумать! Друзья Тряпичкиных, – Хлестаковы и Ноздревы.