Марвин вопросительно посмотрел на напарника.
– Все следы – сделал он, как следствие нежелания принимать то, что натворил. Это он валял и таскал её по полу, пытаясь исправить содеянное, после того как понял, что она мертва. После какого-то времени, он решился на суицид – пытался совершить его здесь – я заметил под столом пару гильз, а в потолке, – Том указал вверх, – отверстия, как раз над телом погибшей. Он хотел умереть рядом с ней, но не смог, и, видимо, злясь на себя за собственную трусость, ещё раз изнасиловал Алису, после чего отправился в ванную. Там, вероятно, тоже засовывал себе пистолет промеж зубов, но, повторюсь, если он нарцисс – значит трус. Просидев там какое-то время, он решил, что лучшим концом для него – сдаться самому. И он звонит диспетчеру. Да только опять поспешное решение играет с ним злую шутку – он задумывается о том, что его ждёт, и пытается устроить пожар, дабы хоть как-то помешать следствию и обвинению в двух убийствах. Но наши приехали быстро..
Марвин глубоко вздохнул, осмотрев пакет с девятимиллиметровыми гильзами.
– Поступила информация об этом Карле – его фамилия Радищев, семьдесят второго года рождения, эмигрант из России, переехал сюда вместе с матерью около года назад. Не было никаких проблем, связанных с ним, у психиатра до этого не наблюдался.
«Понятно»
– Здесь всё?
– Да. Только извлеките пули. – Томас с серьёзным намерением открыл дверь кабинета и впустил остальных. – Гордон, я сказал Марвину, что у нас в приоритете.
Ожидающие ввалились в кабинет, оставив Тома одного в холле.
Пройдя по помеченным кровавым следам вглубь этажа, туда, куда коридор поворачивал в комнату с санузлом, Том не увидел для себя ничего удивительного – в раковине убийца пытался отмыть руки от крови, испачкав всё вокруг, затем долго сидел около унитаза, освобождая содержимое желудка. Видимо, аффективное состояние довело его до тошноты. Осмотрев всю комнату, Том остановил взгляд на стационарной трубке, с которой Карл и звонил.
– Упаковывайте всё, здесь осматривать больше нечего, – крикнул детектив своим коллегам.
Спустившись на первый этаж, он посмотрел на часы – без двадцати девять. Дождь на улице никак не прекращался, но Том вышел именно к нему, под самый ливень.
Странное чувство не покидало его, он будто был перенасыщен, предвосхищён тем, что ему досталось. Закрыв глаза, Том медленно спустился по нескольким ступенькам крыльца прямо на аллею.
Вода мгновенно намочила его волосы, пиджак, рубашку. Он ждал от этого ливня покоя, очищения, присутствовала надежда на то, что пережитое уйдёт вместе с влагой, к ногам, к земле, и уж никогда больше не коснётся его.
Он безумно хотел напиться, обкуриться, нанюхаться – в общем, прикоснуться ко всему, что помогает на время избавиться от жизненных тягот. В очередной раз он дал повод судьбе нанести свой тяжёлый удар, наверное, окончательно обезглавив всё живое в нём. Наверное, это будет многократно упоминаться, но глубоко внутри этого серого, жестокого человека лежала надежда на хоть ещё одно посещение этого дома. Только не в таком контексте.
С сожалением Том хоронил в себе эту мечту, как впервые в жизни хоронил котят.
Но тем людям, кому уже нечего терять, под самый конец их бесконечных страданий, судьба любит дарить утешительные призы. Сейчас в руках Тома виновник всего катаклизма, насквозь поразивший его и без того дырявую душонку.
– Он мой, – сказал Том, улыбаясь тёмному полотну грозы над собой.
– Том! – Кто-то сзади прокричал его имя.
Он не поворачивался – не мог покинуть окаменевшую форму своего тела.
– Ты едешь за Радищевым?
Будто молния прошлась по кучевым облакам скоплений нейронов в мозгу Тома. Он злобно ухмыльнувшись, повернулся к напарнику и махнул рукой:
– Да.
– Тогда поехали сейчас, я сказал, чтобы здесь всё собрали, для штаба.
Том хладнокровно, но вздрогнул.
– С этим ты поспешил, – он приблизился к Додсону, что прятался от дождя под навесом крыльца. – Я думаю вернуться сюда сегодня ночью, попозже.
– Зачем?
– Встречу её мужа.. Думаю, так будет правильнее. – Том благородно раскинул руки и сразу же спрятал их в карманах штанов.
Марвин опять сделал смущённое лицо.
– Слушай, Том, это дело – твоё. Я, как мне кажется, лишь звено – перед начальством и тобой, поэтому делай, что хочешь. Но если тебе понадобится помощь – ты знаешь, что делать.
«Да, Вин, я всё знаю»
Глава 9
– Конечно, – сказал Том напарнику. – Ты поезжай, я следом.
В этот же момент ему навстречу вышел молодой полицейский, на котором висела обязанность запечатывать место преступления. Позаимствовав у копа ключи от здания, он отправил его в штаб пораньше.
Укрывшись от ливня, полностью мокрый, Том вошёл обратно в дом, чтобы отыскать Гордона.
Его напарники собрали почти всё, оставив два трупа напоследок. Тодд уже снял перчатки.
– Что думаете, мистер Поулсон? – спросил он вновь подошедшего в холл детектива.
– Пока что ничего. После участка вернусь сюда, осмотрю всю её документацию, есть подозрения, что убийца – пациент…
– На фоне неразделённой любви? – перебил медик.
– Не знаю, но сильный повод присутствовал, – Том посмотрел на Гордона, – от тебя в первую очередь мне нужен анализ крови погибшего, осмотр на изнасилование, а также то, что под ногтями у миссис Дойл.
– Вы хотите узнать, успел ли погибший испугаться? – Тодд улыбнулся. – По зрачкам я бы не сказал, равно как и по поту..
– Либо он был слишком аутистичен, отчего и пытался вылечиться, – ухмыльнулся Том и, поднявшись по лестнице, на второй этаж, оставил Гордона в компании его коллег.
Он мысленно обдумывал предстоящую встречу с мужем его бывшей пассии. Совесть говорила, что хозяин торопит события у себя в голове, и, аффективно реагируя на происходящее, слишком быстро делает выводы, однако другая половина Тома успокаивала его, нашёптывая, что он идёт по правильному, единственно верному пути мести.
– Мистер Поулсон, – крикнул вслед Тодд.
– Что? – Том примкнул к перилам лестницы, чтобы видеть лицо судмеда.
– Имя миссис Дойл в мире медицины – очень громкое. Боюсь, как бы вам завтра утром не пришлось выступать с прессой.
Он снял очки, перед тем как посмотреть на детектива, что говорило о полной серьёзности произносимого. И был прав – Том совсем забыл про возможный шум.
– Спасибо, Гордон, – кинул детектив в ответ.
Поулсон направлялся к третьему этажу, в ту самую спальню, где в первый раз он сумел по-настоящему насладиться женщиной и наркотиками. Пройдя всю дистанцию до конечной цели, Том, убедившись, что на этаже никого не осталось, оказался у той самой тёмной двери. Широко вздохнув, он медленно обхватил её ручку, но что-то внутри не давало ему попасть внутрь. Около пяти минут Том стоял, будто ожидая извне помощи открыть дверь. И, в конце концов осилив свой страх, открыл злополучную преграду.
Ничего не изменилось.
Тома преследовало ощущение, что с момента последнего его появления здесь в эту комнату никто не заходил. Да, тут было чисто и опрятно, всё как и раньше, но будто всё было покинуто хозяевами.
«Интересно, сколько раз в жизни она спала тут»
Том вспоминал, что всегда, когда они заканчивали свои дела в этой комнате, она ненадолго оставалась с ним. Дожидаясь того, пока он заснёт, она выползала из-под их общего одеяла, надевала халат и скрывалась в коридоре за этой самой дверью, словно для неё нахождение здесь было сильным испытанием.
Том как-то проснулся от её попытки скрыться и вслед задал ей вопрос – в чём причина её побегов? Она не ответила, лишь отягощённым чем-то взглядом посмотрела на него. И этот взгляд Том навсегда запомнил. Пускай была кромешная тьма, и он как в пустоту задал вопрос, этот взгляд блестящих, грустных глаз ничто не смогло бы скрыть.
Перед порогом Томас разулся – он уважал это пространство. Чистота его действительно доказывала то, что эту комнату давно никто не посещал. Поулсон оглянулся – широкая кровать, зашторенные панорамные окна, большой японский телевизор, дверь-купе. Дверь-купе. Алиса никогда не впускала его туда, ограничивая доступное ему пространство всем домом, но только не тем, что за этой дверью. Том очень сожалел о том, что сейчас он просто вынужден попасть туда. Ведь он просто ничего о ней не знал. Абсолютно. Он не мог удовлетворить своё любопытство в её отношении, потому что она никогда не говорила о себе. Даже о своём настроении. Все вопросы, все попытки склонить её рассказать это Алиса прерывала, оставляя планы Тома «в мусорном ящике».
За этой дверью таился её гардероб. Том это знал. Но наверняка там будет что-либо ещё, что поможет ему хоть каплю узнать о ней, как о человеке.
Слегка приоткрыв, он заглянул внутрь – гардероб по ширине был со спальню. По обе стороны находились закрытые шкафы, вероятно с одеждой, и ничего более не было видно.
Стоит ли заходить туда, нарушать затаённость этого места?
«Нет»
Том закрыл дверь, надел обувь и вышел из дома, дав себе обещание больше никогда туда не заходить.
Закрыв за собой тёмную дверь, он вернулся в кабинет Алисы. Окровавленные пятна, помеченные полицейскими, уже иссохли. Теперь и здесь было пусто.
Его отношения с Алисой имели характер организованных встреч, и всё. Ничего большего, чем секс, между ними не было. Он приходил к ней каждую неделю. По началу они просто беседовали, но каждая консультация заканчивалась чувственным совокуплением. И если на момент их знакомства Том рассчитывал на что-то серьёзное, то получив секс, он потерял какую-либо надежду на постоянство рядом с ней. Она была его компаньоном, не больше. Взамен же Алиса забирала у него преданность и еженедельный секс. Но такие отношения ему не нравились, и более того, он боялся возразить, дабы снова не потерять всё то, что имел в руках.
Надо ли говорить, насколько тяжело людям воспринимать как есть смерть близких, даже некогда бывших близкими, душ. Понимать, что теперь они будут жить лишь в воспоминаниях, и возможность заново встретиться, понаблюдать за ними, их лицами вживую уже не будет дана. Когда людские пути расходятся, мы прощаемся друг с другом, не думая о том, что в следующий момент может произойти необратимое, и тогда уже будет поздно. Будет поздно что-либо говорить, извиняться, рыдать в воротник рубашки или же просто обнять, пожать руку, похлопать по плечу. В любом случае, ни один человек не расстаётся с другим, рассчитывая, что больше его не увидит. Эта надежда, установленная нам внутрь неизвестно кем, делает поголовно всех людей её же жертвами, и никак иначе. А когда случается недопустимое, нас поражает чувство вины, в первую очередь перед ушедшими из этого мира. Мы виним себя за то, что не предотвратили грядущего, что не полностью использовали последний момент. И это относится не только к потере близких. Даже в каких бы то ни было закоренелых реалистах живёт надежда, благодаря которой человек рассчитывает на счастье. Она делает из людей Богов, способных на невозможное, и такими беспомощными существами в момент потери.
Когда впервые Марвин рассказал Тому о смерти Алисы, он вздрогнул. Пульс участился, по спине пробежал холод. Когда Томас вновь очутился у её ворот, сердце стало биться гораздо чаще. С каждым шагом, приближающим детектива к так знакомому дому, доза адреналина в крови увеличивалась. Но сейчас, после того, что он увидел, Том ничего не чувствовал – всё было как обычно.
Стоило бы уточнить, что детектив постоянно видел скорбь. Он не раз бывал на похоронах, где лицезрел слёзы и горечь потерь. После потери Боба с ним такого не наблюдалось, возможно он просто не помнит, и, если Алиса очень давно прекратила с ним общение, заверив ему, что он абсолютно нормальный человек и более не нуждается в её консультациях, то только сейчас он осознал её пропажу, хотя на самом деле она ушла из его жизни намного раньше. Но надежда на случайную встречу, обмен взглядами, и если повезёт, адресами, не покидала Тома до тех пор, пока сегодня он не оказался в её комнате один, без самой хозяйки. Наверное, было бы правильнее считать, что он переживал не потерю Алисы, а надежды, с которой жил столько лет.
Жизнь несправедлива?
Что остаётся людям в таких ситуациях, кроме как самим вершить справедливость?
Том спустился на первый этаж, проверил все двери, закрыл входную и отправился к машине.
– Сколько раз ты дрался? – спросила Алиса, внимательно смотря на Тома.
– Вообще?
– Да, сколько раз в жизни ты дрался?
– Не знаю, – Том развёл руки, чувствуя себя намного увереннее, чем в прошлую встречу. – Наверное, раз тридцать.
– Ты помнишь свою первую серьёзную драку?
Глубоко копая внутри себя, Том пытался вспомнить своё первое столкновение с чужими интересами, но безуспешно.
– Нет, почему-то не помню.
В этот раз ему даже не требовалась марихуана, чтобы, не беспокоясь, открывать рот.
– Может принести тебе что-то в помощь? – Алиса намекала на дурь.
– Нет, не стоит, – он посмотрел на неё оправдывающимся взглядом.
– Хорошо.
Настала небольшая пауза. Миссис Дойл уставилась в свой блокнот, старательно что-то сверяя.
– Алиса..
– Да? – Она посмотрела на него, будто бы меж ними ничего не было.
– То, что произошло на прошлой неделе..
Она жадно глотала каждое его слово, взглядом будто вытаскивая из него драгоценную информацию.
– Мне не дает это покоя, – решительно договорил Том, наконец найдя подходящее словосочетание.
– Что именно?
Она будто не была с ним в тот вечер.
«Издевается»
– Да чёрт возьми, мне итак тяжело об этом говорить, а вы ещё включаете дуру! Объясните, зачем вы это сделали со мной?
Она захлопотала, судорожно закрывая страницы блокнота с закладками, откладывая его в сторону, поправляя юбку и волосы. Её взгляд метался из стороны в сторону, не желая пересекаться с глазами Тома. Так ничего и не ответив ему, Алиса через минутную паузу встала и вышла из комнаты, выкинув ему тяжкое «подожди здесь».
Он остался один в кабинете, сидя в кресле напротив камина. На часах было около пяти вечера. В ближайшие несколько минут часы стали объектом его наблюдения. Том считал, через сколько она вернётся. Но Алиса не возвращалась.
Слева от него, в незавешанную оконную раму размером со всю стену виднелась панорама на её владения. Небольшую долину с маленьким озерцом освещало закатывающееся солнце. Том смотрел вдаль, туда, где лес горизонта чернел.
Алисы не было уже двадцать минут.
Устав сидеть, Том лениво оттолкнулся от кресла, обошёл его и приблизился к ближайшему стеллажу с книгами.
«Весь Кафка»
Тому когда-то посчастливилось в очередном переезде прочитать «Превращение» Франца. Абсурд и грусть. Полка состояла из полного собрания сочинений австрийского писателя. Выше и ниже были Ницше, Гегель и другие представители философского крыла.
Следующий стенд был наполнен классическими произведениями гениев литературной классики. Лондон, Достоевский, Шекспир.
Том не очень любил читать, однако со всем этим был понемногу знаком. В книгах он находил освобождение от реальности, будто употребляя наркотики, можно было забыть о насущном и задуматься о том, что к тебе вообще не относится. Книги позволяют человеку нравственно эволюционировать. Книги даруют тебе возможность выбирать. Они учат конформизму. Повторюсь, читать Том не любил, но думать о себе – ещё меньше.
Далее шли собрания трудов по психологии, психотерапии, медицине. Скука.
В дальнем от двери углу стоял её стол. Поверхность его была пуста, лишь чернильница с гусиным пером и рамка со старым фотопортретом неизвестного человека, мужчины, около сорока лет.
Том взял фотографию, внимательно рассматривая черты лица неизвестного.
«Странно»
Поставив рамку обратно, он взглянул на ящики в стеллаже за столом – приоткрыв, от увидел кучу помеченных буквами папок. Раскрывая одну за одной, Том понял – это медицинские карты каких-то людей.
«Психиатрия»
Ничего не понимая в написанном от руки, Том вернул всё назад и закрыл ящик.
Алисы всё ещё не было, хотя прошло уже больше получаса.
«Что за дерьмо»
Том слегка приоткрыл дверь кабинета, выглядывая в коридор – темнота. Абсолютная тишина вкупе с плохо освещённым холлом наводили дискомфорт.
«Куда она пропала?»
Оказавшись в коридоре, Том медленно и тихо прошёл к центру третьего этажа. Внезапно он понял, что наступил на что-то мягкое. Взглянув под ноги, он рассмотрел резинку, что сегодня была затянута на волосах Алисы.
Смутившись, он посмотрел по сторонам, и заметил белое пятно на полу. Это была её блузка.
Пройдя дальше, он высмотрел и её юбку, что валялась у стенки.
Том и сам не заметил как услышал едва слышимый шумок. Он доносился от ближайшей двери. Подойдя к ней вплотную, Том наступил на ещё что-то.
Это были её трусы!
В последствии Том понимал, что должен был разозлиться на неё, но в тот момент он не испытывал ничего, кроме возбуждения и любопытства.
Приоткрыв дверь, он выпустил в коридор тепло и свет. Попав внутрь ванной, он рассмотрел её смуглое тело у стены за полупрозрачной оградой душевого угла. Пар клубами поднимался к потолку.
Том приоткрыл дверь душевой – Алиса стояла к нему спиной, неподвижно, опираясь руками на стену. Перед очередным моментом беспамятства она кинула на Тома свой острый взгляд и хитро улыбнулась, окончательно уничтожая его совесть.
В «Мерседесе» играл блюз, дождь сильно бил по поверхности лобового стекла. Том ехал уже в ночь.
Он задумывался над дальнейшими формальностями, ведь, по его мнению, следствие было слишком очевидным, лишь слепой не увидел бы закономерностей произошедшего. Ему оставалось только посмотреть подозреваемому в глаза.
Зачем Йозеф сунул ему это дело?
Томас отвратительно себя чувствовал. Дорога до участка занимала около часа, и этого времени ему естественно не хватит, чтобы продумать всё полностью.
Он помнил о нескольких таблетках МДМА у себя в бардачке. Остановившись на обочине, он недолго всматривался на открывающую «тайник» ручку, затем, всё же решившись на дозу, достал целлофановый зиплок с четырьмя таблетками.
Том был отчаянным человеком. Его ничто не держало на работе, за исключением ненависти к человеческому роду. Человек, в совершенстве знающий юридические права, писаные в законодательстве страны, что предоставляла ему рабочее место, и реалии, в которых сам человек работает, способен соотносить и сравнивать две эти величины, совершенно неконгруентные, а скорее противоречащие друг другу. Формально, Том не являлся законопослушным исполнителем закона, однако этот человек сделал намного больше, чем группа лентяев, гордо мнящих себя профессиональными детективами лишь за счёт показательной деятельности в интересах их начальства, которое и нарекло профессионалами своих подчинённых.
Благодаря Алисе Том познакомился с этой частью «взрослого» мира, встречи с которой избежать наврятли бы удалось. Вы понимаете, что интроверты больше склонны к подобного рода зависимостям, ведь тем самым они сублимируют преследующую абсолютно всех нужду в людях. На сколько бы человек не был одинок, он в первую очередь социальная единица, и лишь социальная среда сделала его таким, каким он является. Проще говоря, с самого рождения каждый является экстравертом. И лишь культурологические социальные условия наделяют или не наделяют человека «аутизмом».
Том считал наркотики одним из наилучших изобретений человека, наряду с колесом или мылом. А точнее не наркотики, а грамотное употребление их в рациональном для человека смысле. Однако беспамятствующих от зависимости наркоманов он ненавидел всей душой, считая их слабаками. Естественно, он никогда не употреблял и не собирался употреблять вещества, вызывающие глубокую соматическую зависимость, и перед непосредственным знакомством с каждым из видов «счастья», внимательно тёрся с теорией об этом.
Главное – это не дать своей крыше съехать по тому, чем помогаешь себе. Неважно, будь то мет, порно или квантовая физика. К деградации личности приводит не какой-то конкретный род деятельности, а именно зацикленность на нём, изоляция себя от иного. Конечно, в случае с запрещёнными веществами нужно в сотни раз сильнее контролировать себя, ведь зачастую, как показывает опыт, то, что помогает нам изначально, в конечном итоге и губит. Но без этой помощи Том точно погиб.
У себя в голове он винил Алису за то, что тогда, в их вторую встречу дважды простимулировала высвобождение его дофамина. Но сейчас это было уже неважно.
Положив на язык половину таблетки, Том ощутил жжение. Немного потеребив её с нёбом, он глотнул воды, отправив концентрат в желудок. Можно было ехать дальше.
Обычно, для разового употребления Том дозировал себе полторы-две таблетки, ожидая прихода. Он давно был знаком с «молли», что позволило его организму выработать некую толерантность к МДМА. Сейчас же он лишь хотел придать себе настроения, ибо в условиях сегодняшнего дня он не находил себя стрессоустойчивым.
Эффект начал проявляться как только детектив подъехал к территории участка. Небольшой прилив сил заставил Тома улыбнуться.
Оказавшись в участке, он поднялся к себе на этаж, где его уже ждал Марвин.
– Что-то нашёл? – спросил он, заинтересованно размешивая сахар в кофе.
– Нет, ничего, – Том снял и повесил влажную куртку на вешалку. – Что по этому Карлу?
Марвин оторвался он кружки, открыв перед собой папку.
– Пальцы сняли – нигде не замешаны, выдало информацию из русского посольства – Радищев Карл Альбертович, семьдесят второго года рождения. Родился в Воронеже, вторым ребёнком, в семье окружного судьи Альберта Александровича Радищева и его жены Екатерины Андреевны Смолиной-Радищевой, на данный момент владеющей Сколковской художественной студией в Москве. Через год вся семья переехала на постоянное место жительства в Москву, в связи с повышением отца. С начала развала Союза, в конце девяносто первого, мать вместе с дочерью Софией и сыном Карлом эмигрировала в Канаду, оставив отца на родине на некоторое время, в связи с проблемами посольства..
– У него есть гражданство?
– Должны выдать в следующем месяце.
– Отца не пропускают из-за должности..
– Скорее всего. На данный момент Карл является студентом Райерсона, пока что лишь усваивает язык, живёт на Ханнивуде, корпус первый, квартира 312, адрес матери – Ворчонко, тридцать три дробь пять, сестры – Коббл-Хилл, 6/117. Это всё.
Том призадумался. Отец – судья, мать – художник.
– Наверное, сейчас ещё рано о чём-либо говорить, – выразил мысли Поулсон. – Ладно, пойдём вниз.
Детективы спустились на нижние этажи, к камерам заключения.
Том с напарником вошёл внутрь комнаты, пристроенной к камере для разговоров. Через затемнённое окно было видно подозреваемого.
За столом, прикованный наручниками к его поверхности, сидел худощавый парень лет семнадцати-девятнадцати. Светлые волосы длины больше обычных. Одет он был в «тюремное», всю испачканную кровью одежду изъяли на экспертизу. Карл сидел неподвижно, томительно всматриваясь в пространство пола, разделяющее его со столом. Время от времени он подёргивал то рукой, то ногой, видимо, подавляя переживания.
– Тихо сидит, звонить никому не собирался..
– Его спрашивали? – задал вопрос офицеру Том.
– Да.
– Это хорошо. Дай ключ.
Завернув рукава рубашки, Том кивнул Марвину, взял дело со стола и вышел из комнаты. Прикоснувшись к холодной двери камеры, Том неожиданно столкнулся с волнением, будто входит в клетку с чудовищным зверем, хотя несколькими мгновениями ранее он представлял, как душит этого зверя голыми руками. Медленно повернув ручку, детектив приоткрыл дверь, затем бесшумно вошёл.
Карл не реагировал. Даже взгляда не поднял.
Сев перед ним, Том облокотился на край стола, куда положил дело подозреваемого.
– Здравствуй, – безэмоционально произнёс Том, пристально глядя в сторону Карла.
Том понимал, что перед ним – иммигрант, возможно, плохо понимающий английский, и старался говорить максимально понятно.
Но Радищев молчал. Никакой реакции.
– Я надеюсь, ты понимаешь, где находишься?
Том видел, что его игнорируют, и ему это не нравилось. Он встал, обошёл стол, стул, на котором сидел Карл. Немного постояв, он достал ключ офицера из кармана и освободил руки подозреваемого от оков, зачем вернулся обратно. В его интересах было вести дипломатический допрос, но он владел не только этим методом, помимо этого было и много других. Карл даже пальцем не пошевелил. Том чувствовал, что здесь нужно работать изысканно, и сдерживал себя. Марвин говорил ему, что экстренные анализы ничего не обнаружили в его крови, Радищев ни пьян, ни уделан.
Парадокс, но МДМА помогал сохранять терпение.
– Раз уж ты так хочешь, Карл, мы поиграем в твою игру. Но я гарантирую тебе – победа за мной. Мой последний вопрос перед началом нашего матча – зачем ты вызвал копов?
Время пошло. Карл не двигался – всё также смотрел вниз, демонстрируя полную обездвиженность.
Первый час пролетел быстро. Том не сводил глаз с подозреваемого. С убийцы. Он питал себя мечтой оказаться с ним один на один. Он ненавидел его.
Том тоже не двигался – ему это легко давалось благодаря многолетней практике медитации, хотя он всего лишь умел слушать себя. Полностью абстрагируясь от окружающих стимулов, он умел уходить внутрь, витать у себя в сознании, строить «сон наяву» в пределах собственной головы. И сейчас он наблюдал за целью своих раздумий, которая и порождала всё новые и новые переплетения мыслей в голове.
Он перерабатывал все возможные ситуации происходящего в голове Карла. Он рассуждал о проблемах и решениях этого парня, строил в голове обстоятельства его физиологического и личностного роста. Старался представить его жизнь. Но это тяжело организовать когда не слышишь речь исследуемого.
Второй час тянулся чуть дольше, но всё равно с успехом был преодолён.
На третий час эффект МДМА начал пропадать, оставляя в голове небольшие очаги «отходняка». Том всё сильнее и сильнее ощущал присутствие агрессивных побуждений, хотя успешно контролировал их.
Четвёртый час тянулся дольше предыдущих. Том несколько раз сменил положение на стуле. Марвин за зеркалом уже зевал, выставив ноги на стол.
Пятый час – Карл внезапно выпрямил спину и поднял голову, глядя на детектива. Поведение подозреваемого вызвало у Тома неконтролируемую реакцию интереса, из-за которой он несколько наклонился в сторону соперника.
У Радищева был слегка приоткрыт рот, глаза полны страха и тревоги. Руки его затряслись. Том сохранял спокойствие, понимая, что выигрывает.
– Я не… – прошептал про себя Карл. – Это не я. Это не я!
Он, смеясь, повторил эту фразу вновь и вновь, после чего его лицо вновь приобрело тревожный вид.
– Это не я сделал! – Было слышно русский акцент.
Том примкнул к столу:
– Что сделал?
Карл вопросительно посмотрел на Тома, недоумевая произнесённым им словам:
– Я знаю, почему я здесь. Но я не убивал её.
«Не убивал её, неужели он не помнит второй труп»
– Хорошо. – Том и злился, и радовался. – Тогда кто это сделал?
– Послушайте! – Карл заметался на стуле. – Я не должен здесь находиться. Я не виновен!
Том незаметно выставил руку под стол, чуть в сторону к зеркалу, ладонью дав понять проснувшемуся офицеру, что всё под контролем.
– Успокойся. Возьми себя в руки, твою мать!
Возбуждение Карла пошло на спад, он внимательно смотрел на Тома.
– Сейчас ты мне расскажешь всё, что произошло днём. По порядку. – Том говорил жёстко, подавляя возможное сопротивление.
Карл завертел головой, недоверчиво осматривая помещение, в котором находился. Опять ссутулившись, он повернулся к Тому:
– Я не помню.
Том вскочил со стула, еле сдерживая свою ярость. Он понимал, что этот жест нужно было продемонстрировать допрашиваемому, но ситуация по-настоящему выводила его из себя. Детектив взял стул, развернул его и швырнул рядом с Карлом. Приземлившись, сложив руки крест-на-крест на спинке стула, он посмотрел на убийцу.
– Я повторяю вопрос.
Карл был сильно напуган. Он боязливо посматривал в глаза Тома, то и дело опуская взгляд в сторону, не желая попадать в эту тьму.
– Я же говорю, я не помню! – Карл чуть ли не плакал.
Том устало уронил взгляд, наклонив голову к рукам. Он сильно сжал кулаки, в порыве ярости вскочил и швырнул стул об пол. Затем нанес несколько ударов по столу. Офицер за зеркалом спохватился, но Марвин остановил его, как всегда, внимательно наблюдая за работой напарника. Опершись одной рукой на помятую железную поверхность столешницы, Том взял другой, окровавленной рукой плечо Карла и сказал:
– Я – твой последний шанс.
Карл больше не смотрел в его сторону, сильно дрожа от паники.
– Вчера утром..
– «Вчера» это когда?! – жёстко переспросил Том.
– Тринадцатого сентября, где-то часов в десять утра я проснулся. Проснулся от шума, за окном. Я живу у Насситени, у Ханнивуда, там делали асфальт. В этот день, ровно в час дня у меня была назначена встреча, но она перенесла её на следующий день..
– Кто она?! – Том тяжело дышал.
– Миссис Дойл! В двенадцать я поймал такси и поехал туда, на Кинмаунт, больше я ничего не помню, клянусь! – Карл, ёрзая от жёсткой хватки, поднял голову и посмотрел слезившимися глазами на Тома. Оба понимали собственное положение в ситуации.
Том отпустил подозреваемого, и развернулся к двери. Взяв рукой дело, он в пол-оборота посмотрел на испуганного парня и сказал:
– У тебя пока ещё есть время всё вспомнить.
Выйдя из камеры, Том даже не стал заходить к Марвину, а сразу же направился к выходу с этажа.
Напарник окликнул его сзади.
– Ты ждал пять часов ради лжи? – недоумевая, спросил он.
Том остановился, повернулся к Марвину и тяжело поднял на него взгляд:
– Не надо было меня ждать. Мне пора.
С этими словами он откинул от себя дверь, ведущую на лестницу.
– Что я скажу major?
– Что всё под контролем.
Том вернулся к себе в кабинет и захватил куртку. Он хотел скорее вернуться домой, к своим псам. На часах было раннее утро.
Покинув участок, он выехал на Фоллени, затем направился к объездной.
На дорогах пустовало, поэтому, закинув целую таблетку, Том упёр педаль в пол.
Его голову не покидало внезапно появившееся, настолько сильное чувство одиночества. Он не припоминал у себя таких приступов с детства, а точнее, с того времени, как он уже свыкся со смертью своего первого друга.
Самым ужасным ему сейчас казалось то, что останавливаться ему не было ради кого. Никто его в этот момент не задерживал, будто он падал в бездну почти не сопротивляясь.
На спидометре было уже около ста миль. Девяносто. Ровно сто. Сто десять.
«Нет»
Он отпустил педаль, оставив “мерс” постепенно снижать скорость.
Обгоняя одиночные машинки, пустые перекрёстки, красные светофоры, Том решил сменить вектор своего направления.
Глава 10
Повернув в тёмный район Коллинз Хилл, он проехал несколько улиц до конечной. Попав на переулок, Поулсон доехал до светло-сиреневого одноэтажного дома, ограждённого высоким «частоколом» забора.