Аутизм и сознание. Альтернативный подход к проблеме аутизма

НАЧАЛО РАБОТЫ ГРУППЫ

Как уже упоминалось, работа в моей группе началась с тремя детьми. Ниже приведу анамнез и исходное состояние этих детей.

АСЛАН

Первым ребенком, с которого началась работа нашей группы, был Аслан. Собственно, до этого он находился в зоне моей ответственности, когда я работала в упоминаемом выше частном центре. Это во многом облегчило мне работу на начальном этапе, так как он уже находился в режиме и дисциплине, адекватно реагировал на речевые инструкции, и у него начинали появляться в речи отдельные слова. Другими словами, он прошел этап формирования целостного восприятия картины мира, хотя на тот момент я и не догадывалась об этом.

Впервые мама обратилась ко мне за помощью в ноябре 2007, когда ребенку уже было практически шесть лет (он родился в декабре) Жалобы при обращении на выраженное отставание в речевом и общем развитии, двигательную расторможенность, трудности в контакте.

В анамнезе: наследственность со слов матери отягощена – дядя отца мальчика как будто бы страдал ДЦП, но дополнительно ему ставили диагноз то ли эпилепсия, то ли шизофрения, однако, точных данных не было. Аслан появился от незапланированной беременности, и хотя отношения родителей официально были оформлены позже, мама сразу же решила рожать. Беременность протекала на фоне угрозы выкидыша в первую половину, анемии; роды несколько позже срока, затяжные, с выдавливанием плода, закричал после отсасывания слизи и похлопывания, вес при рождении 2,950. Кормить принесли сразу, грудь взял, сосал активно, кормить приходилось каждые 15 минут, так как был очень беспокойным, почти непрерывно плакал. Оставался таким в поведении до 1,5 лет. Отмечалась задержка в раннем развитии: держит голову с 7 месяцев, сел в 8 месяцев, пошел в 1 год 8 месяцев. До 1,5 лет только плакал, гуления и других ранних речевых проявлений мама не отмечала. Слоги появились к 2 годам, затем начал произносить отдельные слова, типа «мама», «папа», но далее без видимых причин они пропали. Наблюдался и получал медикаментозное лечение у невропатолога, проходил курсы массажа. Постоянно находился с матерью, был привязан к ней, но, в принципе, мог оставаться с другими близкими. С раннего возраста проявлял повышенное внимание к предметам с кнопками и клавишами, игрушками манипулировал, раскладывая их в определенном порядке, любил перебирать диски и кассеты, мог достаточно долго копаться в песке, но в основном был очень неусидчивым, расторможенным, не мог сколько-нибудь долго удерживать внимание на отдельных предметах и видах деятельности. Отмечался бег из конца в конец комнаты, потряхивал при этом кистями рук, при возбуждении начинал прыгать и издавать горловые звуки. Плохо спал, ел избирательно. В возрасте 1 года 2 мес. после прививки отмечался судорожный приступ с потерей сознания. Было назначено лечение фенобарбиталом. После этого стал спокойнее, лучше спал. Приступы с потерей сознания сохранялись. Начал получать лечение финлипсином, на фоне которого приступы прекратились. С трех лет приступов не отмечается, противосудорожное лечение отменили.

Когда мальчику было 3 года, мать вышла на работу. Очень болезненно переносил разлуку. К чужим людям всегда относился равнодушно, игнорировал их присутствие. В 2,5 года обратились в коррекционный центр с жалобами на задержку в развитии и трудности в поведении. Там поставили диагноз: ранний детский аутизм и порекомендовали занятия с психологом. По истечении срока занятий, мама осталась не удовлетворенной результатами, и мальчик был переведен в другой частный коррекционный центр. Посещал это учреждение в течение 1,5 лет, но затем мама переоформила его в коррекционный детский сад для детей с отставанием в развитии. Речь у ребенка так и не появилась, понимание речи тоже было ограничено простыми бытовыми инструкциями.

Наблюдался у участкового психиатра, с пяти лет получал сонапакс 50 мг в сутки. Со слов мамы на фоне лечения стал менее беспокойным. По рекомендации психиатра в октябре 2007 был госпитализирован в детское отделение психиатрической больницы для решения вопроса инвалидности. Первое время тяжело переносил госпитализацию, затем привык. Был поставлен диагноз аутизм с глубоким отставанием в развитии и оформлено пособие инвалида детства.

В семье всегда сохранялись напряженные, конфликтные отношения между родителями. Когда мальчику было три года, отец во время конфликта, схватил ребенка и бросился с ним в кусты, где они вместе упали. С этого момента очень долго отмечался страх кустов. Тогда же рефлекторно схватился рукой за землю, после чего ребенок постоянно стал держать указательный палец левой руки в согнутом положении. После аналогичного эпизода на берегу водоема, стал панически бояться воды, из-за чего его в последующем стало трудно купать. Когда мальчику исполнилось четыре года, родители окончательно разошлись и отношений больше не поддерживали. Отец все же интересовался ребенком, мог взять на какое-то время его к себе, но материальной поддержки никогда не оказывал. Помогала его мать, бабушка Аслана по отцу, с которой продолжали жить ребенок с мамой, так как у неё не было своей квартиры.

Перед обращением ко мне вышеуказанная симптоматика сохранялась. Оставался крайне неусидчивым даже на фоне лечения: бегал из угла в угол или по кругу. Мог сидеть какое-то время перед телевизором, предпочитая музыкальные клипы, возиться с маминым сотовым телефоном. Оставался избирательным в еде: не ел молочных продуктов, каш, мяса, супов, салатов, но любил котлеты, картофельное пюре. Предпочитал сухарики, орешки, конфеты. Гигиеническими навыками владел, но был крайне неаккуратен. Сам не одевался и не раздевался. На смену обстановки реагировал бурным психомоторным возбуждением с криками и истерикой. Однако спал как ночью, так и днем, после трех лет хорошо.

При первичном осмотре: внешне мальчик был довольно высоким, но худеньким, кожные покровы бледные, в теле отмечалось выраженное напряжение. Все верхние и нижние молочные резцы были искрошены, практически стерты до десен. Со слов мамы это произошло в результате медикаментозного лечения. Стоматологу показать его не представлялось возможным из-за сопротивления ребенка. Такая же реакция была на парикмахера, поэтому носил длинные волосы. В контакт не вступал, интереса ко мне не проявлял. Избегал зрительного контакта, взгляд большей частью был погружен в себя, смотрел почти постоянно вниз. В поведении был крайне неусидчив, постоянно передвигался по кабинету, внимание привлекалось на очень ограниченное время. Мог взять предложенные игрушки, понюхать, повертеть, а затем выкинуть, мог взять кисточку и, макнув в краску, поводить по бумаге, бросить и начать опять бегать из стороны в сторону или по кругу. Отмечались двигательные стереотипы: раскачивался из стороны в сторону, припадая на левую ногу и издавая характерные звуки: «Дахтум – дахтум». Это была единственная форма речевой активности. На обращенную к нему речь реагировал ограниченно, мог выполнить инструкции типа: сядь, возьми, но тоже не всегда. Мог сам подойти к маме и привлечь внимание, чтобы получить то, что он хочет, обычно её телефон. При этом радостно возбуждался, начинал прыгать, потряхивая кистями рук. В телефоне мог найти музыку, игры, фотокамеру. Пребывание в кабинете вскоре ему наскучило, и он стал тянуть мать на улицу, проявлял нетерпение, настойчивость, которые переросли в крик и истерику.

После того, как нашлись спонсоры, ребенка в марте 2008 года отправили в Москву в частный центр, где он находился пять месяцев один. За это время стал намного спокойнее, улучшилось понимание обращенной речи, стал повторять шепотом отдельные слова, стал лучше кушать. Разогнулся указательный палец. Однако сохранялись двигательные стереотипы, случались истерики, отсутствовал визуальный контакт.

По возвращении в Алматы начал посещать созданную там группу развития при участии упомянутого московского центра, и как я упоминала, был прикреплен ко мне. В первое время вновь участились истерики, появилось замыкание на еде, когда начинал хватать еду руками, толкать её в рот и буквально заглатывать. Из продуктов не ел только сыр. Сохранялись двигательные стереотипы. В процессе занятий в группе, которую первое время составляли вышеуказанные Н, С и Аслан, постепенно стал лучше понимать речь, обслуживать себя, появился интерес к другим детям и видам деятельности. Но оставались двигательные стереотипы, истерики, которые хотя и стали реже, но оставались достаточно продолжительными и интенсивными.

К 1-му сентября 2009 года, когда наша группа начала самостоятельную работу, у Аслана начала появляться речь. Он начал словами, но чаще слогами обозначать отдельные предметы, мог даже произнести простую фразу из двух слов, называть близких по имени. Главное, что он был уже в основном введен в режим и дисциплину и у него, как я уже указывала, произошел первый скачок в развитии сознания. Благодаря этому он сразу стал моим главным помощником.

ЕРКЕН

Следующий, самый младший ребенок из нашей группы, первоначально ходил с мамой несколько месяцев на консультативные занятия по субботам. К началу посещения группы ему еще не исполнилось четырех лет (3 года 10 месяцев). Назовем его Еркен.

Анамнез: Наследственность психическими заболеваниями явно не отягощена. Из благополучной в целом семьи. Младший из двух детей. Разница в возрасте между детьми 12 лет. Отец, когда ребенок начал посещать группу, не работал, так как не мог найти вакансии удовлетворяющую его требования. По специальности биолог. В связи с этим, ребенком занимался больше он. Финансовую поддержку семьи осуществляла мать. Она работала в крупной международной финансовой организации.

Ребенок долгожданный. Отклонений во время беременности и родов у матери не отмечалось. Родила сама, в срок, ребенок закричал сразу. Ранее развитие было своевременным, однако еще до года мама отмечала, что ребенок недостаточно эмоционален при контакте с ней, не проявляет выраженного комплекса оживления. К полутора годам появились странности в поведении: ребенок мог подолгу однообразно играть, перебирая ручками предметы, речь появилась с опозданием, и ребенок не стремился использовать её для общения с окружающими, практически не выражал эмоций при контакте с близкими. Также отмечалась выраженная возбудимость, непереносимость громких звуков, особенно, издаваемых при работе электрических приборов, очень плохо засыпал, чутко спал, избирательно и плохо ел. Ребенок не обслуживал себя: не одевался, не раздевался, самостоятельно не ел. Формирование гигиенических навыков также запаздывало. Все эти симптомы постепенно нарастали. Родители обращались к различным специалистам и уже к двум годам ребенку поставили диагноз аутизм. Ребенок посещал занятия в специализированном центре, на дом приходила психолог. Однако выраженных изменений в состоянии ребенка не отмечалось, и родители продолжали обращаться к различным специалистам и таким образом вышли на нашу группу.

К этому времени ребенку было три с половиной года. Внешне был маленьким, худеньким, бледным. Отмечалась выраженная гиперактивность в поведении: постоянно бегал либо вперед – назад, либо по кругу, по типу манежного бега. Очень любил кружиться, раскинув руки в стороны. При этом практически не замолкал, повторяя отдельные слова или выражения, которые чаще всего являлись слоганами из рекламных роликов. При попытке его остановить, начинал сопротивляться, плакать. Если садился, то начинал безостановочно играть пальчиками. К людям как взрослым, так и детям, интереса не проявлял, не замечал их. При попытке установить с ним контакт убегал, начинал кричать, воспринимая окружающих как помеху. Визуальный контакт отсутствовал полностью, глаза ребенка чаще всего были опущены вниз. Не выносил прикосновений к себе, пения и громких звуков, которые вызывали у него истерический плач, при этом закрывал ушки, прятал лицо. Предметами интересовался постольку поскольку: мог взять что-нибудь в руки, повертеть, понюхать. Наибольший интерес вызывали денежные купюры и газеты. Однако, самый большой интерес вызывали гаджеты: мобильный телефон, компьютер, в которых легко мог находить интересующие его файлы. Быстро запоминал буквы, и родители стимулировали этот интерес. В итоге, к трем с половиной годам мог бегло читать на трех языках: русском, казахском и английском, но, естественно, не понимал ни слова.

К моменту прихода в группу уже ходил на горшок, причем только по-большому. До этого категорически отказывался садиться на горшок, не испытывал брезгливости к экскрементам. Если необходимо было пописать, то требовал, чтобы его поставили на край ванны и писал туда. Однако с началом посещения группы почти сразу стал писать в туалете. Не умел одеваться и раздеваться. Не кушал самостоятельно: кормили с ложки, причем, только определенной. Питался в основном бульоном, пил яблочный сок, но только в определенной упаковке. Спал плохо: днем не спал вообще, очень долго и трудно засыпал вечером, мог за сутки поспать всего несколько часов. Это усугублялось тем, что неработающий отец вел ночной образ жизни, и ребенок мог находиться с ним в это время суток, а утром оба могли спать сколько угодно. Это в последующем создавало большие трудности при введении ребенка в режим группы.

Здесь же можно остановиться на особенности Еркена бегло читать на трех языках. Подобные, как часто считают, выдающиеся способности не так редко наблюдаются у детей с РДА в виде осуществления достаточно сложных математических операций, овладении музыкальными инструментами и пр. Такие навыки ставят в тупик специалистов и способствуют распространению легенды о том, что все дети-аутисты являются гениями. Мне представляется, что это можно объяснить следующим образом.

Если обратиться к работам Л.С. Выготского, то он, ссылаясь на немецкого психолога Теодора Липпса, рассуждает о его законе запруды. «Т. Липпс назвал его законом запруды и видел в нем общий закон психической деятельности, заключающийся в том, что энергия концентрируется в данном пункте, повышается и может преодолеть задержку, а может пойти и окольным путем. Здесь уже содержится идея компенсации. Всякое стремление вообще Т. Липпс объяснял действием этого закона, он считал, что любая целесообразная деятельность совершается по путям предшествующего бесцельного или автоматического события тогда, когда возникает препятствие. Только благодаря запруде, задержке, препятствию и становится возможной «цель» для других психических процессов. Точка перерыва, нарушения одной какой-нибудь автоматически действующей функции и становится «целью» для других функций, направленных к этой точке и потому имеющих вид целесообразной деятельности. Таким образом, «цель» дана заранее и в сущности является только по видимости целью, на деле же – первопричиной всякого развития». (Л.С. Выготский. Основы дефектологии // Собр. Соч.: в 6 т. М.: Педагогика, 1962, – Т. 5 С. 158.).

По отношению к интересующему нас вопросу данный закон можно как раз рассматривать как объяснение данного феномена у детей с РДА. Локальное поражение головного мозга создает запруду, которая препятствует гармоничному развитию, однако та энергия, которая накапливается вокруг, способствует развитию компенсации, но исключительно под влиянием тех внешних условий, которые стимулируют развитие той, или иной функции, или навыка. Родители, заметив определенные навыки/склонности ребенка, начинают стараться максимально развить именно эти способности, однако, как показывает жизнь, такое развитие носит исключительно локальный характер и никак не способствует развитию целостного восприятия мира. Вырастая, такие дети при всех своих удивительных способностях остаются совершенно беспомощными в быту и неспособными адаптироваться в социуме.

ТАНЯ

Следующим ребенком была Таня. На момент обращения ей было пять с половиной лет. Перед зачислением в группу девочка ходила ко мне на консультативные занятия в течение двух месяцев. Мама была в разводе, воспитывала девочку одна, ей необходимо было содержать семью, поэтому девочка сразу начала посещать именно мою группу где дети находились полный рабочий день.

Анамнез: Наследственность психическими заболеваниями явно не отягощена. Отец ушел из семьи, когда ребенку было 4 года. Связи родители не поддерживают, финансовой помощи отец не оказывает. Этот брак у него был повторный. В предыдущей семье также растет ребенок (как будто без отклонений в развитии), которым он тоже не интересуется и помощи не оказывает.

Мама по специальности бухгалтер. Очень много и ненормированно работает. К моменту прихода Тани в группу устроилась на работу в крупную компанию.

Девочка от первой желанной беременности, которая протекала на фоне анемии у матери. Роды в срок, затяжные с длительным безводным периодом, через 12 часов после начала схваток сделали кесарево сечение. Когда ребенка принесли кормить, на головке отмечался кровоподтек в виде обруча, но врачи никаких объяснений не давали. Кормить принесли на 2-й день, грудь взяла сразу, сосала активно.

До года была очень спокойной. Ранее развитие было своевременным. Держать головку, сидеть, ходить начала вовремя. Первые слова появились в год, короткая фраза к двум годам. Однако в этом же возрасте девочка стала упрямой, появились истерики, негативизм. В возрасте 2,5 лет по настоянию свекрови была отправлена к ней в другой город, где находилась около шести месяцев. Как позже выяснила мама, к девочке относились очень жестко, применяли физические наказания. После этого девочка резко изменилась. Стала очень возбудимой, плохо спала, утратила многие ранее приобретенные навыки: исчезла фразовая речь, начала избегать контактов с детьми и близкими, к маме же развилась повышенная невротическая привязанность, когда практически не отпускала её от себя, появились страхи, ночной энурез. Была оформлена в частный детский сад. Привыкала постепенно. Там отмечали, что девочка держится особняком, не участвует в общих играх и занятиях, отстает в психо-речевом развитии. Тогда же появилась крайняя избирательность в еде: кушала в основном хлеб с маслом и другие хлебобулочные изделия, отказалась от супов, каш, овощей и фруктов. В детском саду ей в этом потакали, так как девочка при малейших попытках противодействия устраивала истерики.

Логопед детского сада предположила, что у девочки возможны нарушения аутистического спектра. Стали ходить на занятия к дефектологу, продвижения в развитии были, но незначительные. Получала также лечение у участкового невропатолога. В возрасте четырех лет находилась на стационарном обследовании и лечении в детской клинической больнице в неврологическом отделении в течение месяца. Выписана с диагнозом: задержка психо-речевого развития на резидуально-органическом фоне. Было рекомендовано дальнейшее наблюдение у невропатолога. Однако заметных сдвигов в поведении и развитии у девочки не наблюдалось. В детском саду продолжала держаться особняком, стала еще больше уединяться и дома, сидя в одном месте и стереотипно манипулируя куклами. Постепенно продолжала утрачивать ранее приобретенные навыки. Так, со слов мамы, девочка к трем годам начинала хорошо рисовать. К моменту же обращения она просто водила карандашом по бумаге, рисуя «каляки-маляки».

В возрасте 5-ти лет девочку оставили повторно в средней группе детского сада, так как она не усваивала учебный материал. Мама нашла опытного педагога и оформила девочку в другой детский сад. Однако через месяц родители детей написали коллективное письмо с требованием убрать ребенка, так как она дезорганизовывала занятия и пугала детей истериками. Поэтому на период обращения девочка не была организована, и перед мамой стояла большая проблема, куда её оформить.

На этот момент состояние Тани характеризовалось следующим образом. Навыки самообслуживания были достаточно развиты: сама ходила в туалет, кушала, одевалась и раздевалась. К другим детям интереса особого не проявляла, хотя иногда поглядывала на них, но если к ней кто-то приближался, то убегала. Спала в целом неплохо. В состоянии девочки в то время преобладала крайняя возбудимость. Она бросалась на пол и устраивала истерики по малейшему поводу. Также могла начать истерить просто, заслышав вдалеке плачь ребенка или чьи-то крики. С ней стало невозможно ходить по улицам из-за страха животных: завидев собаку, кошку или голубей, она с диким криком кидалась на землю, причем, упасть могла даже на проезжей части, и начинала биться в истерике и дико кричать. Во время истерик отмечалась агрессия: могла схватить любой предмет и бросить его на пол или в человека. Истерики могли продолжаться часами. Крик стоял такой, что в окнах дрожали стекла в буквальном смысле слова, поэтому первой просьбой мамы при обращении было сделать хоть что-нибудь, чтобы с ребенком можно было выходить из дома.

При первичном осмотре физически была довольно крупным взбитым ребенком. Кожные покровы бледные, под глазами отмечалась пастозность и темные круги. Вела себя сначала достаточно спокойно. Визуальный контакт отсутствовал, взгляд был устремлен вниз. На вопросы отвечала выборочно, односложно. К моменту обращения активный речевой запас включал порядка четырех-пяти слов, включая: «мама», «дай», «нет», «не хочу», причем, последние два как в случаях отказа, так и при согласии. В речи Тани была одна фраза: «Помогите мне, пожалуйста!», которую она использовала во время своих постоянных истерик по любому поводу. Ещё она пела песню «От улыбки в городе светлей». Счета не было. Знала основные цвета. Понятия больше-меньше, один-много отсутствовали. О себе говорила в третьем лице. Игрушками заинтересовалась, выбрала куклу и стала крутить её за волосы. При попытке привлечь её внимание к игре, сначала отнеслась благосклонно, но затем, когда что-то пошло не по её, устроила крик, который перерос в развернутую истерику с падением на пол, дрыганьем рук и ног. Отвлечь или успокоить ребенка было, практически, невозможно. Маме пришлось увести её, чтобы хоть как-то успокоить. Такое состояние сохранялось и при дальнейших посещениях. Отмечался выраженный негативизм во всем. Очень быстро любая совместная деятельность и контакт со мной ей быстро надоедали, и она возвращалась к своей стереотипной игре – в таком состоянии она начала посещать нашу группу.