Автор идеи цвета

Джейли, не зная, куда деваться от предсказуемой, но все же расстроившей его реакции напарницы, стоял посреди комнаты, и, едва сдерживая желание поковырять в носу, почесывал ухо. Э-Лина хорошо знала этот его признак крайнего замешательства.

– Джей, ты не можешь! – волнуясь, тараторила она. – Во-первых, ты еще несообразно молод для остановки возраста. Формального запрета нет, но так не принято. Ты понимаешь, что, скорее всего, навсегда застрянешь в своей юности? Да ты будешь мечтать о возвратном эффекте, когда твои ровесники повзрослеют! Во-вторых, идет цветовая модификация, ты меняешься, и мы не в силах прогнозировать последствия незавершенного процесса! Хочешь получить попу в оранжевый горошек? – попыталась Э-Ли перевести разговор в шутку, уже смиряясь, что ничего не выйдет.

– Эксперт Э-Лина, – льстиво повысил ее в звании Джей, – требую немедленно прекратить вмешательство в мой организм. Я выхожу из проекта. Официально.

Э-Ли негодующе вскочила со стула и подошла к окну. Шел снег, падая крупными хлопьями, кружась и образуя широкие круги перед тем, как слиться с полотном дороги. В иной ситуации Э-Лину заинтересовала бы чудесная смена сезона: еще недавно за окном подрагивало жаркое марево. Но сейчас она лишь мимоходом полюбовалась редким погодным явлением и, сделав глубокий вдох, тихо спросила:

– Но… Почему? Что с тобой, стажер Джейли? – Э-Ли не осталась в долгу и опустила приставку «младший» в должности Джея-Апельсинки.

– Я пока не могу объяснить, Эл. Мне нужен нейтрализатор, я готов отказаться от изменений. Мое право прекратить опыт, ты не должна препятствовать.

Э-Лина прислушалась – почудился звук легких шагов, от которого почему-то всегда замирает сердце. Ее удивляло это ощущение, ведь Юнита никогда не подвергала сомнению компетентность своих сотрудников. Непоколебимое спокойствие наставницы вселяло уверенность в правильности действий, но внимательный профессорский взгляд не выдерживал никто. В коридоре было тихо, и Э-Ли поняла, что сердце так прерывисто бьется по другой причине. Младший эксперт нехотя взяла из появившейся от ее касания ниши в стене крошечный прозрачный контейнер:

– Проходи в лабораторию, Джейли, пожалуйста, – подчеркнуто нейтрально пригласила она юного коллегу.

– Пожалуйста, – вежливым эхом отозвался Джей и галантно сделал вид, что приоткрыл перед ней автоматическую дверь.

– Не паясничай, младший стажер, – проворчала Э-Ли и направилась к выходу.

Джей проводил взглядом неестественно выпрямленную спину напарницы. Э-Лина не видела, как от его прежней широкой апельсиновой улыбки уцелела только легкая тень, но и она быстро пропала.

В лаборатории сегодня не появилось ни окон, ни подоконников – ничего, кроме небольшого гладкого возвышения ровно в центре круглого зала. Мягкие волны пространства глушили звуки. «Напрасно», – расстроилась Э-Ли. Говорить было не о чем. Все решено. В ее руке тихо зашипела ампула с нейтрализатором цвета.

Глава 3. Юнита

Профессор Юнита редко смотрелась даже в личное зеркало, потускневшее от времени, а глянца отражающих панелей и вовсе избегала. Так вышло, что она «остановилась» уже вполне взрослой женщиной и поначалу даже изредка ловила себя на мимолетной зависти к тем, кому это удалось в более юном возрасте. К молодежи она не испытывала ничего подобного, ведь у них впереди нелегкий первый выбор. К счастью или сожалению, Юнита была избавлена от сомнений. Ее первый выбор состоялся не так, как у всех: она стала по-настоящему первой, и было это так давно, что правильнее считать – всегда.

Дурной тон – бесцельно считать собственное время, а для дела периоды исчисляют короткими и длинными циклами, разделяя их на части. Длинных циклов с тех пор утекло уже столько, что было предпочтительнее игнорировать это знание. Юните нравилось свое стройное и сильное тело на пике активности, она без ложной скромности знала, что не только умна, но и мудра. То решение, несомненно, было верным. Но все же… Оказалось, довольно-таки непросто быть непокорной времени. Видеть застывшее в своем совершенстве отражение, словно однажды запечатленный фрагмент. Она все чаще задумывалась о последнем выборе. В такие моменты отчаянно хотелось взглянуть на себя настоящую, встретиться лицом к лицу с неслучившимся, и тогда возвратный эффект представлялся недостижимым благом.

Профессор поправила тщательно спроектированную прическу: в уложенной замысловатыми узлами короткой косе поблескивали неприметные серебряные дорожки. Незначительные приметы того времени, когда перемены еще происходили. Юнита потрясла головой, отгоняя навязчивые мысли и внося чуточку беспорядка в изысканную конструкцию гладких волос, и вернулась к утомительному незаконченному делу.

Необходимо разобрать картотеку и систематизировать файлы, которые можно было бы передать доктору Мартину для Галереи сведений. Определить, какими данными целесообразно поделиться с Сообществом, было весьма затруднительно. Если бы решение принимал ее ушедший наставник – профессор Катр, то он радикально упростил бы задачу, зашвырнув все подальше с комментарием: «Обойдутся». Но она не обладала ни скрытностью, ни решительностью своего бывшего начальника. Может быть, имеет смысл свалить эту скучную работу на своего персонального автопомощника? Юнита вздохнула: «Ну уж нет, этот механический головастик сделает наперекосяк, а потом еще и обвинит всех в отсутствии логики».

Юнита давно собиралась отправить эту строптивую железяку на доработку: у инструкта вошло в привычку куда-то пропадать на десятки коротких циклов, и как она его не распекала после возвращения, он только подмигивал и напряженно гудел. Но было жаль подвергать риску утраты уникальные сведения, содержавшиеся в автопомощнике, поэтому приходилось терпеть выходки этого наглеца. Да и стажеры Э-Ли и Джей испытывали к нему необъяснимую привязанность, несмотря на бесцеремонную, даже для высокофункциональной машины, манеру общения.

Как раз сегодня утром инструкт заявился после очередной длительной отлучки каким-то поникшим, но взбодрился после полученного нагоняя и теперь как ни в чем не бывало, разъезжает по корпусу, раздавая стажерам свои ценные указания.

Перебирая таблички, профессор остановилась, наткнувшись на свою подпись в одном из документов. В файлах Сообщества Юнита значилась как профессор Ю-Нита, Соавтор Идеи Цвета.

Катру почему-то очень нравилась короткая черточка, разделяющая ее официальное имя, и он часто, обращаясь к Юните, с особой тщательностью выделял голосом это разграничение. Он говорил, что так меняется цвет имени: переходы оттенков становятся ярче и глубже. Автор Идеи цвета усердно пытался объяснить: «Ну послушай, Ю! Юнита – Ю-Нита… Неужели ты не видишь различия?» Она не видела, а он раздосадовано отворачивался, сокрушаясь, что если даже собственный ассистент не понимает очевидных вещей… Дальше Юнита обычно не слушала, уверенная, что у нее имеется множество других достоинств, признавая которые, дотошный учитель простит эпизодическую нечуткость.

С некоторым облегчением отложив принятие сложного решения о степени секретности материалов, Юнита поспешила на экстренный вызов своего личного ассистента. «Вот неугомонная девчонка, что еще она затеяла?» – подходя к персональному лифту, профессор вспомнила о предыдущем срочном вызове, который, несомненно, добавил бы ей седых волос, если бы это было возможно.

Юнита открыла дверь лаборатории и почувствовала, как пол уплывает из-под ног: они стали легкими и гибкими, а плечи будто придавила каменная плита. На центральном возвышении, освещенное широким синеватым лучом, лежало… Лежал некто, абсолютно лишенный цвета, как в просмотренном ею однажды черно-белом учебном фильме про… – «Черт возьми, о чем я, какой фильм, что ЭТО?»

Она попыталась сфокусировать взгляд на бесцветном лице и узнала Джейли. Джея-Апельсинку, как прозвали его за пристрастие к пигментам оранжевого цвета. Младшего стажера Джея, бойкого и обаятельного мальчишку. Предположительно сына главы Сообщества. Ахроматическое тело юноши сотрясали конвульсии. А тело Юниты одновременно оцепенело от ужаса и подрагивало в такт трясущемуся парню.

– Джей, балбес, прекрати ржать! – истерически прошипела Э-Ли.

– Что. Здесь. Происходит… – металл в голосе Юниты подрагивал, как рассыпающиеся по гладкому мрамору ртутные шарики.

– Здравствуй, профессор Юнита, как дела, профессор, – лепетала, тщетно пытаясь улыбнуться, ассистент Э-Лина, озабоченно поглядывая на обмякшего, уже бессознательного сообщника. А в том, что эти двое сообщники и нарушили все мыслимые и немыслимые протоколы, сомнений не возникало даже у инструкта, смущенно отсвечивающего позеленевшей макушкой.

Юнита усилием воли вернула контроль над ставшими непослушными конечностями, и вдвоем с Э-Линой они уложили на зыбкую поверхность, считывающую показатели жизненных функций, подрагивающее тело парня, медленно возвращающееся в обычное состояние, но теперь меняющее цвет, как бешено крутящийся калейдоскоп. Юнита, не став слушать объяснений Э-Ли, отчеканила:

– Он справится.

– Профессор Ю…

Юнита молча вышла, подчеркнуто тихо затворив за собой створку двери, не дожидаясь автоматического закрытия.

Войдя в наполненное прохладным воздухом и светом овальное помещение в башне, она столь же аккуратно прикрыла дверь, сделала глубокий вдох, потом еще один. Этого было недостаточно, и профессор тихонько выругалась. Почувствовав облегчение, открыла окно, извлекла из сейфа коробку и включила режим, защищающий от нежелательных посетителей. Юнита понятия не имела, откуда в сейфе берутся цилиндрики, скрученные из темных хрустящих листьев, обернутых тонкой бумагой, но была признательна Катру за то, что он передал оборудование вместе с настройками нехитрого профессорского быта.

На коробочке был выгравирован знак опасности: две перекрещенные молнии. Юнита не верила в гипотетический вред этих ароматных дымящихся палочек, но система корпорации явно считала иначе, судя по строгому лимиту на них, увеличить который не удавалось в свое время даже самому профессору. Юнита вспоминала о своих запасах лишь изредка, и сейчас был как раз такой случай.

Усевшись в кресло и пошарив в ящике стола, она извлекла прозрачную крошечную бутылочку с кнопкой на горлышке. Нажав на нее, Юнита полюбовалась голубоватым огоньком и усмехнулась, вдыхая густой дым. Однажды автоуборщик осмелился произвести здесь очистку от недопустимых режимом безопасности элементов – с тех пор жестянка с электронной начинкой заикалась и мигала, пробираясь мимо неприкосновенного и опасного места.

Юнита еще раз пробормотала ругательство, но уже без прежнего запала. «Если бы глупый мальчишка сегодня погиб в нашей лаборатории… Интересно, его папаша нарушил бы принцип невмешательства?» – от пережитого ужаса, гнева и зарождающегося особенного ощущения она нервно хохотнула. То, что произошло в лаборатории не укладывалось ни в какие рамки, но, к своему удивлению, Юнита не испытывала желания в это вмешиваться.

«Ну какова девчонка, а? Моя школа! Рановато мне еще планировать последний выбор», – промелькнули неожиданные мысли и плавно перетекли в прежнее русло. Юнита точно знала, что никто, включая ее саму, не имеет представления, откуда взялся этот зеленоглазый юноша Джейли. Однажды он просто появился в кабинете Э-Ли, да так и задержался в качестве ее напарника. В Сообществе не принято задавать вопросы без острой нужды, а ее не было: мальчик всем нравился. И главное – его тело удивительно податливо откликалось на любые творческие придумки младшего эксперта Э-Лины. Идеальная модель – отзывчивый и неунывающий помощник.

В лабораториях видели, как ревностно оберегала паренька от любых вмешательств со стороны ее ассистент. Э-Ли считала Джея-Апельсинку драгоценной добычей. Никто и не возражал против их тандема, стабильного и продуктивного. Почему поползли домыслы, что мальчик – сын Шефа, уже и не вспомнить, но Джейли и сам со временем обрел в этом уверенность.

Вздохнув, Юнита устало склонилась к высокому подлокотнику. Кресло, больше похожее на какой-то нелепый трон, также досталось ей от профессора. Вряд ли у кого-то еще хватило бы фантазии не только сформулировать системе быта образ такого несуразного и одновременно уютного предмета мебели, но и получить его в личное пользование.

Здесь, в башне, никто не посмеет докучать Юните своим присутствием. Привилегии были заслуженными и неоспоримыми. Она была тестовым образцом. Эталон. Первая. Катр честно предупредил тогда: – «Ю, мы с тобой или получим непредсказуемую опасную чушь, или совершим прорыв». Катр был автором изобретений, разделивших все на «до и после». «Существующие за линией Архива, несомненно, сочли бы его сумасшедшим, мы же считаем его великим» – признавала она.

Профессор Юнита вглядывалась в причудливо клубящийся туман бледно-сиреневого дыма, видя очертания призрачного силуэта. Дым рассеялся вместе с наваждением, и Юнита, вздохнув, начала уговаривать себя собраться с силами. Нужно все же выбрать так опрометчиво обещанные сокровища из картотеки профессора и пойти в Галерею сведений, чтобы избавиться от этого надоевшего дела. Профессор Юнита нечасто позволяла себе посещать Галерею. Слишком велико было искушение установить там приватный режим и отвлечься от утомительных обязанностей, завладев своим сокровищем.

Щедрость Катра не ограничилась содержимым его сейфов. Благодаря ему Юнита, в отличие от малоинформированных коллег, не испытывала иллюзий о залинейном мире. В ее распоряжении осталась полная картотека Галереи, включая тайный фонд Архива, бывший достоянием профессора, что позволило составить мнение о происходящем там, откуда никто не возвращался. Пытался ли Катр великодушным жестом искупить вину от внезапного ухода или хотел заручиться светлой памятью о себе, уже не имело значения. Юните льстило, что учитель отдал именно ей высший уровень допуска к своим кодам, и она никому не проговорилась: каталог Архива был любимой и тайной игрушкой Катра.

Изученные материалы дали Юните обобщенное представление о тягостном быте за линией Архива в уродливых бетонно-пластиковых трущобах. Неудивительно, что несчастные обитатели подобных мест неминуемо угасали, не успев толком насладиться положенным природой веком, и уходили из жизни дряхлыми стариками, утешая себя множеством нелепых и нелогичных идей. А вот что поражало, так это необъяснимое необузданное веселье обитателей того мира.

Юните было неприятно на это смотреть, так что она предпочитала разглядывать других залинейных живых существ и удивляться тому, насколько многие из них эмоционально расположены к людям. Юнита видела только крошечных мышек у Катра в лаборатории, но не предполагала, что с ними можно как-то взаимодействовать, в Архиве же общались с самыми разнообразными зверьками.

Решительно поднявшись, Юнита сгребла стопку первых попавшихся карточек, которые так долго ревностно оберегала от посягательств коллег, и проворчала:

– Тебе ведь уже все равно, не правда ли, автор?

В Галерее никого не было. Чутье Юниты позволяло обеспечивать себе необходимое одиночество. Положив принесенные дары на видное место, Юнита повернулась к экрану. «Недолго и только пейзажи» – пообещала она себе и включила первый попавшийся фильм Архива. Когда рассеялся широкий луч и задрожала яркая картинка, Юнита вскрикнула. Появилась новая функция: кадры вдруг стали цветными.

Придя в себя от шока, Юнита выборочно проверила файлы из фонда Сообщества, и все они были обычными, черно-белыми. Поразительная перемена коснулась исключительно данных Архива. Не найдя внятного объяснения чуду, Юнита решила считать это подарком и наслаждалась просмотром пустынных зеленых ландшафтов и аквамариновых просторов воды. В ее избавленном от излишеств мире не было такого изобилия форм. Юнита не удержалась и включила еще и городские пейзажи. Хотелось взглянуть, пока есть цвет. Неизвестно, останется ли такая опция или пропадет столь же внезапно, как и появилась.

Увиденное потрясло настолько, что потусторонние архивные смыслы перестали казаться такими уж безнадежными. Вдруг стало ясно, что не стоит судить строго: ведь там далеко не всем удавалось вести полноценную, долгую и активную жизнь при линейном течении взросления. Старость обитателей этого размалеванного зачастую несочетаемыми цветами пространства приходила в сопровождении немощи и скуки. Их глаза тускнели от слепящей насыщенности красок, тела быстро изнашивались от постоянной необходимости избегать столкновений с острыми углами предметов и утомительного бесцельного хождения по прямым жестким дорогам.

Не существовало там и метода, предоставляющего долгие годы жизни в выбранном возрасте. «Только вот проклятый возвратный эффект может так жестоко обмануть наши надежды…» – признавала Юнита неприятный факт. Как бывший ассистент профессора, благодаря которому есть этот, хоть и непростой, выбор, она чувствовала и свою ответственность за его последствия.

Выключив экран и полюбовавшись на его глянцевую глубокую черноту, она поймала взглядом длинную тонкую тень и сделала шаг ей навстречу. Юнита видела свое отражение недавно, но сейчас, снова встретившись с собой, никак не удавалось отогнать навязчивую мысль привычным усилием воли. Скоро предстоит трехзначный юбилей, и, одно дело, встретить не особо радостное событие молодой женщиной, а совсем другое – вмиг получить тело столетней старухи и пытаться в нем существовать. Высчитав, какой возраст ее ожидал бы, исчисляйся он архивными годами, уже невозможно было отказаться от малоприятного знания. Половину этого срока она посвятила памяти своего наставника и развитию его Идеи.

Наверное, уже и в самом деле пора стремиться к последнему выбору – попытке уйти навсегда в капсуле покоя. Это решение было бы самым простым. Считалось, что так поступил ее учитель и практически создатель. «Катр, как ты мог уйти, не попрощавшись», – в который раз мысленно обвинила покойного профессора Юнита. Она не смирилась и не привыкла к отсутствию его вечной готовности переворачивать мир. Рядом с Катром ей все виделось не лишенным смысла. До сих пор безумно не хватало заразительного хохота профессора и его беспредельной мрачности, незыблемой правоты и нелепой опрометчивости, которую Юнита жестоко высмеивала, к его нескрываемому удовольствию.

Чем больше проходило времени после потери наставника, тем равнодушнее и безучастнее становилась его бывшая помощница – по большому счету, Юниту устраивал любой вариант развития событий.

Глава 4. Мартин

Мартин повертел болтающийся ободок из белого металла и понял, что не сможет его снять: сустав усохшего пальца увеличился чуть ли не вдвое. Кольцо неподвижно молчало.

Мартин знал, что для Э-Ли почти не существует прошлого, она живет будущим, а настоящее ей необходимо для планирования и предвкушения событий. Она собирает реальность, как сложный пазл, радуется, когда он складывается, и не огорчается, если картинка отличается от первоначального замысла. Когда все уже сложилось, Э-Ли увлекается созданием новой мозаики. Она не считает неудач, не гордится давними успехами, а иногда и вовсе устраняет из памяти лишние сюжеты. Мартин со смехом говорил в таких случаях: «заархивировала». Жена может напрочь забыть о том, что не касается ее любимого дела: о полученном впечатлении, совершенном действии и даже о данном обещании. Его обожаемая Эл не помнит и тяжелых событий, неприятных разговоров, трудных решений.

Мартина удивляла, раздражала и одновременно восхищала такая ее особенность, ведь для него будущее – туман. Он-то как раз живет именно прошлым. А в настоящем Мартин систематизирует и анализирует прожитое, тщательно хранит в памяти значимые для него имена и лица, собирает воспоминания и дорожит ими. Его жизнь – копилка из впечатлений, ошибок и побед. Он тот еще скряга и ни за что не согласен терять хоть частичку былого.

Очень хотелось бы верить в надежность опоры на факты, однако еще в юности он обнаружил, что воспоминаниям не всегда можно доверять. Впервые убедившись в этом, Мартин находил новые доказательства зыбкости реальности, и ему не нравились подобные эпизоды.

Однажды он вспомнил приятное утро, ярко и достоверно увидел, как завтракает с родителями, сидя за накануне заказанным отцом круглым столом. Стол, на расширяющейся книзу, как гигантская капля, ножке, был таким громоздким, что ему не нашлось места в комнате, поэтому его перетащили поближе к свету – в широкий эркер. Мартин до слез смеялся, наблюдая, как отец дурачился, пытаясь, не вставая с места, добыть из ниши в стене то кофейник, то чашку, и издавал торжествующий возглас, когда удавалось продемонстрировать ловкость. Но в следующей ретроспекции открывалось, что отца тогда никак не могло быть с ними – в помещение с эркером Мартин с мамой поселились вдвоем, когда Мартин-старший отправился в первое далекое путешествие. А к тому моменту, когда отец вернулся, Мартин уже жил в отдельном крошечном корпоративном номере.

На этом эпизоде странности не закончились: он на какой-то период напрочь забыл мать. Не просто закрутился в карусели повседневности и не вспоминал о ней, а по-настоящему забыл, и довольно надолго. Не происходило ничего из ряда вон выходящего, никаких сложностей он не испытывал. Мартин учился у профессора Катра, и тот не перегружал стажеров знаниями, а, напротив, виртуозно создавал их дефицит, стимулируя учеников к сомостоятельному поиску гипотез. Даже когда Мартин ощутил нехватку в его насыщенной жизни чего-то важного, то не сразу вспомнил, что давно не общался с Ма. Он и ее саму вспомнил не сразу.

Ма не держала на Мартина обиду, и, конечно, он не стал объявлять ей причину длительного отсутствия, оправдавшись занятостью. Но он-то знал, в чем дело. То, что может твориться с оказавшейся ненадежной памятью, пугало.

С тех пор Мартин стал рисовать места и лица, записывать планы, регистрировать последовательность событий. И его посетила мысль, что было бы неплохо иметь более надежный, чем рисунки и записи способ фиксации доказательств реальности событий. Он не знал, по какой причине это неосуществимо, была ли подобная опция когда-нибудь, и, если была, то почему ее не стало. Неудивительно, что его горячее желание найти метод сохранения памяти дало такие значительные плоды.

Идея памяти, по мнению Мартина, давно уже буквально витала в воздухе, ожидая, когда кто-то подхватит эти флюиды и обретет достаточную увлеченность для ее реализации. Мартин искренне не понимал, почему до него никто так сильно не желал вернуть ускользающие воспоминания и факты. Бесспорно, в Галерее сведений содержатся все материалы, когда-либо публично демонстрировавшиеся в Сообществе. Но как быть с частными завершенными событиями? Неужели никого в безмятежном мире не тревожила их неизбежная утрата? Мартин продолжал делать записи на многочисленных табличках и воспроизводить карты пройденных дорог, но этого было недостаточно.

Представляя на суд Сообщества Идею памяти, он мечтал лишь об одном: не растерять прошедшее, сберечь моменты жизни. Идея имела успех: Мартин получил право на внедрение изменений в структуру Галереи сведений и начал педантично систематизировать беспорядочно хранившиеся там файлы. Помимо этого, он создал фонд хранения личной информации, куда мог попасть каждый, запросив временный пропуск, и вернуть частичку своей истории, чтобы снова насладиться счастливыми мгновениями.

Члены Сообщества быстро оценили изобретение и стали хранить в разделе фонда знаний некоторые записи и эмпирические данные. Достигшие особо высокого положения имели право на изучение авторских файлов. Авторы охотно делились знаниями: щедрость и открытость в Сообществе одобряется и всячески поощряется.

Единственным, с кем не удалось договориться, был Катр, раз и навсегда пометивший большинство авторских материалов клеймом «недоступно». Почестей великому профессору и без того хватало, а раскрывать свои методы этот сноб считал излишним. Мартин был раздосадован, но не удивлялся, зная принципы друга. Только однажды, вскоре после исчезновения учителя, Мартин совершил пробную вылазку к Юните, принявшей полномочия Катра, и вежливо осведомился, не желает ли она сделать вклад в развитие науки от имени покойного автора. Одной гневной вспышки изумрудных искорок в ее черных глазах было достаточно, чтобы ретироваться и никогда больше не поднимать эту тему. Однако, к огромному изумлению Мартина, недавно Юнита сменила гнев на милость, и сама предложила пополнить картотеку наследием профессора.

«Как все-таки досадно, что я сейчас настолько не в форме, причем в буквальном смысле…» – Мартин никак не мог вернуться в свое обычное стабильно приподнятое настроение. В надежде, что воспоминания отвлекут и как-то поспособствуют примирению с действительностью, он вернулся мыслями в то счастливое и наполненное вдохновением время.

***

Постулат о неприкосновенности авторства не позволял широко распространять информацию. Идеи представлялись их создателем Сообществу и, получив одобрение, реализовывались, после чего основные тезисы размещались в фонде знаний Галереи.

Как-то раз, засидевшись там допоздна, в один из безмятежных, но насыщенных рутинными заботами вечеров, доктор Мартин осознал, что не синхронизировался с женой уже несколько коротких циклов. Его это огорчило настолько, что пришлось встать с насиженного рабочего места и с неохотой начать собираться, чтобы пойти к Э-Лине, недавно получившей помещение для проведения опытов с новыми цветовыми палитрами. «Вот бы, не выходя из в Галереи, увидеться с женой через экран демонстрационной панели», – размечтался он, идя по укороченной карте своих дорог, ведущих к Э-Ли.

Эл очень обрадовалась появлению мужа. Она тоже отметила, как оба настолько увлеклись делами, что не только не виделись в общем корпоративном номере из-за разного графика, но и их кольца не вибрировали, как обычно бывало, если синхронно подумать друг о друге.

– Привет, доктор Мартин. Вспомнил, что женат? – обняла Э-Ли мужа одной рукой, продолжая ловко перебирать цветные карточки.

– Это ты у нас главная по забывчивости, а я – хранитель памяти!

Мартин гордо прошествовал к нише в стене, заприметив уже приготовленную для него дымящуюся кружку с зеленоватым напитком. Система обслуживания комнат Э-Лины была хорошо осведомлена о предпочтениях ее мужа.

– Ну-ну, хранитель, – усмехнулась Э-Лина. – Возьми вот, полистай пока свежий каталог. Скоро закончу, и закажем что-нибудь посущественнее твоей водички. Я сегодня не успела пообедать.

Мартин удобно устроился и стал перелистывать тонкие пластинки с изображением самых популярных в последнее время оттенков. Задержав в руке одну из табличек, он с интересом посматривал на плечи жены, мысленно примеряя к ней зелень палитры. Почувствовав пристальное внимание мужа, Э-Лина обернулась и лукаво спросила:

– Ты чего, Мар? Не дотерпишь, пока я закончу?

– Не дотерплю, – осипшим голосом признался он, не в силах оторвать глаз от золотистого завитка на ее бледной щеке.

– Тогда закажи чего-нибудь горячего, желательно, с какой-нибудь зеленью. Я скоро закончу.

«Горячего… С зеленью…» – Мартин мечтательно переводил взгляд с цветных карточек на изящную шею жены. Вздохнув, он подошел к стене, нажал на тонкую пластинку и продиктовал заказ, добавив к нему две маленьких порции их любимого органического напитка со звенящим названием, которое постоянно забывал, позволяя системе обслуживания помещений хранить перечень своих основных потребностей.

После запоздалого обеда, к огорчению Мартина, не перешедшего в романтический ужин, он решил, что прямо здесь и поспит. Все равно Э-Ли должна заниматься срочным макетом, затребованным ее суровой наставницей к утру.

– Эл, я вот что хотел бы, – сонно бормотал Мартин, сидя в глубоком кресле, заказанном Э-Линой, как только она получила в свое полное распоряжение эту крошечную комнату. Почти в полусне, бессвязно, не заботясь о деталях, он поделился недавними мечтами.

– Мар, ты гений! Ты же создал новый виток Идеи памяти! – восторженно запищала Э-Лина, немедленно отвлекаясь от разноцветных контейнеров. – И дело не только в том, что тебе лень выйти из Галереи, чтобы увидеть меня! Если ты добьешься одобрения Сообщества, это будет означать, что когда-нибудь мы сможем передавать знания! Не только непосредственно от автора, как это принято, а… – Эл даже задохнулась от представившихся ей перспектив.

Так у доктора Мартина появился его последний проект: необходимо было добиться от системы Корпорации потенциала не только к сохранению, но и к передаче информации. Он настраивался на радикальные новшества и собирался решительно замахнуться на невообразимое – запустить механизм бесконтактного обмена сведениями в реальном времени. Формально такой способ передачи данных нарушал положение об авторстве, и поэтому Мартин учел пожелания комитета по этике и интересы членов Сообщества. Контролируемое движение информации позволит беспрепятственно делиться материалами, предоставленными автором, выразившим готовность к их тиражированию. И значит, сведения будут доступны во всем многообразии не только в Галерее. Это открывало столь заманчивые перспективы, что могло стать прорывом и изменить мир.

Мартин давно уже смущенно признался себе, что ему не дают покоя лавры ушедшего учителя. «Профессор Мартин Пост», – в самых смелых мечтах видел доктор Мартин свое имя оттиском на платиновой рамке у входа в корпоративный номер.

После согласования Идеи с Сообществом предстояла интересная и самая кропотливая часть работы по решению многочисленных технических деталей. Сложнее всего было сформулировать системе Корпорации варианты представлений о готовом продукте, но Мартину это блестяще удалось. А протестировать полученные образцы можно доверить экспертам.

***

Все это, еще вчера имевшее огромное значение, замерло там, в оглохшем от тишины демозале, где он лишился и себя, и воодушевления, казавшегося неиссякаемым. От недавнего азарта остался лишь слабый интерес, да и тот начинал угасать. Мартин знал, что Идея жизнеспособна. Стоит только начать ее воплощение, и результат будет ошеломительным, но уже не ощущал и тени былого энтузиазма.

Не то от появившегося избытка времени, не то от одиночества, на Мартина непрошенными дарами посыпались воспоминания.

***

Зеленое платье… Он улыбнулся, приветствуя приятную мысль. Мартин понял, что влюбился, когда встретил Э-Ли на неофициальной встрече в Сообществе, и с восторгом подметил, как сильно нравится ей. Мартин не видел Э-Лину с тех пор, как закончился короткий совместный проект, для которого они выполняли работу по систематизации новых материалов, полученных в лаборатории Идеи цвета. Наставница Э-Ли, профессор Юнита, скептически относилась к их сотрудничеству, аргументируя свою позицию тем, что в черно-белой Галерее бессмысленно хранить материалы, вся суть которых заключается в ассортименте оттенков. Однако им удалось тогда найти компромисс и создать перечень каталогов, значительно упростивший работу лаборантов, постоянно путавших номера и названия палитр.