Ты ворвалась в мою жизнь непрошено… Всё, возможно, будет не так, уж, и плохо!

В ЗАГСе Олеся, как загипнотизированная, покорно подписала все документы, за пять минут превратившись из Бахрушиной в Стахову, и они поехали в ней домой. Как и в прошлый раз, Кирилл забрал из её пляшущих рук ключи, открыл дверь, но только в этот раз зашёл. Мельком отметил маленькие размеры квартиры, успел очередной раз возмутиться наглостью наследников Бахрушина, но отложил эту ситуацию в сторону. Пока. Он обязательно с ней разберётся, но потом. Сейчас главное была Олеся, которая стояла посередине комнаты у себя дома, как в гостях, и со странной смесью обожания и вопроса смотрела на него…

Кирилл проснулся первым. Оба столько душевных сил положили на то, чтобы дойти до этой близости, Кирилл приближая её, стремясь к ней, а Олеся стремясь к ней и сопротивляясь одновременно, что после сумбура объятий, когда у обоих кости трещали, так крепко они обнимали друг друга, и короткой острой вспышки на вершине любви, они вырубились, как два мгновенно разрядившихся аккумулятора. За окном уже начало сереть и Кирилл, уже давно свыкшийся с мыслью, что одновременно с мужем он станет и отцом, подумал о том, что надо не пропустить время забрать детей из школы. То, что детей стало уже двое, дело не меняло. Там где один, там и двое. Даже хорошо – сразу мальчик и девочка. Сын и дочка, – попробовал слова на вкус Кирилл, и они ему понравились. Надо сразу дать Мишке поручение, чтобы занялся усыновлением, – отметил он про себя и попытался разбудить Олесю.

Любимая ни на что не реагировала. Вскинулась только на слово: «Дети!» Услышала, что ещё четыре часа и, не открывая глаз, плюхнулась обратно на постель, уткнулась Кириллу в грудь и пробормотала: «Ещё часик, любимый!»

С Кирилла сон как ветром сдуло. Наконец-то! Наконец-то, Олеся призналась ему в любви! Первая! И Кирилла прорвало:

– Двадцать лет! Ты только подумай, Леся, двадцать лет, как мы могли быть счастливы вместе! И эти дети – они ведь могли быть нашими детьми! И даже твой первенец! Я никому бы не позволил пальцем к тебе дотронуться! Защитил бы и от мужа, и от чёрта, и от кого угодно! Ну почему ты тогда мне не поверила??? Я же знал, чувствовал, что ты меня любила уже тогда! Признайся в этом себе, хотя бы сейчас!

– Кирилл, – тихо ответила Олеся, мгновенно проснувшаяся от этого страстного монолога, – не было бы у нас ничего. Не могло быть. Ты был ещё мальчишкой, я – взрослая замужняя беременная женщина. Семь лет разницы – это не шутка…

– Какая ерунда! А сейчас между нами не те же семь лет? Ну, и что с того?

– Те же, – согласилась Олеся, – Те же, да не те. Сейчас мы с тобой уже взрослые самостоятельные повидавшие жизнь люди. И то я никак не могла о них забыть. Сопротивлялась любви к тебе, сколько могла…

– Измучила меня всего.

– А уж ты как меня мучил!

– Было дело! – по-мальчишески задорно рассмеялся Кирилл, – Зато мой план сработал!

– А просто поговорить нельзя было?

– Но ты ведь тоже сделала вид, что не узнала меня…

– Мне очень нужна была эта работа. Ты не представляешь, как трудно найти работу женщине за сорок. И потом я была уверена, что ты меня не узнал. Женщины ведь сильней меняются, чем мужчины. И, вообще, как ты себе это представляешь? Возьмите меня на работу, я Ваша бывшая учительница, в которую Вы были влюблены в десятом классе, а я Вас отвергла? И ты бы с радостью взял меня на работу?

– А ты ведь так мне и не сказала, как ты тогда ко мне относилась…

Олеся задумалась, пытаясь сформулировать честный ответ:

– Волновал ты меня ужасно, особенно, когда руки твои голые увидела…

– Руки, – задумчиво протянул Кирилл, разглядывая свои вытянутые вверх руки и искоса посматривая на жену.

Потом повернулся к ней, осторожно просунул одну руку под её спину, а второй медленно провёл от волос на голове через щёку, шею, плечо, грудь, живот до её ног, насколько хватило длины руки… Олеся от блаженства закрыла глаза, и вся задрожала.

– Теперь я знаю твой афродизиак¹⁸, – прошептал Кирилл прямо в губы жены.

Прежде, чем он успел захватить их в плен своего поцелуя, Олеся успела простонать:

– Дети…

– У нас ещё есть десять минут, – ответил Кирилл между поцелуями в губы и шею, и накрыл её своим горячим телом.

Дальше разговаривали только их тела…

…

Когда они одевались, чтобы идти за детьми в школу, Олеся ушла в себя и о чём-то сосредоточенно думала, потом решилась и, подчёркивая важность момента, серьёзно сказала:

– Кирилл, у меня к тебе просьба. Только пообещай мне, пожалуйста, на этот раз её выполнить.

– Когда это я не выполнял твои просьбы? – взыграл в Кирилле его характер.

Олеся не стала уточнять и продолжила:

– Если ты когда-нибудь полюбишь другую женщину – не обманывай меня. Сразу честно всё мне скажи, ладно?

Кирилл внимательно посмотрел на жену, взял её за плечи и, прямо глядя в глаза, ответил:

– В своей жизни я любил только трёх женщин: первая – Олеся Глебовна Машкова, вторая – Олеся Бахрушина и последняя – Лесечка Стахова.

Олеся чуть не расплакалась от его признания. Прижалась к широкой груди мужа, а он нежно гладил её по спине и говорил:

– Как ты ворвалась в мою жизнь, перепахала её всю, так во мне и застряла, как осколок в сердце. И вынуть нельзя – сердце истечёт кровью и остановится. Так что придётся всю жизнь мне жить с тобой в сердце…

В школе Кирилл взял инициативу знакомства на себя. Детей он уже видел, когда подвозил Олесю к школе, а вот они его – нет.

– Здравствуйте! Меня зовут Кирилл. Мы с вашей мамой поженились, и теперь будем жить все вместе. Тебя, я знаю, зовут Антон, а тебя – Катенька…

– Тётя Леся не моя мама, – отозвалась девочка. – Моя мама уехала.

Кирилл коротко взглянул на Олесю, та отвела глаза, наполнившиеся слезами, в сторону. Ну, не нашла она в себе силы сказать Катеньке про смерть Вареньки. Спасительная ложь, которой всё равно не прикроешь горькую правду… Мальчишка ничего не сказал, только внимательно посмотрел на Кирилла, но протянутую руку пожал. «Обстоятельный мужичок», – подумал Кирилл. Уже сидя в машине, Антон спросил:

– Вы будете нашим папой?

– Надеюсь им стать.

Больше в машине не разговаривали. Каждый думал о своём. Кирилл – о том, сколько всего предстоит сделать. И самое лёгкое из этого – обустройство его городской квартиры под семью, переезд, усыновление-удочерение, да, и не забыть про жмотов Бахрушиных. Он и сам способен обеспечить семью, но из чувства справедливости, чисто принципиально, обязан довести этот вопрос до конца. А вот что гораздо труднее – стать детям настоящим отцом. Ну, ничего, он будет постоянно думать о дядьке Трофиме, и у него обязательно всё получится… Но самое трудное – это объяснить шестилетнему ребёнку, что его мама никогда не вернётся, что она умерла…

¹⁸ – вещество, стимулирующее или усиливающее половое влечение или половую активность

22. Май

– Кирилл Андреевич, к Вам пришёл Алексей Александрович Бахрушин.

Даже через стандартную фразу в голосе секретаря слышалось любопытство. Ну, конечно, просекла знакомую фамилию и теперь гадает, кто пришёл: бывший муж Олеси или какой-нибудь другой его родственник.

– Пусть проходит!

Интересно, с чем пожаловал бывший зять. После того единственного разговора в начале апреля, когда Алексей предпочёл наехать на Олесю, вместо того, чтобы разбираться по-мужски с ним, они больше не общались. И никаких новых шагов Кирилл по поводу завещания Бахрушина пока не предпринимал, хотя на днях и появилась новая интересная информация. Да не просто «интересная», а – бомба! Сергей Васильевич нарыл. Но Кириллу пока было не до этого. Он даже ещё не успел обсудить новые обстоятельства с женой. Закрутила суета домашних дел…

– Здравствуйте, Кирилл Андреевич! Я подумал над Вашими словами о мужском наследнике фамилии Бахрушиных и готов обсудить с Вами условия выделения доли наследства Антону и Олесе.

Кирилл откинулся на спинку кресла, выдержал паузу и сказал:

– Вы опоздали, Алексей Александрович! Нет больше Олеси Глебовны Бахрушиной. Есть Олеся Глебовна Стахова. И процесс усыновления Антона уже подходит к концу.

Для Алексея Александровича эта информация прозвучала как гром среди ясного неба.

– Вы хоть понимаете, о каких суммах идёт речь? От чего Вы отказываетесь?

– Думаю, что понимаю даже больше, чем Вы.

– Что Вы имеете в виду?

– Вы что-нибудь знаете о второй части завещания Вашего отца? – спросил Кирилл и продолжил, увидев обескураженное, явно ничего не понимающее, лицо своего собеседника, – Так я и думал. Догадайтесь с трёх раз, кто из четырёх наследников скрыл эту информацию от трёх оставшихся?

– Сестра?! – понял Алексей Александрович.

– Да, – подтвердил Кирилл, – в сговоре с нотариусом вашей семьи.

– А Вы откуда знаете?

– Нет такой суммы, которую нельзя перекрыть, если дело решается деньгами, – криво усмехнулся Кирилл.

– И о чём идёт речь во второй части завещания? – спросил после продолжительной паузы Алексей Александрович, во время которой пытался переварить коварство сестры и предательство нотариуса.

– А говорится там, Алексей Александрович, о трастовом фонде, который создал Ваш отец на имя Антона Александровича Бахрушина под доверительным управлением его матери Олеси Глебовны Бахрушиной до его совершеннолетия. И о ежемесячном отчислении процентов с прибыли от работы этого фонда на открытый им счёт на имя жены. Я так понимаю, что Ваш отец предполагал, что вы с сестрой не захотите делиться той частью его наследства, о которой знали, и побеспокоился о будущем жены и сына, не изменяя первого завещания. Только он не предполагал, что Ваша сестра решит скрыть вторую часть завещания и от Вас, и от Олеси.

– Не понимаю, зачем Вика это сделала. Ведь мы, насколько я предполагаю, никоим образом не можем претендовать на деньги этого трастового фонда.

– Конечно, не можете. Но, если признать вторую часть завещания, то тогда по-другому будет звучать и первая. Речь идёт о богатой коллекции картин Вашего отца. По завещанию они являются наследством по мужской линии Бахрушиных и сейчас принадлежат Вам. Но у Вас нет сыновей, только дочки, а у вашей сестры сын и дочь. Насколько я знаю, сын Виктории Александровны носит фамилию Бахрушин, а не отцовскую. И она, видимо, посчитала, что полная коллекция, которая достанется её сыну после Вашей смерти, гораздо лучше, чем половина, если её делить с сыном Олеси. А, если ещё и у Вас, вдруг, родится сын, то её сыну вообще может достаться только треть. Вот такая арифметика… Вы ведь пришли ко мне с этим разговором один, без сестры, не случайно?

– Это не играет никакого значения. Я могу Вам пообещать, что мы с сестрой выполним все условия обеих частей завещания отца. Но как быть с фамилией Антона? Под какой фамилией он будет после усыновления?

– Мы посоветуемся с женой. Она ещё не знает о существовании второй части завещания, и я не знаю, как она к ней отнесётся. Ведь из денег, выделенных ей по договору, она себе не взяла ни копейки, всё положила на имя Антона. Пять лет билась сама. Единственное, что я могу Вам пообещать, это постараться убедить её дать сыну двойную фамилию: Бахрушин-Стахов. Если вас с сестрой это устроит.

– Я переговорю с Викой.

– И я Вам настоятельно советую сменить нотариуса, – напоследок сказал Кирилл, пожимая на прощание руку Алексею Александровичу.

– Это – в первую очередь! И ещё: Вы разрешите нашим детям общаться с Антоном?

– Думаю, что против этого никто возражать не будет.

23. Август

Восьмилетний день рождения Антона Бахрушина-Стахова отмечали в загородном доме семьи. Погода стояла чудесная. Друзьями из школы Антон так и не обзавёлся. Они с Катенькой в классе держались только друг друга (фамилия у неё, кстати, тоже теперь была двойная: Дружникова-Стахова, в память о Вареньке). Олеся по этому поводу не переживала. С сентября им предстояло ходить в новую школу, вот пусть там и обрастают друзьями. А клоунов и артистов и в загородный дом можно притащить, были бы деньги.

Но была ещё одна причина, по которой Антошкин праздник отмечали в узком семейном кругу. Алексей Александрович должен был приехать с женой, детьми и племянниками. Отношения с Викой пока не наладились, но своих детей с братом она отпустила.

Антошке было всего три года, когда он перестал видеться с двоюродными сёстрами и братом, но контакт быстро наладился. Особенно с сёстрами. Они все были значительно старше его, но артисты сразу закрутили всех в игры, и всё покатилось как-то само собой.

Конфликт возник только ближе к вечеру: Антошка и Сашка, сын Вики, не поделили… Катеньку. Антон хоть и был на целых два года младше двоюродного брата, ни в чём ему не уступил. Кирилл весь праздник угорал над тем, как семилетняя пичужка крутит двумя пацанами, и поневоле думал: а что же будет дальше, когда она подрастёт и в полную меру осознает силу своего женского естества? «Надо будет отдать Антошку на какие-нибудь единоборства», – подумал он с заботой…

Кирилл и Олеся старались всегда вдвоём укладывать детей спать.

– Мам, пап, спокойной ночи! – пожелал Антон.

И это было в первый раз, когда Кирилла кто-то назвал папой.

– Спокойной ночи, папочка! Спокойной ночи, мамочка! – произнесла тихо Катенька.

И это было счастье!

24

Кирилл, всё-таки, вспомнил свои юношеские стихи. Он и сам понимал, что звучат они корявенько, но всё равно прочёл их Олесе.

Ты ворвалась в мою жизнь непрошено,

О моей беде не скорбя,

Ты, конечно, очень хорошая,

Если я полюбил тебя.

Ясноокая, голубоглазая,

Жизнерадостна и резва.

Я о том никому не рассказывал,

Что пропала моя голова.

Как найти тебя, между прочими?

Где ты ходишь в нашем краю?

Рад, что встретил тебя воочию.

Я во всём тебя узнаю:

В свете солнца, в майском цветении,

В чутко дрогнувших голосах,

И в бессонных моих волнениях,

И в счастливых твоих глазах…

Ну, и что же, что не свои? Ну, и что же, что корявенько? Для Олеси они прозвучали как ещё одно признание в любви. А какая женщина не хочет слышать о любви от любимого вновь и вновь?

Февраль 2018

Всё, возможно, будет не так, уж, и плохо!

1

– Татьяна Петровна, принесите мне документы всех наших сотрудниц в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет.

– Будет сделано, Антон Владимирович.

– Как Вы думаете, много у нас таких наберётся?

– Да уж, не мало.

– Тогда разберите их сразу на две подгруппы: замужем и нет.

– А детей учитывать?

– Детей?

– Ну, да. Женщины без детей всё же лучшие работники, чем с детьми. А с другой стороны, всегда есть вероятность, что забеременеют и вообще уйдут в декрет.

– Тогда давайте учитывать.

– А образование?

– Да, сделайте пометки.

Антону образование было не важно, но он не стал говорить об этом своему начальнику отдела кадров – пусть думает, что он подбирает сотрудницу на новую должность, а не жену.

2

Когда Татьяна Петровна притащила ему три увесистые стопки, он подумал, что надо бы было тщательнее продумать критерии отбора, но, с другой стороны, швейное производство – женское царство, и чем больше выбор, тем больше возможностей…

На мысль поискать кандидатку на роль жены и матери его будущего сына, Антона Владимировича натолкнул разговор с Верой Семёновной, врачом-гинекологом, к которой он водил Кристину, утверждающую, что она беременна от него. На его гипотетическое замечание – существуют ли на свете честные женщины? (это когда стало понятно, что беременность опять не его заслуга), она, как всегда коротко и грубовато-прямо, ответила, что он не там ищет, потому и ошибается.

Вера Семёновна была в его жизни единственной женщиной после смерти мамы, мнение которой он уважал и прислушивался к нему. Они не были друзьями, которые перезваниваются не только по праздникам, а просто знакомыми, если так можно назвать отношения пациента и врача, к которому тот не раз уже попадал на приём.

А началось всё года четыре назад, когда Антон привёл к ней на осмотр очередную свою подружку, а пожилая врачиха, больше похожая на учительницу, строго посмотрела на него поверх очков и спросила низким прокуренным голосом:

– Вы детей хотите или нет, молодой человек?

Слово «молодой» прозвучало в её устах с нескрываемой издёвкой, и Антон Владимирович впервые задумался над тем, что его недавно разменянный пятый десяток вряд ли можно отнести к этой возрастной категории. И это вызвало раздражение по отношению к врачихе. А уважение к ней появилось позже, уже после анализов, которые она предложила ему сдать, и результатами которых он был оглушён, обезоружен. Вот когда он почувствовал себя стариком, а Вера Семёновна ещё его же и успокаивала, положив руку ему на плечо, как когда-то делала мама, когда пыталась донести что-то мудрое до своего непутёвого сына. Она же и предложила сдать его сперму на хранение, выделив активные сперматозоиды, чтобы, когда он захочет иметь своих детей, у него была такая возможность.

– А можно ли определить отцовство уже на этом сроке беременности? – спросил Антон, задумавшись – а его ли это ребёнок?

– Конечно!

– Тогда запишите нас на ближайшее время.

– Это лишнее, – усмехнулась Вера Семёновна, – достаточно будет предложить это сделать Вашей подруге, и всё сразу станет ясно.

Уже стоя в дверях, Антон не выдержал, спросил:

– Как Вы догадались о моих проблемах?

– Опыт, молодой человек – пожала плечами пожилая женщина.

И в этой фразе уже не было насмешки, только констатация факта их возрастных различий.

И, кстати, с определением отцовства она тоже оказалась права – процедура не потребовалась. Как только он предложил девушке её пройти, она тут же исчезла с его горизонта. В дальнейшем всем своим подругам, утверждающим, что они беременны от него, Антон предлагал пройти тест на определение отцовства и потом сценарий разворачивался в трёх вариантах: кто-то из девушек исчезал насовсем, а кто-то из них появлялся через некоторое время (видимо, после аборта, но ссылаясь на «ложную тревогу»). Ну, а самых отчаянных приводил только к Вере Семёновне. Итог всё равно был один – к ребёнку ни одной из них он отношения не имел.

Сначала ему было забавно выводить подруг на чистую воду, потом появилась брезгливость по отношению к их методам достижения вожделенного обручального кольца, потому и вырвалась у него фраза в кабинете Веры Семёновны о честности всех женщин. А после её ответа Антон перебрал всех своих последних подруг, и очередной раз понял, как же она права! Они все были слеплены из одного теста: и по возрасту – от 25 до 28 (с младшими уж совсем было не интересно общаться – надо же было хоть о чём-то с ними говорить помимо занятий сексом, а старше-то и не было в той среде, где он выбирал очередную подружку, поскольку к этому возрасту все стремились уже выйти замуж), и по внешности – высокие стройные женщины-вамп с длинными каштановыми волосами и жгучими карими глазами. Все они к тому же были моделями, поскольку его швейный бизнес шёл в связке с модельным бизнесом его знакомого ещё по Московскому индустриальному техникуму Вальки Юлдашкину, так что знакомства мало того, что отвечали его вкусам, так за ними ещё и ходить далеко не надо было.

Когда же Антон сам себе положительно ответил на вопрос Веры Семёновны – хочет ли о н ребёнка? – его поиски подходящей жены и будущей матери начались в противоположном от модельного бизнеса направлении. Поскольку тусовочная среда была ничем не лучше, чем модельная, и куда двигаться дальше он не знал, то ему пришла в голову идея обратить взор на девушек с собственной фабрики. По тем критериям, которые он выделил для себя определяющими, всё вроде должно было получиться: девушка должна быть из провинции, попроще, чтобы замуж за него выходила с благодарностью за предоставленную возможность, опять же и со здоровьем у провинциалок дела обстояли получше, чем у москвичек, отравленных выхлопными газами многомиллионной столицы. Зачатки интеллекта и кругозора (или хотя бы любопытства, выходящего за рамки шопинга), приветствовались, поскольку совсем уж с дурой находиться рядом было скучно. Внешность должна быть самая обыкновенная, ничем не примечательная, и уж конечно, не яркая. Вот только с возрастом пришлось остановиться на том же диапазоне, поскольку по совокупности различных факторов возраст от 25 до 30 оказался самым репродуктивным…

Антон отодвинул от себя кучку документов замужних дам и углубился в документы незамужних без детей, оставив третью пачку с детьми в качестве резерва. И не так страшен оказался чёрт, как его малюют. После просмотра первой пачки, претенденток всего-то осталось трое. Антон Владимирович вызвал их по одной к себе в кабинет и к концу рабочего дня понял, что придётся пересматривать и третью пачку, где были матери-одиночки.

Одна тряслась от страха как осиновый лист и не могла толком связать двух слов. У второй такой алчностью загорелись глаза, и она высыпала на Антона Владимировича такую хвалебную песнь о себе, любимой, и кучу сплетен о своих подругах и начальнице, что ему стало противно. Третья ему в принципе понравилась, пока к концу разговора он не сообразил, что она уже вовсю кокетничает с ним, строя глазки и как бы нечаянно облизывая свои пухленькие губки.

Из третьей кипы документов Антон Владимирович выбрал двух женщин с дочками, так как сына-наследника желал своего собственного, а не приёмного. Первая претендентка ему понравилась, в ней чувствовался характер, на вопросы отвечала чётко, только суховато как-то, да и внешность у неё была вся какая-то угловатая, но держалась уверенно, а на лицо же он решил не обращать внимания, так к чему придирки? Только когда он подошёл к вопросам о семье: планирует ли она в ближайшее время выходить замуж? рожать ещё детей? – женщина проявила не просто сухость, а прямо-таки агрессивность, сказав, что «козлов» с неё достаточно и вешать на себя дополнительную «обузу» она больше не собирается, так что он может быть спокоен – все силы она будет отдавать работе. Чувствовать себя очередным «козлом», а о собственном сыне думать, как об обузе, совсем не хотелось.

Разговор с последней претенденткой Антон Владимирович отложил на завтра, решив предварительно переговорить с её начальницей – главбухом Зоей Алексеевной. Во-первых, он устал от этих разговоров так, как будто вернулись те времена, когда он по ночам разгружал вагоны на сортировочной станции, чтобы не тянуть деньги на карманные расходы с родителей. А во-вторых, он вспомнил, что она что-то там рассказывала год назад, когда уговаривала взять девушку с ребёнком и без солидного опыта на ответственную должность бухгалтера-экономиста, то ли как о своей землячке, то ли даже дальней родственнице. Может, переговорив с главбухом, ему и не придётся ещё раз проходить через эти выматывающие разговоры? Но тогда надо будет придумывать какой-то другой план появления наследника…

3

– Зоя Алексеевна, напомните мне, что Вы там мне рассказывали, когда принимали на работу Анастасию Голубкину?

– А что случилось? – встревожилась главбух, тут же подумав о происках финансового директора – Елены Аркадьевны, с которой они недолюбливали друг друга. Внешне это проявлялось в подчёркнуто-вежливом общении между собой, даже когда они были с диаметрально-противоположными мнениями по тому или иному вопросу, а так случалось почти всегда. Антон Владимирович только посмеивался на это их противостояние и всегда принимал решение среднестатистическое между их высказываниями.

– Да ничего не случилось! Просто расскажите мне по новой кто она, откуда, кем Вам приходится. Я что-то подзабыл. (Правдивее было бы сказать – не слушал. Сотрудники отделов для него всегда были зоной ответственности их начальников, а потому, если уж главбуху приспичило заниматься благотворительностью, принимая на работу неопытную сотрудницу, да ещё и с маленьким ребёнком, – это будет её проблема, которая на качестве работы, конечно, отразиться не должна). Ну, и как она вообще, как работник?

Зоя Алексеевна решив, что последний вопрос является основным, а остальное – просто камуфляж к нему, сразу ринулась отвечать на него:

– Настя – замечательный сотрудник, быстро учится, трудолюбивая, аккуратная, сообразительная. И Вы как хотите, Антон Владимирович, но я её Елене Аркадьевне не отдам, насмерть буду стоять!

Антон Владимирович с удивлением уставился на разволновавшуюся Зою Алексеевну, поскольку та всегда отличалась непоколебимым спокойствием, а о поползновениях своего финансового директора забрать себе сотрудника бухгалтерии слыхом не слыхивал.

– А как же маленький ребёнок? У неё дочка, кажется? Неужели ни разу даже на больничный не садилась?

– Сашенька, конечно, болеет иногда, и я отпускаю Настю на пару-тройку дней с ней посидеть дома, но она и там работает, так что на работе бухгалтерии это никак не отражается.

– Может, мне тогда всех по домам отпускать работать? – съехидничал начальник.

(«Наябедничала-таки, Ленка, – решила главбух, – Ну, я тебе устрою весёлую жизнь! Попляшешь ещё у меня! А Анастасии всё равно тебе, мегере, не видать!»)

– Обязуюсь немедленно исправить все Ваши замечания по работе бухгалтерии, – покаянным тоном произнесла Зоя Алексеевна.

(Это была её коронная фраза, после которой Антон Владимирович понимал, что дальше давить на главбуха бесполезно – себе дороже. Да ему и вообще было наплевать, какой там Анастасия Голубкина работник, а потому решил успокоить раскипятившегося главбуха и вернуть разговор в интересующее его русло).

– Успокойтесь, нет у меня к Вам замечаний. Пока. А будут – обязательно исправите, – поставил он на место Зою Алексеевну, – Так кем она Вам приходится? Племянницей, что ли?

– Настя? Нет, какая она мне племянница. Может и есть какое-то дальнее родство, поскольку из одной деревни, но я не знаю. Мы с ней летом только и виделись. Я в отпуск к маме приезжала, а она на всё лето к своему дедушке, моему соседу – деду Трофиму. А последнее время мы с ней вообще не общались. Мама моя умерла, и мне уже незачем стало ездить в деревню.

– А дальше? Как я понимаю, постоянно в деревне она не жила. Почему приехала в Москву? Как Вас нашла? – завалил Антон Владимирович замолчавшую Зою Алексеевну, решившую, что она уже всё рассказала.

– Нет, в Пеньки она только к дедушке приезжала, а сама с родителями жила в районном центре Моршанск. Только там работать стало негде. И камвольный комбинат, и табачная фабрика закрылись, молодёжь стала ездить на работу вахтенным методом в соседние города: Тамбов, Пензу, Москву. Но с маленьким ребёнком на руках уезжать в неизвестность было слишком рискованно, вот она и спрашивала по знакомым – может ли кто ей помочь устроиться на работу? Так и до меня дошла. А тут у нас как раз образовалась вакансия по её профилю бухгалтера-экономиста, хоть и временная, на время декретного отпуска Светланы, но всё же работа с хорошей зарплатой на целых три года. Настя очень обрадовалась. Вы не думайте, Антон Владимирович, я её целую неделю испытывала, прежде чем к Вам прийти с её кандидатурой. А уж когда Вы её разрешили взять, она поехала за Сашенькой к своим родителям.

– А живёт она здесь где?

– С жильём повезло: Людмила Васильевна пристроила её к своей одинокой соседке. Она одна в двушке живет, родных никого нет. По дому ещё передвигается, а на улицу уже тяжко выходить. Вот у неё Настя с Сашенькой и живут. Настя весь быт на себя взяла, за бабушкой ухаживает, а та с неё за это арендную плату не берёт.

Про отца Сашеньки Зоя Алексеевна ничего не знала – сама Настя об этом не рассказывала, а деревенских сплетен главбух не слышала, поскольку уже давно не заезжала на свою малую родину. На этом расспросы Антона Владимировича и закончились.

Зоя Алексеевна ушла от начальника в полном недоумении: с происками её вечной оппонентки расспросы Антона Владимировича не вязались. Ни о какой новой должностной единице, на которую он подбирал кандидатуру, не знала не только она, главбух, но и начальник отдела кадров. Да и что это была за должность, ради которой он проводил собеседования, да ещё и единолично сам, со швеёй, закройщицей и заведующей складом, а теперь расспрашивал о бухгалтере-экономисте? Ох, грядут, видимо, кардинальные перемены! Надо с Ленкой посоветоваться…

(Как бы ни грызлись Зоя Алексеевна и Елена Аркадьевна, они обе признавали профессионализм друг друга, а потому в глубине души относились друг к другу с уважением. И даже объединяли усилия, когда их любимой фабрике грозили внешние неприятности. А сколько их уже было в нашей богатой на катаклизмы родине – батюшки светы, только держись! Но выстояли же! И во время дефолта, и в беспределе перестройки… Как пристяжные лошади за коренником – Антоном Владимировичем, хотя и был он их обоих младше лет на десять, вывозила тройка фабрику из всех перипетий, и сейчас не подкачает!) Но мозговой штурм ничего не дал – так они и не пришли ни к какому разумному выводу.

К.Васильев «Жница»

А Антон задумчиво разглядывал простое русское лицо Анастасии Голубкиной: светлые волосы, заплетённые в толстую косу, похоже, голубые глаза (жаль, фотография в деле была чёрно-белой), круглое лицо со спокойным выражением. Такие лица любил рисовать Константин Васильев на своих картинах.

Хороший работник и мать-одиночка. Вот и всё, что удалось выяснить Антону Владимировичу о последней претендентке на почётное звание его будущей жены и матери его сына. Впрочем, и этого было не мало: раз с работой справляется – значит, с мозгами всё в порядке, человек вроде неплохой, вон с какой теплотой и заботой говорила о ней и её дочери Зоя Алексеевна, опять же, с рождением ребёнка проблем быть не должно – родила одного, значит, нет проблем родить и второго. Материальное положение тоже – не ах, а значит, по идее, должна с благодарностью принять его предложение о замужестве и рождении ему сына. С бытом знакома не понаслышке,

следовательно, об этот риф их семейная лодка не разобьётся.

И Антон отправился домой в самом радужном расположении духа – похоже, его план обретает черты реальности. Что ж, поглядим, как сложится его завтрашний разговор с Анастасией Голубкиной!

4

Настя в кабинете начальника на вопросы отвечала спокойно, хотя и чувствовалось, что волновалась. Да и как тут не переживать? Она впервые так близко общалась с хозяином фабрики, до этого видела его только несколько раз, и то мельком, издалека. По большому счёту, за своё место она не переживала, поскольку на фабрике уже вовсю обсуждалось и гадалось – на какую должность шеф подбирает специалиста, и для тех, с кем он уже переговорил, никаких негативных последствий пока не было.

Антону Владимировичу понравилось, с каким достоинством держалась женщина. Единственно, первое впечатление было испорчено её внешним видом. Он-то ожидал увидеть длинную косу, как предполагалось по фотографии, а Анастасия зашла со стрижеными волосами гладко уложенной причёски. Антон Владимирович даже не удержался, спросил: