Тихон к иконам не прикладывался: не знал, как с ними общаться. И он бездумно отдался течению, пока не уперся в большое, расписанное деревянное распятие. На нем висел пригвожденный к доскам Христос. И Он был мертв, смерть уже вошла в Его тело. Тихон даже попятился, ибо, раскрывшись в церкви душой и от того ставший каким-то чрезмерно чувствительным к себе и окружающему, он и смерть теперь чувствовал явственнее.
Иисус Христос, как слышал он, был Сыном Божиим. Богом, каким-то образом вошедшим в человеческую плоть. И мог Он что-угодно, мог творить чудеса и воскрешать мертвых. Но и Он предпочел смерть. Не защитил Отец Своего Сына.
Толпа оторвала Тихона от распятия, и сам того не ожидая, он оказался пред священником, на голову к нему лег тяжелый латунный крест – копия того, чрез который свою смерть познал Христос.
Потом течение повлекло его дальше.
У входной двери Тихон выплеснулся на берег: вышел на улицу.
Крепкий мороз успокоил его мирно и вернул к обыкновенности, отгоняя какую-то цепкую внутреннюю боязливость, вспыхнувшую от сознания смерти, глубоко вплетённой в самый состав человеческой жизни.
И Тихон думал даже вернуться в церковь, помня первый урок, чтобы преодолеть там внутренний страх. Ибо взятое правило он чтил. Но неожиданно для себя самого только прошёл вдоль улицы, счистил со скамейки снег и уселся на обледеневшие досточки.
И ответ родился вне церкви. Как и крепкий здоровый малыш, который родился в городе Томске 21 год назад и был назван Тихоном, потому что не кричал, как все новорожденные, а был тих. Но не только этим малым отличался он от прочих новорожденных томичей. А тем ещё, что мама умерла, рождаючи его.
Да и отец, наверное, тоже умер, хотя и не телом. А только ринулся в таёжную чащобу дожидаться конца отмеренного времени. Так он любил маму, что без неё целого мира не принял.
И вопрос, который всегда мучил Тихона был прост: "Почему?" А ответ был сложен: раз целый Сын Божий умер, да ещё и в пытках, то есть в этом что-то тайное, что-то неподвластное разумению тёмного таёжного охотника, но Божественное. Потому как от Бога может исходить только Божественное. Потому Бог – это Бог. А, стало быть, и смерть мамина – тоже была Божественным замыслом, и имела тайный смысл, но до того великий, что даже оставленный сиротою младенец явился жертвой вполне достойной того величия.
Месяц Тихон ходил кругами вокруг церкви и не мог к ней подступиться. Да и как было идти к Богу, такому отдаленному и непонятному? И Тихона снова потянуло обратно в тайгу, к отцовой могиле, к его молчанию, чтобы вслед за ним дождаться конца времён. Но в мыслях почти явственно прохрипел последний выдох отца:
– Не оборачивайся назад, а то умрёшь!
Знал отец, о чём говорил, прожив жизнь потерями прошлого и лишив себя даже настоящего.
Прав был отец этими словами. Да и трубка та, что подаёт воздух аквалангисту, как теперь понимал Тихон, не в отцовой руке зажималась, а в Божьей. И Бог её Тихону не перекрывал.