– По Кировской можно? – она сдвинула на свободное место Славкин букет и забрала у него Ванюшку. – В церковь заедем.
В церкви Алина долго стояла у той же иконы с Ванюшкой-свертком в руках, уперевшись лбом в раму иконного киота, и слёзы её непрерывно капали на пол. А она молилась, благодарила и сожалела о том, что не умела «читать» ответов, а всю жизнь влеклась за вымышленными миражами.
Знакомая старушка оторвалась от своих подсвешников, глянула на страдалицу, потом на алтарь. Но там уже хмурился бдительный пономарь и отрицательно мотал головой – не лезь, мол, дай теперь поблагодарить!
И старушка, разрываясь между порывами души и велением разума, всё вздыхала, не глядя терла подсвечник, вспоминала что-то своё, и глаза её туманились слезинками.
Дома, когда уже отпустили такси, Славик потянул Алину в свой подъезд.
– Зачем? – удивилась она, уже подозревая, что ответ ей известен. И известен был всегда.
– Алин… – сконфузился уважаемый Вячеслав Иванович. – Выходи за меня? А? Мы же с тобой… с детства друг друга видим и знаем. Я же без тебя… всю жизнь прожил.
Алина улыбнулась, потом удивилась, потому что в этом месте положено удивиться.
Вскоре примчалась старшая сестра с пелёнками-распашонками, замаячила обыкновенная житейская суета – тихая, как первая улыбка на личике спящего Ванюшки.
Только одно иногда смущало Алину – как не видела она всего нужного смолоду, как не определило её сердце верного пути? Ведь столько было «знаков»!
И она глядела в окно на синюю колокольню, вспоминала, каялась и благодарила:
«Я буду любить его всегда, Господи! Буду любить всегда!»