– Да, она. Она была той еще приставучей липкой лентой. Я предупреждала и твою маму, но она так была уверена в своем муже, что просто смеясь, отмахивалась от меня.
– Он ей изменил? – это прозвучало скорее, как утверждение, чем вопрос.
– Да, – кивает Марта. – Но только один раз. И именно в этот самый момент их и застала твоя мама.
– Ты хотела сказать, что он не успел изменить ей больше раза, потому что она сразу их застала? – резко замечаю я, чувствуя, как мои глаза застилает пелена ярости.
Я злюсь из-за того, что мама так сильно ему доверяла, а он ее обманул. И из-за того, что Марта сейчас пытается его оправдать.
– Как бы то ни было, доченька, но он ее уж точно не бил, – эти слова приводят меня в чувство. Я вспоминаю, что вообще-то хотела как раз выяснить, почему мама ушла.
– Вы хотите сказать, что она ушла, забрав меня с собой просто потому, что отец изменил ей? – это предположение кажется еще более абсурдным, когда я его произношу вслух, но судя по рассказу Марты, именно это и произошло.
– Постарайся не судить ее строго, – мягко говорит женщина. – Она любила твоего папу больше жизни.
Уж в этом я не сомневаюсь.
– Вы хоть понимаете, что все звучит, как полный бред? – я повышаю голос на Марту, хоть и понимаю, что уж она совсем не виновата во всей этой истории. Скорее уж виноват отец, который изменил своей жене, и мама, которая из-за этого сбежала, забрав и спрятав меня от отца и всего мира.
– Видимо, она тоже это понимала. И поэтому решила выдумать всю эту историю с насилием, – Марта смотрит на меня сочувственно, все еще держа мою руку в своей. – Пойми, твоя мама была очень гордой. И любящей. Больше всего в своей жизни она любила тебя и своего мужа.
– Больше меня она любила только его! – кричу я, не в силах заставить себя успокоиться.
Я вырываю руку и вскакиваю со скамейки.
– Марта, она забрала меня из дома. Пряталась и скрывалась как преступница всю жизнь! – я нервно хожу взад-вперед, не в силах успокоиться. – Вы хоть знаете, что мы жили все это время с поддельными документами? Блин, да я паспорт получила только после смерти фон Дервиза, наплетя какую-то небылицу в паспортном столе о моей инвалидности и коме на протяжении трех лет! Меня всю жизнь Машей называли! И это все из-за того, что он изменил ей, а она решила ему через меня отомстить!
– Доченька, ты должна понять маму. Просто она не смогла его простить и хотела уйти. Она была сиротой без гроша за душой. А он барон, богатый и обладающий властью. Она просто испугалась, что он отберет тебя, и она никогда не сможет быть рядом. А простить его и все забыть она уже никогда не смогла бы. Даже ради тебя.
– Я не верю, – качаю я головой. – Она любила его больше, чем меня. Вряд ли она согласилась жить на грани нищеты, просто потому, что боялась потерять меня. Скорее уж, она хотела таким образом сделать ему больно. Хотела, чтобы он страдал так же, как страдала она. А он? – я кидаю полный ярости взгляд на могилу своего отца. – Он ничем не лучше. Он оставил все наследство и отрекся от меня не потому, что отчаялся меня найти. Он мог бы оставить меня в завещании, оставить хоть что-то. Я не говорю, что мне это было нужно от него, но он отец, который не мог не думать о своей родной дочери. Однако он сделал своим единственным наследником сына второй жены, просто чтобы отомстить маме. За то, что ушла, за то, что не простила, за то, что забрала дочь. Но в этих их разборках никто не думал обо мне! Никто, Марта. Никто!
Картинка складывается в моей голове. Я вспоминаю, как мама мучилась, когда по новостям сообщили, что барон вновь жениться, заочно подав на развод со своей бывшей женой. Когда она узнала, кто его невеста, мне казалось, что мама окончательно сошла с ума. Я была тогда еще маленькой, но хорошо помню те наполненные ужасом дни, когда мама была сама не своя.
Думаю, тогда и начались ее проблемы с психикой. Возможно, она ждала как в тот первый раз, что он придет и завоюет ее. Но он, слабый духом человек, привыкший просто плыть по течению, предпочел не заморачиваться и жениться на той, которая была ближе всего.
Осознание того, что та сука, которая разрушила мою семью, сейчас живет в доме моих родителей и является его хозяйкой, вызывает во мне чувство горечи.
– Почему он женился на ней?
– О, эта стерва просто преследовала его. На какое-то время она исчезла. Барон выгнал ее и приказал никогда не появляться ему на глаза, иначе он ее уничтожит. Он был так зол, что, думаю, все поверили в серьезность его слов. Однако проходили годы, а он никак не мог найти свою жену. Она ведь сирота, друзей у нее не было. Она общалась только со знакомыми мужа, но это было просто приятельское общение, близко к себе она никогда никого не подпускала.
Да, я знаю. В этом я пошла в маму.
– Он просто не знал, откуда начать поиски. Возможно, полиция смогла бы ему помочь, но он отказался туда обращаться, так как за воровство наследницы дворянского рода предполагается серьезное наказание, вплоть до пожизненного заключения. Пускай даже это собственная мать ребенка.
– Я не понимаю, при чем здесь это? Какое это имеет отношение к тому, что Лариска вновь вернулась в его жизнь?
– Прошло три года. Он не мог вас найти. Так еще пошли все эти слухи, что твоя мама сошлась с каким-то новым русским и это он так удачно вас скрывает от всего мира.
Я энергично мотаю головой:
– Это неправда, сколько я себя помню, мама никогда не встречалась с мужчинами.
Марта с грустью смотрит на меня и продолжает:
– Как бы то ни было, но он поверил в это. И тут вновь появилась она. Только теперь за помощью. Никита тогда серьезно заболел воспалением легких. Она утверждала, что ей некому помочь. Барон не смог отказать. Пока лечение мальчика продолжалось, они сблизились. Лариса и ее маленький сын смогла заполнить пустоту, что образовалась в его душе, после того, как вы исчезли, – Марта смотрит на меня заискивающе, прежде чем продолжить. – Они смогли заполнить и мою пустоту. Дети Ларисы – чудесные дети. Только из-за них я еще до сих пор остаюсь в этом доме. Пожалуйста, не осуждай нас. И передай маме, что мне очень жаль, что все так сложилось. Он ни на день не переставал вас искать. Думаю, из-за постоянного ожидания вестей от вас, его сердце и не выдержало.
– Я передам ей, – говорю я устало, даже не соврав.
Я выскажу все, что думаю о ней, когда поеду домой. О том, что эта их сильная любовь разрушила их обоих. Что уж лучше бы они не любили друг друга так сильно. Тогда бы папа смог бы заявит на нее и найти меня.
Тогда бы я не стояла бы возле могилы человека, который был моим отцом, и которого я совершенно не знала.
И здесь, на могиле своего отца я обещаю себе, что никогда не влюблюсь. Никогда.
Влюбиться – это значит потерять себя.
Влюбиться – это значит навсегда отдать свою жизнь в руки кому-то другому.
Влюбиться – это значит страдать.
Я ничего не говорю и просто разворачиваюсь и ухожу. У меня нет сил даже поблагодарить Марту за то, что она открыла мне глаза на правду.
Я не хочу возвращаться в дом, где живет та, кто разрушил, уничтожил мою семью. Поэтому я просто сажусь на крыльцо парадного входа, надеясь, что смогу застать возвращающегося фон Дервиза и уговорить его отправить меня домой. Ни минуты, ни секунды дольше необходимого я не хочу здесь находиться.
Ко мне несколько раз подходит Селедка, но я не обращаю на ее слова внимания. Для меня ее больше не существует. Если я хоть еще немного подумаю о ней, то не смогу сдержаться и просто выцарапаю ей глаза. Наверное, мама бы этого хотела. Но я напоминаю себе, что она мать Алисы и Красавчика, поэтому не вправе ее избивать.
Я не знаю, сколько я так сижу, но Марта приносит мне еду. Она не просит меня зайти, и даже не пытается заговорить. И я ей благодарна за это. Она единственная, с кем мне хотелось бы продолжить общаться. Но сейчас я не хочу об этом думать.
К еде я не прикасаюсь, и через полчаса ее забирают.
– Мама звонила, – голос фон Дервиза раздается совсем рядом. – Она сказала, что ты как обкуренная наркоманка сидишь на одном месте и ни на что не реагируешь.
Он говорит это весело, но я замечаю нотки беспокойства в его голосе.
Парень опускается рядом со мной на ступеньку и заглядывает мне в глаза.
– Марта, что случилось? – свое беспокойство он теперь не пытается скрыть.
– Забери меня отсюда, – я говорю шепотом, чтобы он не понял, как дрожит мой голос.
Он ничего не отвечает, и мы погружаемся в тяжелую тишину.
Моей ошибкой становится то, что я поднимаю взгляд и смотрю в его голубые глаза. В них отражается столько тревоги, столько беспокойства и сочувствия, что я не могу больше справляться со своими эмоциями.
Тяжелый надрывный всхлип вырывается из меня. Затем еще один и еще. Я пытаюсь это остановить, но бесполезно.
И вот я уже рыдаю в крепких объятиях своего принца. Я хочу остановиться, но не могу. Я просто рыдаю и сквозь слезы повторяю: «забери меня отсюда, забери меня отсюда, забери меня отсюда».
– Конечно, – отвечает мне парень, гладя по спине и прижимая мою голову к своей груди. – Пойдем только умоем тебя и соберем вещи.
– Нет! – кричу я громче, чем необходимо. – Я не вернусь туда, – уже тише добавляю я, отстраняясь от парня. – У меня там почти ничего нет. Просто давай прямо сейчас уедем.
– Марта, я вызову Макса. Но ему все равно надо подготовиться к полету.
– Значит, я подожду снаружи, – упрямо повторяю я.
Он хмурится, прежде чем спросить:
– Мама опять что-то выкинула, да?
– Нет, – мотаю я головой и с горечью добавляю. – По крайней мере, не сегодня.
Фон Дервиз все-таки уходит в дом, чтобы собрать мои вещи. Я благодарна ему, что он не стал меня больше ни о чем расспрашивать. Не уверена, что хочу хоть чем-то с ним поделиться.
Я ненавижу его мать. Я презираю своего отца. Я виню свою мать в ее эгоизме.
Он выходит через пятнадцать минут. В его руках моя сумка и еще одна спортивная. Я хмурюсь. Он вроде приезжал тоже с этой сумкой.
– Зачем ты взял свою сумку? – непонимающе спрашиваю я его.
Он также непонимающе смотрит на меня.
– Потому что она мне понадобится, – отвечает он мне, как глупой девочке.
– Ты что, тоже улетаешь? Куда?
Красавчик возводит глаза к небу, как будто прося помощи у высших сил.
– Марта, я лечу вместе с тобой в пансион.
– Ты проводишь меня? – ну, правда, не понимаю. – Я думаю, что с Максом со мной ничего не случится.
– Нет, Марта, я возвращаюсь вместе с тобой.
– Но как же, Амина!? Ты же ездил к ней.
Он тяжело вздыхает, прежде чем ответить:
– Я ездил поговорить, как ты мне и советовала, между прочим. Но никак не мириться. Хотя, кажется, она именно об этом подумала, когда увидела меня.
– О, – только и могу я произнести. – Значит, вы не помирились?
– Ну, почему же. Мы выяснили все отношения и помирились.
Я хмурюсь.
– Я не понимаю. Но почему ты тогда уезжаешь?
– Потому что мы помирились, и я ее простил. Но это вовсе не значит, что я хочу вновь быть с ней. Этот этап моей жизни пройден навсегда.
– Мне жаль, – нифига мне не жаль. Я вообще, кажется, ничего сейчас не чувствую, кроме как тяжелого болезненного кома в груди. – Но ты все равно не обязан лететь со мной. Каникулы заканчиваются через неделю, ты можешь еще побыть дома.
– Шутишь? – он вздергивает свои густые брови, укоризненно смотря на меня. – У моего друга что-то случилось, а я должен отправить его в общагу в одиночестве, а сам остаться дома? Ты за кого меня принимаешь, фон Дервиз?
Услышав то, как он меня назвал, меня всю передергивает. Это заставляет вспомнить меня кто я такая. Вспомнить, что натворили мои родители со своими жизнями и семьей.
Красавчик замирает и прислушивается. Я тоже слышу шум вертолета.
– Макс готов, – сообщает он мне и двигается вперед. – Если ты уверена, что не хочешь зайти и попрощаться со всеми, то мы можем идти.
– Я уверена, – мне немного стыдно, что я ухожу, так ничего и не сказав Марте. Но я знаю, что эта женщина все поймет. И я обязательно найду способ еще с ней повидаться.
Мы уже выходим за пределы внутреннего двора, когда я резко торможу:
– Подожди, – говорю я фон Дервизу. – Мне все-таки нужно попрощаться кое с кем.
Парень удивленно вскидывает брови.
– Неужели это моя мама? Я знал, что она тебе обязательно понравиться.
Я понимаю, что он пытается шутить, но его шутки сейчас очень болезненны, поэтому я просто молча разворачиваюсь и иду в сторону сада.
Я уже хорошо запомнила дорогу, так что безошибочно нахожу могилу отца. Когда фон Дервиз понимает, куда мы пришли, он вежливо проходит дальше и садится на мамину лавочку.
А я сажусь прямо на землю. Возле его фотографии.
И я начинаю говорить. Просто рассказывать ему все, что происходило в моей жизни. Рассказываю о том, какое милое розовое платье мне купила мама, когда я пошла в первый класс. Рассказываю о том, что сама сшила себе медведя, и он был моей самой любимой игрушкой в детстве. Рассказываю о том, как мама сходила медленно с ума, когда скупала на последние деньги все доступные газеты и читала про него и его новую семью. Рассказывала о том, как первый раз пошла на свидание и поцеловалась с мальчиком.
Я говорю много, взахлеб. И я верю, что он меня внимательно слушает, приятельски улыбаясь мне с фотографии на памятнике.
Я совсем забыла про ожидающего меня фон Дервиза, но когда я перестаю болтать и оглядываюсь, вижу, что он все также ждет меня на лавочке.
Я встаю с колен, стряхиваю с них землю и иду к нему. Он поворачивается ко мне, когда я сажусь рядом. Его лицо вновь выражает сочувствие и понимание.
– Попрощалась? – спрашивает он меня.
– Да, – киваю я. Мне стыдно, что кто-то видел меня в момент моей слабости. Надеюсь, я говорила достаточно тихо, чтобы он не слышал весь бред, который я несла. – Прости, что заставила тебя ждать. Наверное, теперь полет отменяется, потому что Макс со злости уволился?
– Нет, я написал ему сразу и предупредил, что мы задержимся. Думаю, он явно подумал что-то типа «ах, эта озабоченная молодежь».
– Он не мог так подумать! – охаю я.
Фон Дервиз с ухмылкой достает стекляшку и показывает мне ответное сообщение от Макса: «Повеселитесь, детки» и подмигивающий смайлик.
– Нет, – я не хочу улыбаться, но не могу сдержать свои лицевые мышцы. – Он казался таким серьезным дядькой.
– Это да, – улыбается в ответ фон Дервиз. – Но так только кажется незнакомым с ним людям, – парень замолкает, а потом уже без тени улыбки спрашивает: – Ты готова отсюда уехать?
– Да, – я бросаю еще один взгляд из-за плеча на могилу своего папы и повторяю. – Да, я готова.
Глава 18.
– И ты не сможешь жить без меняяяяяаа,
Ты не можешь не любить меняяяяааааа,
Я ведь такаяяяаа однаааааа,
Просто офигенаяаааа….
Попсовая песенка, что сейчас звучит в моих наушниках, абсолютно глупая и бессмысленная. Но мне нравится.
А вообще, мне на самом деле просто нравится ванная фон Дервиза. Нет, в замке в гостевой комнате тоже была ничего так, но здесь же джакузи! И много-много всяких приятных штучек в баночках. А я вовсе не забыла за всеми этими треволнениями о сделке, которую заключила с Красавчиком. И не важно, что я слиняла из замка на второй день.
Так что всю оставшуюся неделю я без малейшего зазрения совести хожу к нему мыться. И, конечно же, исключительно в джакузи.
Вообще-то остаток весенних каникул в пансионе мы провели вместе. Я не чувствую больше той ненависти, что внушила мне мать по отношению к отцу, и поэтому прошу фон Дервиза рассказать мне о нем. Он не отказывал мне в этом.
Он мог говорить часами о своем приемном отце. Не могу не признаться, что частенько при этом меня охватывала жгучая, уничтожающая зависть. Но я старалась ее отогнать от себя. Ведь ни он, ни Алиска не виноваты в том, что наделали наши родители.
Кроме разговоров о моем папе, мы часто смотрим фильмы на огромном телике Красавчика. Его мягкий диван стал теперь моим вторым любимым местом в пансионе. На первом оставалась его ванная. Так что под предлогом посмотреть фильм я просто могу часами валяться на этом пушистом облаке.
– Марта, давай выходи уже! – кричит мне парень, барабаня в дверь. – Ты там сидишь уже час! Фильм давно загрузился.
– Иду я! – кричу я в ответ.
Песня уже заканчивается, и я смогла услышать его во время стихающей мелодии, так что ему еще повезло. Обычно я могу вылезти только еще через час, и тогда он уже начинает звонить мне на стекляшку.
Обернувшись в полотенце, я выхожу из ванны. Я не беру с собой одежду, а иду в свою комнату и там уже одеваюсь, потому что не люблю на все еще влажную кожу что-то натягивать.
Но на этот раз, наверное, стоило ее все же взять с собой.
– Марта?
– Алиска?
Девчонка стоит с чемоданом в руках посередине комнаты и таращится во все глаза на меня.
– Э, привет, – машу я ей неловко одной рукой, второй придерживая полотенце. Блин, наверное, она что-то не то подумала.
– Видишь? – спокойно говорит фон Дервиз, сидя на диване с чипсами и смотря уже начавшийся фильм. Вот же, все-таки врубил без меня! – Это всего лишь Марта. И никаких тебе голых девчонок в моей ванной.
Мы с Алиской одновременно смотрим на фон Дервиза, а потом друг на друга. Видимо, наши мысли совпадают. Только вот Алиску его слова удивили, а меня расстроили.
Ладно, я ведь все равно решила, что никогда не буду влюбляться. Если парень, который мне нравится, считает, что я не могу быть голой девчонкой в его ванной, что ж, тем лучше.
– Я пойду, оденусь, – вновь неловко машу Алиске и направляюсь в свою комнату.
Я прикрываю за собой смежную дверь и, не сдержавшись, прислоняю к ней ухо. Мне жизненно необходимо услышать, о чем говорят брат с сестрой.
– С каких это пор Марта перестала быть девушкой, и уж тем более голой девушкой? – шипит Алиска.
Я не вижу выражения лица Красавчика, но наверняка, он озадачен ее вопросом.
– Алис, мы просто друзья, – наконец, произносит он.
– А с каких это пор вы друзья? – охает Рыжая, кажется, еще больше разозлившись. – Ты что, тыришь у меня моих друзей?
– Ничего я не… ворую, – я слышу, как фон Дервиз встает и начинает ходить по комнате. – Просто… Никому не говори, но это она вывела на чистую воду Третьякова.
Вот же… не держится его язык за зубами.
– И что? – кажется, Алиска совсем не удивлена. – Конечно, она. Кто в нашем гадюшнике еще осмелится на такое?
Парень понимающе хмыкает.
– Ради меня никто еще никогда не шел против закона, – ох же, черт, а это что, противозаконно?! – А Марта, даже не особо расположенная ко мне, попыталась вернуть мне Амину. Да и тебе она нравится. И я решил, что хочу скорее быть ее другом, чем врагом. Тем более, как говорят, держи друзей близко, а врагов еще ближе.
Как-то все это звучит не очень. Неужели он решил со мной подружиться, потому что боится, что я могу ему что-то сделать?
– Просто постарайся не обложаться, – обреченно вздыхает Алиска, после чего я не хочу больше ничего слушать.
Я быстро переодеваюсь и завязываю, не расчесывая, все еще влажные волосы в пучок. До сегодняшнего вечера я обязательно одевала на наши вечерние посиделки джинсы, которые классно обтягивали мой зад, майки с глубоким декольте, чтобы была видна ложбинка между грудей. А еще сушила феном волосы и консилером убирала недостатки кожи. Но сейчас мне наплевать.
Ради чего стараться? Он все равно не видит во мне ни девушку, ни друга.
Я лишь враг, с которым лучше дружить.
Так что с влажными лохматыми волосами, в растянутых спортивках и обычной майке я плетусь обратно в комнату. Не хочу, чтобы он догадался, что я подслушивала, так что доиграю роль лучшего друга, а потом начнется учеба, приедут все его многочисленные друзья и приятели, и нам уже не обязательно будет так много тусить вместе.
Алиска присоединяется к нам где-то через час. Она уже переоделась и, судя по ее таким же влажным волосам, сходила в душ. В это время я уже лежу на боку, моя голова на коленях фон Дервиза и он пытается из моих запутанных волос сплести какую-то кривую тощую косичку.
Знаю, знаю. Для того, кто собирается никогда не влюбляться и прекратить фальшивую дружбу, это ненормально. Но я ничего не могла с собой поделать, когда он, смеясь, заметил, что у меня воронье гнездо на голове. А потом предложил сделать прическу, уверяя, что в глубоком детстве Алиски самолично заплетал ей косы.
Рыжая замерев, смотрит на нас во все глаза. Потом молча, но явно чувствуя себя неловко, идет к дивану и, толкнув мои ноги, садится рядом.
Фон Дервиз делает вид, что не замечает ее, но когда я кошусь на него, то вижу, что он немного покраснел.
Как же, его застали за плетением кос его врага номер один.
Ну, и пусть. Обещаю, Господи, что проявляю слабость в последний раз.
Фон Дервизу не стоило делать вид, что ему пофиг и надо было прекратить свое занятие, потому в следующее мгновение дверь распахивается и в комнату вваливается Алекс-Леша, Сухостой и еще какой-то парень. Они все смеются и одновременно начинают что-то говорить, но заметив меня, резко останавливаются и замолкают.
Я чувствую, как Красавчик отпускает мои волосы, и замирает.
Ух, мести слаще и спланировать было нельзя!
– Какого тут происходит?!
– Ты что, теперь с ней?!
– Ты плетешь косички?!
– Ты плетешь косички Марте?!
Я знаю, что ставлю фон Дервиза в еще более неловкое положение, потому что не убираю голову с его колен, а наоборот делаю скучающий вид и ленивым тоном произношу:
– Вы мне загородили экран, отодвиньтесь.
То ли ребята настолько удивлены, то ли решили, что я получила какую-то супер-силу, способную заставлять плести себе косички, но они синхронно отходят в сторону.
Теперь телевизор вновь находится в поле моего зрения, но я абсолютно не вижу, что происходит на экране. Все мое внимание сосредоточено на том, как будет выкручиваться фон Дервиз.
Я скашиваю глаза и смотрю на Алиску. Перехватываю ее лукавый взгляд и еле сдерживаемую улыбку. Видимо, ей тоже безумно любопытно, как будет выкручиваться ее братец.
Он откашливается, прежде чем ответить:
– Отвечаю на все вопросы по очереди. Мы смотрим фильм. Нет, я не с Мартой. Да я плету косички, и да, я это делаю Марте. А теперь, мой вопрос к вам: кто дал вам право заходить в мою комнату без стука?
На последних словах его голос приобретает стальные нотки. Вот же засранец. Умеет перевернуть ситуацию в свою пользу.
Ребята начинают что-то мямлить, но Сухостой быстрее всех приходит в себя и, скрестив руки на груди, начинает пищать своим противным голоском:
– Мы не постучались, потому что ты уже не с Аминой. А если ты не с ней, то мы всегда могли к тебе зайти, не боясь увидеть что-нибудь неприличное, – она выразительно смотрит на меня, прежде чем произнести: – Однако увидели.
Я лишь закатываю глаза. Я вполне была готова к тому, что его друзья никогда не примут меня в свой круг.
– Анна, я уже сказал, что мы с Мартой просто друзья. И ничем неприличным мы тут не занимаемся.
– А что, Дер, может, и мне косички заплетешь? – парень, которого я не знаю, начинает смеяться, встряхнув своими светлыми волосами до плеч.
Эта его шутка немного разряжает обстановку. Все начинают смеяться, кроме Сухостоя. Красавчик обзывает своего приятеля идиотом, Алиска предлагает ему свою помощь, а Алекс просит Дера научить и его плести косички. В итоге, блондин с длинными волосами и я садимся на пол возле дивана, облокотившись об его корпус. Алиска сидя на диване пытается заплести колосок блондинчику, а фон Дервиз с Алексом с самой серьезностью пытаются за ней повторить это на моей голове. Параллельно мы комментируем фильм, что идет по телику, или слушаем рассказы ребят о том, как они провели каникулы.
Безучастной ко всему этому остается только Сухостой. С недовольно поджатыми губами, она сидит в сторонке и что-то усердно печатает в своей стекляшке. Я больше, чем уверенна, что она рассказывает обо всем увиденном своей подружке Амине.
Думаю, что она не поверила в нашу дружбу, и сейчас строчит бывшей Красавчика, что он уже с новой девушкой.
Позже ребята заказывают доставку из столовой (представляете, а я и не знала, что такое возможно) и мы ужинаем прямо в комнате Красавчика. Они выбрали роллы, но когда я призналась, что ненавижу их, фон Дервиз тут же перезванивает и заказывает для меня пиццу. Думаю, что эта его забота обо мне заставила ребят еще больше увериться в том, что между нами что-то есть.
Вечером, лежа в своей кровати, я набираю Марту по видеосвязи. Когда я более или менее оправилась от правды, на которую она раскрыла мне глаза, я взяла у Красавчика ее контакты, и теперь периодически по вечерам звоню ей. Не знаю, как так получилось, но я чувствую с ней себя непринужденно и естественно. Разговаривая с ней, мне кажется, что я каким-то образом прикасаюсь к своим родителям. Будто бы через нее они могут говорить со мной и быть рядом. Мы можем подолгу болтать обо всем и ни о чем.
И я благодарна фон Дервизу, за то, что он познакомил меня с ней. Ведь это единственное хорошее, что случилось со мной за последнее время.