– Фу, грязнуля, – прошептала Фелиси, испытывая отвращение к подозрительному чулану, а особенно, к человеку, который не брезговал есть в этом царстве грязи и пыли.
Она задрала голову и, напрягая зрение, разглядела, что и здесь область одной стены на границе с потолком заметно шевелится. Она не могла взять в толк, как такое возможно, ведь если качается стена, дом должен развалиться… Пока Фелиси стояла, осматриваясь, из окна дунул ветерок и, пробежавшись по чулану, плавно захлопнул дверь.
– Мамочка! – тихо взвизгнула Фелиси и бросилась к двери, но не обнаружила ни замка, ни ручки, ни кнопки выход…
Тихо паникуя, девушка кинулась к окну, уронив швабру, и тут, к большому своему облегчению, заметила открытый проём в стене с уходящими вниз каменными ступеньками. А вот и спасение! Она обязательно выберется отсюда, ведь всем известно, что в огромном доме Монца полно неизвестных ходов, и это будет лучше, чем колотить в дверь и кричать, переполошив весь дом, а потом ещё объяснять строгой госпоже ловиссе, что она здесь забыла…
Внимательно глядя под ноги, Фелиси спустилась на две ступеньки и вдруг услышала отчётливые голоса за стеной, у которой стоял шкаф. Она вернулась и прислушалась.
– …с Яром Порохом. Довольно толковые предложения… – Говорила госпожа Монца, Фелиси сразу узнала её красивый глубокий голос. Невероятно… ведь предназначение переговорной как раз в том, чтобы хранить хозяйские секреты… – К нашему счастью, в полиции ещё остались неравнодушные люди… Но на этот проект потребуется куча денег. Где взять, не представляю… Завтра встречаюсь с Кабошоном и Милном, может, удастся что-нибудь от них получить… Ну… – Голос госпожи Айлин задрожал, – что ты мне… скажешь? Удалось что-нибудь выяснить… по тому адресу?
Собеседницей оказалась ловисса. Как всегда, она отвечала тем спокойным, умиротворяющим тоном, который Фелиси давно и безуспешно пыталась копировать.
– Джио был здесь сегодня.
– Мау милостивая! – вскрикнула хозяйка.
Фелиси вспомнила, что видела в доме постороннего, которого ловисса провела в свой кабинет. Довольно симпатичный, высокий… но слишком неспокойный взгляд…
– Первая новость печальная. Хаммонд Риц умер месяц назад. Вот, положите под язык, это успокоительное.
Пауза и тихий голос хозяйки:
– Ты так внимательна, дорогая… Спасибо…
– Вторая новость. Вам решать, хорошая или плохая. Джио не ваш сын, он сын Хаммонда и той самой служанки, с которой Хаммонд уехал. Родился через год.
Она сказала – не ваш сын?! Что это значит?! Фелиси почти не дышала, напрягая слух.
– Другого ребёнка девушка невзлюбила с первой же минуты, и Хаммонд был вынужден отдать его в семью дальнего родственника. Связи они не поддерживали.
Длинная пауза, во время которой Фелиси лихорадочно обдумывала услышанное.
– Тогда з-зачем приезжал Джио? – страдающим голосом спросила госпожа Айлин. – Чего он хотел? Где мой мальчик? Что с ним стало?
– Джио приезжал как раз за тем, чтобы рассказать вам об этом, Айлин. С вашим сыном всё хорошо. Он вырос, получил прекрасное образование… И теперь работает. В вашем доме… – Короткая пауза. – Доктором.
Фелиси обеими руками захлопнула рот.
…Ловисса успокаивала плачущую госпожу Айлин. Фелиси за стеной тоже плакала – от нестерпимой душевной боли. Два долгих года самых жестоких терзаний из-за неразделённой любви, и она только что лишилась последнего, пусть призрачного, шанса на взаимность, ведь наследник дома Монца даже не посмотрит в сторону какой-то там горничной…
– Что ты обо всём этом думаешь, Длит? – спросила хозяйка после того, как немного успокоилась.
– Что доктор Риц тяготился работой в вашем доме, а теперь он стоит на пороге новой жизни и ещё неизвестно, как себя поведёт.
– Зато теперь я понимаю, почему он был так недоволен своим положением. Он чувствовал, что достоин большего.
– Все мы достойны большего. Что вы собираетесь делать? Объявить ему сразу?
– Нет-нет… В таких делах не действует правило чем проще, тем лучше. Надо подумать, как обставить эту новость с максимальным уважением и деликатностью… – сдавленным голосом произнесла госпожа Айлин. – Для начала я хочу закрепить его положение… И, думаю, два-три дня ничего не изменят…
В это мгновение раздался скрип – кто-то открывал дверь в чулан. Зашуршала лежащая на полу швабра, которую Фелиси уронила, пока искала замок. Дверь толкнули, но швабра за что-то зацепилась и заблокировала дверь.
Фелиси бросилась к лестнице и в полной темноте стала спускаться по ступенькам. Они вели под тёмные и сырые каменные своды. Ощупывая стену, Фелиси пробиралась по длинному подземному коридору, меняющему уклон, пока её дрожащие руки не наткнулись на какую-то деревянную обшивку. Надеясь, что это дверь, она налегла на неё и через мгновение очутилась на свежем воздухе, в небольшой ложбине.
Её колотило от волнения, но Фелиси тихо и аккуратно закрыла за собой дверь. Оглядевшись, она обнаружила, что находится в той части владений Монца, что граничила с огромным заброшенным парком, давно превратившимся в дикий лес, – все называли его лесом Ный. Если пройти его до конца, окажешься на высоком обрыве, с которого как на ладони видна Алофа, делающая в этом месте крутой поворот. Но говорят, не родились ещё смельчаки для таких подвигов.
Справа высилась громада Спящей крепости, сложенной из светлого камня. Её вид немного успокаивал. Высоко стоящая в небе луна серебрила вытоптанную в траве тропинку, ведущую к дому. Но Фелиси, будучи очень осторожной, всерьёз опасалась человека, который следом за ней вошёл в чулан, – он мог её выследить, и она не сомневалась, что именно он проложил эту тропу. Поэтому она быстренько сбежала с тропинки под полог леса и, пригибаясь, с колотящимся сердцем стала пробираться между деревьев.
Кусты цеплялись каждой своей веткой, обрушивая на Фелиси мелкие ледяные брызги. Она выскочила из дома в чём была – в лёгком форменном платье и матерчатых туфлях, и мгновенно продрогла и промочила ноги. Пережив за этот вечер одно за другим несколько приключений, она стоически перенесла встречу с лисой, пробежавшей совсем рядом по поваленному стволу дерева, и даже со статуей на невысоком постаменте, издалека показавшейся ей неподвижно стоящим человеком. Но вскоре она заметила впереди нечто настолько странное и пугающее, что упала на колени как подкошенная, а потом отползла и затаилась в кустах.
В небольшой ложбинке цепью стояли люди в длинных чёрных балахонах и высоких колпаках с прорезями для глаз. Все они смотрели на дом Монца, в зловещем молчании простирая к нему руки. Особенно ужаснуло Фелиси то, что среди них были… карлики. В центре и на шаг впереди стоял громадный, как гора, предводитель. Он делал руками плавные пассы, а остальные повторяли за ним движения.
С каждой минутой становилось холоднее, на тёмный лес наползал туман. Фелиси посмотрела на свои позолоченные часики, но стрелок не было видно, и она сильно нервничала: по многовековой традиции, двери в Спящей крепости закрывали в полночь и открывали на рассвете, защищая кров в те смутные часы, когда зло просыпается и выходит на охоту. Ей следовало поторопиться.
Фелиси тихонько отступила назад и сделала большой крюк, держа за ориентир размытые очертания Спящей. И снова невероятное везение – она нашла тропинку и уже через несколько минут стояла у чёрного хода, а там тихо прокралась в свою комнату на первом этаже, страстно надеясь, что охранники тоже люди и могут задремать у мониторов.
Глава 18. Единомышленники
1
В приёмной Айлин поджидал господин Кабошон, их семейный ювелир, статный мужчина средних лет с живыми карими глазами. После взаимных приветствий Айлин с гостем прошли в её кабинет. Лунг, как уже повелось, вошёл следом и сел в сторонке, тихий, незаметный в такие минуты, и это очень устраивало Айлин: не приходилось пересказывать помощнику содержание разговоров, давая ему поручения после встречи.
– Я нуждаюсь в вашей поддержке, господин Кабошон, – сказала Айлин, когда они оказались в переговорной, среди сейфов и под прицелом фонарей.
– Сделаю всё, что в моих силах…
– Сейчас придёт господин Милн, я попрошу у него денег, а он противным голосом скажет, что всё вложено в акции, в дело, в бизнес. Мне нужны наличные. Много наличных. Поэтому я хочу, чтобы вы сейчас мысленно прошлись по всему дому и подсказали мне, что можно продать без ущерба для моей репутации, желательно без огласки, через подставных каких-нибудь лиц. И так, чтобы отсутствие этих вещей не бросалось в глаза.
– В первую очередь, – доверительным тоном сказал Кабошон, – я бы предложил реализовать некоторые книги. Ими давно и настойчиво интересуются.
– Нет, извините.
– Тогда драгоценности.
– Есть спрос?
– Из Спящей крепости – да. Причём, возрос в разы. Просто чтобы вы знали – в последнее время рынок переполнен искусственно выращенными минералами. Слава богу, их ещё умеют отличать от натуральных. Хотя и здесь находятся умельцы… – Кабошон обиженно поджал полноватые, как у девушки, губы.
– Разбазаривать драгоценности из Спящей я решусь только в час крайней нужды, и то не моей, а города.
– Что ж… Поговорим о картинах. Сейчас на рынке предметов искусства дела обстоят ещё хуже, чем с камнями, и тоже из-за новых технологий: подделки невозможно отличить от оригиналов. Ценность сохранили только известные коллекции с подтверждённой легендой, причём, продать их можно только целиком и полностью, в сто полотен, в сто пятьдесят и так далее. Отдельные экземпляры никого не интересуют, их потом не реализовать. Но картины из Спящей совсем другое дело, вопрос атрибуции отпадает сам собой… – Кабошон вдруг заметил, что Айлин почти не слушает, более того, с нетерпением ждёт паузы. – Может, у вас есть свои идеи, госпожа Монца? Я охотно дам вам совет.
– В доме слишком много статуэток, изображающих кошек. Их сотни, на них натыкаешься на каждом шагу. Если продать несколько, солнце в небе не погаснет. Прошу вас выбрать подходящие и после очищения продать как можно скорее. – Видя, что Кабошон призадумался, она спросила: – Моя просьба обременительна?
– Ничуть, госпожа Монца. Просто если продавать, не дожидаясь крупного аукциона, выручим вдвое меньше…
– Мне всё равно, лишь бы побыстрее.
Кабошон бросил на неё пытливый взгляд.
– Тогда завтра я пришлю к вам своих людей.
– Завтра? Нет-нет. Сейчас! Немедленно! Вы же с помощником?
– Конечно.
– Ну, и отлично.
Кабошон переминался с ноги на ногу.
– Что-то ещё?
– У меня к вам необычная просьба, госпожа Монца…
– Правда? Звучит интригующе. – Айлин была сама любезность.
– Видите ли… Наши любимые котики – у нас два мурчонка из рода Югаев – весьма активны… Нажрутся… извините, покушают… и начинают, э-э, резвиться… В доме тридцать пять окон, я специально посчитал, и почти на каждом портьеры… А кожаная мебель? И много хрупких вещей, очень ценных, уж вы-то понимаете…
– Пока не вполне.
– Сын вырос, уехал продолжать учёбу, – боязливо мямлил Кабошон, – а жене тяжело справляться с двумя бешеными, простите, энергичными котами… На прогулку выводим на поводках, иначе убегают, и потом ищем с фонарями… И частенько привлекаем к поискам копов, а это дорогое удовольствие… А как гуляют? Аж хвосты завиваются… И с чужими котами дерутся, и друг с другом, и никакие успокоительные не берут этих сволочей… Ой! Простите…
– И?!
– Нельзя ли оставить только одного? – выпалил Кабошон, уже ни на что не надеясь. – Потому что нам и одного выше крыши! Я нашёл подходящую приёмную семью…
Кровь бросилась Айлин в лицо.
– Знаете, как это называется?
– С ходу не подберу слов, госпожа Монца…
– Оставить в доме одного кота значит обречь его на муки одиночества, лишить общения с себе подобными! Вы бы смогли так жить?
Муки, да, вот правильно, муки, беззвучно шептал ювелир о своём, но рассвирепевшая
Айлин ничего не замечала и, подхватив его под локоть, увлекла в приёмную, где уже томился господин Милн. Лунг проследовал за ними и принялся греметь чашками в кофейном уголке.
– К выходу, господин Кабошон! И хотя мы в Ассоциации не одобряем подобную практику… если вам нравится тешить свой эгоизм – пожалуйста! Никто не запрещает!
– Рвут обои, всё крушат и всё метят, – оправдывался Кабошон. – Весной песни по ночам… чертовски не высыпаемся… Да сколько ж можно?
– Вы вправе заботиться о личном удобстве! – громко говорила Айлин.
– Просто проклятие бешенства какое-то на этих… на наших любимых котиках… Шестнадцать ваз разбили…
– Да-да, подсчитывайте убытки, тряситесь над бездушным стеклом, мы не возражаем, но в таком случае позвольте предупредить, что я подумаю о смене личного ювелира.
– Простите, когда подумаете, госпожа Монца? Я потерял нить…
– Если котик останется в печальном одиночестве. – Айлин подвела растерянного Кабошона к двери. – Дорогу найдёте? Вот дверь. Вот ручка. Это выход.
– Да, вижу, это дверь… а это ручка… Выход есть!
– Его просто не может не быть.
– И он называется, госпожа Монца, «Два котика вместе навсегда!» – Кабошон смотрел преданными глазами.
– Вот и отлично, господин Кабошон! Какое облегчение – встретить единомышленника. Всего доброго. – Ювелир тут же испарился, а Айлин сказала со вздохом: – Господин Лунг, перестаньте хихикать и несите уже свой кофе.
Из-за шкафа появился улыбающийся Лунг с подносом в руках.
2
– Тяжёлый день? – спросил Милн, когда они втроём вошли в кабинет.
– Вот так ходит рядом, годами… Надёжный, руки золотые… И вдруг бац! – пожаловалась Айлин, забирая с подноса чашечку с кофе. – Господин Лунг, останьтесь. Господин Милн, мне очень нужны деньги.
– Очень, вы сказали?
– Позарез!
– Каждый месяц… – Милн покосился на секретаря, устроившегося в дальнем углу, – он ещё не привык к его постоянному присутствию. – Каждый месяц я привожу вам чемодан ассигнаций. Куда всё уходит, в какую ненасытную утробу?
– М-м…
– Денег нет, – сухо сказал Милн.
– Всё равно дайте!
– Такими темпами, госпожа Монца, вы скоро пойдёте по миру. Хотите жить на пожертвования неимущим в своём флигеле во дворе? Волосы дыбом от ваших трат.
– У вас нет волос, вы лысый.
– Если бы вы могли дотянуться до основных фондов, всё бы уже раздали, – бесстрастно продолжал Милн. – И вот что. Я отказываюсь оплатить счета, поступившие в этом месяце от Ассоциации. Они растут как на дрожжах.
– Что поделаешь, жизнь дорожает, – пожала плечами Айлин.
– Чтобы разобраться со счетами, я дважды вызывал к себе этого вашего… Карачуна…
– Его зовут господин Нунчарак, – терпеливо поправила Айлин.
– …но он под разными предлогами откладывает встречу! А ведь я пытался вас предостеречь, когда пять месяцев назад вы нашли этого проходимца. Я говорил, что ему нельзя доверять? Вы назвали меня перестраховщиком.
Айлин закатила глаза.
– О-о…
– Моё шестое чувство по-прежнему вопит, что дело нечисто, что ваша любимая Ассоциация на краю финансовой пропасти.
– Дорогой господин Милн… Признайтесь, вы решили меня немного попугать, чтобы приучить к умеренности. Что ж, я приму к сведению ваши пожелания…
– Нет, – резко ответил Милн. – Я не склонен к постановочным трюкам. Вас обирают.
Упрямство Милна лишало Айлин сил, на неё нахлынуло раздражение.
– Что за слово такое – обирают?
– Вы дали этим людям работу, щедро оплачиваете их труд, рассчитывая на добросовестное отношение к своим обязанностям, а они взамен, самым бесчестным образом вас обворовывают!
– Кто именно?!
– Все! Ветеринары, инспектора, ассистенты не пойми кого, попечители, менеджеры, театральные режиссёры и прочие – вся эта кодла вокруг кошек!
– Господин Милн, это недостойно! – взвилась Айлин. – Я не хочу этого слышать!
– Можете не слышать, если вам так спокойнее. Продолжайте кормить воров, они будут только счастливы.
Тёмные глаза Айлин грозно засверкали.
– Позвольте вам всё-таки напомнить, что со своими деньгами я делаю что хочу! – Она неумело стукнула по столу кулачком.
Господин Милн внимательно на неё посмотрел. Повисла мучительная пауза.
– Извините, – сникнув, сказала Айлин. – Мне сегодня как-то нехорошо… Прошу меня великодушно простить, мой дорогой господин Милн… Чувствую себя ведьмой… каргой… нервы на пределе… – На глаза Айлин навернулись слёзы. Она закрыла лицо руками.
Милн смягчился.
– Ну, ну… Всё в порядке. Я тоже погорячился. Извиняюсь за свой тон. Но суть моих претензий, госпожа Монца, остаётся прежней. И чтобы положить конец всяким сомнениям, я немедленно займусь проверкой. Дайте мне разрешение на самый тщательный аудит Ассоциации. И ещё прошу полномочий сделать ряд увольнений, если таковые понадобятся.
– Неужели аудита не избежать? – жалобно сказала Айлин.
– Ни при каких условиях. Его надо было провести, как говорится, ещё вчера, уж поверьте старому лысому Милну, который столько лет стоит на страже ваших финансов. Ваша доверчивость, госпожа Монца, может сыграть с вами злую шутку. Иногда полезно остановиться и внимательным взором посмотреть вокруг. Подумайте, что вы оставите девочке, если всё разворуют?
У Айлин забегали глаза.
– Как раз о наследстве я и хотела поговорить…
– Что?
Айлин с тоской подумала о том, что не должна обсуждать столь важные вещи в комнате, не защищённой от посторонних ушей, и тяжело поднялась.
– Пройдёмте, господин Милн.
В переговорной длинный сухопарый Милн всегда вставал спиной к фонарям, чтобы закрыть Айлин от слепящего света. Лунг в углу слился с тьмой.
– Что не так с наследством? – требовательно спросил Милн.
– Я всего лишь интересуюсь, можно ли поделить его на два лица…
Милн передёрнулся как ужаленный.
– Что это значит?! Кто это таинственное второе лицо?
– Неважно, – пробормотала Айлин.
– Нет уж, извольте объяснить, пока я от изумления не упал замертво!
– Мне хотелось бы некоторое время держать его имя в секрете…
Милн выпятил худую грудь.
– Если у вас всё, то я, пожалуй, пойду.
– Прекратите! Пожалуйста… И… разве это так важно? – Айлин вымученно улыбнулась.
– Я не буду говорить сейчас о том, что в этом городе, находящемся в плену традиций, существует строгая, веками выработанная регламентация наследования, обязательная для знатных родов… и о том, что одно её описание, знаете ли, занимает фолиант мелким шрифтом.
– Да кому нужны эти глупые правила? Правило только одно: наследника назначает Хозяин Прекрасных! Важно лишь согласие мурров и одобрение уважаемого чанси Лотаруса. И если он решит, что это возможно…
– Пусть так. Но вы представляете себе хотя бы отдалённо, что значит разделить активы группы «Янтарь» в разных частях света? Сколько времени, по-вашему, это займёт? И уж если вы желаете, чтобы я изучил все финансовые последствия вашего легкомысленного решения, потрудитесь назвать мне имя предполагаемого наследника, и немедленно!
Каждое слово раздражённого Милна, будто камнем, било ей в голову. Ничего, пусть считает её взбалмошной бездельницей, способной только проматывать деньги, которые он для неё зарабатывает. Пусть думает, что хочет. Она мать, и она должна защищать интересы своего сына.
– Хотите знать? Пожалуйста! Его зовут Эдам Риц, – отрезала Айлин.
– Врач? Доктор Риц?
Милн судорожно сглотнул, покачнулся, свет из-за его костлявой спины ослепил Айлин. Она зажмурилась.
– Извините… – Милн восстановил равновесие. – Кого бы вы сейчас ни назвали, я всё равно к этому не готов. Но… почему – он?
В свете фонарей черты его морщинистого лица сильно заострились, и преданный помощник Айлин стал ещё больше похож на обезьяну – с этим лысым черепом, едва прикрытым волосами, незаметным плоским носом и выпирающей челюстью.
– Просто он, и всё.
– Не боюсь показаться бестактным, ведь всё это исключительно ради дела… Вы что, в него… – Милн понизил голос, – влюбились?
У неё не было сил смеяться.
– Нет, это не то, что вы подумали, господин Милн… Но мне не хотелось бы объяснять.
– Опять не хотелось бы? Да вы издеваетесь! Наследство Монца не может получить посторонний! Если этот доктор – интриган или, скажем… – Милн поскрёб голый череп длинными подвижными пальцами, – внебрачный сын вашего покойного мужа… Тогда вашей дочери Катрисс он брат по отцу… но вам он, извините, никто!
– Он для меня всё, – решившись, сказала Айлин. – Это мой сын. От нашего семейного врача Хаммонда Рица. Родная кровь.
Милн застыл, всем своим потрясённым видом говоря: дожили…
– И всё это время вы… знали?
– Конечно, нет! – возмутилась Айлин. – Я узнала только вчера, и это было мучительно. Но пришло время действовать, и теперь как мать я спрашиваю вас, господин Милн: в наших ли с вами силах изменить правила?
Он спросил скрипучим голосом:
– Значит, вы хотите не только обеспечить господина Рица материально, но и вынашиваете планы ввести его в общество?
– Видимо, да, вынашиваю, – ответила Айлин нервно. – Да, точно… Наверное…
– Отвечаете, как синоптик на вопрос, будет ли дождь. Итак?
– Я хочу, – твёрдо сказала Айлин, – чтобы у Эдама появились официальные права и он больше не чувствовал себя гостем в доме, где появился на свет. Кстати, здесь он прожил пять лет, и дом его принял.
– Да, но принял ли он сам этот дом?
– Очень надеюсь.
– Два наследника!
– На всякий случай! Прецедент есть – Дрём-Лисы!
– Они муж и жена! А эти? Не понимаю, как они будут уживаться и вместе руководить? Как на это посмотрят Прекрасные и все остальные? Мудрите! Затеваете рискованную игру.
– Не томите, милый господин Милн… Вы мне поможете? – Айлин с тревогой смотрела на Милна. Нет-нет, он никогда не мог сердиться на неё дольше минуты. Попилит её, выпустит пар и согласится. Ему просто нужны объяснения. – Вы же знакомы с ситуацией. Вдруг Фанни в самом деле уедет из Дубъюка? На кого я оставлю мурров? Я не могу рисковать, доверив дело всей жизни дальним родственникам из провинции. Могут пойти прахом тысячелетние усилия моего рода по поддержанию мира и равновесия между людьми и кошками… Да, сейчас я окончательно поняла, что обязана легализовать положение своего внебрачного сына, чтобы в случае необходимости передать Прекрасных под его опеку. Ведь он Монца! И он мужчина – молодой, полный сил, амбициозный… Кому, как не ему… Взываю о помощи, господин Милн… надеюсь на вас… умоляю…
Милн шумно засопел.
– Если я и соглашусь, то при одном условии. Уехав, младшая госпожа лишится всех денег. А то, извините, додумаетесь отдать ей половину наследства, которое Монца копили тысячелетиями.
– Не то что наследство – я за неё жизнь отдам, – сдавленным голосом сказала Айлин. – Ни за кого так душа не болит.
– Вот-вот. Хорошо, дайте мне подумать над всем этим безобразием.
– Как долго?
– Хотя бы неделю. И я с нетерпением жду от вас разрешения на ревизию Ассоциации.
– Именно сейчас? – зароптала Айлин. – Когда мне жизненно необходимо доверие моей команды? Я же не могу разогнать всех своих единомышленников…
– Ничего, новые набегут. Таких единомышленников пруд пруди. Чуть что плохо лежит – они уже там. А у вас, извините, талант раздавать деньги.
– Господин Милн! Я уже вижу заголовки в газетах: «Разгром Ассоциации «Защита» – паранойя или необходимость?» и прочие… И мне заранее дурно…
– Вам дурно, вам их жалко… – Милн издал скрипучий смешок и полез в портфель. – А жалобы?
– Какие жалобы?
– Вам известно, что на этой неделе Ассоциация открыла четырнадцать ветприлавков?
– Конечно.
– Ресторанный бизнес в Верхнем городе несёт убытки из-за запахов.
– Не улавливаю связи, извините…
– Ветприлавки открыли в ресторанах и кафе. Гостям заведений кажется, что они едят кошачий корм.
– Я и слыхом не слыхивала…
– А я о чём? Натуральная диверсия! И ещё они только что состряпали новый годовой бюджет Ассоциации.
– Бюджет точно не пройдёт мимо меня, я его обязательно прочту.
– В том-то и беда, дорогая госпожа Монца, что если вы и не подмахнёте документ не глядя, вас можно убедить в чём угодно, причём, играючи. Вы же в вопросах финансов просто дитя. Они этим пользуются. – Милн подал Айлин переплетённый том. – Занимательно с любого места.
Встав под фонарём, Айлин пролистнула несколько страниц.
– Что тут? Танцы перед кошками по выходным дням… Оборудование специально отведенных мест для чесания когтей… Пошив кепи и кружевных чепчиков ко Дню всех кошек… Пока ничего криминального.
– Если не брать во внимание, что это статьи раздела об уличных животных.
Айлин молчала, растерянно листая страницы.
– Там много находок, поверьте, – снова заговорил Милн. – А суммы? Перед создателем сего шедевра снимет шляпу любой мошенник.
– Всё-таки я не понимаю… про бродячих котов, например… –Айлин вернула Милну том. – Зачем им кепи?
– А зачем им танцы? Теперь вы видите? Трёхлетней давности затея с электронным охотником на блох проделала внушительную прореху в бюджете Ассоциации, но я её как-то пережил, и животные её пережили, несмотря на то что многих пришлось лечить от облысения. Но там хотя бы можно было понять энтузиазм изобретателя, помечтать об экономии на средствах от паразитов, списать потери на ошибки в расчётах, и при этом финансово всё было прозрачно до последнего листка. А здесь? Внаглую! На дурачка!
– На дурочку. – Айлин совсем расстроилась. – Вообще-то… если перестать притворяться… то с недавних пор я чувствую по отношению к себе какую-то недоброжелательность…
– В «Защите?»
– Да. Что-то витает в воздухе… Я случайно услышала, как руководитель одного из отделов, некто Трой, за глаза назвал меня малышкой-Айлишкой. А ещё копы не сообщили мне, что фамилия одного из приезжих – Риц. В этом городе только один Риц, и он работает на меня. Появление второго – событие столь неординарное, что мне должны были позвонить прямо с блокпоста, но они…
– …обнаглели, – серьёзно сказал Милн. – Вам пора их проучить.
– Думаете, это самое неотложное из списка моих дел? А если… если я всё же подпишу разрешение на аудит, вы посмотрите, что можно сделать для моего сына?
– Вне всякого сомнения. Как только разберусь с ворами. Для чего вам понадобились деньги?
– Меня тревожит, что за столь короткий период времени произошло слишком много несчастий. На их фоне история с моим найденным сыном – меньшая из проблем… Вы слышали, что пропали трое детей?
– Не трое. Больше.
Айлин почувствовала, как по спине побежали мурашки.
– Вы меня пугаете… На днях мы с главой полиции подробно обсуждали эту тему…
– Я лишь передаю то, что слышал. Ходят слухи, что дети пропадают регулярно. И вы собираетесь всё исправить с помощью денег?
– Постараюсь, по крайней мере. Не могу же я сидеть сложа руки. И обещаю потратить их с умом.
– Вот такой подход мне нравится, – одобрил Милн. – Пожалуй, есть у меня кое-какие резервы… Правда, много не дам.
– Я вам так признательна, – с облегчением выдохнула Айлин. – Кажется, пришло время повысить вам жалованье, любезный господин Милн…
– Даже не думайте, – сурово ответил Милн, распахивая тяжёлую дверь переговорной. – Не забывайте о своём обещании: с умом!
3
Попрощавшись с Милном, Айлин спустилась на первый этаж, чтобы поесть на кухне. В правом крыле дома что-то происходило, оттуда доносились шум и крики.
– Что случилось, милый? – успела крикнуть Айлин Гонзарику, который пулей пронёсся мимо.
– Дедушка дерётся!
В широком коридоре, ведущем к парадной столовой, толпились слуги. Гарт и Мартон держали за руки визжащего Барри. Лицо старика приобрело багрово-красный оттенок, седые волосы раскосматились, на бархатной куртке не хватало верхних пуговиц.
– Да не дёргайся ты так, Барри, руки себе переломаешь, – урезонивал его басистый Гарт. – Кости-то у тебя старые, хрупкие…
– Хрупкие, – буркнул Мартон. – Чуть человека не убил.
Громко причитала Лорна. На полу, прислонившись к стене и прижимая к голове салфетку с пятнами крови, сидел незнакомый мужчина. Кровью были забрызганы его синий пиджак и светлые брюки. Тут же валялась опрокинутая картонная коробка, фотоаппарат, несколько статуэток кошек, а также палка Барри, без которой старик теперь не мог передвигаться.
– Что тут происходит?! – дрожащим голосом осведомилась Айлин. – Барри, пожалуйста,
успокойся… Доктора позвали?
– Да, госпожа Айлин, – всхлипнула Лорна.
– Дедушка увидел, что этот господин здесь ходит, и как дал ему палкой по голове! – выкрикнул взбудораженный Гонзарик.
Всё стало понятно. Старик наткнулся на незнакомца, собиравшего статуэтки, и обезвредил подручными средствами.
Айлин нашла глазами Лорну.
– Как же так?! Его забыли предупредить?
– Извините, госпожа Айлин… я не успела… всё произошло так быстро…
Айлин склонилась над раненым, который морщился от боли.
– Простите нас всех, пожалуйста… Как вы?
– Голова кружится…
– Сейчас вам окажут необходимую помощь.
По коридору уже бежали Лунг и Эдам с медицинским чемоданчиком в руках.
– Тише! Прошу всех замолчать! – Айлин попыталась успокоить орущего Барри, пригладила его растрепавшиеся седые волосы. – Ну, всё, всё, хватит буянить, дорогой. Вышло недоразумение. Господин, на которого ты напал, действовал с моего позволения.
Старик узнал Айлин.
– Милейшая наша госпожа… – жалостно заговорил он, – королева всех добросердечных женщин… Мы вам поймали вора, так вы отрубите его поганую руку и выставьте на всеобщее обозрение, чтобы другим было неповад… – Тут он увидел доктора Рица, который принялся перебинтовывать пострадавшему разбитую голову, и затрясся от негодования: – И докторишку велите изловить! Он тоже вор, доктор наш! По глазам вижу!
Его слова произвели на всех неприятное впечатление.
– Совсем рехнулся, старый дурак? – сказал Мартон. – Все у тебя воры. Смотри, что натворил!
– Мартон, следите за речью, – ужаснулась Айлин. – Не видите, в каком он состоянии? Чего вы ждёте? Уводите!
– В полицию?
– В какую… В его комнату! И не выпускайте хотя бы первое время, пока не придёт в себя.
Барри дёргался, пытаясь вырваться из крепких мужских рук, и с ненавистью глядел на Эдама, который подчёркнуто игнорировал его вопли.
– Где полотенца, наглая рожа?! Хватайте его, болваны! Вяжите! Выполите сорняки в прекрасном саду!
Гарт и Мартон сгребли старика и быстро понесли на руках по коридору, следом побежали Лорна с Тавалой.
– В доме по утрам вонью несёт! Плохо моют! Плохо! – донеслось напоследок, и всё стихло.
Айлин встретилась взглядом с Эдамом. Они словно обожглись друг о друга и одновременно отвернулись.
…Айлин съела тарелку супа, который Лорна принесла на подносе с кухни, и тихо поплакала на диванчике. Лунг уладил все дела с избитым помощником ювелира – извинения, компенсация, лечение… И отдельная благодарность господину Кабошону, который великодушно обещал не привлекать полицию. По достигнутому соглашению, его мурчонок отныне будет карабкаться по портьерам в печальном одиночестве…
– Сантэ… Где ты, моя детка? – тихо позвала она и вдруг вспомнила, что сегодня не видела Фанни.
Она справилась о ней у Лунга. Оказалось, Фанни заперлась в своей комнате и не хочет никого видеть. Айлин знала, что в такие минуты внучку лучше не трогать.