Ты ворвалась в мою жизнь непрошено… Всё, возможно, будет не так, уж, и плохо!

– Ты что, учить меня припёрся? – окрысился Сергей. – Тоже мне фраер нашёлся! Я со своим отцом сам разберусь. И не просил я его ни о чём. Сам полез со своей помощью.

(Агрессию Сергей к концу фразы подубавил, да и презрительное «папаша» на «отца» заменил, что не преминул про себя отметить Антон).

– А почему ко мне не обратился?

– Обращался разок. Или не помнишь? – усмехнулся Сергей.

– Так выходит я виноват, что ты человека убил?

– Гад он был, курва продажная. Сам же нам своего хозяина заложил, а потом решил от меня избавиться. Шмару я у него одну отбил, да и бабки делить на одного меньше. Если бы не я его шмалянул, так он бы меня завалил, – с каким-то даже бахвальством произнёс Сергей.

Антона покоробило, и он поморщился:

– А твой отец уверен, что ты себя оговорил. И кончай свой блатной жаргон, слушать противно. Говори нормальным языком – пригодится на будущее.

– Какое будущее? Нет его у меня. Была у меня козырная дама на руках, да просрал я её.

– Это ты о Насте так говоришь?

Сергей как будто получил удар под дых, когда так неожиданно услышал имя девушки из уст двоюродного брата. Он растерялся, и Антон, наконец, увидел в нём того Серёгу, которого знал когда-то и любил.

– Ты откуда о ней знаешь? – аж, подался он вперёд, с надеждой заглядывая в глаза Антону.

– Случайно вместе работаем, она меня и попросила тебя найти.

Сергей закрыл лицо руками, неловко смахнув со стола продукты, которые привёз ему Антон, и тот машинально наклонился собрать покатившиеся по полу яблоки. Сергей тоже нырнул под стол помогать ему и горячо зашептал Антону в самое ухо:

– Не убивал я его… Кореш один меня спас… За него срок мотаю…

А потом сел, как ни в чём не бывало. На Антона, потрясённого признанием брата, тут же накатила волна вины:

– Значит, ты всё-таки хотел создать с Настей семью? Почему сам не пришёл, не объяснил? Что-то через мать передал невнятное, а я теперь виноватым себя чувствую.

– Да ни в чём ты не виноват, – отмахнулся Сергей, – Мы бы с ней вдвоём и без тебя, и без Москвы справились. Сам я всё сделал, вот этими руками. В Москву приехал, закружился. Настя стала отодвигаться всё дальше и дальше. Думал, погуляю напоследок. Весело было, затянуло, понравилось… Кто хоть у меня?

– Девочка, – поняв, что Сергей спрашивает о ребёнке, родившемся у Насти, ответил Антон, и не в силах произнести «дочь».

– Девочка! – с мягкой улыбкой на губах протянул Сергей.

– Настя рвётся к тебе сюда приехать…

– Нет! – даже не дав Антону закончить фразу, почти прокричал Сергей, – Не хочу, чтобы её всё это коснулось. Отрезал я от себя её жизнь окончательно и бесповоротно.

– Это ты отрезал, а она до сих пор – нет.

– А надо, чтобы отрезала. Не хочу, чтобы она стала частью вот этого, – и Сергей развёл руками в сторону и обвёл взглядом каморку, в которой проходило свидание, – и для меня возврата нет обратно. Помоги, Антоха! Как брата прошу!

– Что я ей могу предъявить? Только свои слова. Вряд ли её это убедит и остановит. Надо что-то поосновательнее.

– А если ей сказать, что я женат?

– А ты женат? – удивился Антон.

– И не один раз, – хохотнул Сергей, – штампов в ксиве, как ты понимаешь, у меня нет… Постой, а давай я ей маляву черкану, и фотка у меня одна есть клёвая! Вот это будет предъява! Подождёшь часок? Пока накалякаю, пока вертухаи проверят.

– Конечно, подожду.

Напоследок братья обнялись.

– Не приезжай, Антоха, больше, не твоё это место. И отцу скажи, чтобы не приезжал. Лучше посылки почаще присылайте.

– А как часто их можно присылать?

– Да хоть каждый месяц! За моё образцово-показательное поведение и трудовые подвиги! – весело подмигнул Сергей.

И, уже уходя, сказал:

– А отцу я все долги отдам. Вот выйду на свободу – и верну, не сомневайся!

Через час Антону выдали незапечатанный плотный конверт, в котором лежали фотография и письмо. Очень хотелось узнать, что там, но он убрал конверт в барсетку и поспешил к уже ожидавшему его такси, чтобы отправиться в Краснодар для встречи со следователем, домашний адрес которого и телефон добыл-таки нанятый Антоном детектив.

С адвокатом Антон встретился ещё перед поездкой в колонию. Первую тему о возможной невиновности Сергея в убийстве тот обсуждать отказался, сославшись на обязательство хранить тайну своего подзащитного. А по поводу срока заключения сказал, что судом был вынесен максимально мягкий приговор, учитывая убийство и явку с повинной, первое задержание, но неполноценное сотрудничество со следствием и отягчающие обстоятельства грабежа с применением огнестрельного оружия. И обнадёжил, что благодаря примерному поведению Сергея, возможно уменьшение срока на два года. От предложенных Антоном денег отказался, сказав, что его услуги полностью оплачены, даже с учётом подачи прошения о помиловании.

Следователь оказался серьёзным пожилым дядечкой. Он проверил не только паспорт Антона, но и документы, подтверждающие родство между двоюродными братьями. Внимательно выслушал Антона. Помолчал. А потом произнёс:

– Не лезьте в это дело. Можете навредить Сергею. И себя со своими родными подставите.

И так он это сказал, таким тоном, что Антону впервые стало страшно. Не за себя, а за Настю с Сашенькой, да и за семью Дмитрия Анатольевича тоже.

Анализируя всё услышанное за эти дни, Антон пришёл к выводу, что Сергей сдался добровольно не просто так, а по сговору со своими подельниками, о чём точно знает адвокат и догадывается следователь. И долги свои отцу собирается отдавать из причитающейся ему доли награбленного. И ещё неизвестно, действительно ли нужны были жертвы Дмитрия Анатольевича, или адвокату заплатили бы и без него.

Что ж, Сергей сам выбрал свою судьбу. А ему, Антону, теперь надо сделать так, чтобы темная сторона жизни брата не коснулась никоим образом никого из его родных людей. Ведь именно об этом он его и просил.

9

Вернувшись в Москву, Антон Владимирович утонул в ворохе скопившихся за время его отсутствия дел и отложенных встреч, но с Настей нашёл время встретиться в первый же свой рабочий день.

– Поговорим в пятницу после работы, тогда же обсудим и детали брачного договора, – сказал он ей, протягивая незапечатанный конверт.

– А Вы уже знаете, что в письме?

– Я его не читал, если ты спрашиваешь об этом, но в общих чертах я в курсе.

Антон был даже рад, что разговор с Настей откладывается. Ему совершенно не хотелось рассказывать об увиденном в колонии, и он надеялся, что все её вопросы снимутся письмом. Про обстоятельства убийства охранника ему и вообще не хотелось бы вводить Настю в курс дела. Чем меньше она знает, тем безопаснее будет для неё и ребёнка. Тем более что о своём родстве с Сергеем он так и не рассказал. Так же, как не рассказал Дмитрию Анатольевичу о внучке, и о том, что собирается жениться на его несостоявшейся невестке.

Как же всё запуталось! А теперь одна ложь наползает на другую, и конца и края этому нет. Какая простая у него была жизнь, пока он не озадачился наследником! И угораздило же его наткнуться на Настю! Хотя, она-то тут при чём? Она-то как раз единственное светлое пятно в этой грязной истории. Рано или поздно он всё равно бы узнал о Сергее. И ринулся бы помогать ему, потому что после смерти мамы в его душе произошёл какой-то надлом, открылись невидимые шлюзы. Сентиментальным стал, что ли? Или это приближение старости? Вот и сейчас: ведь сделал всё что смог! Ну, так и отойди в сторону, пусть каждый теперь живёт своей жизнью, а ты живи своей. Антон был больше, чем уверен, что Настя только обрадуется, если он не будет настаивать на женитьбе, и Дмитрий Анатольевич не обратится к нему ни с какими просьбами. А уж Серёга и вообще высказался вполне определённо! Но Антон чувствовал теперь за них всех ответственность.

И пусть Настя будет поближе, если вдруг, не дай бог, что случится. Так у него будет больше шансов вовремя среагировать. И, опять же, если ничего не выйдет с сыном, есть уже готовая племянница. А что? Девочки тоже бывают умными!

И с семьёй Дмитрия Анатольевича они теперь будут на связи. Старик упрямым оказался и гордым – прямую помощь не принял, так Антон решил действовать обходными путями. Лидочку уже на работу устроили. Даниле тоже найдётся место на одной из его фабрик, благо, что специализироваться он будет в компьютерах, а это пригодится в любом месте. Главное, чтобы они теперь помогали Сергею осторожно, так, чтобы никто не догадался о том, что правда им известна…

В пятницу после работы Антон Владимирович опять повёл Настю в ресторан. Он был таким уставшим, что глотал пищу, не ощущая её вкуса. Настя никаких вопросов не задавала. То ли почувствовала, что мужчина не в настроении, а потому ждала, когда он сам начнёт разговор, то ли вопросы отпали сами собой после письма Сергея. Так что ужин прошёл в молчании.

Перед уходом Антон Владимирович передал Насте объёмистую папку со словами:

– Прочитай, и, если не будет вопросов, подпиши. Это брачный договор, – ответил он на её немой вопрос.

Настя тут же полезла в свою сумочку за ручкой, но Антон Владимирович её остановил:

– Всё-таки, ознакомься сначала…

А через паузу добавил:

– И начинай собираться. В следующую пятницу распишемся, а в выходные переедите ко мне.

– Антон Владимирович, а как быть с работой? Мне бы хотелось остаться, пока…, ну, до декрета.

– Хочешь – оставайся! Мне без разницы. И хватит уже мне «Выкать», привыкай обращаться на «ты».

Настя удручённо кивнула. Помолчали.

– Мы с Сашенькой хотим в воскресенье в парк Лукоморье поехать. Не хотите… не хочешь к нам присоединиться?

– Зачем?

– Ну, познакомиться…

– Настя, твоя дочь, это только твоя забота. Это понятно?

– Понятно. Извините…

Настя понуро повесила голову, а Антон рассердился сам на себя: ну, зачем нагрубил? По инерции выдал версию, о которой думал ещё в самом начале этой странной сделки, но сейчас-то он знает, что Сашенька – его племянница, так что теперь она и его забота тоже. Сказал бы просто, что устал и будет отдыхать, тем более что это в самом деле соответствует действительности. Настя ведь просто, как любая мать, беспокоится о ребёнке…

10

Субботу Антон весь день провалялся у бассейна. Погода стояла чудесная. Черёмуха уже отцвела и запорошила своим облетающим цветом, как снегом, всю траву под собой. И холода сменились тёплыми солнечными денёчками. Под конец дня ничегонеделание наскучило, и Антон позвонил Насте, чтобы договориться о встрече в парке на завтра.

Он подхватил их на автобусной остановке, и Сашеньку пришлось укладывать лёжа на заднем сиденье, поскольку купить детское кресло Антон Владимирович не догадался. Лукоморье ему понравилось ещё до того, как он туда зашёл. Парк был обнесён высокой оградой и охранялся славными русскими витязями в полный рост. А уж, когда зашли внутрь… За каждым поворотом тропинки открывалось какое-нибудь сказочное чудо: то кот учёный ходил по цепи, обмотавшей солидных размеров дуб, то в огромной клетке, представлявшей центр фонтана, угадывался Кощей Бессмертный, чахнувший над сундуком с золотыми монетами. Даже скамейки в парке были отлиты из пары лебедей, взмахнувших крыльями. Антон Владимирович и сам не заметил, как его затянула волшебная атмосфера парка. Затянула и окунула в детство. И это тут же почувствовала Сашенька. Она подошла к Антону Владимировичу и строго спросила:

– А ты эту сказку знаешь? (Вот у кого не было проблем с переходом на «ты»)

И Антон Владимирович начал прилежно угадывать сказку за сказкой, а Сашенька ещё и заставляла его вспоминать целые строчки, подходящие по сюжету к той или иной композиции. А потом доверчиво взяла его за руку и потащила вперёд:

– Пойдём! Что я тебе сейчас покажу!

Настя немного от них отстала, хотя и не теряла из виду. Пусть пообщаются вдвоём, а ей надо было справиться со своими нервами. Она и так была на грани нервного срыва, начиная с того первого разговора у Антона Владимировича в кабинете, когда он неожиданно предложил замужество… Потом ожидание от него вестей о Сергее. Как на качелях: вверх – надежда, что, наконец, её пятилетние поиски увенчаются успехом. Состояние невесомости на самой верхней точке – отчаяние, страх, сомнения: может, лучше оставить всё, как есть? И качели летят вниз, а вместе с их падением тает и надежда на то, что Сергей отыщется, а её вера в то, что он жив, окажется иллюзией, самообманом любящей женщины. А потом качели опять набирают высоту и все чувства повторяются снова и снова…А затем, как обухом по голове: сидит в тюрьме за грабёж с огнестрельным оружием. И холодный ужас сжимает сердце и выстуживает душу. Как же так ??? Не верю! Не хочу верить! И тут же вина накатывает штормовой волной: ведь видела, с кем общается, почему не отцепила от дурной компании, не уберегла. Спрятала голову в песок: вот тут – мы, а во-о-он там – они, и мы, типа, не пересекаемся… Потом его письмо, где он просил прощение и прощался с ней. И ещё больше, чем письмо, ранящая фотография: Сергей с женщиной и мальчиком, почти одного возраста с Сашенькой. Обида за неё, за то, что отверг дочь, и за себя: бросил, забыл, разлюбил. Она так его ждала, а он… он в это время уже был с другой… И Антон Владимирович со своим странным предложением, и оно из какой-то абстрактной, совершенно нереальной идеи вдруг быстро превращается в неотвратимую реальность. И её непродуманное, данное как в горячечном бреду обещание, оборачивается сплошными проблемами: и с Сашенькой, и с собственной жизнью. Боже мой! Этот брачный договор! Там же прописана каждая мелочь. И если материальные вопросы никак не затронули её душу, то от регламента сколько раз в неделю она обязана заниматься с ним сексом, у неё просто волосы встали дыбом. А он торопит и уже всё расписал, не даёт ей время отдышаться, прийти в себя: всего через неделю она станет его женой и переедет к нему. И всё, что прописано в этом ужасном договоре начнёт воплощаться в жизнь…

– Мама, мамочка, можно я пойду на лазилки? – прервал горестные размышления Насти радостный детский голос.

– Нет, Сашенька, мы же с тобой говорили в прошлый раз: надо сначала подрасти, – постаралась та включиться в реальность.

– Но я же уже подросла за это время! Ты же сама сказала! Ну, пожалуйста – пожалуйста – пожалуйста! – умилительно глядя на маму и сложив ладошки молитвенным жестом, стала канючить Сашенька. (Где она увидела этот жест, было не понятно, но она последнее время с успехом им пользовалась, поскольку, увидев подобное представление, Насте хотелось рассмеяться и так и тянуло разрешить всё что угодно)

– Ах, ты, хитрюга! Так вот почему заставила меня перемерять рост! Сашенька, ребёнок растёт по чуть-чуть каждый день. Вот когда вырастешь ещё на двадцать сантиметров, тогда можно будет пойти на лазилки, а пока – нет.

– А это сколько?

– Вот столько, – и Настя показала рукой, как примерно будет выглядеть Сашенька, выросшая на 20 см.

– Я никогда так не вырасту, – огорчилась Сашенька и уже готова была заплакать, но тут вмешался Антон Владимирович:

– Ещё как вырастишь! И на много выше! И прямо сейчас!

Он подхватил Сашеньку, и, не успели они с Настей глазом моргнуть, усадил к себе на закорки. (Антон с завистью наблюдал за одним папашей, на плечах которого заливался счастливым смехом малыш, а тут такая возможность прочувствовать его ощущения, примерить на себя роль отца!) И Сашенька не подкачала. Она залилась звонкими бубенцами, а потом начала с самым серьёзным видом управлять своей импровизированной лошадкой. И теперь расхохотаться хотелось Антону Владимировичу. И даже Настя отвлеклась от своих горестных переживаний и включилась в игру. В итоге, вместо лазилок сначала сторговались на карусели, а потом они и вообще были забыты.

Когда усаживались в машину, Настя очень удивилась, увидев детское кресло, вдруг, волшебным образом, появившееся в машине. Видимо, Антон Владимирович, всё делает быстро…

Сашенька, утомлённая беготнёй по парку, тут же уснула, и до квартиры Антон Владимирович довёз их под уютное сопение ребёнка. А потом со счастливой улыбкой возвращался в свой загородный дом, хотя ноги гудели, и плечи ломило с непривычки…

В пятницу они тихо расписались в ЗАГСе, где Антон Владимирович с удовлетворением отметил про себя, что кольцо Сергея Настя со своего пальца сняла. Раньше она это сделала или только перед росписью, он этого не знал, поскольку всю неделю после их совместного воскресенья они не виделись.

А уже в субботу Настя с Сашенькой переехали в дом к Антону Владимировичу. Он прислал одного из охранников с фабрики и своего водителя на легковушках и заказал Газель, но всё Настино добро уместилось в несколько чемоданов, так что грузовая машина не понадобилась.

А когда въехали во двор его загородного дома, первое, что бросилось Насте в глаза – это новёхонькая детская площадка прямо посередине газона. Она так расчувствовалась, что чуть не разрыдалась на глазах у чужих людей. И теплое чувство благодарности к этому пока ещё тоже чужому мужчине разлилось по её телу. А ещё затеплилась надежда, что всё, возможно, будет не так уж и плохо!

Поздно вечером Антон сидел с бокалом вина у камина в затихшем доме и беседовал с Бароном. Пёс внимательно его слушал, но, кажется, искренне не понимал – за что его отчитывает хозяин.

– Вот так, значит, мы себя ведём? Виляем хвостом и позволяем трепать себя по загривку? Хоть бы разочек тявкнул для приличия!

Барон потому и получил свою кличку, что практически с рождения вёл с себя вальяжно и с аристократическим достоинством, что очень смешно выглядело для щенка. А уже в подросшем состоянии выражалось в том, что он практически никогда не лаял, в отличие от соседских шавок, которые тявкали на любое движение за забором. У Антона даже появилась мысль завести ещё одну сторожевую собаку, поскольку Барона он уже полюбил, и избавляться от пса, пусть и манкирующего своими собачьими обязанностями, ему в голову не приходило.

Но вскоре произошёл случай, который кардинально изменил взгляд Антона на поведение Барона. Однажды ночью он проснулся от громкого лая собаки и, выглянув в окно, с удивлением разглядел жавшегося к забору человека и стоящего в боевой стойке Барона. Он спустился вниз, и в первый раз увидел жуткий оскал своей собаки. Пёс уже не лаял, видимо, почувствовав приближение хозяина, а лишь предупреждающе рычал. Дай ему хозяин команду «Фас!» – мигом бы разорвал непрошенного гостя. Антон пинком под зад вышвырнул неудачливого грабителя через калитку, а сам с удивлением рассматривал «следы преступления». Мало того, что Барон, будучи в доме, почуял чужака, так он ещё и загнал его под свет фонаря от тёмного местечка, где тот перелез через забор, и только потом подал сигнал хозяину лаем.

В загородном доме Антон не часто принимал гостей или деловых партнёров, предпочитая встречаться с ними на нейтральной территории в городе. Но иногда всё-таки приходилось приглашать их и сюда. С редкими гостями Барон вёл себя по-разному, но всегда его мнение о человеке совпадало с мнением Антона! С некоторыми был напряжён и не отходил от Антона ни на шаг, предпочитая всегда быть между хозяином и гостем. С другими был холоден и брезглив, исчезая незаметно с места встречи после нескольких секунд разглядывания нового человека. Антон даже заметил, что гости, удостаивающиеся такого взгляда пса, заметно начинали нервничать, скукоживались и спешили закончить разговор. А с друзьями Антона был весел и игрив. Радостно вилял хвостом, но гладить-то себя никому не позволял!

Такое случилось впервые, что он подпустил к себе и женщину, и ребёнка. Стоически выдержал тисканье Сашеньки, пока та не увлеклась другим занятием, а потом не отходил от Насти, как вёл себя только с Антоном после долгой разлуки, и позволял гладить себя по загривку. А когда Антон не пустил его в спальню, даже фыркнул и с обидой удалился…

– Может, мне дать тебе новое имя? Брут², например?

² – Марк Юний Брут считается символом предательства, поскольку, будучи в близких дружеских отношениях с консулом и диктатором Римской империи Гай Юлием Цезарем, который по некоторым источникам мог быть его отцом, стал одним из организаторов и непосредственных участников его убийства (из Википедии)

11

Антон нервно мерил шагами коридор отделения репродуктологии, пока Настю готовили к операции по оплодотворению её яйцеклетки его активными сперматозоидами, хранившимися в Центре матери и ребёнка последние четыре года. Женщины, сидящие в коридоре, с любопытством посматривали на статного загорелого мужчину, так переживающего за свою жену или, может, дочь? Более конкретно было трудно определить по его возрасту. С одной стороны уже не мальчик, явно за сорок, вон уже и животик наметился (ещё бы ему не наметиться, если переходишь на вкусное домашнее питание, коим баловала свою новую семью Настя последние три месяца). А с другой стороны, явно не бедный и вполне себе моложавый, что ещё более усиливалось загаром, мужчина, в возрасте, когда уже дозрел до желания иметь собственных детей и может себе позволить молодую жену…

На отдых перед операцией им посоветовала поехать Вера Семёновна. Сказала, что морская вода, солёный воздух и теплое солнце благотворно влияют на репродуктивную функцию, как женщин, так и мужчин. Настя с Сашенькой на море не были ни разу. А Антон вообще не отдыхал последние пять лет, не считая редких выездов на пару дней на рыбалку. Так что идея понравилась. И они втроём уехали на недельку к ласковым берегам Египта, где во второй половине сентября было просто изумительно! В Москве уже похолодало, явно чувствовалась осень, а в Макади-Бей³ плескалось теплое сказочное море, изобилующее разноцветными рыбками, а солнце уже не так обдавало жаром, как это было в летние месяцы.

Чудеса начались ещё при подлёте к аэропорту Хургады. Самолёт заходил на посадку вдоль побережья, сплошь усыпанного яркими голубыми сапфирами самых причудливых форм в окружении множества сверкающих бриллиантов. Это ночью подсвечивалась территория отелей с россыпью бассейнов. Жаль, что обратно они вылетали днём. Было всё равно очень красиво, но не так завораживающе.

Больше всех морю, конечно, радовалась Сашенька. Она восприняла незнакомую обстановку как сказку и не сводила восхищённого взгляда с диковинных пальм, высоких деревьев, сплошь усеянных крупными яркими цветами, и необычных улыбающихся людей в длинных белых одеждах. А когда они пришли на пляж, просто отправилась прямым ходом в море и, если бы её вовремя не выдернул из воды Антон, так бы и шла, и шла по его дну… На крики Насти не реагировала, оглушенная всем сразу – морем, солнцем, песком…

За два дня Сашенька научилась плавать. Она упорно повторяла за Антоном его движения (Телец, что тут скажешь!) и совершенно не боялась воды. На третий день Антон показал Сашеньке в своей маске рыбок, которыми кишели прибрежные воды, и она тут же закомандовала купить ей маску, трубку, очки и ласты. Настя, плавающая чуть лучше топора, бултыхалась около берега, благо, что и здесь пёстрой коралловой живности было полно, а Антон с Сашенькой пропадали вдалеке. Ей богу, впору было ревновать собственную дочь к мужу! Но Настя переживала о другом: как то всё изменится, когда у Антона появится собственный ребёнок? Хотя… Сашенька ведь тоже ему не чужая.

В том, что она – его двоюродная племянница, Антон признался Насте где-то через месяц их совместной жизни. Он и сам не ожидал, что ему будет доставлять такое удовольствие возиться с четырёхлетним ребёнком и отвечать на её серьёзные вопросы. Настя, памятуя о том их разговоре в ресторане, где Антон определил дочь только её зоной ответственности, пыталась оградить их друг от друга. Но как можно это объяснить маленькому ребёнку? И Сашенька поступала так, как желало её сердечко, априори открытое миру. Если ей хотелось, чтобы её покачали на качелях, то она просила об этом первого, кто попадался на пути. И вообще, дядя Тон (так она называла Антона, поскольку выговорить его полное имя ей было сложно. Сначала получалось что-то близкое к Нтону, а потом сократилось и вообще до трёх букв) раскачивал качели быстрее и выше, чем мама. А особенно Сашеньке понравилось спрыгивать с них на лету и приземляться в его надёжные объятия. Она аж визжала от восторга. Когда эти выкрутасы увидела Настя, с ней чуть дурно не стало. Она налетела на Антона, как тигрица, и зашипела на него, как гюрза (Антону даже показалось, что сейчас укусит), что своим ребёнком он не стал бы так рисковать. Вырвала из его рук ничего не понимающую Сашеньку, и убежала с ней в детскую. И там её начало трясти, как в лихорадке. Возмущённый Антон, решивший не спускать эту ситуацию на тормозах, вытащил её из комнаты и, наверное, разразился бы не шуточный скандал, но он вовремя заметил, что женщине реально плохо, а потому молча довёл до кухни и, за неимением лекарств, заставил выпить полстакана коньяка. И Настя разрыдалась. А Антон с налёта рассказал о своих родственных связях с Сергеем, а, следовательно, и с Сашенькой.

И правильно, как оказалось, сделал. Вокруг Насти как будто осыпалась стена. Она вела себя весь этот месяц спокойно и доброжелательно, очень старалась с готовкой, но это ни на шаг не приближало их друг к другу. Антон рассчитывал, что их сблизит секс, но и в постели она каждый раз как будто прыгала с высокого обрыва в бездну. И он уже всерьёз подумывал завести любовницу, а Настю оставить в покое. Но ночь после истерики была первой их страстной ночью, когда оба были раскрепощены, поглощены друг другом и оба получили удовольствие. И случилось ли так благодаря алкоголю или признанию Антона – какая разница? Они не говорили о любви, даже не задумывались об этом, но с тех пор оба ждали ночи с предвкушением нежности, страсти, счастья.

А на следующее же утро Настя отдала Антону письмо Сергея. И этот жест сблизил их ещё больше. Антон прочитал наспех написанное письмо и решил запрятать его куда подальше. Если бы Настя перечитала его в спокойном состоянии, она бы, как и Антон, сразу увидела, что женитьба Сергея шита белыми нитками, а особенно – ребёнок, приписанный в самом конце письма по наитию, для убедительности. Но Антон не собирался раскрывать на это Насте глаза.

Дальше жизнь покатилась незаметно. Было, правда, два неприятных момента. Один, когда Антон привёл Настю для консультации к Вере Семёновне. И та с огорчением предупредила его, что во время беременности у Насти может быть резус-конфликт, поскольку их группы крови и резус-факторы совершенно, ну просто диаметрально, не подходят друг другу. Вот это он попал, так попал со своим планом о наследнике… Но, почему-то, его это не сильно огорчило.

А второй произошёл совсем недавно. Они вернулись из Египта в аккурат к его дню рождения, и Антон решил отметить его в два этапа: сначала с деловыми партнёрами в крутом ресторане (надо же было вывести жену в свет и представить своему окружению), а потом тихо дома, в семейном кругу.

В гардеробе Насти ничего подходящего для выхода в свет не нашлось, и Антон поручил Мариночке пройтись с ней по магазинам, а заодно и отвести в салон красоты для всяких там маникюров, причёсок и так далее, что там женщины ещё делают, чтобы навести лоск на свою внешность. А когда увидел результат, из него аж дух вышибло. Кокетливое платье удивительно стройнило полноватую фигуру Насти и открывало её плечи, грудь и ножки ровно на столько, чтобы зацепиться взглядом и дать толчок воображению о том, что скрывается дальше. Блестящая молния, проходящая по всей длине спинки, так и манила её расстегнуть. А когда Антон посмотрел на лицо, то выше ярко-вишнёвых губ не мог сдвинуть взгляд выше, поскольку к ним, как магнитом, тянуло прильнуть поцелуем.

Так вот что такое женская красота и сексуальная привлекательность?! Тут подтянули, там подмазали, в модную тряпочку обернули, на шпильки поставили и – вуаля, не успеешь глазом моргнуть, а тебя уже женили. А потом с лица штукатурку смыла, а там… К обнажённому телу притронулся, а оно… В душу заглянул, а там такое…

Ну, и что ему прикажешь сейчас делать в ресторане? Вожделенно пялиться на собственную жену? А для того, чтобы отбиваться от остальных мужиков, поставить вокруг Насти евнухов?

Антон таким грозным взглядом полоснул по Мариночке, что её как ветром сдуло. Настя поняла, что муж ужасно не доволен, и в своё оправдание сказала, что сопротивлялась, как могла, но её уверили, что все предыдущие его подруги именно в этом салоне приводили себя в порядок перед ответственными мероприятиями.

– Ты моя жена, а не очередная подруга. Чувствуешь разницу? – пробубнил Антон, весь боевой запал которого иссяк от изрядной доли смущения.

Платье менять было поздно, а вот на то, чтобы умыться, времени хватило. И они даже успели заскочить по дороге в магазин, где купили лёгкий газовый палантин в тон к платью, который Настя накинула себе на оголённые плечи. Ревности Антону в ресторане всё равно избежать не удалось, но так он хоть как-то дотерпел до конца праздника.

А вот домашний       день рождения прошёл на славу! Настя расстаралась со всякими кулинарными изысками, а какой торт они с Сашенькой сварганили – м-м-м! Он такой никогда в жизни не пробовал. Сладкий был, до приторности, но остановиться было не возможно. А вот названия у торта не было, поскольку его придумала Настина мама, включив туда все те сладости, которые так любила дочь. И они постановили с этого дня именовать торт «Олечка»⁴ в честь Настиной мамы – Ольги Сергеевны…

Если бы Антон знал, что его ожидает через 5 минут – торт встал бы ему поперёк горла.

Из кабинета выскочила Настя с сияющими глазами и бросилась ему на шею. Он обнял взволнованную жену, но через мгновение, когда смысл сказанных ею слов дошёл до его сознания, резко оттолкнул.

– Я беременна! У нас будет ребёнок! И не надо делать операцию!

Настя удивлённо уставилась на враз потемневшего мужа, но тут из кабинета выглянул ординатор и позвал Антона пообщаться с врачом. Антон отодвинул ничего не понимающую жену в сторону, как стул со своего пути, и зашёл в кабинет, где ему сообщили, что при осмотре перед операцией выяснилось, что его жена беременна. Срок примерно две недели. Учитывая возможный резус-конфликт, необходимо встать на учёт и постоянно наблюдаться у врача-гинеколога. Но вот его семенной материал они потеряли, поскольку уже разморозили перед операцией, и повторно его использовать нельзя.

Мало того, что эта дрянь с кем-то ему изменила, но она ещё и лишила его надежды иметь собственных детей!

Антон выслушал всё это сцепив зубы. А, когда выскочил из кабинета, схватил Настю за руку и потащил вниз по лестнице. Он такой железной хваткой сжал её руку, что ей стало очень больно. Да и шёл такими широкими шагами, что ей приходилось бежать за ним. Настя сначала пыталась кричать ему на ходу, потом, когда задохнулась, стала цепляться за поручни лестницы, а когда она закончилась – била по его руке. Но Антон никак не реагировал на её трепыхания, тащил волоком, как тряпичную куклу и, наверное, не остановился, даже если бы она упала.