– Вырастешь ты, – говорил ковер, – детства тебе пять лет осталось. Срок достаточный. Чтобы подготовить себя к взрослой жизни. Если готовить. Иначе он очень мал. И бесконечность будет без толку для бездельника.
– А зачем готовиться? – вопрошал Вовка. – Никто же не готовится. А потом становятся взрослыми, живут как все.
– Согласен, – кивал ковер, – те, кто не готовится, над собой не работают, живут как все. Плохо: едят, пьют, спят, кое-как трудятся. Работу свою не особо любят. Часто ищут отвлечения в водке, головы их пусты. Не верю, что ты хочешь стать таким, как все в поселке.
– Не все, – возмутился Вовка, – а папа? Он правильно живет. Счастливо. А мама? А бабушка? И многие другие.
– Почему ты думаешь, что они не работали над собой, не учились? Если ты сам ничего не предпринимаешь, чтобы стать лучше, это не означает, что и остальные ведут себя так же. Согласен?
– Ну да.
– То, что я с тобой говорю, уже достижение твое. Это означает, что ты стал достаточно зрел для дружбы со мной. Ты же хочешь увидеть чудо?
– Хочу.
– Тогда выполни три моих поручения: раз в день всю неделю мой дома полы; вдумчиво прочти книгу, что лежит у тебя на столе сверху стопки книг, на это тебе тоже неделя; собери весь мусор на своей улице, вплоть до каждого окурка, каждой бумажки, каждой веточки, тут труда на всю неделю, ежедневного труда. Выполнишь, вновь увидишь меня. Нет, значит, придется тебе оставаться ничтожным до конца жизни.
Вовка и не подумал бы мыть полы, читать или, чего не хватало, убирать улицу, если бы не необъяснимая уверенность в реальности беседы, странное, прежде не испытанное очарование. И он, сам себе не веря, взял книгу сверху стопки, учебник истории за седьмой класс, количество страниц поделил на семь, получилось тридцать. Немного, если речь об обычной, интересной книге, очень много, если это скучный учебник, и три страницы которого тяжко осилить. Но ковер не говорил, что его надо учить, просто вдумчиво прочесть. Вовка сел за стол, положил перед собой учебник и стал читать его, стараясь полностью избавиться от всяких посторонних мыслей, слиться с книгой, достичь состояния вдумчивости, как он понимал вдумчивость. Удивительно, читать скоро стало интересно. Вовка перевыполнил план, прочтя сорок страниц. Весьма довольный собой, он отправился завтракать, нужно было спешить в школу. А по дороге он собрал пакет веточек, бумажек, сухих листьев и окурков, удовлетворенно отметив, что еще пара-тройка пакетов – и улочка его, тупичок, полностью избавится от мусора.
Вечером Вовка взялся за мытье полов. Это он делать умел, поскольку в школе были приняты дежурства после уроков. Дежурные мыли полы в классе и части коридора, прилегавшей к этому классу. Должность уборщицы школы на полставки выполнял кто-то из учителей, только на бумаге, разумеется. Потому полы мыли ученики, и впереди всех Вовка, безропотно соглашавшийся дежурить вне очереди за того или иного паренька. Дома же он полы не мыл никогда, не рассказывал, что через день это делает в школе, и домочадцы удивились, обрадовались такому порыву: помощник растет. Вовка тер пол, счастливо улыбался. Он радовался успеху хорошо, правильно прожитого дня, заслуженной похвале.
Неделя пролетела быстро. Вовка прочел учебник; собрал с улицы мусор, который, впрочем, полностью убрать невозможно, то ветер сухих листьев нанесет, то прохожий окурок кинет; и приучил всех к тому, что полы теперь моет он. За все дни ковер так и не пришел в его сны, и снов самих не было. На седьмой день Вовка еще раз пролистал учебник, тщательно протер пол и сходил на улицу за новоприбывшим мусором. Спать лег пораньше, но сон долго не шел, а когда пришел, сплелся с явью. Вовка так и не понял – сон это был или нет. Со стены спустился ковер, сложился, скрутился и предстал ковровым человеком.
– Я рад за тебя, – улыбался человек.
Нежное синеватое сияние вокруг него дрожало в такт улыбке – чем шире расплывались губы ковра, тем больше было сияние, тем сильнее пахло свежестью, озоном, тем слаще, чудесней сжималось в груди. Ковер говорил с ним. Обо всем, что было интересно Вовке, и еще немного о том, что было неинтересно, однако стало таковым, поскольку исходило из уст ковра. На прощание ковер сказал: