Фабио с самого утра не мог найти Сергея, дверь его была нараспашку открыта вместе с ключом в замочной скважине, в комнате царил бардак, вещи были раскиданы по полу. Беспокойство лишь возрастало. Он начал искать его по всему отелю до тех пор, пока, расспрашивая администратора на стойке ему не послышался знакомый, искаженный выпивкой голос, который никак не замолкал. Голос исходил из бара.

– Фабс! А ты здесь какими судьбами? – Обрадовался Сергей.

Фабио присел возле Сергея за барную стойку.

– Ни слова не сказал, да еще и шляешься где попало, как это понимать? – Выпалил Фабио.

– Ну ты чего рассердился-то? Голубчик, ну родненький.

– Ты пьян? С самого утра? Что на тебя нашло?

Сергей выдохнул и посмотрел в пустой стакан, в котором оставалась одна лишь капля коньяка что отсвечивала полумесяцем на самом донышке стакана. Сергей задавался тем же вопросом: почему он пьян и зачем? Лицо его приняло серьезный вид и в глубине души, так же как в стакане, он пытался отыскать этот полумесяц коньяка, той маленькой капли основания, раскрывшего внутреннюю рану, кровоточащую и вопиющую.

– Видно теперь моя очередь негодовать, не понимая самого себя и не ведая что же внутри меня творится Фабс. – Мрачно вымолвил Сергей.

Фабио медленно кивнул и спросил, изменив тон:

– Это из-за Наставника?

Сергей задумался и ответил:

– Наверно это первый раз, когда Наставник здесь не причем. Я чувствую какую-то пустоту, словно бы я сам по себе здесь в этом мире, будто все исчезло, перестало быть и остался лишь я со своими грязными делами, со своим прошлым и приглушенными воспоминаниями, куда мне деваться от этого? Ибо мне не выкинуть в речку собственные мозги.

– Что за болезнь настигла нас врасплох? Надеюсь, Милли не застанет та же участь что и нас. Я и не знаю куда подевалась моя ноша, которая вчера казалась мне невыносимой. Такое чувство, словно она затерялась в безмерной ночи, растворилась среди звезд. Пугает ли тебя принятие решений, или же будущее, которое непременно наступит, быть может, ты понял, что некуда нам деваться от той ответственности что нам грозит?

– Нет, нет, вовсе не это, на это плевать мне хотелось, что будет, что произойдет… Но во мне бурлят эмоции, они перемешались воедино, мне трудно дышать при этом бушующем котле, который вот-вот, обрушится мне на голову, я словно бы единственный кому есть дело, нет, не так… Я словно один здесь на земле, а другие, другие будто и не живы, понимаешь? В них не бурлит та участь, в них нет того, что в нас.

– Тебя мучает отчужденность?

– Разве отчужденность не есть мы сами Фабс? Мы рождаемся одни, и уходим мы одни, зато, когда мы живы тут уж простите, тут нам людишки уж нужны, к чему все это? Разве кто-либо поймет меня, коль я сам себя не понимаю?

– Всегда найдется тот, кто проходил через подобное поверь, сетовать всегда легче чем принимать все как есть не так ли?

– Зачем нам мир, когда в головах наших война? Лишь когда вокруг нас война мы цепляемся за мир.

– Взгляни внутрь себя, и ты поймешь то, что противятся увидеть глаза и разум. Бежать от истины не тяжело, тяжело с нею смириться, не важно какой недуг тревожит тебя, все это в прошлом, нам осталось совсем немного, вскоре все закончится и наступит долгожданный покой Сергей, он совсем близко, до него рукой подать…

– Но что с того, ведь все пойдет по новой, как жить, когда жить больше нет желания?

– Ведь есть то, ради чего ты все еще цепляешься за жизнь, нечто сокровенное, незавершенное, например обещание, которое было дано тобой дорогому тебе человеку ради того, чтобы все наконец свершилось. Наставник не просто так велел тебе простить и помочь, он видел в этом то, что другие бы не разглядели, а выполнив это, ты помог бы не столько нам и остальным, сколько самому себе. Светлая сторона присутствует повсюду, но каждый ли увидит ее? Кто-то настроен видеть тьму даже там где светит одно солнце, поэтому-то нам и нужны такие люди как Наставник дабы они помогли нам и научили нас свету ведь тьме учиться не нужно, тьма легко образуется сама собой в наших душах, иногда мы подпитываем ее настолько, что она завладевает нами, ведь мы иногда и не предполагаем что же творится там внутри нас самих, ведь органам не свойственно кричать, а они кричат, но мы не слышим их, сердце иногда обливается кровью, а мы предполагаем что это не иначе как болезнь, или недуг, видим мы лишь то, что хотим видеть, слышим лишь то, что хотим слышать, поэтому-то все вокруг глухие, слепые и немощные.

– Всем нужна тьма, дабы сильнее возрадоваться свету.

– Ты ведь не такой Сергей. Ты не из тех, кто клевал бы носом, мы знаем тебя светлым и веселым. Не унывай раз в один момент ты заплутал, угодив под тень, ведь она не тьма, она лишь прикрывает свет, тень не вечна, как не вечен день, и всем нам предстоит порой погрузиться в ночь чтобы уснуть, чтобы возжелать поскорее проснуться.

– Что там у тебя в голове, Фабс, день, ночь, свет, тень, ты случаем не стукнулся головой пока меня искал?

Фабио улыбнулся Сергею, они впервые были рады друг другу такими какие они есть. Они выпили за это и поднялись за Миленой чтобы пойти завтракать.

Сергей мало по малу успокоился, и они последовали на улицу дабы найти место, где можно было бы подкрепиться, оставалось лишь найти приличное заведение.

– Могли бы и в отеле поесть. – Недовольно высказался Сергей.

– С тебя хватит отеля с его алкоголем, еще успеешь одурманить свой разум чуточку позже.

– А может я не доживу Фабс, что ты на это скажешь? Я пользуюсь случаем и не упускаю возможностей, вот так-то!

Фабио переживал как бы и Милены не коснулась меланхолия. С самого утра она была немногословна.

– Милли ты как?

– Все хорошо, просто я голодна.

– Ладно! Нужно ведь нам определиться с выбором, иначе мы пройдем весь город и так и останемся голодными. Вот заглянем сюда. – Фабио указал на ближайшую вывеску ресторана: «Монреаль».

Ресторан выделялся огромным потолком, который придерживали несколько мраморных колонн, избавленных от каких-либо красок и обоев. Зал казался просторным и не лишенным изысканности и дельного вкуса. Позолота гармонировала с деревянной мебелью. В глаза бросалась утонченная работа известного столяра, который расписывался торопливым мазком в виде нескольких букв «РПС» – или Романов Петр Сергеевич. Зал находился в движении и одновременно в нем проглядывала преисполненная безмятежности атмосфера, таившаяся за каждым столиком. Официанты и официантки улыбчиво досаждали каждому постояльцу, участие которым они орудовали было великолепно, казалось, даже если швырнуть в них ком грязи или осыпать их самой неслыханной бранью, то всякая попытка задеть их достоинство попросту будет тщетной и неуместной.

Фабио, Сергей и Милена долго разглядывали заведение, выбранное ими наспех не без излишней избирательности. Каждая деталь по отдельности олицетворяла собою тот забытый мир, в котором они некогда жили. Они с наслаждением наблюдали за официантами с серебряными блюдами и подносами на руках, на людей, занятых пищей или приятной беседой, их услаждало подмечать как старый мужчина прихлебывает вино или как влюбленные поглядывают друг на друга и робко улыбаются, потупляя свой взор на тарелку, как маленькие беспризорные дети носятся по залу и нередко натыкаются на служащих, едва поспевавших сохранить и равновесие и долгожданное кем-то блюдо. Зрелище это завораживало и отвлекало, но услужливые официанты сумели вывести их из забытия и посадить за свободный столик.

Посадив прибывших гостей, торопливая официантка принялась раскладывать карточки меню на стол, попеременно рассказывая об изысканных сочетаниях одних блюд с другими, не забывая также упомянуть об определенных кушаньях, которые пользовались большим спросом у постояльцев. Не менее спешно она достала блокнот с карандашом и начала записывать заказ на перечеркнутом листочке. Тщательно и машинально прочтя записанный заказ, убедившись, что все в точности верно официантка подобострастно кивнула и удалилась на кухню.

Не прошло и пяти минут как еда была подана на стол.

– Фабс, а ты задавался вопросом сколько времени мы пробыли там, в том месте, в той дыре, на которую и сесть по нужде не захочется, если вы понимаете, о чем я, хотя здесь за столом… Да извиняюсь, тьфу на меня, так вот, Фабс, ты предполагаешь?

– Не важно сколько, главное, что мы выбрались оттуда. Теперь у нас другие проблемы, не думай, что все позади. Сегодня у на есть та свобода, которой не было вчера, но это не значит, что она будет и завтра. – Ответил Фабио смотря в свою тарелку с супом.

– Тебя не тревожит? Тебе все равно? Да неужто, черт, нет, ты только подумай…

– Не желаю знать, – перебил он, – да всем нам бывает плохо, ты сам в этом убедился, но нужно взять себя в руки, что же так беспокоит тебя? Неужели то, сколько мы там пробыли? Знай лучше уж там, чем в могиле. У нас есть все, чего же тебе не хватает?

– Любви. – Ответила за него Милена, попивая клубничный коктейль.

– Что? Нет… Ну что за бредни, что за… Глупость… – Заерзал Сергей.

Фабио оторвался от супа и взглянул на Милену, которая ухмылялась при виде того, как растерялся Сергей. Затем Фабио перевел взгляд на Сергея и широко улыбнулся.

– Так вот оно значит как! Ты заставил меня поломать голову, но девушки все видят насквозь. – Заметил Фабио.

Сергей покраснел и надулся словно его застали врасплох.

– Да не в любви дело! Вы поймите, я как пробка от шампанского, меня выкидывают, а иногда кромсают на кусочки, и я теряю близких, теряю Наставника и все, я один, сам по себе, ну распустим мы этот Совет, а дальше что? Куда мне потом девать самого себя? пуститься в странствия, искать себя? Некуда мне идти, да и навязываться ни к кому нет нужды, понимаете? А если даже не будем трогать этот Совет, оставим все как есть то деваться мне все равно некуда, нет у меня ни пристанища, ни любящей семьи, никого! Что за мир такой, где ты всюду чужой? Невольно смотришься в зеркало думаешь, тьфу, черт его, ну и рожа! Ну как мне объяснить, как мне выразиться, ни туда ни сюда, а куда мне себя выкинуть тогда? Волк, отбившийся от стаи, умирает в одиночестве или ищет стаю что примет, а если нет и в помине другой стаи?

– Я и сам задавался этим вопросом, я и сам страдал от этого, находя покой лишь в своем ремесле, где не оставалось места для лишних мыслей, в те минуты перед взором мелькает лишь поставленная задача. Так мы и убегаем от самих себя, от мыслей, от проблем, от всего на свете, трудимся чтобы в один момент залечь не в постель так в могилу, то-то, там хоть твоих мыслишек не будет. Это страшные вопросы и когда начинаешь ими задаваться дела становятся плохи. Мысли не успокоятся пока не найдут своего ответа. Ведь была у тебя и гармония, и цель в жизни, но видно пришло испытание посложнее, мы в одном нерешаемом положении, что мы, например будем делать, когда все закончится? У Милли ведь и образования нет, хотя она все знает, ну может экзамены сдаст и поделом, но неужели она сможет работать, сможет жить так же, как остальные? Да и я тоже не смогу, но придется что-то делать, придется отпустить прошлое и жить нормальной жизнью, хотя я и не имею никакого представления о том, как жить нормально. Но послушай, ты всегда можешь быть с нами, что бы ни случилось для нас ты член семьи, верно Милли?

Милена кивнула.

– Мы одна семья, мы прошли через все это вместе, хочешь любви? Мы подарим тебе ее. – Закончил мысль Фабио.

– Что же за фигня такая творится со мной? – Недоумевал Сергей.

– Когда никто не в силах тебе помочь ты становишься как человек, у которого завязаны руки, такому человеку приходится очень нелегко, но иногда время от времени, мы сами завязываем себе руки, а развязать их не в силах без чьей-либо помощи…

– Что же это за дерьмо такое? Мне так трудно без Наставника, наверно я только сейчас это понял, без него я потерял ориентир в жизни, все скатилось к черту, мой компас жизни дал сбой, а я мечусь не понимая, что да как.

– Так сплошь и рядом разве это не так, да я и сам в той же лодке, а ты как думал? Так что не унывай, ты ведь не один такой.

– От этого как-то не легче и что же нам делать? – Спросил Сергей.

– Жить. – Ответила Милена.

Солнце близилось к закату. Тени растягивались по тротуару, накрывали волною целые улицы и беспрестанно следовали за неустанно двигающимися людьми. Что есть тень? Всего лишь пятно от фигуры, воспрепятствовавшей солнечному или иному свету. Тень глумится над человеком. Она усмехается над ним. Чем же это? Она способна воссоздать твой искривленный облик, который сначала будет мал по размеру, а затем станет вдвойне длиннее обычного. Тень – это червяк который разрастается и гаснет. Иной раз человек не отказался бы поменяться с ней местами. Она не принимает на себя лучи палящего солнца, не имеет мыслей и дум, она так же темна и прохладна как сон, но сон ли она? Вряд-ли. Тень ухмыляется как затаившаяся гиена, порой человеку хочется накинуться на нее с кулаками и как следует проучить этого безмолвного товарища. Безумцы спорят со своими тенями, умники же игнорируют их и тех и других связывает одно и то же – солнечная горячка.

– Поехали на Невскую губу, может успеем пока солнце не село взглянуть на закат. – Предложил Фабио придерживая двери Сергею и Милене.

–Тогда пошли к нашей тарахтелке. – Согласился Сергей.

Путь не занял у них многого времени и вскоре двери автомобиля захлопнулись за ними. В салоне стояла духота и поэтому окна пришлось открыть нараспашку. Лица прохожих сияли радостью, все улыбались и никого, казалось, не заботила печаль. Солнце перед тем, как зайти вглубь земли, освещало их счастливые лица, добавляя что-то солнечное в улыбки и сверкающие глаза прохожих.

И хотя солнце прощаясь слепило глаза, Милена сидела сзади и совсем не переживала по этому поводу, она глядела в свое окошко, что заметил Фабио украдкой поглядывая на нее. Сейчас ее ничто не могло потревожить, и не было той проблемы, которую невозможно было бы разрешить, все отодвинулось на второй план, и как прекрасна эта беззаботность, что как дуновение ветра в знойный день. Легкость всюду заполонила собою пространство, такая приятная, как любовница в лице балерины, что может быть прекрасней этого? На них снизошла легкость, в награду за то долгое время что они провели в муках и от этого-то та легкость и казалась слаще.

Ветер заставлял плясать их одежду, ведь Сергей имел обыкновение ехать быстро. Он обгонял других, и останавливался на светофоре поглядывая на девиц в своих платьицах, они были для него как картины в галерее, каждая девушка нагромоздила на себя прекрасное одеяние, чем постаралась на славу, дабы он наконец взглянул на нее и пробормотал про себя всякую несуразицу, которую ему так хотелось бы выкрикнуть, высунувшись из окна автомобиля. Сергей чувствовал, как получал удовольствие от этих остановок на красный свет светофора, ведь выпадала возможность созерцать и восхищаться. Эти расцветшие девушки, как сорванные цветы, которые при этом и двигаются и истощают запах, притягивая тебя к себе. Их взгляд такой манящий и прекрасный, как массаж на сердце. Их любовь, внеземное наслажденье.

Солнце уже совсем сдвинулось к горизонту, когда выступила восточная часть Финского залива, солнце словно желало окунуться туда от увиденной на земле злобы, несчастья и несправедливости, подальше от тоски и печали. Оно намеревалось пожертвовать собой, спрятаться дабы люди перестали нести свою злобы в чужие жизни, дабы прекратились злодеяния которые они ежедневно творят, дабы они легли наконец в свои койки и заткнулись в конце концов их лживые уста, ибо язык их произнес много необдуманного, много того, что в последствии могло стать чьей-то погибелью, или слезами, несчастьем, горем, пусть язык этот примкнет наконец к небу, и умолкнет во сне – только ради этого, казалось, солнце готово было опуститься, потухнуть в воде, необратимо утонуть в пучине, никогда больше не проявляясь.

– Где остановимся Фабс? – Спросил Сергей.

– Чуть ближе, чтобы можно было посидеть, где-нибудь.

– Можно на камнях посидеть, лишь бы там кто-нибудь не оставил сюрпризов.

– Ну давай, давай.

Мгновением позже, после парковки автомобиля они вышли из машины и уже передвигались по песку, смотря на водную гладь, на чаек и птиц, которые летали вдоль пляжа, ловили ветерок или искали пищу, а иногда и просто мочили свои крохотные лапки. Люди лежали на песке и загорали, совсем не стесняясь своей фигуры и наготы, кто-то купался, кто-то ел, все были заняты делом, бывали и такие кто так же жаждал встретить закат и распрощаться с днем.

Фабио указал рукой туда, где на песке возлежало бревно, которое, к всеобщему удивлению, было свободным, несмотря на изрядное количество людей бывших на пляже. Бревно было не слишком длинным, но они вполне уместились на нем втроем.

– Мы ведь с тобой ни разу не ходили на пляж Милли…

– Верно. – Согласилась Милена.

– Что же я за отец такой?

– Мы теперь многое успеем папа, будем жить новой жизнью, радостной и счастливой.

Сергей зачесался.

– Ага, будем ловить бабочек в полях, и жить в лесу.

– Как вариант. – Сказал Фабио. – Взгляните-ка лучше на солнце, еще чуть-чуть и закат пройдет. Столько дней мы торчим на земле, столько раз видим мы это, и каждый день все по-другому, иногда прекраснее, иногда мрачнее, столько разнообразия в небесах и на земле, как мы можем так запросто забывать обо всей земной красоте, иной раз приходится посидеть в темнице чтобы понять это.

– Такое чувство… Словно на флейте заиграли. – Заметила Милена.

Они закивали.

Солнце окунулось в воду окрашивая ее тем же цветом что и небеса. Дети плескались в воде, набирали ее в ладошки и расплескивали мелкие капли по воздуху на потеху родителям. Были здесь и парочки, сидящие вместе точно птички на ветке, были и писатели с художниками, как будущие, так и нынешние, что выбрались спустя долгое время на свежий воздух дабы обдумать следующее действо, приходящееся в той или иной пьесе или картине. Выделялись средь толпы одиноко сновавшие девушки в которых таилась своя краса. И столь многого могла бы поведать та или иная девушка что шла медленной задумчивой поступью и бросала загадочные, но волнующие взгляды по сторонам. Милена понимала этих девушек и по-своему сострадала им. Было в этом месте нечто своеобразное и прекрасное, в людях и природе, в разукрашенных небесах и летающих чайках. Столько красоты таилось в простоте что восторгала своею доступностью и невольно душа уносилась в размышления пытаясь постигнуть и понять всю сложность и невероятность этой красоты, пока в один момент не наступала минута затишья, так душа смиренно принимает поражение перед неотступностью высокой мысли, дабы покорно предаться воодушевляемому чувству созерцания и как сладка минута в которой находят покой душа и тело забываясь в чудном плену перед прекрасным, уносясь в широкое и непостижимое пространство называемое мгновением.

– Вот и спряталась эта коварная блюстительница жизни и кто знает, может не будь солнца не было бы несчастий и всего того, что так рушиться нам на голову. – Заговорил вдруг Сергей, – жизнь не подарок и мы понимаем это еще в самом ее начале, оплакивая свое пребывание здесь, это солнце черт его, светит нам каждый день в лицо и ухмыляется при этом, жалкий светильник в соотношении с правильным расстоянием и температурой может наделать кучу проблем: войны, любовь, одиночество, грех, счастье, страданье, чем только мы не искушались, что только не пробовал род людской, тьфу, стыдно и предполагать! Есть здесь, и то, ради чего, стоит остановится, позабыв о времени, да и обо всем остальном черт возьми. Природа всегда будет присутствовать на земле, она возвращает нас обратно во времени. Закаты, восходы, животный мир, деревья с их ужасной красотой, ужасной? Да вы не ослышались, красота ужасна и притягательна, она вытягивает тебя из мира сего, отправляя к праотцам туда, в далекие безмолвные края, чтобы указать тебе нечто прекрасное, чтобы ты взглянул на себя со стороны, вот оно первое зеркало на земле, то-то же! Зеркало души, как тебе Фабс, такое изречение? Старушка луна, теперь освещает нам путь, она-то немногословна, она не защищается обжигающим светом, она парит там на небосводе награждая нас своею красотой, красота? Что же это со мной? Красота, ну надо же как заговорил! Да я прямо-таки экскурсовод, ха-ха, ну да, красота! Пусть будет так, а что нельзя что ли назвать вещь красивой? Луна красива, она напоминает мне женщину, да, красивую, обаятельную, выходящую в ночь женщину. Она освещает своим взглядом, да, это точно женщина, никто бы не назвал луну мужчиной, нет, это никуда не годится. Так, о чем это я? Луна, зеркало души… Что за Шекспировские речи? Ах, всюду он, познавший все на свете, в своих стихах, а что мне до Шекспира, я не читаю книжек, нет, простите! Зато душою я прекрасно осведомлен, чужие мысли мне ни к чему. Шекспир знал много спору нет он гений, ну а я не гений, просто человек, зато мне спать легче, меньше знаешь крепче спишь. Куда мне до гениальности? Слова мои чего таить пустая болтовня, звон колокола и то полезней будет, вой волка в ночи и то приятнее звучит, а мне почем, мне все равно, солнце ведь поработало здесь на славу, и спряталось как ни в чем не бывало, негодяйка, вот пусть прячется до зари, мы проснемся и все забудем, а солнце так и будет светить на нас своим безжалостным светом. У нас свой палач, он медленно, но коварно нас изничтожает, черт его, зачем нам гильотина? Ну ее к чертям! А когда-нибудь солнце просто потонет в пучине мрака и потянет нас за собой, как Ромео Джульетту, ведь нет повести печальнее на свете…