Когда Серёгу выписали, он шёл по больничному дворику с трудом – так висла на его руке счастливая Дашуля. И, конечно, в другую руку вцепился Сашутка. Он держался за огромную сильную ладонь, поглядывал на неё искоса и думал, что его папа – самый сильный и честный. И он лучший, потому что он, как Бог, в Котором сила беспредельная рождается от беспредельной любви. И все будет лучше, чем просто хорошо.
А где-то за их плечами, где осталось отделение реанимации со многими тонувшими в забытьи, в незримом мире неслось вверх множественное человеческое «Жить», иногда соединяясь с редким «Господи, помилуй!»
Но они этого не слышали. Они жили. И ранние зимние звезды мерцали и подмигивали им с беспредельной высоты, воспевая счастье жить в единении с Тем, кто любит, любит и любит. И больше ничего.