За знания надо платить
Запах весны бьёт в голову, стоит только выйти на улицу. Но это приятный такой удар, волнительно-головокружительный. В этом запахе смешалось многое, и не все ингредиенты ясны. Вроде бы по отдельности они не очень привлекательны, но если взять их вместе, то получается потрясающий букет. Со второй половины апреля, а иногда и чуть пораньше, ощущается примесь дыма, как будто где-то невдалеке жгут костры, но сколько ни ходи по улицам города, никаких костров не найдёшь. Это какой-то особый, весенний горелый аромат, летом его уже нет. Ещё в этом букете есть запах воды. И хотя вода, в общем, не пахнет, весной она всё-таки пахнет. Ароматы влажных испарений от размокшей после зимы и уже ожившей мелкой порослью земли тоже содержат какие-то важные компоненты, возбуждающие плоть и дух. Ну и ветер. Свежий легкий ветер, рвущий на клочки сознание.
Именно в таком настроении Тихонов вышел из школы. С ним был Денисов, немного хмурый, но в чем была причина его неудовольствия, он не признавался.
– Дэн, может, соберём парней, и в парк – а банки? А?
– Не. Я домой.
– Какой-то ты злой. Что случилось-то?
– Да ничего. Всё ок.
– Да ладно, колись. Психологичка принесла твой букет на сеанс и кинула его тебе в рожу?
– Хуже.
– Она рассказала родителям?
– Нет. Она отменила сеанс.
– Ой, ё-мое, Дэн. Наверно, заболела просто. Мало ли что. Ты посмотри, какой мир вокруг!
Из школы вышли Серёгин и Рыбенко.
– В банки? – спросил Серёгин.
– Дэн не хочет, – ответил Тихонов.
– Парни, – жалобно скривив лицо, простонал Рыбенко, – я тоже не могу.
– А что такое?
– Да учебник с рабочей тетрадью надо купить, мне родители деньги давали, я потратил. Ещё вчера спрашивали, купил ли, я сказал да, в школе забыл. У вас есть взаймы деньги? Очень надо! Завтра верну.
– И сколько? – спросил Серёгин.
– Эх, – вздохнул тот, глядя в глаза Денисову, – четыреста пятьдесят!
Знал он, да и все знали, что у Денисова деньги водятся, иначе бы не подошёл.
– У меня есть пятьдесят, – предложил Тихонов.
– У меня сотка, – сказал Серёгин. – Вернёшь две.
– А у меня триста найдется, – сказал Денисов. – И можешь не возвращать.
– Точно! – воскликнул Серёгин. – Можешь никому из нас не возвращать. Отдашь натурой.
– Как так? – с подозрением спросил Рыбенко.
– А так. За каждые пятьдесят рублей мы тебе бьём пендель. Всего девять штук. Каждый из нас по три.
Рыбенко задумался. Он поглядел по сторонам, почесал шею, взвесил «за» и «против» и сказал:
– Ладно, согласен!
– Ты что, дурак? – искренне удивился Денисов.
– А что! Что такого! – вспылил Серёгин. – Настоящий деловой подход!
– Давайте, бейте! – сказал Рыбенко, поворачиваясь.
– Ты это, наклонись!
Рыбенко наклонился.
– Кто первый? – спросил Серёгин. – Давайте на камень ножницы бумага?
Они скинулись – сначала выпало Тихонову, потом Денисову, последнему Серёгину.
Тихонов отработал кое-как – первый смазал и попал в бедро, второй в спину, третий совсем слабо, Рыбенко даже не покачнулся. Следующим бил Денисов. Он ударил всего один раз, но заставил громаду Рыбенко основательно содрогнуться. Наступила очередь Серёгина.
– Держись, Рыба, – сказал он. – Ничего личного, только бизнес.
И с первого же замаха влепил такой сокрушительный пендель, что Рыбенко повалился на землю. Было ясно, что тут он пожалел о своём согласии. Но делать нечего, сделка заключена. Он встал, и во второй раз выстоял чудом. Третьим ударом Серёгин снова свалил его.
Поднявшись, Рыбенко потёр отбитое место и печально сказал:
– Я теперь наверно неделю сидеть не смогу.
– Зато заработал! Парни, к расчёту!
Друзья отдали ему деньги.
– Ты ток не надейся, Рыба, что у тебя теперь постоянный доход и после школы работать не надо будет. Тебе сегодня просто крупно повезло.
– Да уж, – мрачно кивнул Рыбенко. – Повезло. Ладно, пока.
И он, прихрамывая, пошёл за книгами.
Мастер поцелуев
Серёгин принёс бутылку портвейна, и пригласил Тихонова с Денисовым её распить. Пошли в соседний подъезд – там был всегда сломан замок. С ними увязалась Дуня Субботина.
Было в этом что-то особенное – пить в непосредственной близости от школы. Прямо за стеной находился кабинет директора. А они в метре-двух распивают алкогольные напитки, курят. Это обстоятельство пьянило сильнее портвейна. Тихонов прислонился к стене лбом и думал о том, что сейчас делает Юлия Фёдоровна. Вдруг она тоже подошла сейчас к стене и точно так к ней у неё встала?
К нему подошла Субботина, она была чуть охмелевшей.
– А это правда? – спросила она с загадочной улыбкой.
– Что?
– Что ты отлично целуешься?
– Ты это чего вдруг?
Он испугался, что она намерена поцеловать его. При Серёгине! Что делать? Бежать? Ей ведь не скажешь «нет»…
– Мне Катька рассказывала.
– Ммм, – удивлённо протянул Тихонов. Дело в том, что с Гришиной они ни разу не целовались. Он так и не решился это сделать, более того, он вообще ни разу в жизни не целовался.
– Да, это правда, – подумав, ответил он.
Не доверяй тайны девочкам
Сизиф наказан богами: обречён закатывать свой камень в гору вечно. То есть катит, и катит, а когда закатил, камень падает обратно. И всё начинается сначала. Не так ли и люди наказаны ходить в школу снова и снова? А потом передать эстафету: жениться, завести детей и отдать их в школу… И умереть.
Как-то его любимая тётя выразила так своё отношение к тому, что от него пахло сигаретами: «Ну вот, началось! Теперь осталось жениться и деградировать!»
– Бррр, – сказал Тихонов и поёжился.
Было холодно – второй день шли дожди. Весна временно сдала позиции. Не улице почти никого, редкие прохожие, точно мокрые воробьи, и тихие машины плывут по руслам дорог.
Он вышел на середину дороги. Неплохо бы вот так стоять-стоять, и потихоньку растаять под дождём, а потом влиться в ручей и убежать вместе с ним куда-нибудь в реку, а из реки в море, а из моря в океан. И волны, волны, волны, целая вечность пройдёт, не заметишь.
– С дороги, придурок!
– Сам придурок, – вяло ответил Тихонов проехавшему водителю.
– Привет!
Это была Гришина. Она улыбнулась ему и побежала дальше, держа над головой пакет.
Тихонов в растерянности посмотрел ей вслед. Почему она не задержалась, чтобы пойти в школу вместе с ним?
Неприятное подозрение тяжким грузом легло ему на сердце.
Придя в школу, он первым делом разыскал Денисова.
– Дэн, скажи честно, ты рассказывал Петровой, что мне нравится Юлия Фёдоровна?
– Ну, – запнулся Денисов. – Было дело. Так, сказал только, что она тебе нравится. А что здесь такого? Она всем нравится. Если бы не была такой стервой, то вообще бы супер…
– Всё ясно. А она Гришиной пересказала…
Тихонов покачал головой и тяжко вздохнул.
– Запомни, Дэн, женщинам нельзя доверять секреты! Они всё всегда рассказывают подругам! Даже если поклянутся тебе самой страшной клятвой хранить тайну – подруге-то обязательно шепнут…
– Тихон, ну вообще дело-то не в Петровой. Про твой интерес к директору вся школа знает.
– Как так?
– Титяй рассказывал. Юлия Фёдоровна то стихотворение твое эротическое всем учителям уже показала.
Тихонов побагровел.
– О, боже, какое коварство… И позор-то, блин, какой!..
– Согласен, – кивнул Денисов.
Очень Большая Жопа
ОБЖ вёл половник в отставке Андрей Степанович Громов, невеселый и строгий мужчина. Он никогда не улыбался, не шутил, и казалось, что ничего ему неинтересно. Поэтому занятия у него были особенно тягостны. Все чувствовали, что он проводит их просто из-за необходимости, потому что это его работа и нет другого выхода.
– Раньше он был совсем другой, – сказал как-то Титяев. – Такой бодрячок, типичный военный.
– А ты откуда знаешь? – не поверил Тихонов.
– Мама рассказывала. Говорит, в какой-то момент вдруг резко изменился…
Сегодня Андрей Степанович придумал настоящее наказание – научиться разбираться в тактических картах. Он раздал их всем и стал рассказывать, что с ними делать. Только он один в школе умел так уныло и бесцветно говорить – уже через минуту половина класса потеряла нить его рассуждений.
Тихонов, как и всегда, когда на уроке начиналось что-то скучное, сразу переключался на другие дела. Но сейчас вдохновения не было, и он уставился в окно. Небо сегодня как будто вобрало в себя всю серость мира, и сгустилось низко над городом, навалившись целлюлитным животом на крыши. В такую погоду хочется сидеть не с тактическими картами, а на уютной террасе где-нибудь за городом, пить горячий чай и смотреть на мокнущий сад.
– Да, парни, – прошептал Тихонов, отворачиваясь от окна. – Я понял, как переводится ОБЖ… Очень Большая Жопа.
Он не заметил, что подполковник Громов, который прогуливался по рядам, как раз в этот момент стоял за его спиной.
– Тихонов, встать!
Тихонов вскочил, не успев понять, что происходит.
– Вышел вон из класса! Вернёшься с директором!
Вот она военная выучка – он так чётко и уверенно отдавал приказы, что не послушаться было невозможно.
Тихонов, сделав на всякий случай презрительное выражение лица – чтобы не так позорно было – быстро собрал свои вещи и вышел.
В коридоре он сел на стул рядом с раздевалкой.
Неприятная ситуация, – подумал он. – Что теперь делать? Как это я вернусь с директором? Он не мог себе представить, чтобы вот так вот зайти к Юлии Фёдоровне и сказать ей, что учитель ждёт его вместе с ней обратно в класс. Она, конечно, поинтересуется, с какой это стати. Понимаете, скажет тогда он, я перевёл ОБЖ как «Очень Большая Жопа». Эка невидаль, – поморщится она. – Ты же человек творческий. Пошёл вон.
Бывают в жизни школьника такие неприятные ситуации, когда сильно налажаешь и не знаешь, как быть.
Он думал уже идти домой, как из класса вышел Андрей Степанович. Тихонов собрался встать и объясниться, но тот, не замечая его, прошел мимо навстречу женщине, ждущей его выхода. Странно она выглядела! Вся в платках, шарфах, в огромной меховой шапке. Глаза бегают, взгляд беспокойный.
– Ты что пришла? – спросил Андрей Степанович, беря её за руки.
– Ой, Андрюшенька, мне так страшно стало! Я не могу найти майонез. Ну куда он мог пропасть? – ответила она, испуганно глядя ему в глаза.
– В холодильнике искала?
– Да! Его там нет, – трагическим тоном ответила она.
– Не волнуйся, – ласково сказал Андрей Степанович и обнял её за плечи. – Иди домой! У меня ещё урок, а закончу и приду.
– Я боюсь холодильника! Я не могу!
– А давай тогда так, – предложил он, – ты меня здесь подожди, хорошо? Посиди вот тут, а я скоро уже. Только не уходи никуда.
Он её усадил, поцеловал в щёку и пошёл обратно. Тут только он заметил Тихонова.
– Нехорошо это, Алексей. Нехорошо! – спокойно сказал он ему. – Больше так не делайте.
– Извините, – пробормотал Тихонов.
Он поднялся, чтобы уходить.
– Алёша! – позвала его женщина.
– Что? – он обернулся к ней.
– Андрюшенька у меня такой халёсий!
– Гм… Да, – согласился он. – Хороший.
Экзамены
Зачем нужны экзамены? Тем более внутренние, когда и так надо будет сдавать ГИА? Сумасшедшая школа… Тихонов недоумевал. Экзамены – это такая вещь, которая может испортить самое прекрасное настроение. И проходят они обычно в неподходящее время – весной, когда вот-вот начнётся лето, когда весь мир поворачивается наконец к тебе лицом!
И сразу – весна не весна. Если ты понимаешь, что в ближайшую неделю у тебя полоса экзаменов, тебя ничто не радует. Ни свежие бодрящие запахи, ни ветер, ни обещание новой жизни – ты ничего этого просто не замечаешь. Предчувствие экзаменов поглощает всё. Это как чума в Средневековье: какие уж тут радости, всему конец.
И вот тут легко было совершить большую ошибку. Дело в том, что во время экзамена Тихонов часто очень волновался, до того, что иногда начинались тики. Поэтому он мечтал лишь об одном – чтобы всё поскорее закончилось. Пускай ему поставят тройку или даже двойку. Торопясь выбраться из этого состояния, он быстро и кое-как отвечал, получал плохую оценку, и уходил. Но, вместо ожидаемого удовлетворения испытывал глубочайшее разочарование. Но почему? Почему он разочаровывался? Он же хотел побыстрее отделаться, так и получалось.
– Я, кажется, догадываюсь, в чём дело, – многозначительно сказала бабушка Денисова в ответ на его откровения.
– Ну и? Не тяни! – поторопил её Денисов.
Она отрезала кусок торта, откусила и положила на блюдечко.
– Это как жизнь прожить. Бывает, надоедает всё. Сложно становится, трудно справиться, всё наваливается. Болезни, проблемы. И ты думаешь: вот бы побыстрее всё закончилось. Устала я от жизни. Пролетела бы она легко и без страданий.
– Ты думаешь о таком?! – повысил голос Денисов.
– Данила, не волнуйся, это я так, для примера. И вот, представим, наступил тот самый долгожданный конец. Ты лежишь на койке при смерти. Всё получилось, как ты и хотел – жизнь прошла быстро и просто, тяжко бороться и ничего преодолевать не пришлось. Будешь ли ты счастлив в этот самый момент подведения итогов?
– Нет, наверно, – сказал Тихонов.
– Вот и мне так кажется. Потому что ты даже и не жил, а уже пора умирать. Как ни банально это звучит, жизнь – это борьба, и в этом её смысл.
– Баб, я не поверю, что тебе сложно жить! Денег куча, мужчин было тоже, ты вообще женщина-вамп. Ты и сейчас выглядишь лучше, чем некоторые наши молодые училки, хотя и старая.
Она захохотала.
– Спасибо тебе за комплименты. Но на всякий случай учти: никогда не говори женщине, что она старая и что мужчины в прошлом, даже если ей за сто. Считай, что это одно из полезных правил, как прожить жизнь, чтобы не было потом жаль.
Держи себя в руках
В парке можно найти немало ровных участков земли, подходящих для игры в ножички. Но Тихонов с друзьями выбирали всегда одно и то же место между трёх тополей. Земля здесь была плотно утоптана в результате многих и многих партий. Тихонов любил ножички, хотя редкие девятиклассники играют. Но он вообще с азартом, до самозабвения, отдавался всяким таким играм.
Нож для игры приносил Серёгин. Он быстро начертил достаточно большой круг и поделил его на число игроков. После этого скинулись в камень-ножницы-бумага и стали кидать нож в землю. Если он втыкался, то кинувший отсекал землю в свою пользу в том направлении, в каком расположилось лезвие. Игроков было четверо: Тихонов, Серёгин и Бубнов с Батоновым.
Играли долго и ожесточенно, с переменным успехом. В конце концов Тихонову удалось забрать территории Бубнова и Батонова. Остался Серёгин. С ним было сложнее. Круг делился то в пользу одного, то в пользу другого. Тихонов очень переживал, ему страшно хотелось выиграть. После каждого удачного броска он вскидывал руки, подпрыгивал, хохотал и кричал:
– Есть! Есть! Ха-ха! Вот это чётко! Ну что скажешь Серый? Съел? Проглотил? А?!
Во время бросков Серёгина он в шутку мешал ему, похлопывал по спине, говорил под руку.
– Косой, косой, косой! – бормотал он в ухо, пока тот прицеливался, – мимо, мимо, мимо!
И когда Серёгин промазывал, Тихонов ликовал:
– А, Серый, ну что я говорил! Ееееееес! Уаааааааа! Хо-хо!
На лавочке неподалёку сидела пожилая пора.
Мужчина строго сказал ему:
– Слышь, молодой человек, парни в твоём возрасте уже с девчонками гуляют, а ты визжишь, как пятилетний.
– Он просто бесноватый, – женщина перекрестилась. – К батюшке ему надо.
В итоге Серёгин выиграл.
– Знаешь, Тихон, только без обид, – сказал он, когда они после игры собирались по домам. – Мне кажется, ты немного сумасшедший.
– Да уж какие тут обиды… – хмуро кивнул Тихонов.
Домой он возвращался в самом мрачном настроении, думая о том, что надо научиться держать себя в руках.
Денисов уезжает
– Тихон, надо поговорить! – Денисов наклонился к нему.
Надежда Павловна вещала что-то про особо коварные правила русского языка.
– Ладно, Дэн, давай. Но я удивляюсь, почему на уроке?
– Короче… Я говорил со своей психологичкой.
– Дэн, – прервал его Тихонов, – если ты про то, что я должен опять куда-то идти её ловить, то забудь.
– Да, нет… Я это… Я признался ей в любви на последнем сеансе.
– Да ты охренел! – воскликнул Тихонов.
– Молодые люди! – повысила голос Надежда Павловна. – Я вам не мешаю? Извините, если что!
– Простите, Надежда Павловна, – сказал Тихонов. – Я случайно.
– Если я правильно понял, – вставил Титяев, который сидел позади Денисова и Тихонова, – Денисов сказал, что влюбился в вас.
– Да нет же, дурак! – Денисов густо покраснел.
– А что здесь такого, – улыбнулась Надежда Павловна. – Почему в меня нельзя влюбиться? Я вполне ещё ничего!
Все засмеялись.
Дождавшись, пока урок вернётся в своё русло, Тихонов шепнул:
– Дэн, наверняка она тебя послала.
– Ты прав. Сказала, про разницу в возрасте и всё такое… У нас типа рабочие отношения… И у неё есть молодой человек.
– Мда. Это же всё и так было ясно с самого начала. Зачем вообще это затеял?
– Понимаешь, Тихон, я хочу стать мужчиной…
– Ха! А кто не хочет…
– Я не про это. Я про то, что надо делать то, что ты хочешь делать. Пускай даже ты проиграешь. Но если ты ничего не делаешь, у тебя даже не будет шанса выиграть! Так мой отец говорит.
– Толковый у тебя отец, – кивнул Тихонов.
Некоторое время они молчали, каждый пребывая в своих мыслях, фоном для которых служил голос Надежды Павловны. Любопытный навык формируется в школе: ты хорошо слышишь учителя, но не разбираешь ни одного слова в отдельности. Как будто горный ручей шумит. Но это у Надежды Павловны – ручей. У Ирины Александровны – Ниагарский водопад, у Татьяны Юрьевны – шипение змей. У Юлии Федоровны шёпот наложниц в гареме.
– Я не только об этом хотел поговорить, – сказал Денисов. – Я уезжаю. Такие дела.
– Куда уезжаешь?
– В Нью-Йорк. Папа там контракт на год заключил. Ну, на год это предварительно, а может, и на все три.
– А как же школа?
– Там пойду в школу.
– Молодые люди! Я вижу, вы оба в меня влюблены! – рассердилась Надежда Павловна. – Перемена через десять минут, может, подождёте?
– Извините, Надежда Павловна, – сказал Тихонов.
– Я сам не хочу, – прошептал Денисов. – Но что поделать, вся семья едет.
– Ну, Нью-Йорк это классно! – уныло пробормотал Тихонов.
– Да ничего классного, я уже был там три раза. Такой же мегаполис.
– Когда уезжаешь?
– Сразу после экзаменов.
– Последний звонок хоть вместе отметим?
– Нет, не успею.
Надежда Павловна бросила на них полный возмущения взгляд, но почему-то ничего не сказала.
Биология
Вот уж в чём Тихонов был вполне уверен, так это в своём знании биологии. Он не только всегда слушал Евдолину Парисовну, но и вообще интересовался популярной литературой на эту тему. Теперь, когда пришла пора внутреннего экзамена, он ощущал себя на подъёме и уверенно, в отличие от Бубнова, Батонова, Стаханова и прочих бестолочей.
О, это прекрасное чувство собственной полноценности и силы! Под его воздействием всё сразу меняется: жалкого закомплексованного троечника оно способно превратить в могучего отличника, гадкого утёнка в лебедя, чудовище в красавицу…
– Тихон, опять ты загоняешься, – прервал его Денисов. – Красавица и чудовище – два совершенно разных персонажа. Чудовище потом превратилось в нормального мужика, но никак не в красавицу.
– Дэн, да знаю я, но так намного драматичнее!
– Не уверен, мне кажется, ты привносишь лесбийский элемент.
Утро было ясное и тихое. В такое утро кажется, что большая часть города ещё погружена в сон и поэтому происходящее не совсем реально – как будто на границе между явью и сновидением. Солнечный свет, падающий в окна, застыл колоннами, время остановилось, и только по-утреннему помятые ученики своими движениями разрушают иллюзию безвременья. Да ещё ползущие в лучах пылинки.
Евдолина Парисовна решила проводить экзамен в форме обычного урока. Она стала задавать вопросы по предмету, предоставляя отвечать первым тем, кто тянет руку. После каждого её вопроса Тихонов тянул руку. Иногда она кивала ему, и он отвечал, всякий раз, как ему казалось, очень хорошо. Не было ни одного вопроса, на который он не смог бы ответить. Она выслушивала его, как и других, молча, потом снова обращалась к классу.
Он отвечал три раза. Больше только Арсеньев, и некоторые девочки. Денисову дали слово один раз – но он и поднял руку только однажды.
Одноклассников Тихонов слушал с иронией. Их ответы были банальны, всё, что они говорили, было почерпнуто исключительно из учебника. Он же, помимо этого, сообщал ещё и новые сведения, которые никто из учеников не знал. Не знала даже, как он подозревал, и учительница. В общем, было ясно, что он отвечает лучше всех, это подтверждалось и реакцией класса.
Показатель успеха – взгляды девочек. Уж когда молодой человек производит впечатление, блистает умом, то девушки, если, конечно, они ещё не испорчены, не умеют этого скрыть. Они смотрят прямо и открыто на этого молодого человека, и в глазах их написан живой интерес. Только Гришина глядела в окно, но оно и понятно, не могла же она позволить себе быть для него одной из многих.
Перед самым звонком Евдолина Парисовна заявила, что сейчас же и сообщит оценки. Она стала перечислять учеников по алфавиту. Первый Арсеньев. Пять. Кто бы сомневался! Дальше пошли тройки, и очень редкие четвёрки. И не удивительно, большинство отвечало какую-то чушь, а некоторые вроде Стаханова вовсе молчали, и для них тройка – это подарок.
У Гришиной и Денисова четыре. Тоже заслуженно, спору нет. У Ступаковой пять. Вообще не ясно почему. Она, конечно, отличница, но в данном случае промямлила нечто невнятное. Так, сейчас будет он.
– Тихонов, – сказала Евдолина Парисовна, – три.
Тихонов не поверил своим ушам. В классе послышался удивлённый шёпот.
– Извините, – громко спросил Тихонов, – вы уверены?
– Я же сказала, – не взглянув на него, ответила она, – три. Молодец, выкрутился на троечку!
И пошла перечислять дальше.
Тихонов сидел совершенно раздавленный, не понимая, как такое могло произойти. И эта возмутительная фраза про «выкрутился на троечку»?..
Он покидал класс в самом чёрном настроении.
– Тихонов! – к нему подошёл Титяев. Он дружелюбно улыбался.
– Чего тебе, Титяй? – хмуро буркнул Тихонов.
– Не расстраивайся. Во-первых, Евдолина Парисовна плохо слышит, и я уверен, она почти ничего не поняла из того, что ты говорил. Так что все ответы для неё одинаковые!
– А во-вторых?
– А во-вторых, тебя вся школа считает последним раздолбаем. Никто же не верит, что ты способен на большее.