– Кто знает, – сказал декан, стоя у меня в кабинете и приглаживая усы, – может быть ваш случай окажется поводом для возвращения в нормальные времена. Не сомневайтесь, я уж постараюсь придать ему резонанс!
Передо мной лежал лист бумаги. Декан пришёл, чтобы мы вместе с ним составили служебную записку о домогательствах.
– Иван Алексеевич, давайте только так – образно, чтобы это было убедительно. У нас сейчас такие козыри на руках, что шанс просто нельзя упустить.
Я взял ручку и склонился над листком. Так, что писать? Я попытался припомнить обстоятельства.
Она тогда стояла спиной к моей двери. Ноги загорелые, правая коленка выдвинута чуть вперёд, голова наклонена, взгляд такой странный, чуть ли не яростный, руки за спиной.
– Хочешь я тебя обниму? – кажется так сказала она. И ещё обозвала меня «сучонком».
У меня похолодело внутри.
– Да, обними меня, – прошептал я.
– Чего? – оторвался от окна удивлённый декан.
– Ничего, ничего, – ответил я и бросил ручку. – Я не буду ничего писать.
– Как это так – не будете?
– Не буду.
Я встал и вышел из кабинета.
– Слышь, ты! Любитель роботов! – закричал он вслед. – И это твоя благодарность? За наши усилия, чтобы тебя не выгнали? Я всё про тебя знаю! Я знал, что ты извращенец! А может быть ты тоже XXX? Но ничего, не ссы, мы вас обоих выпрем! А ещё и оттрахаем!
Я ворвался в кабинет Марии Петровны, словно грозой ветер, так что дверь едва не сорвало с петель.
Увидев меня, она встала и сняла очки. Видимо, сразу вычислила, что я настроен серьёзно.
– Иван Алексеевич? Что вам угодно?
– Мне угодно тебя! Тебя! Слышишь, ты, железная сука?!
Я кричал так, как будто нас разделяет огромная пропасть.
Марию Петровну заклинило как встарь. Она замерла и принялась что-то просчитывать.
Я решительным шагом подошёл к ней, схватил за руку и попытался притянуть к себе. У меня не получилось – она ловко перехватила моё запястье, сделала шаг в сторону, чуть потянула меня на себя, потом толкнула обратно – в сторону моего сопротивления – и я полетел лицом в пол. Удар был сильный.
Я вскочил и в бешенстве бросился на неё с кулаками. Она ударила меня навстречу в правый глаз, но в этот раз я удержался на ногах, сумел обхватить её за талию и повалить на пол.
Мы стали бороться. На нас упал ноутбук, полетели бумаги. Я засмеялся, уж очень дурацкой мне показалась эта ситуация.
– Что смешного? – спросила она и ударила меня лбом в переносицу. Я ответил ей тем же и очень больно ушибся. Она была сильнее. Когда она стала проводить болевой приём, я понял, что сил больше нет – я выдохся. Курение и алкоголь сделали своё дело.
– Всё-всё-всё, – закричал я, – сдаюсь!
Она отпустила меня, поднялась и стала поправлять юбку. Я лежал внизу и смотрел на её великолепные ноги, подпирающие мироздание.
– Что это было? – спросила она.
Я понял, что она и в самом деле не понимает, что это было. Вся мощь её нейронной сети оказалась не способной дать ответ.
– Я люблю вас, Мария Петровна, – сказал я, всё ещё лёжа на полу.
– Может, вы встанете?
Я встал. Мы оказались лицом к лицу.
– А я тебя тоже, – вдруг ответила она, схватила мою шею правой рукой и потянула к себе. Я испугался, что сейчас последует новый бросок, и попытался отстраниться. Но она пересилила, и, обняв меня, впилась в мои губы своими – тёплыми и сочными. С удивлением я обнаружил у неё во рту влажный, такой живой и настоящий язык.
– Это неправда, – промямлил я сквозь закрытый рот.
– Только не говори никому, – отстранившись на миг, горячо прошептала она, – я так не хочу опять попасть к технику! Это было ужасно!
***
Я зашёл в приёмную ректора и постучал.
Катя приподнялась:
– Егор Мотельевич просил никого не впускать!
– Мне можно.
Я открыл дверь и переступил через порог. Он сидел за своим столом в расстёгнутой рубашке, пил виски и смотрел в ноутбук.
– А, Иван? – совсем не удивился он. – Что с тобой? Почему глаз разбит? Подрался?
– Да так. Было дело.
– Ну, я надеюсь, ты ему навалял?
– Отчасти, – уклончиво ответил я.
– Ладно, проходи, садись.
Я прошёл к столу и сел в кресло напротив. Он достал из ящика стола второй стакан и налил мне. Потом набрал Кате:
– Катенька, принеси-ка льда из морозилки.
Потом повернул ноутбук экраном ко мне.
– Смотри, Иван, как девочки? Может, вызовем? Расходы за счёт организации.
Там был сайт интим-знакомств. Полуголые дамы в разных позах и ценники к ним.
– Егор Мотельевич, что, прямо в институт?
– А почему нет? Или ты считаешь, что наш институт настолько плох, что в него даже девочек пригласить нельзя?
– Нет, Егор Мотельевич, я так не считаю…
Вошла Катя со льдом.
– Боже мой! – вырвалось у неё при виде экрана ноутбука.
Мы с ним выпили. Закурили. Он закинул ноги на стол.
– Иван, что-то мне подсказывает, что ты не так просто зашёл?
– Так и есть, Егор Мотельевич. У меня к вам просьба.
– Догадываюсь. Но ты можешь быть спокоен, в ближайшее время выпрем её отсюда.
– У меня другая просьба, – я быстро налил себе виски и выпил. – Я хочу чтобы она осталась.
Егор Мотельевич резко скинул ноги со стола и наклонился ко мне.
– Что?
– Я хочу чтобы она осталась.
Я опустил голову и уставился на свои грязные кроссовки, чувствуя, что зря всё это затеял. Это было безумие.
– Иван, – откинувшись на спинку, вдруг спросил он, – ты влюбился в неё что ли?
– Да, – горестно прошептал я.
– Нормально! – воскликнул он и наполнил стаканы.
Я не знал, как себя вести в этой ситуации и просто молчал. Потом он опять сказал:
– Нормально!
Мы выпили.
– Слушай, Иван, а ты вообще серьёзно? Она же робот…
– Я в курсе. Всё серьёзно.
Егор Мотельевич некоторое время задумчиво смотрел на меня и качал головой.
– Эх, Иван, завидую я тебе… Молодость, свобода… Ладно. Замётано! Она остаётся.
***
Я вышел во двор, сел на скамейку и закурил. Сегодня вышло солнце, в такие дни декабрь можно перепутать с мартом. Слева церковь с побелёнными снегом куполами.
Мне вдруг представилось, что я венчаюсь с Марией Петровной. Я ведь верующий, христианин. Батюшка держит над нашими головами короны и произносит священные древние слова.
Раба Божия Мария и раб Божий Иван…
Я перекрестился. Кажется, где-то на Западе такие браки разрешены.
В странную ситуацию я попал. Что скажут мои друзья? Что скажет моя мама?
– Ванечка, сыночек, она же робот…
Неподалёку курит Маша в своём неизменном пальто, ноги скрестила, смотрит на меня.
Она подошла и села рядом.
– Привет, – сказала она.
– Привет.
– Я хотела тебя кое о чём попросить.
– Давай, конечно.
– Не пиши мне больше пьяные смс. Мне это очень неприятно. И у меня появился молодой человек.
– Извини, не буду. У меня, кстати, тоже.
– Что тоже? Молодой человек появился? То-то я вижу у тебя всё лицо разбито. Наверное, он был против…
– Очень смешно. У меня появилась девушка.
Маша нахмурилась. Было заметно, что ей неприятно.
– Поздравляю. Студентка очередная? Из вуза? – она попыталась сделать вид, что спрашивает просто так.
– Да, из вуза. Но это не студентка.
– А кто же? Секретарша что ли Егора Мотельевича?
– Да нет…
Я прокашлялся и вдохнул поглубже. Ладно. Всё тайное рано или поздно становится явным.
– Мария Петровна, – сказал я, глядя в сторону.
– Ха! Да ладно, я серьёзно.
– И я серьёзно.
Маша с облегчением рассмеялась.
– Блин, у тебя совсем мозги съехали! Хотя понятно… Разве нормальная девушка захочет с тобой общаться?
– Слушай, Маш…
– Что?
– Она нормальная. А ты иди на хер. Ясно?
Она резко встала и пошла прочь.
***
Раньше я читал книги. Много. Я читал, как говорится, запоем. Запоем длиной в годы. И так мне было интересно, что на окружающую меня действительность я вообще не хотел обращать внимания. Потому что в книгах было интереснее.
Потом я начал курить и пить. И обнаружил, что курить и пить интереснее, чем читать книги, но окружающая действительность по-прежнему казалась серой.
Дошло до того, что я совсем бросил читать. Я вообще перестал чем-то интересоваться и превратился в ожидание. Я ждал чего-то, что должно наконец произойти. Чего-то такого, ради чего я появился на свет. И заниматься какими-то делами, что-что читать, работать, куда-то ходить казалось мне смешным и нелепым. Потому что я находился в ожидании самого главного, перед чем вся эта суета постыдна. Это самое главное должно было произойти, иначе зачем я вообще родился. И вот я ждал-ждал, ждал-ждал, но ничего не происходило. Я был весь в напряжении. Сидя на работе, я ничего не делал. Я тупо смотрел в монитор и курил одну за другой, убивая время, потому что знал, надо просто дождаться. В электричках и метро я терпел время, пока она медленно идёт. Я сидел или стоял в вагоне и пялился куда-то в пустоту, ожидая наступления того самого. Я даже не играл в игры в мобильнике. Это было бы так же глупо, как если бы я перед райскими вратами, в ожидании пока меня впустят, пошёл бы гулять.
Но время шло. Шло и шло, и ничего не происходило. И в какой-то довольно печальный момент я вдруг понял, что никогда ничего не произойдёт. Что предчувствие, может быть и посеянное теми книгами, которые я когда-то читал, меня обмануло.
Короче, я снова стал читать. И перестал ждать. Я решил попытаться начать наконец жить. Не могу сказать, что у меня стало хорошо получаться. Получается у меня хуже некуда. Оказалось, что этому надо учиться. Но это явно лучше, чем просто терпеть время.
***
Как странно, думал я, сидя на скамейке, когда Маша ушла. Как странно.
В храме зазвонили колокола. Начинается служба.
– Эй! Эй! – смотрю, меня зовёт служитель в чёрном. Огромный такой, в колпаке и с бородой во всю грудь. Не могу понять, кто это в церковной иерархии, но похож вроде на инока.
– Чего? – отвечаю. – Закурить дать?
– Вижу, ты всё сидишь тут, крестишься. Верующий?
– Ну, вроде.
– А что на службу-то не ходишь? Когда исповедовался в последний раз?
– Лет в двенадцать.
– И что бросил?
– Да стыдно было батюшке признаваться, что рукоблудием занимаюсь.
– Не дело это! Как можно-то без исповеди и причастия?!
– Да, не дело, – киваю я.
– Ну так шагом марш в церковь!
– Хорошо, сейчас приду. Докурю только.
В самом деле, думаю я, как же без исповеди? Должен же я обо всём этом кому-то рассказать? Но будет сложно.
Фотография, использованная в оформлении обложки, принадлежит автору