Бюро Вечных Услуг

5

– Так вот, – продолжил Кир, – сукцессия ведет к некой финальной форме, к некому оптимальному содержанию. Это наиболее сбалансированное состояние экосистемы называют климаксным.

– К чему все это? – рискнул перебить Нестор.

– К тому, что Вы, мой друг, будучи героем битвы при Белом Ясене, спасшим нашу Взвесь от великой катастрофы, как я вижу, так и не поняли сами, за что сражались.

Как объяснил Наставник, тогда, девять месяцев назад, у Мирового дерева не искали ответ на вопрос «быть или не быть?». Нет, в жестоком бою определяли какой именно быть нашей Взвеси. Ее – Взвеси – экосистема обладает колоссальной внутренней устойчивостью. Баланс был бы сохранен при любом исходе. Вот только представления об оптимальном содержании этого баланса у Раджаса и иерофантов абсолютно разные.

– Провисела бы наша Взвесь черным яблоком у самой травы еще не один миллион лет. Мы просто сделали яблоко несколько светлее, – подвел итог Кир. – И противостояние, как сам понимаешь, еще не закончено.

Нестор почувствовал, что вот сейчас и начнется, собственно, разговор. Не на поминки – ох, не просто на поминки – позвал Наставник своего подопечного.

Тут Нестор вспомнил, что привез Наставнику подарок. Порывшись в перекинутой через плечо планшетке, он положил перед Киром на стол затертую, замусоленную салфетку. На салфетке рукой Семена Немировича Волха было выведено два коротких слова латиницей: «PIN» и «DOS».

– Нашел недавно в кармане, – пояснил Нестор. – Тогда, у Белого Ясеня, совсем о ней забыл. Вот и осталась.

– Personal Identification Number. Disk Operating System, – расшифровал Наставник обе аббревиатуры. – Помню. Гениальный эвфемизм. Оцифрованные мысли, поступки по алгоритму, жизнь по программе. Записали PIN на DOS, стерли PIN с DOSa, – кто заметит?

– Но мы же работаем над этим, – улыбнулся Нестор. – Над тем, чтобы люди перестали быть PINDOSами и снова вернули себе человеческий облик.

– Работаем, – согласился Наставник. – Но и стой стороны работа не прекращается.

Кир обхватил кружку пухлой дланью, осушил в два глотка и потянулся за второй, полной. Немного помолчав, Наставник спросил:

– Отдохнул?

– В процессе, – не соврал Нестор. – Но по ночам уже не кричу.

– Пора двигаться дальше, – не то попросил, не то приказал Наставник.

Нестор не возражал – раз надо, значит, надо. После достопамятной битвы оставшихся в живых Нагов можно было счесть по хвостам. Безусловно, перевоплощались, как и прежде, неофиты; малочисленные Наставники вели одновременно несколько линий, что в другое, менее тревожное, время было редким исключением. Штат Конторы понемногу восполнялся. Но бесценный опыт тех хмурых дней превратил Нагов, вышедших из пепла, в незаменимых сотрудников, в настоящих ветеранов Раджаса. И работы для «стариков» было много. Тонкой, деликатной работы, которую никак нельзя было бы доверить недавно «сыгравшим в прятки» новичкам – в виду недостатка у них квалификации. Так что Нестор был благодарен за столь долгий отпуск и воспринимал эти тихие дни в семье как щедрый подарок Раджаса и судьбы.

А теперь отпущенный для отдыха срок истек и пора было двигаться дальше. Осталось только спросить – куда. И Нестор спросил, и Наставник ответил.

– У Вас, Нестор Иванович, – официальным тоном предупредил Кир, – завтра свидание.

– Завтра? – поморщился Нестор. – Воскресенье все-таки. Нина ворчать будет.

– Совсем не отпустит? – посочувствовал Кир. – Даже будучи предупреждена, что муж идет по важным змеиным делам?

– Отпустить-то отпустит, – вздохнул Нестор. – И даже выкажет уважение и сделает вид, что прониклась, что верит в значимость и ответственность моих «змеиных» дел.

– Но? – подхватил Кир.

– Но все равно решит, что я пошел по бабам, – закончил Нестор.

Кир рассмеялся, хлопнув ладонями по объемным бедрам.

– Мой друг, ваша жена – прелесть! По бабам! Какое чудо! Жена дома – женщина, а женщина вне дома – баба. Какой претенциозный транспондер! Так в Древних Греции и Риме делили весь мир на эллинов и варваров. Славяне в древности говорили «не мы – немы», – ну, или как-то похоже – и делили мир на своих, говорящих, и «немцев», немых. Какое тонкое родовое чутье встроено в женщинах вообще и в Нине в частности! Какое чудо! Просто миракль, а не чудо! – стукнули бокалами, выпили за жен. – Знаю, что мы сделаем! – вдруг просветлел Кир. – Мы перенастроим их транспондеры. Обогатим их, так сказать, совместным опытом.

– Познакомим наших жен? – догадался Нестор.

– Именно, мой друг! Никак иначе! – энергично закивал Кир. – Все равно я напросился на кошку смотреть. Как там ее зовут?

– Кошку? – удивился Нестор вопросу. – Кошку зовут Ка-Це.

– Ка-Це, значит, – Кир «попробовал» кошачью кличку на вкус и усмехнулся, оценив масштаб иронии. – Вот соберемся по-свойски, чатланами, гравицапу откроем и обе наши бандуры – Нину и Ларису – настроим в одной тональности.

Вновь став серьезным в следующее мгновение, Кир продолжил:

– Уверен – Нина простит мужа за отсутствие. Но воскресная встреча должна состоятся обязательно, не взирая на женский форс-мажор.

– В Конторе? – смирился Нестор. – Или здесь, в «Варяке»? С кем встреча?

Наставник хитро улыбнулся.

– С напарником. Вам предстоит встреча с напарником.

– Играем сцену из гангстерского боевика? – Нестор был полон скепсиса.

– Думаю, таких боевиков еще не снимали, – заверил Кир. – После этой встречи любой уже виденный боевик Вам покажется пресным.

– Интрига! – оценил Нестор.

– Еще какая! – подтвердил Кир. – Впоследствии вы будете встречаться и в Конторе, и здесь, и даже дома, на Кисельной. (Нестор удивленно поднял бровь, Кир утвердительно кивнул). Но первая встреча символична. Ее попросили провести в конкретном месте. Не в «Варяке» – Ваш визави слишком изыскан для пива.

6

– Попросили? – переспросил Нестор – Как всегда, «с самого Дна»?

Кир покачал головой, не торопясь отвечать.

– Помните дегустационный зал в «Доме Диониса»? – спросил Наставник вместо ответа.

– Знаю, что он там есть, – кивнул Нестор. – Но сам не был никогда. Там, насколько я знаю, даже не готовят. Несколько столов, вино, нарезные деликатесы, маслины да сыры. Дорого все. И сомелье-павлины. Не мой стиль. Не разбираюсь в винах.

– Ничего, – успокоил Кир. – Она разбирается.

– Она?

– Ваша спутница. Ваш напарник.

– Не Наг? Просто женщина? – Нестор был озадачен.

– Разве бывают «просто женщины»? – пристыдил Наставник.

– А если без куртуазной философии? Кто она? – нетерпеливо потребовал Нестор.

– Не знаю, – честно признался Кир. – Кто угодно. Кого изберут. Без сомнения – из знакомых. Может, Антонина Николаевна…

– Директор моей школы!?

Кир только пожал плечами.

– Может, Нина…

Тут Нестор совсем опешил. Закралось какое-то нехорошее предчувствие.

– Причем тут моя жена? Это же дела Раджаса.

– Не только. Это дела всех миров Трилоки. Твоим напарником…

– Напарницей, – исправил Нестор почти раздраженно.

– Твоей напарницей, – не возражал Кир, – будет не агент Раджаса. И не просто женщина. Твоей напарницей будет представительница Саттва.

Прозвучали настолько невероятные вещи, что Нестор даже не смог удивиться. Его напарницей никак не могла быть агент Саттва. Просто потому, что в Саттва не было никаких агентов. И не могло быть.

Миры Трилоки лишь называются мирами. В действительности все они – все многообразие Вселенной – представляют собой единую всепроникающую гармонию. Любой артефакт этого гармоничного поля, любая акциденция, любое явление – триедины, поскольку сотканы из нитей трех миров, трех типов, трех «пород», трех качеств-гун.

Прочную основу вселенской гармонии составляют черные нити Тамаса – мира тишины и спокойствия, мира бездействия, мира памяти и тьмы, где все ценное и полезное хранится вечно, а все ненужное – уничтожается безвозвратно. Тамас не терпит суеты. Это мрачный архив Вселенной, ее таинственные подземелья, бездонные, бескрайние, как сам космос.

Нити Раджаса пронизывают ткань Вселенной деятельным огнем. Все, что происходит, движется, претворяется и перевоплощается, наполнено активной энергией этого мира. Наги, от Первого до Седьмого дна, – верные и незаменимые агенты Раджаса. Они стоят на страже гармонии. Умелое, тактичное, а порой (как показали события у горы Меру, у Мирового дерева) и жертвенное участие Нагов – надежная гарантия того, что та или иная Взвесь не осядет илом прежде уготованного ей времени.

Искусный узор Саттва неотделимо вплетен в основу вселенской ткани. Это сияние творческого замысла, неосязаемость духа, свет чистого разума, первопричина. Искра, необходимая для того, чтобы запылало пламя Раджаса, постепенно превращая все в золу Тамаса. Саттва – слово, Раджас – дело, Тамас – бездействие.

Замыслам, что порождены сияющим миром Саттва, для воплощения необходимы Наги – агенты Раджаса. «Агент Саттва» – словосочетание немыслимое, абсурдное. Оно звучало, подобно сказке о том, что вчера в гости заходило государство и приглашало на чай к религии. Два этих слова вместе – Саттва и агент – Нестор воспринимал как несуразный троп, как фигуру речи, как забавную аллегорию, что-то вроде «Носа» Гоголя или обращения Алисы к собственным ногам. «Агент Саттва» – все равно что «ум улыбнулся» или «мысль ударила», не в переносном значении – «неожиданно пришла в голову», а в прямом – ударила, скажем, в глаз.

Но Наставник сказал, что его напарницей будет агент Саттва. Нестор ждал объяснений. И ожидание это длилось уже полторы кружки. Наконец Нестор решил сам прервать молчание:

– О каком агенте Саттва идет речь? Вы же сами учили меня: проявления Саттва во Взвеси иные, нематериальные. Это абстракция, дух, замысел. Не знаю – гений, муза, свет, в конце концов. Нельзя же, чтобы свет заговорил?

Кир усмехнулся:

– Выходит, можно. Считай, что на некоторое время ты обзаведешься персональной музой.

– Музой во плоти?

– Музой в чужой плоти, – добавил Кир. – У нее не будет – как бы точнее сказать? – собственного тела.

Нестор вопросительно промолчал.

– Твоей напарницей будет женщина, – ответил Кир на немой вопрос. – Знакомая тебе женщина. Не обязательно одна и та же женщина. Разные. Но знакомые тебе – тут нужен контакт.

– Как во время «работы совестью»? – Нестор задал вопрос неосознанно, его мысли были спутаны.

– Именно! – обрадовался Наставник удачному сравнению. – Только ты «работал совестью» во сне Юджина Гуляйкоффа, а агент Саттва будет «работать музой» в твоем бодрствовании.

– Значит, моя напарница будет принимать образ одной из моих знакомых? – наконец-то уяснил Нестор. – Любой из них? По своему усмотрению? Чтобы нам было проще, – тут Нестор замялся, подбирая нужное слово, – чтобы было проще взаимодействовать?

Кир тяжело вздохнул.

– Все еще сложнее, – Наставник сделал жест, как бы сметая со стола все ложные выводы своего подопечного. – Никто не будет принимать ничей облик. Никакого обмана. Ты будешь «взаимодействовать» с реальной женщиной.

– Давайте-ка я обновлю у Тамары, – беспомощно предложил Нестор. Ему нужен был тайм-аут.

Кир не возражал, и Нестор почти бегом направился к спасительной стойке – в юности, на дружеских посиделках, такой поход от стола к стойке называли по-особому: «метнуться кабанчиком». И вот Нестор «метнулся кабанчиком» за пивом для себя и Наставника, чтобы использовать выигранный десяток минут для передышки. Нужно было восстановить силы – собрать воедино разбежавшиеся мысли. Выходит, некое проявление мира Саттва будет на неопределенное время брать взаймы, в аренду, женские тела из Несторова окружения? Вместо Нины, например, Нестор будет разговаривать с маловнятным, чуждым естеством из абстрактного мира идей и замыслов? Свершать совместные дела, проводить время, контактировать, зная, что за знакомым, привычным обликом близкого человека таится далекое, пугающее нечто?

Нестор настолько ушел в себя, что не сразу смог вернуться в обыденный зал «Варяка».

– Ау! – звала Тамара. – Стынет-оседает-ждет!

– Что? – очнулся наконец Нестор.

– Пиво стынет, пена оседает, Ваш приятель нетерпеливо ждет, – повторила Тамара из-за стойки.

Нестор поблагодарил, рассчитался и направился к столу со свежим грузом – уже не кабанчиком, а тихим ходом.

7

Кир уже собирался уходить: он складировал на деревянной столешнице мятые купюры, готовясь к окончательному расчету с Тамарой. Поэтому «по последней» выпили быстро, сосредоточенно. Вернее, выпил Кир. Нестор решил не торопиться.

– Салфетку спрячь, – сказал Кир, аккуратно сдвинув наследие Семена Немировича Волха в сторону своего собеседника.

– Я же Вам принес, как память, как сувенир. Может, в Раджасе есть специальное место для таких вещей, – попытался возразить Нестор.

– Музей подарков? Как в передаче «Поле чудес»? – Кир весело рассмеялся. – Нет такого музея. Есть оружейный склад. И этому артефакту именно там и место.

Нестор вспомнил, какую роль сыграли несколько таких салфеток в битве при Иггдрасиле и согласился:

– Тем более. Я же потерять могу, выкинуть случайно, использовать просто – как салфетку. Или сработает случайно, навредит кому-то. Зачем мне такая ответственность?

– Считай, что сдал в арсенал и снова получил для оперативного владения. Под роспись! – по возможности строго сказал Наставник и Нестор послушно вернул салфетку в карман планшетки. – Кстати, сегодня в моем кабинете получишь и другие полезные вещи. Инструктаж пройдешь. Тебе предстоят напряженные будни.

Нестор ощутил, что беспокойство настойчиво просится в гости, – знал он эти «полезные вещи» и «напряженные будни». Но Наставник снова рассмеялся, чем отвлек от тревожных мыслей.

– Обожаю филологов! – Кир хлопнул себя по бедрам. – Глянь, что выцарапали. Точно такое же творчество видел в аудитории филфака, на задней парте. Даже почерк похож.

Нестор взглянул на столешницу. На том месте, где только что лежала салфетка Волха, под треснутым лаком покрытия было даже не выцарапано, а как будто выдавлено дугой прибора для выжигания:

 
«Холодно и зябко
Маленькой макаке.
Прилипают каки
К волосатой сраке».
 

И рядом с этой нравоучительной притчей была нарисована жалостливая обезьянья рожица – мохнатая, с сосульками на оттопыренных мочках.

– Заметили, какая чудная аллитерация? – восторгался Кир.

– Нет, – честно признался Нестор.

– Ну, как же! Такое чуткое чередование звуков «Л» и «К»! – Кир проиллюстрировал свои слова, несколько раз ткнув розовым пальцем в выжженную надпись. – Даже если слов не знаешь – проникнешься определенным чувством.

– Каким чувством? – терпеливо спросил Нестор.

– Вот все время забываю, что Вы не филолог! – спохватился Кир.

– Я историк, – напомнил Нестор, – но тоже интеллигентный человек.

– Конечно-конечно, – согласно закивал Кир. – Без сомнения! Но труды Потебни не читали? Александра Афанасьевича? Его записки о народности языка, о его поэтике, о связи слова и мысли?

Нестор честно признался, что не читал, но пообещал восполнить этот пробел.

– Обязательно восполните! – распорядился Кир. – Вам как историку просто необходимо иногда уходить от скучных дат, фактов и событий и стараться взглянуть на исторические процессы шире – через анализ первоосновы. А что является первоосновой любой исторической активности? – лукаво спросил Наставник.

– Что? – так же лукаво подыграл Нестор.

– Конечно же, язык! – радостно заявил Кир. – Язык, речь – первооснова любого проявления народной духовности, культуры. И стало быть, именно язык лежит в самом основании всех исторических процессов.

– Я бы поспорил, – с сомнением возразил Нестор.

– И даже не смейте! – Кир шлепнул ладонью по облупленному лаку столешницы. – Это я Вам как Наставник говорю!

– Так что там со звуками? – примирительно напомнил Нестор.

– Звук «Л» случает, льнет, прилипает, ласкает, намекает на близость. И звук «К» кроит на куски, дает ощущение конечности и контакта.

– Это куски каках льнут? Контактируют, так сказать, со сракой? – уточнил Нестор.

– Как-то так, – кивнул Кир.

– Бред какой-то, – пожал плечами Нестор. – Обычные звуки. Никуда не льнут, ничего не кроят. Пока в слова не лягут. Этим, что ли, филологи занимаются?

– И этим в частности, – подтвердил Наставник.

– Сплошные допущения и выдумки, – пренебрежительно заметил Нестор. – История – наука конкретная.

– Да, уж! Конкретнее не бывает, – усмехнулся Кир. – Думаю, допущений и выдумок в исторических науках не меньше. Кроме того, тебе нужно раздвигать границы мышления, подходить к вопросам с более абстрактных позиций.

– Зачем? – решил уточнить Нестор.

– По зову службы, по роду дела, – пояснил Наставник. – Чтобы найти общий язык со своей будущей напарницей. Не помешало бы тебе кое-что узнать о воплощениях мира Саттва в иллюзорном мире Взвеси.

– Я весь во внимании, – Нестор мимикой показал, как он теперь деловит и сосредоточен.

– Вечером, все вечером. В Конторе, – Наставник решительно встал из-за стола; его слегка качнуло. – Ноги засидел, – поморщился он.

Нестор допивал пиво, уже выдохшееся, нагретое теплом ладони до комнатной температуры, и наблюдал, как Кир рассчитывается у стойки, прощается с Тамарой и направляется к выходу. Скоро маятник широкой Кировой спины скрылся за дверью. А Нестор все сидел, упиваясь шумным спокойствием «Варяка», этим ровным умиротворением пивной, и думал. Думал о многом – о конкретном и абстрактном. Абстрактные свои мысли Нестор не доверил бы записать даже самому умелому филологу. А конкретная мысль была одна – повторить ли «Баварское»?

8

Зоенька сияла. Она уже вскрыла тонкий целлофан упаковки и держала зеленый халат так, чтобы Нестору было как можно удобнее нырнуть в рукава руками. Амарантовый пояс был перекинут через изящное плечико девушки (оба ее плечика были скрыты таким же зеленым халатом). Зоенька, как всегда, излучала счастье и готовность служить, заливая этим лучистым сиянием коридоры Раджаса. Это экзальтированное состояние радости при каждой встрече оставалось для Нестора загадкой: является ли этот накал позитивных эмоций лишь демонстрацией профессионализма или это действительно искреннее проявление чувств?

Начинался ритуал, который они разыгрывали каждый раз при посещении Нестором Конторы. Нестор исчезал у самого входа-выхода, перед стойкой выдачи униформы. Некогда Зоенька начинала свою змеиную карьеру именно здесь, за стойкой, в должности младшей кастелянши. Пылающие, бурные события тех дней скоростным лифтом переправили Нестора с Первого дна на Четвертое, а Зоеньке позволили приступить к такой престижной и желанной службе в роли личного эскорта у «молодого и перспективного» (по словам начальства) Нага.

Так вот, всякий раз, являясь в коридоры Раджаса, Нестор использовал одно из умений Нага Четвертого дна – он становился невидимым, исчезал и неожиданно материализовывался уже облаченным в халат-униформу. Зоенька, всякий раз взвизгивала от восторга и быстро опоясывала своего «шефа» амарантовым поясом.

Когда-то дорога в Раджас открывалась для Нестора исключительно по зову проводника – маленького бессловесного ужика, которого присылал Наставник за своим подопечным. Входом в один из миров Трилоки могли служить любые подземные лабиринты, не созданные руками человека: муравьиные лазы, кротовые норы или пещерки тарантулов. Но тогда, девять месяцев назад, Нестор был Нагом Первого дна, подпоясывался бирюзовым поясом и обладал лишь одним Наговым умением – умением перевоплощаться.

Цвет пояса Нага Первого дна никак не разнился по тону с цветом халата. Но халат был зеленым, а пояс, «цветовой индекс социальной дифференциации», выполнявший ту же функцию, что и штаны у жителей планеты Плюк, – именно бирюзовым. Важность такого номинативно-семантического различия неоднократно подчеркивал Кир в наставнических проповедях. Нестор так до конца и не разобрался в истинных мотивах этого разграничения. Он знал лишь то, что зеленый халат – это просто униформа, общая для всех в Конторе, а вот пояс – совсем другое дело. Цвет пояса выражал саму первооснову Нагова естества, совпадал с цветом кожи своего носителя (в состоянии перевоплощения) и одновременно являлся символом самого главного свойства, которое, собственно, и отличало Нагов от обычных людей: умения «смотреть душой», благодаря чему видеть исключительную суть предметов, явлений, событий.

Когда Раджас реализовывал глобальный проект по инициации и воспитанию Юджина Гуляйкоффа, будущего социолога, изобретателя брендденга, Нестор был понижен до Второго дна. Лишь на Втором дне Наг обретал необходимые для выполнения возложенной на Нестора миссии умения: «работать совестью», посещать чужие сны и пользоваться тем гипнотическим воздействием, которое так эффективно опробовал удав Каа на бандерлогах. Тогда Нестору был вручен турмалиновый пояс, но опоясываться турмалином довелось всего на протяжении нескольких дней.

Инициация Юджина Гуляйкоффа – или Жени Гуляйкова, ученика девятого класса – побудила иерофантов к активным действиям. Вбросами вирусной информации исполнители иерофантов раскачали Тамас, мрачный архив памяти, не терпящий никаких возмущений. Кроме того, псевдожизнью было наделено мерзейшее существо, Деньгон, – «ментальная проекция сути денежного оборота в мир иллюзорной реальности», как охарактеризовал его тогда Наставник. Все Наги были призваны на защиту Взвеси от роковых изменений, грозящих иллюзорному миру Бытия катастрофой. Нестор вышел – вернее, примчался на верном кастоме «Змее» – на битву у мирового дерева Нагом Третьего дна. Каждый Наг, достигший третьего дна, пополнял арсенал умением применять в бою смертоносный змеиный яд. Однако терракотовый пояс Нестору так и не удалось примерить.

После битвы те немногие Наги, что сумели избежать гибели в липких оковах торсионных нитей, в гнилостных объятиях городских магов, в ненасытной пасти черной имитации Дракона, обрели не только опыт, который невозможно переоценить, но и внеочередные понижения. Так Нестор в четвертый раз выпил бокал амриты и получил амарантовый пояс Нага Четвертого дна, а вместе с этим – весьма полезное умение неожиданно исчезать и так же неожиданно появляться в случае необходимости или по собственной прихоти.

И еще один важный навык проявлялся при получении такого высокого – или, в терминах Конторы, низкого – статуса: проникновение в Раджас Нестор мог теперь свершать также по собственному желанию. Он больше не нуждался в зове проводника, в специально назначенной точке входа. Именно поэтому Кир попросил Нестора переселиться со всей семьей, пусть и на время, в уютный домик в частном секторе пригорода по адресу: Кисельная, 8. Здесь Нестор, призванный по «важным змеиным делам», мог в любой момент воспользоваться удобной дорогой через муравьиный лаз у смородинового куста на маленьком придомовом участке.

Что Нестор и сделал сегодня, в конце июля, субботним вечером, как только успел вернуться с поминальной встречи с Наставником в пивной «Варяк». Нина все еще была у Ивана Несторовича и Софьи Николаевны, родителей Нестора, – завозила шестилетнего сына Антона на несколько гостевых дней к бабушке и дедушке. Антон такие поездки любил, поскольку здесь его баловали, а возвращался он всегда с ценными подарками: дед был антикваром, весьма известным в определенных кругах, в его квартире всегда царило изобилие всяческий занятных вещиц, завораживающе таинственных и бесспорно магических.

Родители самой Нины уже достаточно давно проживали за рубежом, куда уехали из убеждений, что «хорошо там, где нас нет». За такие бесхребетные убеждения Иван Несторович, человек цельный, последовательный, с принципами, пренебрежительно называл их «долларовыми перебежчиками» или даже – более сурово и обидно – «экономическими коллаборационистами». Но родители Нины не обижались – они знали Ивана Несторовича и Софью Николаевну только по фотографиям, поскольку не удосужились пересечь границу в обратном направлении даже для свадебных поздравлений дочери. Так что все упреки, нападки и порицания Несторова отца падали мимо их далеких, а потому глухих к подобным обвинениям ушей.

А вот Нине приходилось выслушивать много и часто. Вначале противостояние было напряженным и кровопролитным, но с годами у Нины выработался своего рода иммунитет: она вежливо возражала два-три раза на самом старте беседы, а потом отпускала справедливые излияния Ивана Несторовича в свободное течение и холостое низвержение с недосягаемых принципиальных высот в не внемлющую пустоту.

Итак, Нина еще не вернулась и наверняка вернется еще не скоро – свекры (в основном, свекор, радовавшийся возможности поговорить и безнаказанно выпить) всегда отпускали невестку с неохотой. Так что разоблачился Нестор в прихожей и, – со словами «Наг всегда наг» – оставшись в природном неглиже, выглянул в щель приоткрытой двери на высоком крыльце: нет ли наблюдателей из числа окрестных соседей и случайных прохожих? Нет, только местная шавка из племени коротколапых семенила по своим собачьим делам.

В пригороде было три собачьих племени: длинноухих, лисьемордых и коротколапых. В каждом племени собаки походили одна на одну и имели соответствующие отличительные особенности: длинные уши, лисьи морды и короткие лапы. Это говорило о внутриплемённом генетическом родстве и работало транспондером «свой/чужой» при встрече песьих свор. Между племенами шла нескончаемая война за «хлебные» территории. «Хлебными» признавались те участки частного сектора, где проживали добрые двуногие, способные от щедрот угостить заискивающих дворняг. Участок дороги по улице Кисельной у дома номер восемь был признан самым бесперспективным на общесобачьем слете: двуногие здесь появлялись редко, кормили скупо, а потому эта зона по договору имела нейтральный статус. Тут можно было встретить представителей всех трех этнических групп. В данный момент мимо пробегал коротколапый абориген.

Ка-Це высунула мордочку в дверную щель вслед за хозяином. Нестор дал кошке легкий пинок, «волшебный пендель», и трехмастная постоялица с негодующим «Мяу!» скользнула с крыльца на неубедительное подобие газона. Здесь кошка приосанилась и в доказательство того, что эта прогулка – исключительно ее, кошки, добровольная инициатива, принялась жевать сочные стебли июльской травы.

Нестор не любил перевоплощаться в дверях – по традиции он принимал змеиный облик уже у самого лаза. И потому просто исчезнуть он не мог: человеку – человечье, Нагу – Нагово. Прикрывая ладонями пикантные подробности своей конституции, Нестор притворил (не на ключ) входную дверь и по возможности быстро проследовал к кусту смородины. Мудрые мольфары и не менее мудрый Лев Николаевич Толстой рекомендуют в целительных целях ходить по земле босиком. Наверное, совет дельный, если земля тщательно перекопана, крупные комья размельчены, а мелкие веточки, кусочки бог весть откуда взявшегося бетона да щепы дров, далеко рассеявшихся вокруг примангальной колоды, заботливо убраны. Иначе, исцеляя тело, поранишь ступни.

Добираясь до муравейника, Нестор успел почувствовать себя Русалочкой после колдовской операции. «Ладно, – подумал он. – Вернусь целехонек». И тут припустил дождь. Июльский, резвый. Вторая мысль: «Надо бы кошку в дом вернуть» быстро ретировалась – исколотые подошвы саднили. Нестор вздохнул и, оставляя Ка-Це на растерзание небесных струй (над крыльцом крыша – спрячется), истончился, нырнул в лаз муравейника и ртутным веретеном заструился в темноте знакомых лабиринтов, все ниже, глубже, дальше от иллюзорной Взвеси.