Глава двадцать первая
Я верила, что в этом мире пробуждение ото сна, подобно естественному вздоху, должно быть свободным и непринужденным, что бы душа компенсировала полноту ощущений и потерянную энергию. Если проснуться через силу под посторонние звуки или по принуждению, то душа обречена печально предаваться обыденной суете весь день. Я верила, что настроение дня формируется от того, насколько приятным окажется утро.
Правда, какое сейчас время суток, я знать не могла, но открыв глаза, сразу почувствовала, как потягиваюсь, релаксируя от удовольствия после полноценного сна. Сколько же я времени проспала?
Сознание восстанавливало последние события, я лежала на спине, открытыми глазами уставившись в потолок, но мысли мои были очень далеко.
Итак, я в Ордене, хоть клятву и не приносила. Теперь Таша и Глория с Лаурой под их защитой, а меня ждет встреча с каким-то Просвещенным. Кто он? Меня начинают пугать новые знакомства, если они будут такими же, как и с главенствующей троицей. Орден удерживает в своих рядах nebesis не только путем шантажа родных, сантегум, окаменевшая кровь, позволяет Ордену определять местонахождение nebesis и призывать его, где бы он не находился, древние законы позволяли пользоваться только одной каплей крови, но Доминик пошел дальше, чем больше крови, тем выше его власть над nebesis. Но как он мог прибегнуть к этому со своим собственным сыном и подвергнуть его такому контролю? Томас!
В голове сразу же возник его образ, и тепло стало разливаться по мне, как парное молоко, глубокий вздох вырвался из груди, и внутри меня проснулась стая трепещущих бабочек. Но сцена с Соломеей предстала перед глазами и бабочки забились пуще прежнего. Она целовала его! Касалась руками, гладила и прижималась так, будто взывала к его мужской природе. Мне снова стало горько, так сильно захотелось оказаться на ее месте, прикоснуться к его щеке, почувствовать тепло его рук, как тогда на скамейке за школой. Поцеловать его! Боже, я об этом и не мечтала. Я встала и прошлась по комнате, провела рукой по балдахину, крупными волнами струящийся к полу, затем по спинке кресла и столу. Я что-то чувствовала. Меня тянуло, звало что-то вперед, сердце бешено застучало и я, не противясь зову, маленькими шажками подошла к стене. Ведь эта стена смежная! – осенило меня. Стена, за которой располагается комната Томаса, и он был так близок, если бы она не разделяла нас. Я прикоснулась рукой к стене, почувствовав сильное томление в груди, мне стало так жарко и трепетно, что руки задрожали. Что со мной? Я прикасаюсь к стене, будто к чему-то живому, ощущаю практически пульс и стук сердца. Или это мой собственный? Закрыв глаза, я стала медленно гладить поверхность стены, чувствуя, как мной овладевает сладостное ощущение, опустив голову, я уперлась лбом в стену. Вихрь невероятных ощущений закружил меня, образ Томаса, его глаза, легкие прикосновения, горячий шепот- все образы калейдоскопом сменялись в голове, мое дыхание участилось, по коже пробежали мурашки, обгоняя друг друга. Я приоткрыла глаза и отпрянула от нее.
– Томас! – в ужасе, что была застигнута врасплох, прошептала я. Как? Что такое?
Напротив меня, будто мое отражение, стоял Томас, примерно, в той же позе, что и я, прислонив руку к стене и упираясь лбом. Обнаженный торс красиво играл мышцами. На его лице застыло выражение крайнего очарования момента, закрыв глаза, он словно переживал те же самые ощущения, что и я. И тут я заметила раны, над бровью, на плече, на боку под ребрами – следы борьбы с небольшими кровоподтеками, лишь на боку рана была скрыта эластичной повязкой. Что же случилось? Его снова пытали? На мой шепот он не отреагировал, я снова ощупала стену, физически она была, но я смотрела сквозь нее, как сквозь хрустальную завесу. Я пододвинулась поближе. Неужели это еще одно чудесное действо моей магии? Я прикоснулась к тому месту, где по ту сторону была рука Томаса, наши пальцы уже давно бы сомкнулись, но они уперлась в преграду.
– Томас?! – тихо позвала я его, но он не шелохнулся. Перебирая пальчиками по стене, я приблизилась к его лицу и готовая вот-вот коснуться его волос, вновь наткнулась на прозрачную, но твердую поверхность.
Моя проверка доказала лишь одно, он меня не слышит. Значит ли это, что стена прозрачна только с одной стороны? Я вздохнула и, не сдерживая порыва, прижалась к стене, будто ее и не было. Это выглядело так нелепо со стороны и так безрассудно чувственно внутри, но в этот момент я ощутила эту близость, волна блаженства и нежности окутала меня, проникая в каждую клеточку, в каждую частичку меня.
Томас шевельнулся, поднял голову и открыл глаза. Да, он не видел меня. Не убирая руки от стены, он резко повернул голову в сторону, словно услышал шум. Я оторвалась от стены, наблюдая за ним. Он быстро подошел к краю кровати, схватив лежавшую на ней белую футболку, и поспешно натянул ее на себя, подходя к дверному проему. Как только футболка облегла его подтянутый торс, в комнату вплыла Соломея. Ее тонкие изящные ручки сразу потянулись к Томасу, ладошки легли на грудь, но Томас, сжав их двумя руками, тот час опустил вниз.
Я не слышала их разговора, стена осталась непроницаемой для звуков, я лишь стояла и смотрела, как Соломея всеми силами старалась прильнуть к Томасу в поцелуе. Он сдержанно отстранялся, тактично убирал ее руки со своего пояса, что-то одновременно ей объясняя.
Глупо было бы не замечать ее усилий. И уж еще глупее не признаваться самой себе, что цель ее визита мне вполне понятна. Она пришла соблазнить его. В красном сари, будто в нижнем кружевном белье, она то и дело пыталась привлечь его внимание. Томас старательно уворачивался, что вызывало у меня глубокое облегчение. Что было бы со мной, если бы он не стал сдерживаться и пошел на поводу у инстинктов? Да еще на моих глазах, где прозрачная поверхность стены, как в зеркале, демонстрировало все происходящее.
Я опустила взгляд. Что же мне теперь делать с этой чистого вида панорамой в моей комнате? Дааа, преподнесла же мне сюрприз моя магия!
Не успела я опомниться, как Соломея исчезла, а Томас остался один. Он прошелся по комнате, снова коснулся смежной стены, замер на одно лишь мгновение, а затем резко вышел из кельи. Спустя несколько секунд, я услышала у своей двери стук. Это он! Меня охватил трепет и волнение. Что делать? Открыть ему? И как я объясню декорацию своей стены? Признаться, что я видела его, видела Соломею в его спальне и ее попытки обольщения? Нет, нет, не открою! – решила я, пусть думает, что я еще сплю или меня вообще нет.
Стук повторился еще раз, а затем стих. Как хорошо, что ничья магия, кроме моей, не откроет эту дверь, Лея права, этот уголок может стать самым укромным, тем более когда я вижу многое, а меня не видит никто.
Томас вернулся в свою комнату и упал спиною на кровать.
Я вздохнула и повернулась к нему спиной. Вновь оглядела свою келью, а потом себя. Интересно здесь предусмотрен душ или что-то в этом роде? Да и переодеться тоже бы не помешало. Я обошла всю свою келью, осматривая каждый уголок на наличие выступов или наоборот выемок, вдруг где-то предусмотрительно сокрыта тайная комнатка для личных нужд. Но я ничего не нашла. Вот бы сейчас домой, в свою ванную под теплый душ, смыть с себя следы прошедших дней, вот тогда я бы точно задышала полной грудью. Повидать бы Ташу, обнять бы Глорию, убедиться, что они в порядке. Тоска расползлась внутри меня как кофе, пролитое на белую скатерть. Ничего же страшного не произойдет, если я на полчасика отлучусь домой?
С этими мыслями я подошла к двери, заветная печать легла на дверь и проем открылся. Ряды светильников Нейли поредели, некоторые клубочки света развеялись, оставив пустые места – кому-то сегодня придется поработать. Прямой коридор привел меня прямо к выходу. Я не знала наверняка, как действует механизм перемещения уровней, но надеялась на удачу и свою магию. Печать сработала, и двери распахнулись, передо мной предстал главный центр, который хранил в себе выход в дом Майерсов. Вокруг было довольно оживленно, небольшие группы то тут, то там что-то обсуждали. Я сделала несколько шагов, чтобы двери за мной сомкнулись, и тихонько пошла вперед. Гул снова смолк, очередной раз я почувствовала устремленные на меня оценивающие взгляды.
– Ева! – и передо мной возник бритоголовый, – что ты здесь делаешь? Разве ты…
– Разве я, что, Велес? – резче, чем хотелось бы, оборвала я его, – не ожидал увидеть меня целой и невредимой?
– Да ну, Орден не причинил бы тебе вреда. С Вашим появлением тут многое изменилось.
– Что же именно? – рассеянно спросила я, заглядывая ему за спину, видимость прохода таяла на глазах, кольцо любопытных сужалось.
– Это правда то, что ты сделала с Лукасом? – раздался голос за спиной. Широкоплечий брюнет смотрел на меня с излишним беспокойством.
– А, правда, что Томас призвал богиню и теперь стал бессмертным? – очередной вопрос представительницы женского пола поверг меня в легкий шок.
– Новости распространяются слишком быстро, – рассмеялся Велес, – слухи о тебе и четвертой магии и о вступлении Томаса в Орден дошли до тудоров, они пытались нанести удар.
Пугающая мысль взорвалась в моей голове. Так вот откуда у Томаса ссадины и раны – его послали на бой!!! Сердце ахнуло и упало куда-то вниз.
– У тудоров не было шансов, – снова рассмеялся Велес, – Томас один справится с десятком противников, к тому же Соломея всех излечила.
Пазлы стали складываться воедино. Ссадины на его теле, появление Соломеи и ее попытки сближения. Только Томас отказался от ее услуг, даже ради исцеления собственных ран. И все это ему досталось, пока я безмятежно спала.
– Ева! – услышала я свое имя и обернулась. Ярко-красные туфли Леи снова оказались в поле моего зрения, – дорогая, мы все так долго ждали твоего пробуждения, Алан с ума сходит.
– Долго? – удивленно вскинула я брови, пока Лея обнимала меня, а толпа рассеивалась.
– Целые сутки! – выдала Лея, – ты куда-то собиралась?
Вот это да! Я проспала целые сутки?! Взгляд Леи устремился по проходу до самого портала, и я уже знала, что она догадалась обо всем.
– Пойдем со мной, я тебе кое-что покажу, – мягко улыбнувшись, Лея приобняла меня за плечи.
– Постой! – плеча коснулась рука Велеса, и я повернулась к нему лицом, – я хотел извиниться перед тобой за тот поступок, – с виноватым видом начал он, – иногда задачи Ордена не совсем нам по вкусу, но мы обязаны их выполнять.
– Поступки человека, который себе не принадлежит, врядли заслужат моих извинений, – с грустью ответила я и поспешила вслед за Леей.
Может зря я так? Пусть он и зависим от Ордена, но, как и все, лишь из лучших побуждений – защитить своих родных. Как он мог противиться, если в руках Ордена их защита?
Лея сочувствующим взглядом посмотрела на меня и погладила по моей руке.
– Всего лишь на полчасика, – с виноватым видом прошептала я, – и переодеться тоже.
– С ними все в порядке, а на счет второго это поправимо и здесь.
Я как прикованная проследила за печатью Леи, с грустью понимая, что встречу придется отложить.
Глава двадцать вторая
Келья Леи была ни больше, ни меньше моей, а точь-в-точь такой же. Пригласив меня к себе, она загадочно улыбалась, пока я рассматривала ее апартаменты.
Я задержала взгляд на фотографии молодой женщины с двумя близнецами. В центре фотографии я узнала Лею, и у меня не было сомнений, что двое других – ее сыновья, Алан и его брат-близнец.
– Алан и Кай, – с грустью в голосе прокомментировала Лея, – на фотографии им шестнадцать. До восемнадцати лет определить, кто из близнецов nebesis, невозможно. Как только стало ясно, что это Алан, я все рассказала обоим. Я уже была в Ордене, и Алан последовал моему примеру, чтобы обезопасить брата. Кай все время был с ним, поддерживал и, когда Алан получил задание
Ордена стать проводником нового nebesis, он среди десятка пар, выбрал тебя, Кай помогал в поисках. Только Орден посчитал угрозой знания Кая и послал к нему Фабиана, – Лея замолчала, ее голос дрожал, а я вспомнила, что мне говорил Томас о Фабиане. Я была потрясена рассказом Леи, и жестокостью Ордена, который в одно мгновение разрушил семью, лишил мать сына, а Алана родного брата. Насколько надо ощущать свою власть, чтобы использовать ее в таких целях?
– Где он сейчас? – осторожно спросила я, боясь еще больше взбередить раны Леи, как матери.
– Он в столице, у него все хорошо, – Лея повернулась ко мне, ее глаза были влажными от гордости за сына, – он учится на юриста, живет с отцом и ни в чем не нуждается, – сквозь показную радость, я все равно почувствовала боль от разлуки с сыном. Я тоже, когда-то думала, что у меня все есть и я ни в чем не нуждаюсь и, лишь узнав Глорию, поняла, как мне не хватало материнского тепла и заботы. Ох, как же Лея заблуждалась, говоря так, или этими словами она и себя убеждала верить в это? – мой сын очень любит тебя, Ева. Любовь к тебе компенсировала ему потерю брата. Если и ты полюбишь его…
От подобного откровения стало не по себе. Незаконченная фраза вызывала ощущение неприкрытого стремления, чтобы так и было. Но как сказать Леи, что мое сердце уже не свободно?
Мой взгляд остановился на большом зеркале в центре стены, зеркальная поверхность которого была преломлена стоявшей напротив меня фигурой. Взгляд Алана был прикован ко мне. До конца выйдя из межкомнатной арки, он оказался рядом и взял меня за руку.
Стук в дверь раздался неожиданно, и Алан схватив меня за руку, потянул к себе.
– Томас?
– Лея, ты Еву не видела? Мне кажется, что она слишком долго не выходит. Я начинаю беспокоиться, – голос Томаса был действительно взволнованный, и только я сделала шаг, что бы показаться ему, как Алан снова потянул меня в сторону.
– Нет, Томас, я не видела Еву, – интонация Леи стала ледяной, – и вообще, оставь девочку в покое, ничего кроме неприятностей ты ей не принесешь.
Лея соврала!? Но зачем? Я была удивлена поступком Леи, и мой вопрос отразился в моих глазах, когда я посмотрела на Алана. Его рука вдруг скользнула по моей талии, сильно сжимая ее, и мы мягко, как нож масло, прорезали зеркальную поверхность и оказались в смежной келье. Меня охватило неприятное чувство чужой игры, где мне отвели главную роль, но забыли посветить в сценарий.
– Ева, – прошептал Алан, и его рука коснулась моей щеки. Взглянув в его глаза, я увидела в них разливающееся черное золото, оплавленное жарким пламенем чувств. Схватка на моей талии ослабла, но рука никуда не делась, – я сходил с ума, пока тебя не было рядом. Ни какой бой не остановил бы меня, чтобы вернуться к тебе, – я слышала, как рядом учащенно бьется его сердце, пытаясь попасть в ритм моего, чувствовала, как сбилось его дыхание, стоило глазам упасть на мои губы.
– Алан, – все заходило слишком далеко, его чувства вот-вот преодолеют предел сдержанности и я понимала, что сейчас настал как раз тот момент, чтобы поговорить об этом, как я и хотела, – Лея сказала…
Но была остановлена прижатым к моим губам пальцем.
– Я слышал, что сказала моя мать, – охрипшим голосом оборвал он, не сводя глаз с моих губ, и я сделала попытку вырваться из объятий и отойти в сторону, – но не она должна была это говорить.
– Алан, если это правда, то, пожалуйста, не надо продолжать, – я сделала несколько шагов назад, чтобы увеличить расстояние между нами.
– Это еще почему? Ева, я влюблен в тебя! – решительно признался Алан, – не было ни дня, когда бы я не думал о тебе, с тех пор, как увидел на фотографии. Но и это не сравнится с тем потоком чувств, которые бурлят во мне, когда я рядом с тобой. С момента, как я увидел тебя, все в моей жизни изменилось, понимаешь? Пустота ушла, я нашел ту, что делает мое сердце живым. Ты не можешь просить меня не продолжать, потому что, ты нужна мне, – голос Алана был настолько волнительный, что моя уверенность дрогнула. В его глазах вспыхнула уже не вспышка, а целый пожар, обдающий меня своим жаром, проникающий под тонкую ткань, дальше под кожу и в кровь, – если есть причина, по которой ты не можешь принять это, назови ее.
Я обняла себя за плечи, пытаясь унять дрожь во всем теле, и невольно взглянула в сторону зеркальной арки, мысль о Томасе всколыхнула сознание.
– Он? – вдруг осенило Алана, – из-за него? – надломленным голосом прорычал он, – господи, зачем он тебе, Ева? С ним одни проблемы. Он с первых же дней не верил в тебя, предпочел другую. У него сомнительное прошлое и дерьмовая наследственность, он привык лгать, скрывать и обманывать, – ревность выводила его из себя, – он убийца, Ева!
Каждое слово Алана било по сердцу словно плетью, я вся сжалась от подступившего потока слез, – Ева…, – он протянул руку, но я отпрянула в сторону, – я понимаю, что ты еще слишком юна, чтобы разобраться в истинных чувствах, – сам сделал удобные ему выводы, Алан, – просто не отвечай сейчас, хорошо?
Голос Алана смягчился, и я тоже стала успокаиваться, буря прошла. Совсем не так я представляла наш разговор, когда речь заходит о чувствах, я теряюсь и замыкаюсь. Почему такая неуверенность? Откуда сомнения и растерянность?
– Мне надо побыть одной, – сейчас мой голос был ровный и твердый, что же было несколько минут назад, когда я тряслась, как осиновый листик на ветру? Я шагнула в зеркальную арку и снова очутилась в келье Леи, которая нервно ожидала моего возвращения.
– Он мой единственный сын, который знает и помнит меня, Ева. Я всегда буду на его стороне. Что стоит и тебе полюбить его? – взгляд Леи был почти умоляющим.
– Это будет стоить мне сердца, – тихо прошептала я, выходя из ее кельи.
Решительность и ясность вновь вернулись ко мне. И все последние события предстали в несколько ином свете. Чувства Алана были настолько глубоки, что их нельзя было назвать увлеченностью, да и вспышки ревности игнорировать было глупо. Он год провел в академии Ордена, чтобы научиться контролю магии, весь этот год он лелеял мысль, что станет моим проводником, и он все это время верил, что я это я, вопреки всему. А Лея, лишившись второго сына, всю себя посвятила тому, что остался с ней и когда его выбор пал на меня, она решила во всем ему помочь. Не смахивает ли это все на заранее подготовленный план по соблазнению?
Но и как ее можно винить в этом, ведь любая мать хочет лучшего для сына?
Я остановилась. Коридор, который вел к моей келье, был погружен во мрак, под потолком не осталось ни одного светильничка Нейли. Я не боялась темноты, с детства привыкшая бродить по дому, пока отец бросался по вызову к пострадавшим, научили меня стойко и с привычным терпением относиться к темным углам и проходам. Но, то был мой дом. Здесь же от Ордена можно было ожидать все, что угодно.
Я осторожно шагнула вперед, другого выхода не было, мое укрытие было так близко, всего шаг и я смогу уткнуться в подушку и забыться сном. От неожиданного касания я вздрогнула, кто-то схватил меня за руку и куда-то потащил за собой. Руку отпустили лишь, когда я оказалась в освещенной келье. Напротив меня стоял Томас, в белой футболке и черных кожаных штанах, таким я видела его, когда проснулась.
– Что ты делаешь?
– Нам надо поговорить, я ждал, когда ты проснешься, чтобы все тебе объяснить. Ты ведь была там, с ним…, – голос Томаса болезненно дрогнул, – Лея солгала мне и я прекрасно понимаю зачем, но не могу оставить все вот так.
– Как так?
– Я расскажу тебе все, а дальше ты сама все решишь, – Томас был удручен этой мыслью, а я с усилием сдерживалась, что бы не прикоснуться к его щеке, так безумно хотелось его успокоить, – присядь, рассказ будет не из легких, но я не хочу, что бы между нами остались секреты.
Взгляд Томаса затуманился. Я присела на подлокотник кресла и затаила дыхание, собрав все чувства в один большой комок. Я сосредоточилась на том, что мне решил поведать Томас.
– Когда моя мать узнала, что ждет ребенка, срок уже был около трех недель. Обычно женщина отмечается меткой nebesis уже на третьи сутки и узнает о своей беременности раньше тех способов, которые применяли обычно. У матери метка не появилась, а значит, я должен был остаться там. Мой отец…, – и Томас сделал непроизвольную паузу, – не только занимал высокий пост в Правлении, но и обладал редким даром воливера – третьим глазом, который позволял преодолевать любые временные и континентальные расстояния, что бы общаться мысленно и видеть то, что не видно другим. С помощью третьего глаза он увидел моего брата близнеца, увидел, как тот умирает сразу же после рождения. Это означало только одно, что я тоже умру, потому что наши часы жизни отсчитывают ровно столько, сколько длится и жизнь близнеца. Этим мы повязаны с близнецами. Мать и отец решили направить меня сюда против существующих законов nebesis. И они сделали это когда начались роды. Я родился там, где не должен был рождаться. Остальное ты знаешь, брат умер, мать умерла, а отец отказался от меня…, – и снова пауза, – меня усыновил Доминик. Я рос в Ордене и считал его своим родным отцом ровно до шести лет. Тогда-то и появился мой настоящий отец, – Томас постучал по виску указательным пальцем, – он воспитал меня, научил сражаться, помог развить волю и стать независимым от Ордена и Доминика. Он всегда твердил, что мне нужно подготовиться к грядущему. Затем он назвал имя. Лаура Гиллмор…, – Томас внимательно посмотрел на меня, я внимала каждому его слову, а в голове все складывалось в весьма понятную очередность, – что она новая nebesis и мне во что бы то ни стало нужно ее защищать. К 18 годам я и без магии стал сильнее, чем любой, кто был в Ордене. Отец рассказывал мне все, законы, правила, обходные пути и слабые стороны противников. После того, как магия пробудилась, и я покинул Орден, я нашел Лауру и сблизился с ней…, – Томас виновато опустил голову, – я понял, что напутствие отца сыграло со мной злую шутку, когда появилась ты. Если Лаура была олицетворением безбашенности и высокомерия, то ты наоборот. И я понял что пропал, пытался следовать велению отца, выполнять его волю и держать свое слово, но тщетно. Один взгляд на тебя рушил все мое стремление придерживаться плана. Когда твоя магия пробудилась, я понял, что отец солгал мне, назвав вместо твоего имени, имя твоей сестры. Я пытался спросить с него объяснений, но отец молчит. Я не знаю, зачем он повел меня по ложному пути, зачем заставил верить ему и игнорировать собственное сердце. Но это знает Просвещенный, как знает и то, что происходит с тобой, – Томас подошел ко мне и присел передо мной на корточки, он мягко коснулся моих рук, повторяя тот же самый жест, как когда-то за школой, – теперь ты знаешь все.
– А как же Соломея? – получить ответ на этот вопрос было для меня не менее важно.
Томас улыбнулся краешком губ, а глаза посветлели.
– Между нами ничего не было, я помог ей однажды, когда у нее возникли проблемы с даром. Для исцеления ей достаточно просто коснуться губами внешней стороны руки, то, что произошло там, лишь плод ее прошлых фантазий, которые позволили ей воспользоваться ситуацией.
Я смотрела на Томаса и не могла отвести глаз, нежное поглаживание рук делало момент сказочным. Я снова верила ему, уже безоговорочно, безусловно, и в полную силу, мне стали понятны многие недосказанности, пробелы заполнились, передо мной все предстало как на ладони. И не было ни страха, ни сомнений.
– Теперь между нами нет секретов, – Томас поднялся, – ты знаешь обо мне все, кем я был и кем стал. Осталось добавить только одно…, – Томас пристально посмотрел на меня, – я люблю тебя, Ева Гиллмор. Но если сейчас ты захочешь уйти, знай, что это ничего не изменит.
Сердце обливалось медовой патокой, когда я встала и выпрямилась. Задержав дыхание, я шагнула к выходу и остановилась через несколько шагов. Томас стоял, не шевельнувшись, он смотрел мне вслед хмуро и с отчаянием.
– Я не хочу уходить, – осторожно прошептала я, обернувшись.
– Что?
– Я не хочу уходить, – повторила я чуть громче и решительней.
Через секунду Томас был около меня, его глаза засеребрились, будто звезды и я почувствовала как тону в его объятиях. Я обвила его шею, прижимаясь к нему, как в своих утренних фантазиях, его руки скользнули по моей талии и поднялись по спине выше. Он зарылся лицом в мои волосы и много-много раз прошептал мое имя, отчего я почувствовала слабость во всем теле. Какую необыкновенную эйфорию могут принести всего лишь легкие прикосновения и омут его глаз, смотрящий на тебя с обожанием и нежностью, его улыбка озаряла все вокруг, а в моей груди заиграла божественная арфа. В этот момент я поняла, что такое Любовь.