Час так лежит Лентяй, два, вот уже и солнце зашло за край земли, вот взошло снова, а плод всё не падает. Челюсти у парня онемели, живот с голодухи подвело, вот снова солнце зашло за поля за деревню, вот взошло снова – не падает плод.
Тут налетела на дерево стая обезьян, стали обезьяны по веткам скакать, плоды срывать, листьями закусывать. А одна, самая шустрая, хвать тот самый – спелый, заветный – и в рот.
Не выдержал Лентяй такого издевательства, вскочил, руками замахал: – Ах ты, такая-сякая, отдай сейчас же!
А обезьяна только рожу скорчила, назло уселась на ветку пониже, громко чавкает, сок по мохнатым лапам бежит.
Лентяй внизу прыгает, ругается, а поделать ничего не может.
Вдруг затряслось дерево, словно от смеха, перепугались обезьяны, прыснули во все стороны. Глянь, из-под земли, из-под самых корней, словно гриб лесной, вырос дедок, сам невысок, борода ниже пояса. Смеётся дедок, остановиться не может.
Наконец, отсмеялся и говорит: – Я Лесной Дед, живу чуть не тысячу лет, чего только за свою жизнь не повидал, а так смеяться ни разу не доводилось. В благодарность проси чего хочешь, любое твоё желание исполню.
Долго Лентяй не раздумывал, почесал в макушке и загадал: – Хочу, чтобы вовек ни руки мои, ни ноги никакой работой себя не утруждали.
– Да, – задумался Лесной Дед, – нелёгкую ты мне задачку задал. Ну да что уж – раз обещал, надо выполнять. Ложись сюда, головой к стволу.
Нырнул дедок в дупло и вернулся с чистой шёлковой тряпицей, развернул тряпицу на траве. Хлопнул в ладоши, у Нгуэна руки-ноги вмиг отвалились, будто и не было их никогда. Не успел Лентяй испугаться, как вместо прежних рук и ног стали у него новые расти.