Внутри

Но тут-то он и показал всю свою скользкую натуру… У него был компромат на меня. Квитанция об огромной задолженности ресторана, где числилось моё имя… Он сказал, что дает мне три дня на размышления. Если через три дня я бы не согласилась с его условиями, он бы отнес эту бумагу в суд, где долго разбираться не станут. Затем хлопнул дверью и ушел. Я помню этот отчетливый взгляд, пугающий меня и доводящий до дрожи до сих пор. Я сразу позвонила адвокату, мы встретились, но он сказал, что единственный путь – погасить долг. Это были непомерные деньги для меня – ресторан не приносил прибыли слишком долго, мы были в убытке. На следующий день был праздник – День рождения твоей матери. Мы решили собраться и отпраздновать не так уж роскошно, но всё-таки в нашем ресторане, где отродясь праздновались любые семейные торжества. Пока все сидели за столом, я отвечала твоему отцу на его холодный взгляд, напоминающий мне о времени. Я поняла, что выхода у меня нет и выйдя из-за стола, как бы в туалет, решила зайти в кабинет и позвонить адвокату. Я уведомила его о том, что мне придется переписать ресторан на Виктора. Тот лишь вздохнул и сказал, что это непростое, но единственно верное решение. Я помню, как подумала тогда, что ненавижу и Виктора, и адвоката, за то, что они ничего не могли понять. Адвокат лишь говорил «понимаю», «мне жаль», на самом деле ему было глубоко плевать! И именно в ту секунду моя ненависть породила ещё большую злость. Так происходит всегда. Стоит тебе поддаться ненависти, как она толкает тебя в пропасть. Ты будешь жалеть о том, что сделаешь, оправдываясь, что это всё злость руководила тобой, но для других это навсегда останется лишь оправданием. Ничтожным и жалким оправданием твоим действиям. Запомни, Сара, действовать можно только подавив свою ненависть…

– Что ты сделала? – шёпотом спросила Сара, надеясь, что та скажет, что это всё.

Это было лишь поучение, она вернулась за стол и всё было хорошо. Но так не бывает. В ней была ненависть. Она всё испортила.

– Я пошла по коридору и наткнулась на грузчика, разгружавшего продукты для кухни. Его звали Вильям, а мы звали его Вилли. Я велела ему войти в мой кабинет, пока я вернусь за стол. Заглянуть в третий ящик с левой стороны стола и найти там шкатулку, на которой был замок. Я сказала ему код. Виктор не знал, что я видела. Я боялась лишь, что есть копии. Я велела ему избавиться от бумаги навсегда, чтобы ее никто не увидел. Но я сказала ему ужасную вещь – «Избавься любым способом!». Это и была ненависть. После разговора прошлого дня с адвокатом я позвонила своей знакомой, которая была должна мне хорошую сумму денег, пользуясь моей дружбой к ней. Я позвонила ей и попросила вернуть долг. Она богатая женщина и легко согласилась. Однако деньги она могла перевести не раньше, чем через три дня. Это было на день больше, чем мне дал на раздумья Виктор. Я поняла, что должна как-то задержать Виктора, как-то помешать ему сделать задуманное в срок. И я решила избавиться от бумаги. Ненавистной мной бумаги. Но я не думала, Господь тому свидетель, не думала, что наш Вилли, скромный и сговорчивый Вилли решит сделать то, что он натворил. Я ожидала, что он разорвет её, выбросит или заберет с собой и спрячет в своем грузовике, увезя потом подальше в другую страну. Я думала всё, что угодно, но… Он решил сжечь бумагу. Он не придумал ничего лучше, чем сжечь её…

– Бабушка… Тот пожар… Ты же не хочешь сказать, что…?

– Да, милая. Тот пожар был не случайностью… Вилли решил, что будет лучше сжечь квитанцию вне кабинета, чтобы случайно не оставить следов. Он поджег бумагу, дождался пока сгорит весь текст и бросил оставшийся белый уголок от бумаги в урну, заранее задув огонь. Урна находилась рядом с туалетом, она была по пути к выходу, поэтому он так и сделал. Вилли ушел, но оказывается, что бумагу он до конца не задул… В ту урну обычно скидывали всю ненужную бумагу, чтобы потом её сортировать и сдать на макулатуру. Наша уборщица опустошала её и скидывала всё, что там было в огромную кучу макулатуры за дверью женского туалета. Там были полки, на которых всё и лежало. Так она и поступила в тот раз. Но там был горящий кусочек бумаги, который она конечно же не заметила, потому что слишком торопилась уйти с работы. Спустя время вся бумага загорелась. И как раз в этот момент Мария позвала тебя в дамскую комнату, чтобы поправить твой бантик на юбке… Пожарные нашли её и тебя в той комнате без сознания…

– Да, я помню… Мама пошла посмотреть, что там такое… А мне стало любопытно. Когда мы вошли, пылающая балка у двери оторвалась под давлением огня и преградила нам путь обратно. Я упала первая, а когда открыла глаза, последнее что видела, как мама стоит передо мной на коленях. У нее было грязное лицо, она кашляла.

– Мы услышали крики и побежали в туалет… Но было поздно… Виктор подхватил Марию на руки, я сразу позвонила в скорую… Но она не очнулась.

– Но почему? Почему ты не говорила мне раньше? Почему?! – Сара рыдала. Всё её лицо покрылось слезами при воспоминании того ужаса. Она вспомнила всё. С того самого развязавшегося банта, с нежного маминого «Настоящей леди не позволено ходить с развязанным бантом на юбке», до хруста деревянной балки, до хриплого последнего кашля. Она вспомнила всё.

Англия. Маленькая девочка с заплаканными красными глазами бежит по улицам. Несчастное создание.

Англия. Пожилая женщина, бедная женщина, потерявшая дочь, открыла свою душу. Старушка, чья слеза текла впервые за много лет. Старушка, чья боль открылась и вышла из закупоренной дверцы души. Вышла наружу.

Англия. Женщина, готовившая обед и напевающая мелодии, услышала крики снаружи и поспешила на улицу. Женщина, у которой не было своих детей, но был ребёнок, которому она стала как мать. Ребёнок, который выбежал на улицу, яростно открыв дверь.

Девочка, старушка, женщина. Все они бежали из Парижа. Все они оставили там своё прошлое. Но их прошлое вернулось за ними. Оно не отпустило их.

9.

Англия. Где-то по улице Бэйвик-Хилл шёл мальчик. Он выглядел очень растерянно, взволновано. Его волосы струились на ветру, переливаясь соломенным оттенком. Он ходил и выискивал глазами табличку. «Двадцать пять» – вертелось у него в голове.

Дорога под ногами казалась очень узкой, стесненной. Казалось, что все камни попадают под его кроссовки. «Девятнадцать, двадцать один…». Он завернул за угол, где были последние пять домов на Бэйвик-Хилл.

Двадцать пять. Мальчик встал. С высоты вселенной его было не видно. С его высоты он казался необъятным. Дом стоял самый последний в ряду. Он был огорожен зеленым заборчиком, чуть скосившимся в правом углу. Сам дом напоминал приличную богатую усадьбу. Том выдохнул. Посмотрел ещё раз на табличку, еще раз вздохнул и выдохнул, поднял руку и постучал.

Послышались шаги, всего несколько, но Том успел еще четыре раза сделать вдох и выдох.

– Здравствуйте…– Калитку открыла молодая женщина, лет двадцати пяти в уютном свитере и обтягивающих черных брюках. На голове у нее был высокий хвост струящихся по плечам волос. – Мы знакомы?

– Здравствуйте, меня зовут Том. – слегка заикавшись, но тем не менее более мужественно проговорил мальчик, незаметно поглядывая вглубь участка за отворившейся калиткой, пытаясь уловить взглядом то, что он искал. – Подскажите, это Бэйвик-Хилл, 25, правильно?

Взгляд мальчика скользил по табличке этого дома уже не один десяток раз и это был скорее риторический вопрос.

– Ну да, он самый. Могу чем-то помочь?

– Я могу увидеть Сару, проживающую здесь?

– Кого, простите? – изумленно проговорила девушка, поджимая озябшие от студёной погоды ноги.

– Девочка Сара, такая с рыжими волосами. Мне сказали, она здесь живет.

– Кто сказал? Тут нет никого, кроме меня и моего мужа, который сейчас на работе. Это он вам сказал?

– Нет-нет… А вы не знаете женщину по имени Нинон?

– Понятия не имею, про кого вы говорите. Имя не английское. Она, кажется, не местная?

– Да… Она приезжая… Из Парижа…

Наступила неловка пауза, Девушка явно ждала момента, чтобы уйти обратно в дом, но ей казалось некрасивым закрыть дверь сейчас, на такой незавершенной ноте разговора.

– То есть, вы не знаете их? – с надеждой переспросил мальчик. Непонятно, на что надеясь.

– Нет, мне очень жаль. Не знаю.

– Простите… Да… Тогда, до свидания… Спасибо…

– Ничего, до свидания, – калитка хлопнула.

Перед носом мальчика снова появилась зеленая перегородка. «Нет, мне очень жаль. Не знаю»-вертелось теперь в голове. Как не знает? Но это же Бэйвик-Хилл … Двадцать пять…

На секунду мальчику показалось, что он видел Нинон во сне. Он просто хотел, чтобы это было правдой, он верил в это. Он ещё раз, последний, посмотрел на табличку «Бэйвик-Хилл, 25», утвердился, что правдой является то, что он сейчас слышал и медленно зашагал обратно…

Он просто не знал, что Нинон не сон. Она просто сказала ему: «Бэйвик-Хилл, 25» вместо «Батвик-Хилл, 25» и все… Она нечаянно. Устала после перелёта.

10.

Сара вернулась вечером. Подавленная, прозрачная. Она будто исчезла вместе со своей последней надеждой. Надеждой на что-то хорошее. Вокруг нее был студёный воздух, но ей было душно. Весь мир будто давил на нее. Он высасывал из неё последнее.

На кухне сидела Ребекка. С момента, когда она услышала крики, прошло два часа. С момента, когда Нинон сказала, что лучше ей уехать, не объяснив причины, прошёл час. С момента последней дрожи руки не прошло и минуты.

– Где ты была?! Что вообще произошло?! – Ребекка вскочила, яростно глянув на девочку.

– Прости…Я… Я не…

Она заплакала. Сильнее, чем в прошлый раз. Её окутали необъятные руки Ребекки, которая заслонила её своими объятиями от всего этого надоедливого мира.

– Она сказала, что ей лучше уехать. Что произошло между вами?

– Он убил её, понимаешь? – задыхаясь и всхлипывая проговаривала девочка. – Мою маму! Он убил её… Убил!

Ребекка сдержала подлетевшую к горлу Сары истерику, опустила её голову на колени и, укачивая как младенца, поглаживала её волосы.

– Тише, тише. Кто убил? О чем ты?

Сара рассказала Ребекке всё, что слышала и чему не могла поверить. Всё, что теперь заполняло её без остатка. Сквозь слёзы и хрип, появившийся от застывшего кома в горле, она рассказала.

– Ты же понимаешь, что она не виновата? Это ужасная случайность, ты понимаешь? Нинон не хотела этого… – Она правда не знала, что сказать. Первый раз за всю жизнь Бекки сомневалась в своей поддержке, она сомневалась в истине своих слов. Она во всём не была уверена.

– Я понимаю, но это жестоко… Боже… Ну почему она раньше не сказала?

– Что бы это изменило? Это бы не вернуло ни твою маму, ни отца, не спасло бы твою душу от боли. Ты бы познала её, но раньше. Ничего не поменялось бы. Но это были годы мучения и для Нинон. Тебе необходимо понять это…

Но Сара не слушала. Она не слышала ничего, кроме своих мыслей, которые бешено носились по своей траектории в её мозгу, сталкиваясь и разбиваясь друг об друга. Одна не успевала закончиться, как начиналась вторая. И так по цепочке, пока не осталась одна единственная. Да, Нинон не виновата. Сара это знала изначально. Она не могла простить её только за сокрытие, хотя её бабушка всё-таки была права, ведь пожар – это действительно случайность. Намеренно никто не поджигал ресторан. Сара вспоминала горящие полки, шторы, дверь и её маму. Она тоже горела. Перед тем, как упасть в обморок и проторчать там еще три года, глаза Сары размыли образы, последние. Подгоревшее мамино платье, заляпанные сажей щеки и балка. Во всем виновата она. Если бы Сара не упала, они бы выбрались. Но она упала.

Прошло около двух часов, прежде чем всхлипы окончательно прекратились. Время замедлило ход и только через два часа Сара встала с колен Ребекки и поплелась в свою комнату этажом выше. Она осмотрела комнату, деревянную лестницу с, уже заново выкрашенными лакированными, перилами, которые зазывали наверх. Персикового цвета ковер, не новый, но прилично выглядящий для своих лет, мягко улегся на ступенях, удлиняя дорогу. Она вспомнила, как именно по этой лестнице прыгала, узнав о приезде Нинон. Вспомнила, как пробежалась руками по этим перилам, когда умчалась в аэропорт. И вот теперь она слабо ступает по ним, придерживаясь, потому что боится упасть. Она споткнулась о краешек ковра, который слегка выпирался наружу. Споткнулась и еще крепче вцепилась в перила. Но это помогло ей лишь на две ступени. Она рухнула. Вся её слабость выплеснулась наружу, сковывая руки и ноги. Она покрыла её бледное тело, как покрывалом, и потянула вниз.

Грохот был тихий, её хрупкое тело не позволяло подать звук более громкий и отчетливый. Однако и этого хватило, чтобы Ребекка услышала и, хоть медленно, но пошагала на звук.

– Всё в порядке? Что-то упало?

На персикового цвета ковре лежала девочка, между четвертой и пятой ступенью. Её глаза были закрыты, волосы рыжей копной упали на лицо, заслонив левый глаз. Рот был приоткрыт, из него ещё просачивались струйки воздуха. Ноги заплелись, истощалые руки локтями зацепились за ступени, а пальцы свесили вниз.

– Сара?! Что с тобой???! Боже…

Ребекка подскочила к девушке. Она аккуратно взяла её за руки, проронив несколько слёз. Она прерывалась, не решавшись поднять Сару на руки. Её мысли путались в голове, она не знала, что делать. Металась как тигр в клетке. Наконец она решила сначала позвонить в скорую, а после отнести девочку в спальню. Так она и сделала.

С горем пополам Ребекка доставила девочку в кровать, еще раз попытавшись её пробудить. Звонок в дверь прервал её тщетные попытки, она сбежала вниз и распахнула дверь.

– Так-с, еще раз, что у вас случилось? – врач, совершенно спокойный, темноволосый мужчина, лет сорока, аккуратно прошёл в дом, хотя его аккуратность больше походила на неохоту.

– Моя…Девочка упала на лестнице, она не открывает глаз, уже много времени прошло. Пожалуйста сделайте что-нибудь! Я вас умоляю… Пожалуйста.

– Тише, дамочка. Кто вы говорите ваша? Девочка? Вы хотели сказать дочь?

– Нет… Да. Да, дочь. Пожалуйста, поторопитесь. – Ребекка поняла, что сейчас разборки в семейных статусах только продлят и без того быстро уходящее время.

Подойдя к кровати Сары, врач осмотрел белки её глаз с закатившимися зрачками. Подвел к носу зеркало и, заметив на нём следы дыхания, приложил ухо к её рту. Он четко услышал вдох, больше напоминающий сип.

– Что ж, это обычный обморок. – подытожил врач, собирая обратно свои приборы в сумку. – Возможно побочный результат переутомления или неправильного питания…

Доктор покосился на исхудавшее тело Сары.

– А может и вообще его отсутствия… В общем это не смертельно, но потребуется увезти её в стационар для наблюдения. Она долго не приходит в себя, это нехорошо. Поэтому собирайтесь, только побыстрее, у меня еще пациенты есть.

С этими словами врач направился к выходу, явно показывая своим видом, что он очень торопится.

Ребекка запихала в сумку всё самое необходимое и поспешила на улицу. Санитары вынесли Сару из дома.

Её глаза до сих пор не открывались, рот всё еще был приоткрыт и издавал очень тихий сип, который можно было расслышать только в полной тишине.

В больнице было немного народу, а в самом отделении никого не было вовсе. Дежурный врач где-то находился, но только не на своём месте. Врач, который приехал за Сарой, очень зло хмыкнул и окатил взглядом своих санитаров, ожидая от них ответа – где же персонал? Но после понимания, что они уж точно этого не знали, да и знать не могли, ещё раз презрительно хмыкнул, посмотрел на часы и закатил глаза.

Спустя две или три минуты дверь отделения распахнулась и вошёл врач. Его белый халат подчеркивал мужественную фигуру, высокий стан и привлекательное телосложение. Его походка отчеканивала каждый шаг, направляясь к приезжим.

-Я главный врач этого отделения, что случилось?

Последовал рассказ, сопровождаемый вздохами и всхлипами Ребекки, вознёй санитаров и постоянными напоминаниями врача скорой помощи о беспредельной занятости.

– Так, всё понятно, везите её во вторую палату, я сейчас позову медсестру и подойду. Вы можете ехать, а вы… Ребекка, кажется? Останьтесь, я с вами поговорю, – с этими словами врач начал снова отчеканивать шаги в сторону процедурного кабинета.

Вернулся он с капельницей и в компании пожилой женщины в белой шапочке, халате и с чемоданчиком, на котором была прицеплена наклейка плюсика – знака медицинской помощи. Палата была просторная, из приоткрытого окна сочился воздух. Солнечные лучи были неяркими и слабо, но проникали в уголочки комнаты. Всё остальное было стандартным. Кровать, тумбочка и в общем-то всё.

– Так, ну давайте мы её посмотрим. Мисс Тайнер, поставьте пожалуйста ей капельницу в левую вену. Спасибо. – Врач присел на кровать рядом с Сарой.

Он устремил свои приземленные зеленые глаза на её лицо и начал изучать, параллельно орудуя стетоскопом.

– Так, тут хорошо… Тут тоже… Так… Тут тоже неплохо. Мисс…?

– Джойс, сэр. Ребекка Джойс, я её мама.

Врач скользнул взглядом по ней и улыбнулся.

– Меня зовут Кристиан Фарадейк. Можете звать меня просто Кристиан. С девочкой всё будет хорошо. Она просто очень переутомлена, это видно даже внешне. Сейчас фаза обморока скорее перешла в фазу сна.

– То есть, Сара спит?

– Да-да, сейчас её ничто не тревожит, это сон. Скорее всего она проспит ещё долго, так как организм восстанавливает силы. Не беспокойтесь. Я вернусь вечером, проверю как её состояние. Можете остаться здесь, но никаких беспокойств!

– Да, конечно, я понимаю… Огромное вам спасибо! Огромное, мистер Фарадейк…

– Просто Кристиан, мы договорились! – врач подмигнул и вышел из палаты.

Ребекка присела на койку. Нежно взяла свою девочку за руку. Её холодные омертвелые руки не сопротивлялись.

– Цветочек мой… – Ребекка наклонилась и с лаской матери поцеловала Сару в лоб, проронив слезу.

– У меня нет никого дороже тебя, клянусь небесными тучками и бабушкиными спагетти…, – смех сквозь слёзы. Ребекка начала успокаиваться.

11.

Солнце потихоньку заходило за горизонт. С улицы доносились крики маленький детей, играющих после школы. Слышны были тормоза автомобилей, их сигналы и другие подобные звуки.

Люди торопились домой, кто-то приготовить покушать, кто-то встретиться с родными и близкими, некоторые желали наконец-то опрокинуться на диван и посмотреть любимый телевизор. Кто-то торопился на встречу, кто-то в театры или рестораны. Но где-то недалеко от них, в том же городе, на третьем этаже городской больницы, в пятом слева окне горел призрачный свет. Он озарял смуглое лицо женщины, сидевшей в голубом кресле, которая опиралась своим сбитым подбородком в ладонь. Её глаза сомкнуты, она издает звуки, напоминающие храп, смешанный с вдохами и выдохами. Напротив неё стоит койка, на которой очень беззвучно спит маленькая девочка. Её рука закреплена бинтом, который держит иглу, поставляющую в организм девочки глюкозу и другие необходимы вещества. Они никуда не торопятся.

На часах показывало пять часов вечера.

Девочка начала вертеться.

***

«Где я? Боже, где свет, почему тут так темно?».

Сара протянула руки, наощупь пытаясь найти источник света или хоть что-то другое.

«Эй! Есть здесь кто?!»

Она прошлась с вытянутыми руками, пока не запнулась обо что-то внизу. Она не упала, а лишь больно ушибла палец. Наклонившись вниз и пощупав «нечто», она поняла, что это была ступень. Таким же образом она провела руками чуть выше всё дальше и дальше ползя по ступеням. Лестница была круговая, это было понятно по характерным изгибам рук, которые им пришлось принимать, чтобы нащупать дальнейшие ступени. Когда Сара поняла, что все ступени позади и рука уткнулась в потолок, она услышала шум. Очень знакомый шум, доносившийся сверху. Она подняла голову и протянула руки вверх. «Побродив» ладонями по поверхности, она поняла, что это был не потолок. И догадалась, что за шум её преследует. Это был люк. Сара с трудом нашла щеколду и отодвинула её, открывая дверцу. Она осознала, что очутилась в каком-то подвале, где были разбросаны комки сена и другого мусора по углам. В дальнем углу виднелось отверстие, прикрываемое решёткой. Через него было видно дорогу и машины, которые и были шумом, услышанным Сарой.

Девочка оперлась руками на край люка и подтянулась. С третьей попытки ей удалось сесть на пол комнаты. «Эй! А тут кто-то есть?» – позвала она, надеясь на ответ. Но её окружали лишь пауки и грязь.

Она осмотрелась и нашла в противоположном от отверстия углу шкаф. Его дверцы уже разваливались и, чем ближе Сара подходила к шкафу, тем сильнее становился шум улицы, хотя она удалялась от отверстия с решеткой. «Что за черт…?». Сара открыла дверцу и оказалась на улице. Обернувшись, она увидела лишь стену, которая не имела никаких отверстий. Она как будто прошла сквозь стену. Оббежав её, она заглянула вниз, но никакого отверстия с решеткой тоже не было. Сара подняла голову наверх и прочла адрес. Улица была ей незнакома, однако повертев головой она поняла, что это Англия.

Она не знала куда идти, её окружала толпа разноцветно одетых и разнообразно выглядящих людей, абсолютно ей незнакомых.

– Подскажите, вы не знаете, как пройти…? Простите! Вы не знае… А вы не знаете, как пройти к дому…

Люди толкали её, но не слышали, проходили сквозь, не видя её.

Она шагала всё дальше и дальше, ориентируясь только на свою интуицию. Вскоре народа стало меньше, вся стая людей прошла мимо неё, оставив совсем одну посреди неизвестной улицы. Вдалеке виднелся перекресток, кишащий новой толпой, другими лицами. Сара, не найдя варианта получше побежала туда. Вливаясь в толпу, она кричала и просила о помощи, но никто её не слышал.

– Ну пожалуйста! Хоть кто-нибудь! Помогите мне, я прошу! – сквозь слёзы кричала Сара.

Впереди одна из голов начала реагировать на её слова, оглядываясь откуда и кто говорит. Сара заметила шевеление и побежала вперед к этой голове, крича «Пожалуйста, помогите», «Пожалуйста». Она проскальзывала сквозь людей, не задевая и не толкая их. Просто проходила через них, как будто была приведением.

Сара огляделась и увидела знакомую голову, направленную уже в другую сторону. Она побежала быстрее. Голова повернулась в сторону Сары.

– Сара?! Это ты?

Девочка, усердно пробирающаяся сквозь толпу, услышала своё имя, но это было неважно, она услышала голос, знакомый и родной голос.

– Том?! Где ты? Да! Это я! Том?!!! – она выскакивала из толпы, ища глазами человека, которого безумно жаждала увидеть. Человека, по которому безумно скучала. Человека, с которым всё было безумно.

– Том! Я здесь!

– Сара! Иди влево! Выходи из толпы, я здесь! Я тебя жду!

Сара метнулась влево и через несколько секунд покинула толпу, стоя параллельно ей. Она стояла и перед ней был только он. Тот самый человек. Он услышал её.

Прошла целая вечность пока они не решались двинуться навстречу друг к другу. Они просто стояли смотрели, каждый в свои любимые глаза. Он в её, она в его. Они не верили, что наконец-то встретились. В их головах промелькнула мысль, что да, это сон. Но он наконец-то хороший. Там наконец-то они вместе, после долгой разлуки. И неважно что это не реальность, у них была своя реальность и они были счастливы в ней.

– Том! – Сара побежала к нему навстречу, она обняла его так сильно, как будто в ней было в три раза больше силы, чем в действительности.

– Сара! Боже, Сара… Как я ждал тебя… – Том обнял её слабее, боясь причинить ей боль и уступая ей. Но он обнял её так, что, несмотря на видимую слабину, она бы не смогла выбраться. Он бы обнял сильнее. Но она и не думала уходить.

Они стояли в центре Англии, среди людей слева и справа. Они стояли, обнявшись и больше им ничего не было нужно. Столько вечностей прошло, прежде чем они оторвались друг от друга, но только чтобы посмотреть в глаза, улыбнуться и снова уткнуться в родное плечо.

– Я думал, что потерял тебя… Навсегда…

– Я тоже…

Их сердца вновь соединились, руки переплелись и ветер обдувал их вокруг, создавая заслон от внешнего мира. Том посмотрел ей в глаза ещё раз. Так трепетно, так нежно. Он прочитал в них всё, что тревожило Сару. Том не понял, как, но в её глазах он прочитал какие-то события и лишь спросил:

– Это правда?

– Да, Том… Боже… Это правда, – она заплакала и снова уткнулась в его плечо.

Том услышал слова Нинон, он почувствовал боль в голове при падении с лестницы, он увидел лицо незнакомой ему ранее Ребекки. Он увидел врача, как он подмигнул. Он услышал, как он чеканит шаг по коридору больницы. Она ничего ему не говорила, но он знал всё. Как? Не знаю.

– Мне так жаль… Правда…

– Я не знаю, что мне делать Том, – её слезы покрыли мокрой пленкой край рубашки Тома.

Юноша взял её за плечи и прошептал:

– Будь сильной! Я найду тебя и всё станет хорошо! Я знаю, что ты в Англии! Я знаю! Скажи мне адрес, и я приду, только будь сильной, я прошу тебя!

Сара прокричала адрес, но её слова потопил какой-то посторонний гул. Она повторила попытку.

– Сара, я тебя не слышу! Какой адрес?

Медленно силуэт Тома пропадал, а Сара продолжала кричать и плакать. Вокруг неё застыла темнота, но гул повторялся. Она кричала, пытаясь перекричать шум.

***

– Батвик Хилл 25, Батвик-Хилл 25… Батвик…

– Что с ней?! Почему она повторяет наш адрес?! Кристиан? – возле койки Сары стояла напуганная Ребекка и Кристиан Фарадейк, пытающийся её разбудить.

– Сара, просыпайся! Очнись, девочка, очнись!

Глаза приоткрылись. Она пришла в себя.

– Батвик-Хилл, 25, – повторяла она. По щекам текли слёзы. – Батвик-Хилл…

– Тише, девочка. Тише. Давай, открывай глазки. – Кристиан осторожно приподнял Сару за плечи, подставил ей под спину подушку.

Глаза были очень туманные. Она не сразу поняла, где она и кто её окружает. Через десять минут она поняла… Это был сон… Она не успела ему сказать. Он её не найдет…

12.

Где-то в Англии, уже стихшей под ночь, проснулся мальчик. В холодном поту он вскочил с кровати, не понимая кто он и где он. Его руки дрожали, по лбу текла капля пота, перескочив на нос.

– Том, что случилось?!

В комнату ворвалась мама, которая проснулась от крика мальчика.

– Всё хорошо, мам. Страшный сон, правда. Иди, ложись.

Мать протянула тёплую руку к мокрому лбу сына. Погладила его по голове и поцеловала. Затем она вернулась в свою комнату, оставив Тома наедине со своими страхами.

Он боялся. Он не услышал, что говорила Сара. Он её не найдет…

13.

Вот уже два месяца прошли, Англия покрылась снегом. Ребятишки, укутанные в шапки и свитера, ходили по проспектам и улицам. Где-то раздавался весёлый смех детей, катающихся на санках.

Вот уже два месяца прошло, как вьюга замела дом Сары на улице Батвик-Хилл, и дом с зелёным забором на Бэйвик-Хилл, который наконец-то починил мужчина. Его жена ждала ребёнка, с радостью и теплом вспоминая осень, которая подарила ей это счастье.

Снег запорошил дороги, ведущие к аэропорту. Стоянку, на которой обычно обитали велосипеды. Он мягко лёг на проспекте, через который всегда просачивался народ. И теперь он без устали куда-то спешит. Люди идут с коробками подарков, с пакетами продуктов. Ведь наступает пора праздников.

Не только в Англию пришла зима, но и в другие страны мира. Вот, например, во Франции снег легкой поступью прошёлся по Эйфелевой башне, бульварам, летом цветущим и манящим. Он покрыл крышу ресторана «Victor», который снова встречал у себя высокосортных гостей, как в старые добрые времена.

Улицы и дома надели снежные шубки и приготовились к украшениям гирляндами, шариками и другими торжественными атрибутами. Вот и на одной улочке, где находился самый знаменитый в окрестностях дом, царила зима. Домик тоже, не отличаясь от других, был белёсым. Некогда зеленеющий сад покрылся снежной шапкой. Цветы, не терпящие холодов, были перенесены в дом, который внутри теперь напоминал оранжерею. В центре всего сада, в маленьком креслице с кружкой чая с чабрецом сидела старушка. Её глаза были не радостны, но и не так грустны. Картина за окном навевала на неё тревогу и волнение, но и какие-то нотки радости. Она вспоминала, что, когда была ещё не так стара, её семья любила кататься на коньках и санках, они лепили снеговиков на заднем дворе дома, смеялись и веселились от души. Теперь, её двор был пуст. Коньки завалялись на полке чердака, а санки и вовсе были проданы другой семье с малышом, который сейчас уже наверно вырос и катается на горке.

Чай заканчивался, а воспоминания до сих пор пьянили разум старушки. Но вот тепло её дома, где её любимые цветы укрылись от мороза и вместе с ней проживали этот день, отвлекало её от грустных воспоминаний.

Мысли прервались, когда женщина пошла за очередной порцией чая. В дверь постучали. Она повернула голову и по-старчески засеменила открывать.

На пороге стоял мужчина. Очень рослый, хрупкого телосложения. Его лицо покрывали мелкие ссадины и синяки. Одет он был не по погоде, его курточка напоминала летнюю ветровку. И при этом она еще была и порвана. Волосы были взъерошены. Оттенок их напоминал цвет ржавчины. Нос постоянно шмыгал. Ну и не мудрено. Этот мужчина постучался в её дом. Этот мужчина вселил в неё страх сейчас, как когда-то давно.

Она захлопнула дверь тут же.

– Проваливай! Тебе нечего делать в моем доме. Как ещё наглости хватило приходить!