Странный век Фредерика Декарта

У кузена остались сын, ровесник моего сына, и дочь, тремя годами младше. Они знают о том, кто их дедушка, у них дома есть все его книги, а Дженнифер, моя племянница, даже повесила в гостиной его портрет. Но все-таки эту свою семейную тайну они пока не афишируют, и понять их нетрудно. Сами они отнюдь не ханжи, однако этого нельзя сказать обо всех людях из их окружения. Во Франции историки ведь тоже до сих пор не проявляли к ним интереса, в основном – по той причине, что они незаконные потомки… Вы можете, сославшись на меня, написать Майклу Мюррею и Дженнифер Стоукс, я дам вам их адреса. Непременно советую вам встретиться и с вдовой Фредди, урожденной леди Элизабет Оттербери, она должна помнить его рассказы о встречах с отцом. Не бойтесь, что Мюрреи примут вас холодно. Они давно готовы к тому, чтобы публично признать правду, только сомневаются, что научное сообщество уже способно эту правду принять. Сделайте шаг им навстречу, они будут вам благодарны. Научная слава Фредерика Декарта пережила моду, его имя, даже если бы он остался только автором «Неофициальной истории Ла-Рошели», навеки вписано в памятную книжечку музы Клио рядом с именами Гизо, Тэна или Мишле. Его внуки уже не испытывают того, что когда-то мучило моего кузена Фредди. Общественно неодобряемые обстоятельства жизни отца беспокоят и тревожат. Мирные скелеты из шкафа деда или прадеда становится предметом гордости…

Я часто думаю о будущем, пусть оно ко мне самому отношения уже практически не имеет. Мне не все равно, каким я оставлю этот мир. Но, как любой старый человек, мыслями я дома только в прошлом. Многие люди, с которыми меня сводила судьба, стоят передо мной как живые. Фредерика Декарта я вспоминаю чаще других. Если его мятежный дух перешел к младшему поколению (не сомневаюсь, что Соланж, или Жан, или, может быть, Энди рано или поздно доберутся до загадки рода Картенов и сделают то, что не успел закончить дядя Фред), то мне он передал другое свое качество. Я унаследовал от него эту толику соленой и горькой океанской воды в крови, ею он меня усыновил, она течет в нас обоих. Мне стал близок его стоицизм. Замечая, как день ото дня тускнеют глаза, как затихает смех моей милой Мари-Луизы, я понимаю, что вся наша жизнь – череда потерь, и что, может быть, чем терять, уж лучше никогда этого толком и не иметь. Мне открылась его мудрость. Он умел жить среди людей, не обольщаясь и не испытывая гнева, потому что повидал многое в этом мире, заглянул глубоко в себя и понял, что люди не хороши и не плохи – они лишь несовершенные творения Божьи. Чего мне недостает – так это его веры. Не случайно свое кредо он подытожил к самому концу жизни и написал в предисловии к своей последней, незаконченной книге: «Чем дольше я живу, тем меньше могу и знаю. Но тем увереннее я надеюсь. Только недостаточность моих сил дает мне эту надежду. По-настоящему надеяться можно лишь на то, что не зависит от меня самого».

Екатеринбург,

2005 г., февраль–май 2017 г.

Оглавление

Пролог

Призвание

Страшный год

Депрессия

Марцела

Профессор новейшей истории

Возвращение и его плоды

Загадка Клеми

Испытание мудрости

Двое в городе

Отец и сын

Предзакатные годы

Последняя сенсация

«Кого мне бояться?..»