Айлин была искренне озадачена – Ричард не шутил.
– Ответственность! Разве им знакомо это слово? На кого, по-твоему, я могу положиться? Югаи всегда настроены враждебно. Что я от них вижу? Одни нападки. Советам Дрём-Лисов нельзя верить, эти везде ищут свою выгоду, просчитывают на сто шагов вперёд и юлят, метут хвостами. А Танита Бастет… Я люблю Таниту. Но сам знаешь, она избегает участия в общественной жизни, для неё нет ничего важнее семьи.
– Вдруг подскажет что-то дельное? Она такая разумная. И ты забыла Мемфи Вана.
Айлин всплеснула руками.
– Как я могла! Ведь у Мемфи всегда готов план – он немедленно предложит мне руку и сердце. Всякий раз, как меня видит, просто не способен говорить ни о чём другом.
– Ну, ну, будь к нему снисходительна. Безответная любовь должна вызывать сочувствие.
– В мои деньги он влюблён, а не в меня, с его-то долгами! – Сцепив пальцы в замок и прижав к груди, она глубоко вздохнула. – Всё это, конечно, так мелко, с Ваном… особенно, когда случаются такие ужасные вещи как убийство совершенно беззащитных существ… Я о недавней потраве, Ричард. Ведь надо что-то делать. Я давно предлагаю покончить с этими бандитами-подземщиками. Найти их главаря Когтя и разделаться с ним!
– Извини, сестра, тут я не в силах помочь, – негромко, но твёрдо сказал господин Горн.
Сантэ высоко подпрыгнула и, перевернувшись в воздухе, совершила мягкую посадку на ковёр. Айлин и господин Горн посмотрели друг другу в глаза.
Яростно вращая хвостом, Сантэ повторила свой акробатический этюд, и господин Горн забеспокоился, засуетился, нашаривая трость.
– Кажется, мне пора…
– Сто семь загубленных жизней, Ричард! – в отчаянии закричала Айлин. – Не отворачивайся! И не делай вид, что ты меня не слышишь! Я не прощу тебя… ни за что… если ты снова… – Голос у неё срывался. – Ты же весь в нашего отца, всех знаешь и всюду вхож! Кого ещё мне просить?
– Куда шляпа подевалась? – пробормотал господин Горн, озираясь по сторонам, и вдруг резво вскочил на ноги – тяжёлое кресло под ним с громким хлопком сплющилось в тончайший зелёный прямоугольник, который, поколыхавшись, завалился набок.
Исполнив очередной кульбит, Сантэ легче пуха взлетела под потолок и вцепилась когтями в хрустальную люстру. От испуга Айлин втянула голову в плечи.
– Сантэ… пожалуйста… слезь… – умоляющим голосом говорила она раскачивающейся на люстре кошке, а господин Горн, воспользовавшись моментом, схватил шляпу и заторопился к выходу.
– Задержался я тут… с вашими кувырками… Всего доброго… – Он выбежал в приёмную и со вздохом облегчения захлопнул за собой дверь.
Кристофер изо всех сил трудился за компьютером над игрой в стрелялки.
– Кто здесь? – спросил он, не повернув взмокшей головы.
Брат Айлин только махнул рукой, согнулся пополам и прокричал в замочную скважину:
– Я не хотел вмешиваться, Айлин, но, по-моему, с картами что-то не так!
Кристофер нервным движением прибавил звук, и сразу задребезжали стёкла в высоком окне приёмной.
В щель под дверью вылетел тонкий зелёный лист, господина Горна подхватило, понесло на нём по скользкому паркету, как на ледянке для катания с горы.
Шум из компьютера лавинообразно нарастал и спадал волнами. Ничего не замечая вокруг, Кристофер яростно щёлкал «мышью»:
– Бум! Бум! Бум!
Господин Горн, совершавший на бывшем кресле плавный виток по всей приёмной, производил впечатление человека бывалого: без единого вопля или стона, выгнувшись вперёд и широко расставив ноги, он обеими руками сосредоточенно опирался на трость и даже сумел избежать лобового столкновения с открытой дверью – ухватился за ручку и соскочил с зелёного прямоугольника, который выскользнул в коридор.
– Уф… дальше я сам, благодарю… – Господин Горн исчез.
– А?! – крикнул Кристофер, не сводя глаз с экрана. – Что?!
В приёмную выскочила взбешённая Айлин.
– Сбежал? Ненавижу… Кристофер!
Кристофер продолжал играть.
– Сейчас, госпожа… госпожа… Нет! – вдруг заорал он совершенно диким голосом и со всей силы треснул «мышью» по столу.
– Мау, что творится, – простонала Айлин, без сил привалившись к косяку.
Кристофер выключил звук и поспешно пододвинул к себе груду папок с бумагами. В это мгновение за спиной Айлин раздался грохот и звук разбитого стекла. Она зажмурилась, обхватив голову руками, потом осторожно заглянула в кабинет.
– Сантэ, ты не пострадала, дорогая?!
Но там уже никого не было, только потерпевшая крушение люстра лежала на боку, рассыпав по ковру тысячи сверкающих висюлек и осколков – они бешено хрустели, когда Айлин прошествовала к столу.
Она извлекла из ящика карточную колоду и, расчистив от бумаг место на столе, швырнула карты рубашками вниз. Нервными, скользящими движениями пальцев разложила по одной.
– С ними всё так, братец, – прошептала Айлин, пристально разглядывая карты. – Абсолютно! А вот с тобой…
Собрав и тасуя колоду, она долго боролась с желанием испытать судьбу, узнать, какая на этот раз выпадет карта, если она решится её вытащить, но всё же, стиснув зубы, убрала карты в стол.
Кристофер вызвал Фелиси, и она занялась уборкой, а Мартон с одним из охранников потащили пострадавшую люстру на первый этаж, чтобы завтра увезти на реставрацию.
Айлин стояла у окна, глядя в сад, необыкновенно нарядный весной, полный цветущих тюльпанов и фрезий. Букеты из гиацинтов и нарциссов благоухали по всему дому, её любимые вишни у маленького пруда уже взорвались густым розовым цветом, но сейчас всё это невольно вызывало протест: в мире, рождающем такую красоту, не должно быть зла и страдания.
Глава 9. Инспектор Слеж
1
Дом Бастетов был окружён громадным парком, устроенным с ещё большей выдумкой и мастерством, чем парк Монца. Несколько раз в году, весной и летом, в парк допускались посетители, жаждущие насладиться видом прекрасных клумб, беседок, искусственных водопадов и изящных мостиков над журчащими ручьями. Особенный восторг вызывали насыпные скульптуры, крытые изумрудным дёрном и изображавшие спящих кошек, в которых легко угадывались черты Прекрасных. В центре парка находилась невероятной красоты объёмная клумба в виде Матери-кошки и прильнувших к её соскам котят. Рядом раскинул крылья огромный ворон, выстриженный из самшита. Его тень накрывала крошечные фигурки людей, бредущих к Великой Мау по импровизированной пустыне. Всякий раз при виде этих картин на глаза не склонной к сантиментам Айлин наворачивались слёзы.
По центральной подъездной дороге, вдоль которой вились бело-голубые ленточки ранних цветов, автомобиль подъехал ко входу. Навстречу Айлин и Хейго, уже поднимавшимся по каменным ступеням, вышел охранник в чёрной форме, со строгим морщинистым лицом. Он провёл гостей в просторный холл и, сказав, что узнает, готова ли госпожа Бастет принять гостей, поднялся по лестнице на второй этаж.
– Какой беспорядок… – Айлин с удивлением разглядывала запылённые зеркала и нечищеный паркет. Из-за мягкой банкетки выглядывал забытый детский ботинок, на консоли лежала перевёрнутая женская шляпка. – Дом не прибран. Где все? Почему так тихо?
– У слуг выходной, – раздался над головой Айлин дрожащий голос.
Айлин резко обернулась. По лестнице, в сопровождении охранника, пошатываясь и путаясь в полах белого атласного халата, сходила сама хозяйка, Танита Бастет. Она выглядела больной. Спутанные чёрные волосы были кое-как заколоты сзади; одна прядь выбилась и спускалась на лицо, которое покрывала смертельная бледность.
– Голубушка, – вымолвила потрясённая Айлин и с протянутыми руками бросилась навстречу Таните. Она впервые видела её в таком жалком состоянии.
– Ничего… я сама… – У Таниты лихорадочно блестели глаза. – Пойдём в гостиную…
– С вашего разрешения, госпожа Айлин, я останусь, поболтаю с охраной, – негромко сказал Хейго, но Танита сказала слабым голосом:
– Извините, вам лучше вернуться к автомобилю… Ты же не станешь возражать, Айлин? Мне в последнее время не по себе, когда в доме посторонние.
– Конечно, как скажешь.
– Проводите, – попросила Танита своего охранника.
Айлин взяла её под руку и повела в гостиную, она всё оглядывалась в надежде обнаружить хоть кого-нибудь из слуг.
– Ты заболела?
– Сначала простуда… потом Панья с Нилом и детьми уехали на отдых… Я скучаю по внукам… Ты знаешь, как сильно я их люблю…
– Прости, дорогая, но я не понимаю. Ты позволила слугам взять выходной посреди недели? Всем сразу?
– Им тоже нужно отдыхать, – сказала Танита, устраиваясь в кресле в большой гостиной в нежно-сиреневых и жёлтых тонах, обставленной с большим вкусом. – Сегодня здесь только повариха и охранник.
– А врач?
– Он бывает по утрам.
– Но это так неосмотрительно…
– Ничего, завтра все будут на месте.
– Вели им хорошенько прибраться! – Айлин неодобрительно покачала головой и, с тревогой вглядываясь в бледное лицо подруги, предложила: – Знаешь, что? Я немедленно отвезу тебя к себе. Не могу позволить, чтобы ты оставалась здесь без присмотра.
Танита начала задыхаться.
– Нет, нет… Врач назначил мне лечение, и я ему строго следую. Я плохо себя чувствую, если остаюсь ночевать в гостях… Не могу заснуть… или мне снятся кошмары… – На её щеках разгорелся румянец, в синих глазах стояли слезы.
– Ну, что ты, не стоит так нервничать, дорогая, – поспешила успокоить Айлин, поправляя подушку, положенную Таните под поясницу. – Никто тебя не станет принуждать. Панья с детьми скоро вернутся?
– Да… на днях… – У Таниты отчаянно зачесался нос.
– А я могу увидеть Марида?
– Он уехал по делам. У меня такой занятой муж, – с нервным смешком сказала Танита, кутаясь в халат. – Всё время зябну…
Взгляд Айлин остановился на огромном портрете пятнистой серой кошки, висевшем в центре залы, потом она внимательно оглядела гостиную.
– Не вижу Миу.
– Так ты нагрянула с проверкой! Наша Миу здорова и весела. Вот о ком не стоит беспокоиться, так это о ней! Она живёт лучше всех нас, вместе взятых. Ни забот, ни хлопот…
От озлобленного голоса Таниты Айлин стало не по себе.
– Да нет, я, собственно, не за этим приехала.
– На меня посмотреть? У меня тоже всё хорошо! Просто я ужасно… ужасно скучаю по родным… можешь ты это понять? – Танита осеклась, увидев вытянувшееся лицо Айлин, и у неё задрожали губы. – О, прости… Кажется, я нагрубила…
– Всё хорошо, дорогая. – Айлин успокаивающе погладила её по руке и уселась в кресло. – Хотела поговорить с тобой об одном важном деле, но если тебе неможется…
– Нет, давай поговорим, – возразила Танита, широко зевнув, и лихорадочно почесала голову. – Извини, я приняла лекарства перед твоим приходом… Я вся внимание.
Айлин жалела, что завела этот разговор – определённо, Танита в её нынешнем состоянии была не способна давать советы.
– Последние происшествия грозят нам большими неприятностями… – начала она. – Нет, не так… Стали пропадать дети, и кое-кого это обстоятельство сильно тревожит. Нет, конечно же, оно тревожит всех… не хочу, чтобы ты превратно истолковала мои слова… Просто эти ужасные события могут иметь слишком печальные последствия для города… Господи, что я несу! – расстроенно пробормотала Айлин.
– Мы с тобой должны помочь городу? – уточнила Танита с нервным смешком. – Извини, я не всё уловила с первого раза… Сегодня вечер извинений. А что за непритятности? – Она даже не заметила, что оговорилась.
Айлин сделала глубокий вздох.
– Ричард предложил обратиться к пророчествам… И ещё я решила посоветоваться с тобой… – Она сократила рассказ до абсурдного минимума, но Танита даже не поняла этого и сказала с излишней горячностью:
– Отличная мысль про пророчества, превосходная! Вижу, у тебя все хорошо? – В её голосе Айлин неожиданно уловила нотку зависти. – Ты старше на двадцать лет, но мне хочется быть похожей на тебя, стать такой же решительной и ответственной… К сожалению, я слишком слаба, чтобы не жалеть себя ради других…
Слава Мау, ты ещё довольно молода, и тебе неведомо, какие неприятные открытия впереди, подумала Айлин. Так мучительно год от года терять свои желания… Одно за другим, они – улетучиваются. Не успеешь оглянуться, а уже ни душой, ни телом не за что зацепиться, и все твои мечты вместе со многим другим унесла река времени. На бережку остаются тупые инстинкты, эдакие непотопляемые уродцы, которые заставляют нас ходить, разговаривать, принимать пищу – несмотря ни на что продолжать жить. И ещё, будто в наказание, остаются страхи. Инстинкты и страхи. Не лучшая компания. Вот когда пригождаются разум и воля. И это просто счастье, когда есть какое-нибудь занятие или любимое дело.
– Ты думаешь о смерти?
Айлин вздрогнула.
– Конечно, думаю. Гонишь эти мысли, а они возвращаются. Но не смерти я боюсь, а того, чему не смогу помешать, если уйду не вовремя.
– Так, значит, Ричард был у тебя? – ни с того ни с сего спросила Танита, обхватив плечи руками так сильно, что побелели костяшки.
– Вчера.
– Сантэ плющила?
– Зелёное кресло, – нехотя ответила Айлин.
– Ничего другого не умеет! А этот, любитель цветов? Жрёт и жрёт. Всё вертится вокруг них, а они ни во что не вмешиваются. Почему они нам не помогают, Айлин?
– Они не должны привлекать к себе внимание Плохого Хранителя.
– Прошу, не повторяй всякий раз эту глупость. Если бы он существовал, то давно бы пришёл.
– Я тебя не узнаю. – Айлин натянуто улыбалась. – Ты вступила в ряды Детей свободы?
Танита сникла и принялась отчаянно зевать. Айлин видела перед собой не прежнюю блистательную красавицу, а измученную женщину, чьё настроение ежеминутно менялось, и это невероятно её пугало.
– Вот что, моя дорогая. Я сегодня же пришлю к тебе своего доктора, и он мигом поставит тебя на ноги. Ты обязательно поправишься, – бодро сказала Айлин.
– Чем мне поможет доктор? – с горечью ответила Танита. Румянец на её бледных щеках
пылал, как два красных цветка. – Скажи, разве твой долг тебя не тяготит? Неужели никогда не хотелось всё бросить и уехать? Ладно, уехать ты не можешь, я тоже. Но, допустим, нарушить свои принципы?
– Я не идеальна. И ты не поверишь, как часто я мечтаю остаться в одном из своих снов. Но другой жизни у меня не будет. Поэтому изо дня в день я иду по своей дороге… волокусь, даже если нет никаких сил… Просто иду. Надеясь, что завтра всё будет лучше.
Голова Таниты клонилась набок, глаза закрывались.
– Завтра, – сказала она сонно. – Завтра придёт тьма, и устрашатся люди при виде зверей и чудовищ, что хлынут из чащи лесной… Многорукие гады с визжащими человечьими головами поползут в ядовитой траве, всё пожирая на своём пути… Людской стон и плач, и крики отчаяния достигнут небес… Услышав их, налетят стаи хищных птиц и алчно выхватят младенцев из материнских рук… Таким будет наше завтра… – Танита заснула, но слёзы ручьём бежали из-под сомкнутых век.
– Что же с тобой случилось, дорогая? – прошептала Айлин, с острой жалостью глядя на подругу.
Охранник и повариха увели сонную хозяйку наверх. Танита не позволила Айлин подняться вместе с ними, пробормотав, что слуги справятся сами.
…Хейго ходил по дорожкам, разглядывая запущенные клумбы.
– Покидаю этот дом с тяжёлым сердцем, – сказала Айлин, когда они уселись в машину. – Мы с Танитой дружим много лет, и я знаю, какой она чуткий, отзывчивый человек. У неё всегда были прекрасные отношения с персоналом. Но сейчас почему-то вспоминается древняя легенда про заговор слуг. Не могли они её опоить, как вы думаете, Хейго? И почему Марид разрешил коллективный выходной? Это же немыслимо!
– Я тут перекинулся парой слов с охранником, – сказал Хейго. – У слуг не выходной. Госпожа Бастет рассчитала всех, кроме поварихи и двух охранников, работающих посменно. Три дня назад.
Когда к Айлин вернулся дар речи, она расстроенно произнесла:
– Слава богу, скоро приедет Панья, её дочь, уж она-то наведёт порядок! Танита слишком привязана к внукам… Дом опустел, вот она и затосковала. Внуки, внуки, что ж вы с нами делаете? Подождите… всех? И врача?!
…В тот же день доктор Риц был откомандирован в поместье Бастет. Вернулся он совершенно взбешённый и, заявившись в кабинет Айлин, гнева не скрывал.
– Это неслыханно, госпожа Монца… Меня на порог не пустили!
– Простите госпожу Бастет, Эдам, простите ради Мау, – лепетала Айлин. – Нездоровье изматывает и подчас делает нас нетерпимыми. Когда нервы взвинчены, уже не до приличий… И не беспокойтесь, ваша поездка будет оплачена по самому высокому тарифу…
Оскорблённое самолюбие волновало Эдама сильнее оплаты, но нельзя же драматизировать вечно, пришлось взять себя в руки.
– Мне передали – продержав полчаса под дверью! – что супруг госпожи Бастет приедет завтра и всё решит…
– Как вовремя, – с облегчением выдохнула Айлин. – Будем считать, проблема решена.
2
Любые ночные бдения – кутежи, вынужденные поездки или дежурства, лишавшие людей целительного сна, – по мнению доктора Рица, являлись одним из действенных способов саморазрушения. Крайне организованный и обладавший железной волей, он тщательно заботился о своём здоровье, поэтому ложился до полуночи и вставал с первыми лучами солнца, давая организму возможность восстановиться в самой природой предназначенное время.
Дом ещё был погружён в сладкую дремоту, а доктор уже шёл в свой кабинет мимо кухни, где повариха ставила опару для выпечки и гремела кастрюлями, и, конечно, ему была ведома тайная страсть Господина Миша.
– Трататушки, трататушки, трататушки, тратата…
Тратату-ушечки, тратату-ушечки…
Виктория тихонько напевала, похлопывая в ладоши, а Господин Миш, тёмный, лохматый, вставал на задние лапы и, в неописуемом блаженстве закатив зелёные глаза, неуклюже раскачивался из стороны в сторону, как медведь на ярмарке. В счастливый день ему удавалось сделать несколько па, прежде чем, запутавшись в лапах, завалиться на чёрно-белый плиточный пол.
Заслышав трататушки, доктор замирал у двери, и, дождавшись окончания плясок, незамеченным проскальзывал мимо кухни. Но сегодня его опередила младшая госпожа, зачем-то поднявшаяся ни свет ни заря.
Увидев, как Господин Миш пляшет, Фанни по-разбойничьи громко и безудержно засвистела. Мурр, с прижатыми к голове ушами, в панике бросился к круглому отверстию в стене и юркнул в него. Благодаря таким лазам кошки могли свободно перемещаться по дому, не стеснённые закрытыми дверями. Все дома знатных семейств в Дубъюке сообщались подземными кошачьими тоннелями, но на чужой территории мурры появлялись только по необходимости. Нельзя вообразить, чтобы Сердитый Ван или Мягкая Кошка вздумали слоняться по Спящей, а Господин Миш подъедался бы у Бастетов.
– Поздно! Я видела, как ты трясёшь своими жирными боками! Не верила, но теперь убедилась! – закричала Фанни мурру вдогонку, а потом подскочила и, склонившись над отверстием, пригрозила: – Ещё раз подойдёшь к моей сумке, я всем расскажу про твои позорные трататушки! Плясун!
Виктория беззвучно смеялась. Эдам, не сумевший сдержать улыбки, на цыпочках миновал дверь. Его ждали осмотры.
…Одним из последних в кабинет вошёл Кристофер. Эдам взял у него кровь на анализ и остался недоволен результатами. Парень явно не соблюдал диету. Они не то чтобы поспорили, но обычно покладистый Кристофер разворчался, одеваясь после осмотра.
– Не хочу я есть всякую гадость, доктор! Вы сами пробовали эти тошнотворные котлеты из печени? Раньше внутренности животных несли на алтарь, посвящая богам…
Эдам поднял брови.
– Приятно иметь дело с образованным человеком.
– Э-э… это было в одной игре… – пробормотал Кристофер. – Богам отдавали, а теперь нашли новый повод, чтобы не выбрасывать, – низкий гемоглобин.
– Тогда считай телячью печень жертвоприношением своему здоровью.
– В горло не лезет, проклятая!
Кристофер глядел жалобно, и Эдам смягчился.
– Ладно, попьёшь витамины и разбавленный гранатовый сок, а там посмотрим, будет ли эффект. – Он сел за стол и стал быстро писать в карточке.
– Представляете, – сказал обрадованный Кристофер, потуже затягивая ремень на тощем животе, – к нам приехал школьный инспектор Фанни. Какой-то Слеж.
Это было что-то новенькое. Эдам перестал писать и поднял глаза.
– Сюда?
– Охрана вызвала меня к воротам, и этот Слеж вынес мне мозг. Чуть не на колени падал, чтобы его впустили. Я попросил его уйти, вежливо так объяснил, что у госпожи Айлин есть офис в городе, а он твердит, как попугай, что у него очень-преочень важное дело! И ещё грозился. Если я его, мол, не впущу, хозяйка будет недовольна… Третий час сидит на скамейке в саду. Как из леса выскочил, честное слово. Никакого представления о порядке.
В устах Кристофера рассуждения о порядке звучали комично. Эдам не раз слышал, как Айлин делала ему замечания.
– А что ловисса?
– С утра уехала!
– Звони самой.
– Отрывать её от дел ради какого-то дикаря?
– Крис, я не помню случая, чтобы сюда заявился школьный инспектор. А если у него действительно важное дело?
– А если нет? Я тут на прошлой неделе напутал с корреспонденцией… Ещё один выговор, и всё, пакуй чемодан. Нет уж. Мой рабочий день закончен, я домой. – И Кристофер ушёл.
Примерно через час, покончив с осмотрами, Эдам поглядел в окно. По дорожке, ведущей к дому, с недовольным лицом, шла Айлин. Из-под рыжего мехового воротника её светлого манто выглядывала мордочка Сантэ – Айлин иногда брала кошку в поездки по городу. За ней, с портфелем в руках, семенил низенький пухлый господин в тёмном костюме, казавшийся рядом с высокой и худощавой Айлин сдобной булочкой. Они поднялись по лестнице главного входа и вошли в дом. Эдам задумчиво почесал нос. Что там Фанни опять натворила?
3
– Посмотрим, – ледяным тоном произнесла Айлин, открывая тетрадь Фанни по котоведению.
Она злилась. Когда этот человек вдруг вынырнул неизвестно откуда и представился школьным инспектором, она перепугалась, решив, что с Фанни что-то случилось. Он заюлил, извиняясь за неожиданный визит, стал уверять, что, хотя дело и касается её внучки, всё поправимо… Айлин ещё больше разнервничалась и потребовала немедленно перейти к делу. Тут он и сунул ей тетрадь.
– Вижу, красных чернил не жалели, – процедила Айлин и принялась читать.
"Тридцать процентов всех кошек – амбидекстры, обеими передними лапами они владеют одинаково хорошо", – написала Фанни, но учитель исправил красным на "двадцать пять процентов".
"При общении кошки используют более ста тридцати шести различных звуков, превосходя в этом собак, шимпанзе и горилл". Исправлено на: "более ста звуков".
"Поле зрения кошки – 192,5 градуса", сокращено учителем до 187 градусов.
И всё в том же духе. По мнению педагога, Фанни упорно преувеличивала способности кошек. Дочитав, Айлин потрясла тетрадью.
– Не могли бы вы объяснить мне, инспектор, что означают эти бесконечные исправления?
– Не хочется огорчать вас, госпожа Монца, я вас очень уважаю, – начал Слеж, не смущённый холодным приёмом, – но результаты тестов настораживают. Без сомнения, у вашей внучки блестящие способности, она лучшая ученица в классе… извините, я хотел сказать, в школе.
– Вы хотели сказать, в городе.
– Да-да, именно так. Но, простите, девочка выглядит дерзкой. Складывается впечатление, что она намеренно искажает общепринятые сведения. Взгляните на подозрительную детализацию в полградуса, там, где речь идёт о поле зрения кошек. Преподаватель, господин Вершен, принял это за издёвку. Извините.
Айлин, прищурившись, глядела в его бегающие глазки. Если на Фанни находит стих, не каждый может такое вынести, но это же не повод приходить к ней домой? И уж тем более, она не собирается обсуждать со школьным инспектором тему бунтарства своей внучки. Это слишком личное, слишком болезненное…
– А вам не приходило в голову, уважаемый господин Слеж, что у неё могут быть сакральные знания из собственных источников? Из книг в нашей библиотеке, например?
– Смиренно допускаю, – произнёс инспектор, однако весь его вид говорил об обратном. – Особенно если быть уверенным, что эти знания носят, так сказать, статистический характер… что они охватывают всех кошек нашего города…
Заявился без приглашения и хамит. Он не производил впечатление человека глупого, стало быть, замочек с секретом. Не ошибиться бы в подборе ключа… Дело у него чрезвычайной важности, иначе этот Слеж не решился бы на столь странный визит и наглые речи. Что касается цели, она прозрачна, это деньги или эквивалент денег. Но что
именно он хочет ей продать?
– Это контрольная, которую ученики писали в прошлом месяце, – решил напомнить о себе Слеж. – И вот опять… взгляните… Дальше… да, вот здесь…
– "У кошек по четыре пальца на передних лапах (у мутантов – по пять) и по четыре – на задних". Что не так, почему подчёркнуто?
– Ну, как же, госпожа Монца? Вслед за господином Вершеном я вижу здесь ошибку. Патологией у кошек являются четыре пальца, а не пять.
Айлин извлекла из своего арсенала самую кроткую и сострадательную улыбку.
– Фанни одна так считает?
– М-м, не могу сказать… Её работа случайно попалась мне на глаза…
– Конечно, случайно. Господин Слеж… Полагаю, вы легко можете назвать шесть самых знатных семейств Дубъюка?
– Безусловно.
– Прошу вас.
Он немного растерялся, не понимая, к чему она клонит.
– Прежде всего, дом Монца… Югаи, Бастет…
– Прекрасно.
– Потом идут уважаемые Дрём-Лисы…
– О, да.
– Ваны…
– И?
Слеж сглотнул.
– Дом Тьмы…
– Замечательно. Известно вам, по какой причине эти дома считаются самыми именитыми?
Когда от человека требуют огласить истину вроде «Летом жарко, а зимой холодно», ничего хорошего это не сулит. Слеж начал заикаться.
– Они в-владеют Прекрасными… Муррами…
– Правильно. Мы только что прошли мимо скульптур. Девушки с кошками – помните?
– О, да, да… – забормотал Слеж, немного расслабившись. Его масляные глазки заблестели. – Как живые. Очень впечатляет…
– А вы не обратили внимание на лапы кошек?
Инспектор не рискнул ответить, что в тот момент его меньше всего интересовали чьи-либо лапы.
– Честно сказать, не присматривался…
– Это как раз наши замечательные мурры. На передних лапах, как и на задних, у них по четыре пальца. Раз, два, три, четыре, инспектор. А не пять. И вы всерьёз полагаете – вы и ваши мудрые учителя – что мутантами являются именно они? А не все остальные, пятипалые, менее родовитые, менее ценные особи, многие из которых ведут начало от этих кошек?
Круглое лицо инспектора то краснело, то бледнело.
– Прошу прощения, госпожа Монца… Это серьёзное упущение…
– Кажется, вы сказали упущение? Это не упущение, нет. Это неслыханное, невообразимое невежество. Подумать только… Не знать, что четыре пальца – признак породы, печать бога, если хотите! Ваших учителей самих нужно учить!
Айлин швырнула тетрадь на стол и принялась нервно расхаживать по кабинету, изображая вселенскую скорбь и делая вид, что не слышит семидесяти двух извинений инспектора.
– Ах, господин Слеж, господин Слеж … – наконец сменив гнев на милость, протянула она. – Только что мне пришла в голову одна важная мысль. Я поняла, в чём корень бед. Наша Ассоциация по защите прав животных уделяет слишком мало внимания работе в школах. А ведь дети и кошки не та тема, чтобы пускать её на самотёк. Надо бы нам объединить усилия, вы не против?
Инспектор нерешительно кивнул.
Айлин с пренебрежением постучала пальцем по тетради Фанни.
– Ну, и тесты! Никакой фантазии. Давайте, скажем нет этим сухим цифрам. Мау милостивая, где были мои глаза? У нас столько волонтёров и такая мощная финансовая база… С радостью заверяю вас, инспектор, что, начиная с завтрашнего дня, нет, прямо с сегодняшнего вечера, зачем откладывать, школа в полной мере ощутит на себе нашу горячую заботу.
Инспектор Слеж отчаянно пытался сохранить лицо, но в его умных карих глазках поселились ужас и мука. Айлин, напротив, всё сильнее воодушевлялась.
– Тематические конференции, выставки, классные часы, клубы по интересам, месячники, санитарные десанты, экскурсии по памятным местам, конкурсы рисунков и сочинений – и всё это во имя взаимной симпатии наших деток и их четвероногих друзей! А сколько по-настоящему волшебных праздников мы сможем провести вместе… взявшись за руки! После уроков! И в выходные! И на каникулах! Милые мои, вы даже не представляете, чего вы были лишены…
Айлин взяла паузу, переводя дух, и взглянула на Слежа так ласково, что тот съёжился.
– Чуть не забыла. Кроме всего прочего, наша Ассоциация занимается театральными постановками для детей. У нас прекрасный репертуар. – Айлин принялась загибать пальцы. – "Четыре лапы и хвост", "Пуся-лапуся", "Дружище Барсиус"… А "Котик, мой котик!"? А наш чудеснейший спектакль "Тяжёлое детство кота-шалунишки" в семнадцати частях?!
Слеж закрыл ладонями сильно покрасневшее лицо.
– Что с вами? – участливо спросила Айлин. – Давление? Может быть, стакан воды?
– Прошу, госпожа Монца… не нужно…
– Что – не нужно?
– Взявшись за руки. Умоляю… Наша школа справится сама…
– Сама. Понятно.
Айлин села за письменный стол с витыми ножками и встроенной в столешницу фигурой крылатой кошки, которая служила подставкой для карандашей. Её знобило, несмотря на манто, и снова, как вчера, она чувствовала себя разбитой и несчастной. Раскрасневшийся, вспотевший Слеж нахохлился, вцепившись в портфель, и не уходил. О нет, он заявился не просто так – ещё немного, и у неё потребуют денег…
Айлин поправила фотографию Сантэ, провела по рамке пальцем, проверяя на пыль. Слеж терпеливо ждал. Собравшись с силами, Айлин спросила как можно холоднее:
– Итак, зачем вы здесь?
Это был тяжёлый момент. В ожидании ответа, Айлин немного сползла со стула, словно хотела сделаться незаметнее, и наполовину прикрыла лицо рыжим мехом.
– В последнее время ваша внучка сблизилась с одной из своих одноклассниц, – подавленным голосом начал Слеж.
Айлин стиснула зубы. Беда неумолимо надвигалась, она чувствовала её ледяное дыхание. Какое невезение, какая досада, что рядом нет Длит…
– Отец той девочки весьма успешно занимается бизнесом, конкретнее, отделочными работами…
– Стоп, – сказала Айлин поднимаясь и жестом пригласила инспектора проследовать за ней в «переговорную» – смежную с кабинетом комнату.
Переговорная отличалась повышенной звукоизоляцией. Если Айлин слишком долго с кем-то секретничала, в основном, с Длит или своим поверенным Милном, из-за отсутствия вентиляции они делали перерыв и выходили подышать в кабинет. Здесь же стояли несколько сейфов, в которых хранились драгоценности, оригиналы документов и акции.
Они закрыли за собой тяжёлую двойную дверь без замка и Айлин, включив два больших фонаря, стоявших на сейфах, повернулась к инспектору.
– И?
– По недосмотру отца, – продолжил Слеж, – в руки девочки попала принадлежащая ему некая вещь, нечто невидимое… И она поделилась ею с Фанни. Догадываетесь, о чём речь? Последствия могут быть самыми ужасными.
Айлин стало дурно.
– Откуда эти сведения?