Мама посмотрела на стойку с духами, возле которых он стоял, понюхала и поспешно согласилась с его мнением, после чего потянула Тома за руку в коридор. Они отыскали папу и, спустя еще час хождений по мукам, наконец-то вышли наружу. Пока все наслаждались экзотическими ароматами, погода не теряла времени. На улице шел ливень. Мама попросила папу держать зонтик, чтобы все поместились, но это совсем не помогло. Единственный выживший и не намокший человек была мама. У Тома промокла спина, а у папы промокло абсолютно все. А вот память мальчика была так же суха, как мама и идеально помнила тот запах и те духи. Мысли снова закружились вокруг, образовывая ураган. Вдруг в его голове всплыл тот портрет, та женщина тоже казалась знакомой. «Но кто это? И как я мог её знать?.. Столько тайн…».

Весь день прошел где-то на уровне отреченных облаков, совсем не закрепив в памяти то, что было после выставки… Дело шло к ночи, и что-то подсказывало Тому, что сегодня она приснится. Засыпать он не хотел, сидел до последнего и думал, где же видел ту женщину? Но разум не хотел с ним сотрудничать… Вскоре сон победил…

«О, да ладно, снова подвал? Сколько можно? Он уже как второй дом для меня. Страшно? Да нет, мне уже не страшно идти в ту темноту, она там сидит, да? А нельзя посидеть где-нибудь в приличном месте? Хотя бы на улице, а?

Я пошел снова в ту темноту, но девочки там не было. И в чем суть? Где она? Сара?! Я кричал несколько раз в пустоту, пока не понял до конца, что в этом сне её нет. Но должно же быть что-то, для чего я здесь. И тут я вспомнил, что в прошлый раз то, для чего я пришел, она нарисовала на стене. Я быстро полез в карман за телефоном, чтобы осветить хоть что-то в этой кромешной темноте. Я совсем забыл сказать, что подвал напоминал собой две комнаты, соединенные одной стеной. Так вот на той стене, что в прошлый раз служила доской для рисунков, был то же самое изображение. А точнее надпись. Я поспешил ко второй стене. И там была недавно выгравированная надпись. Но кажется это были не слова, это как раз-таки был рисунок.

Разглядеть что-то было очень сложно, а соотнести эти линии в своей голове ещё сложнее. Интересно, а здесь вообще есть свет? Я попытался прибавить яркость на телефоне и чуть-чуть отойти от стены, чтобы можно было разглядеть хотя бы часть рисунка. Стоило мне сделать шаг назад, как я споткнулся и упал на что-то очень твердое и объемное. Если честно, было очень больно, но было не до этого. Я быстро, насколько это можно, достал предмет, на который упал и готов был сиять от радости. Наверно это какое-нибудь небесное общество офтальмологов сжалилось над моими глазами и снизошли на землю, чтобы подарить мне фонарик. Да, это был фонарик! Точнее это было мое спасение. Я быстро нащупал выключатель, и, даже не вставая с пола, направил его на стену. И тут моя радость слегка утихла. На стене, освещаемой ярким светом фонаря, была нарисована картина из ресторана. Та семья, где Сара маленькая. Семья Виктора. «Что это значит? Ты пытаешься мне сказать о своей семье?», – снова крикнул я в пустоту, забыв, что я один. Когда я встал и подошел к стене, чтобы получше разглядеть работу художника, я вернулся в состояние шока. Та женщина, которая была автором духов, мать Сары. «Боже! Боже! Да что, черт возьми, здесь происходит?!»

Проснулся Том в холодном поту. На часах было чуть меньше шести, родители сладко спали в своей комнате, даже не издавая малейшего кряхтящего храпа, а мальчик был подавлен. Но если учесть всю четкость и ясность его ума в данный момент, он понимал, что для того, чтобы все это закончилось, ему нужно разгадать все загадки этой семьи.

Вечно находиться в Париже было желаемым, но невозможным. Путевка включала в себя лишь шесть дней и три дня уже остались в прошлом. Это совсем не радовало Тома, потому что он понимал, что все разгадки тайны Сары находятся только здесь. Только в Париже. Он всё время думал, как же разгадать всё побыстрее, куда идти, что видеть и что слышать? Как? Куда? Множество вопросов и только один ответ. Ресторан «VICTOR». Это единственная зацепка, которая могла дать что-то, могла помочь. «Но как снова попасть туда? Родители не согласились бы, потому что цены там ну очень высокие, а бюджет был ограничен. Сказать всё про Сару? Да, побывать в психушке Парижа мне не очень-то хотелось. Остается только одно. Пойти туда одному. Но когда?»

Пока Том обдумывал план действий, на улице рассвело. Несмотря на вчерашний дождь, сегодня солнце слепило и жарило так, будто никакой непогоды вчера и не было. Птицы также напевали медленные танцы, а люди всё также куда-то шли, попадая в ритмы города. На небе все тучи исчезли, лишь свежий воздух после дождя напоминал о нем. Сегодня в отеле будет по истине светский вечер. Сын какого-то олигарха устраивает свадьбу и приглашает на радостях всех, живущих в гостинице людей. Мама, услышав эту новость, вылетела из отеля в поисках нового платья, взяв с собой папу в качестве шоппера. «Слава Богу, эта волна красоты обошла меня стороной и у меня появился шикарный шанс, чтобы создать план действий на сегодняшний вечер. Думаю, эта свадьба обойдется без меня». Без усилий не обошлось. Для четкости и ясности плана ему пришлось разузнать расписание мероприятия и всё, что там будет. Теперь заполучив всю информацию, он мог спокойно обо всем позаботиться. Празднество начиналось в шесть часов вечера и длилось оно всю ночь. Зная своих родителей, Том мог точно сказать, что около десяти часов вечера отец пойдет в номер спать, так как у него режим. А что касается мамы, она продержится всю ночь сто процентов, вот только её любовь к танцам и общению поможет выкрасть время на побег. Основная танцевальная программа начнется в девять часов вечера. Час мама будет заниматься танцами и знакомствами с новыми людьми, а отец уже будет готовиться ко сну. За это время мама пробудит в себе аппетит и в десять часов вечера, упрашивая папу остаться и проиграв этот спор, она перекусит праздничным блюдом. «Не надо упускать из внимания то, что она совершенно точно подойдет ко мне и начнет упрашивать встать и познакомиться с кем-то. Это как раз будет мне на руку.» Около получаса еще стоит находиться в поле зрения мамы, чтобы она успокоилась и дала время побыть одному. «И вот именно тогда я начну действовать. На всю миссию у меня будет около часа и тридцати минут, потому что именно через это время наступит полночь и моя мама меня потеряет». В то время, когда Том доставал расписание мероприятия, ему удалось заполучить карту города для туристов и теперь найти путь к ресторану была не проблема. От отеля до места назначения было тридцать минут ходьбы и это не могло устраивать. «Но как же тогда добраться до ресторана? Общественный транспорт уже перестанет ездить в это время. Такси? Слишком дорого и ненадежно. Мне определенно нужно было найти транспорт. Но где?» С этой мыслью Том пошел на стоянку отеля. Машин был много, но угонять как-то ничего не хотелось (страх сесть в тюрьму, хоть и Парижскую, побеждал желание действовать очень импульсивно). И тут дежурный на стоянке, сам того не понимая, спас минимум одну жизнь! Он продавал какой-то старый велосипед, денег у Тома было немного, но этого хватало. Транспорт есть, хоть и скрипучий. Очень скрипучий. Теперь план поистине готов. Осталось дождаться вечера.

Время шло незаметно и наступал момент, которого он ждал целый день. Снизу уже послышалась музыка, мама и папа вернулись из бутиков и тоже готовились. На Тома нацепили костюм и бабочку, в общем выглядел он как настоящий джентльмен. Мама просто сияла в коктейльном платье с небольшим шлейфом, а папа был одет так же строго и красиво как Том. С каждым шагом вниз взору открывалась невероятная красота. Всё было роскошно украшено множеством цветов и бантов. Прекрасные, лакированные столы с белыми скатертями были выставлены буквой «п», а посередине зала стоял стол для молодоженов. Он был такой же роскошный и изысканный, как все остальное на этой свадьбе.

Спустя долгое время танцев, поздравлений, еды и шампанского время подходило к десяти часам. Не знаю, может быть Том и экстрасенс, но всё было в точности так, как он предполагал. Папа ушел спать, а мама начала разговор на тему того, что Том постоянно боится к кому-то подойти познакомиться и закончила тем, что внуков она такими темпами никогда не получит. В отчаянии она ушла танцевать, а Том наконец-то приступил к плану. Выбежав на улицу и забрав свой кабриолет на двух колесах, он помчался прямо к своей цели, захватив фонарик и карту города. Скрип стоял такой, что любой человек, проходящий мимо, наблюдал за великолепной картиной, как Том, выглядевший как серьезный бизнесмен, разъезжал по Парижу на велосипеде, готовом развалиться всякий раз, когда нога ступала на его педали. Преодолев все эти сложности, спустя пятнадцать минут, путь был окончен. Тут царила тишина, как будто это была какая-то подворотня. Ну просто рай для маньяков. Темнота вокруг стояла плотная, поэтому пришлось включать фонарь. Но направил Том его четко вниз, при этом приглушив слегка рукой, чтобы никто не заметил. Дверь была заперта и попасть туда было бы невозможно, если бы не сон, в котором Том, находясь внутри, четко видел, что позади ресторана на первом этаже было разбито стекло и закрывал его небольшой слой полиэтилена. Обогнув здание, Том убедился в этом и поспешно, но тихо начал отматывать полиэтилен. Когда работа была завершена, аккуратно, чтобы не пораниться мальчик пролез внутрь. «Неужели я смог?». Внутри у Тома бушевали эмоции, но разум помогал прийти в себя и не торопиться. Том подошел к стене с картиной, еще раз взглянул в глаза изображенных на ней и убедился в том, что видел и знает семью Сары. Необходимо было найти хоть что-то еще и внутреннее чувство подсказывало, что это самое находиться в кабинете директора ресторана. Том нащупал дверь, которая видимо и вела в тот самый кабинет. Убедившись, что дверь за ним закрылась, он включил фонарик на полную мощность и свет озарил комнату. Должна признаться, что ожидания Тома совсем не совпадали с реальностью. Кабинет был очень простой. Буквально – стол, стул и полка с книгами. Больше там ничего не было. Том подошел к столу. На нем лежала пара бумаг, ручки и стоял компьютер. Все эти предметы были покрыты слоем пыли – видимо директор не особо часто посещает свою работу. Том открыл первый ящик и там обнаружил папки, бумаги, но ничего особенного в них не было. Самое удивительное было то, что ничего в этом ресторане не было закрыто. Кабинет был открыт, все ящики тоже. Ничего скрытого. Очень странно. Взгляд метнулся, заметив листок, который впоследствии оставил огромное впечатление. Он был весь мятый и его тоже покрывал слой пыли. Это был договор дарения. И тут уже знакомые чувства окатили его с ног до головы: ужас, шок, страх – все что он испытывал теперь каждый день. Это был договор дарения, сообщающий о переходе имущества, а именно ресторана «VICTOR», от Виктора Блейка к Нинон Дюваль. «Нинон?! Та самая?!».

Темнота окружала Тома и раньше, но теперь она сгущается воедино, даже несмотря на свет фонаря. На какое-то мгновение ему даже показалось, что он тотчас упадет в обморок. Нервы были разрушены. Моральное состояние было близко к нулю. И лишь время, имевшее главную роль в плане, освежило его мысли и дало толчок. Том положил листок туда, где он лежал и начал оглядываться. После недолгого разглядывания пустой комнаты он понял, что больше ничего интересного здесь нет. Теперь надо было уходить из ресторана. Несмотря на потухшее состояние, он был очень рад тому, что ночное гуляние никто не заметил и все прошло без происшествий. «Если не считать того, что я увидел там».

Сколько же тайн хранит ресторан «VICTOR»?

Кто живет внутри человека? Кто может понять его чувства, услышать его мысли? Кто сможет хоть раз помочь ему забыть всё плохое? В детстве каждый из нас придумывал тайного человечка или другое существо, которое было постоянно с нами. Мы смеялись с ним, а может даже делились чем-то. В конце концов кто-то же выслушивает наши мысли. Кто-то же пускает наши слезы, дабы стало легче. Но кто это? Может это выдумка, просто воображение, которое правит в каждом из нас. Но в каждой выдумке есть доля истины. А что, если в истине есть доля выдумки? Что, если то, что мы принимаем за истину – всего лишь плод воображения? Что если это не мы видим сны по ночам, а мы сами – сон. И кто-то в другом измерении видит нас, как маленьких существ, которые им снятся? Может всё что живет у нас внутри, на самом деле существует в реальности? Все единороги, большие пауки и даже зубная фея. Все они – реальность. А мы всего лишь плод их воображения. И нас что-то связывает, поэтому мы видим друг друга. Мы – это две реальности, не признающие друг друга за истину.

А может быть мы две выдумки, которые строят свою реальность.

Она была его реальностью. Он не мог точно утверждать, кем приходился ей, но был уверен, что и ей он представлялся больше, чем просто выдумка. Весь его мир был заключен в том темном подвале. И чтобы выбраться оттуда, было необходимо помочь той девушке, которая забрала его реальность.

«И я помогу ей.»

Часть II

«САРА БЛЕЙК»

Стрелка часов едва не достигла семи, когда лучи солнца озарили бледное помещение. Воздух тоже по-утреннему заметался по комнате. Говорят, что белые оттенки в доме дарят свет и ощущение свободы, но белизна больничных стен дарит только угнетение и напоминает о том, почему ты здесь.

Чисто теоретически, из-за запрета на открытые окна, воздух не мог попасть внутрь, но сквозь щели в кирпичных стенах больницы всё равно пробивались ледяные струйки ветра.

Съежившись от них, в едва осветлённой солнцем комнате, лежала девушка. Ее больные глаза недавно нехотя открылись. Она слышала свое дыхание посреди кромешной тишины. Ее выдох был плотным, а вдох глубоким и быстрым, будто цепляющимся за последние крупинки воздуха. Если бы она была чуть крупнее, чем соломинка, с большой вероятностью, она бы укуталась в свои же руки и уткнулась бы носом в самые свои коленки. Но она была такой маленькой, хрупкой, истощённой. На ее фарфорово-бледном лице было множество царапин и шрамов. Она была разбита… Как внешне, так и внутренне.

Около получаса ее тело не двигалось, глаза смотрели в одну точку-катетер. Да, он был прикреплен к ее руке с помощью пластыря, на котором были изображены фиолетовые бабочки, а из капельницы на них лились капли лекарства, но ощущалось будто это был дождь. Именно ради таких мыслей, наверно единственных хороших в её голове, сестра Бекки стащила у детского отделения целую пачку этих лейкопластырей.

–Дорогая, доброе утро! – скрипнув дверью, зашла медсестра с утренними таблетками и завтраком. Её звали Ребекка, но для друзей или особенных пациентов она была сестрой Бекки. Эта не столь молодая женщина с длинными, красиво уложенными черными волосами. Она была крупновата, но по мнению многих в этой клинике, именно ее размеры создавали впечатление уюта. Раньше Ребекка работала в детском отделении, на первом этаже в этой же больнице. Она была для них всех как вторая мать, но потом её перевели во взрослое отделение на второй этаж. Здесь обычно всегда было пусто, поэтому, несмотря на перевод, Ребекка ходила в игровую на первый этаж, чтобы играть с маленькими больными.

Девушка с большим трудом перевернулась на спину и, подождав пока сестра протянет ей руку, села на кровати.

–Что ж, сегодня снова твоя ненавистная перловка, но зато мне удалось выудить для тебя сироп со вкусом клубники, и хоть от клубники там одна химия и название, думаю тебе будет повкуснее, – взбивая подушку, протарахтела Бекки.

–Спасибо. Раз ты могла достать перловку со вкусом клубники, я бы расцеловала тебя прямо здесь, – насколько возможно громко и весело, сказала девушка.

–Клянусь небесными тучками, ты единственный пациент, который в состоянии шутить, Сара.

«Клянусь небесными тучками» или «Клянусь бабушкиным спагетти» – это были самые популярные и самые нерушимые клятвы сестры Бекки. После них можно было быть уверенным, что все, что было сказано до этого – абсолютная правда.

На белом личике слегка зарозовела улыбка. Только Ребекке удавалось внести в эту белую сказку другие краски и Сара была несказанно благодарна ей за это.

–Такс! Давай, моя милая, таблеточку раз, таблеточку два и ложечку сиропа. А теперь будь терпеливой и съешь эту кашу.

Сара сделала все, как попросила сестра и начала ковырять кашу. Есть ей хотелось меньше всего, а особенно жидкую, недоваренную перловку. Но всё же, переборов себя, она начала толкать ложку за ложкой в рот.

– Вот умница, а теперь отдыхай. В девять я зайду и мы попьем чай, идет?

Сара кивнула и съехала по подушке вниз, снова перевернувшись на бок. Бекки направилась к выходу, но перед уходом добавила:

–Клянусь бабушкиным спагетти, уже очень скоро ты будешь есть их вместо этой перловки. Улыбнувшись, Бекки вышла.

После утреннего чая и привычных обсуждений новостей наступало время безделья или на больничном языке – «отдыха». Но Сару уже порядком тошнило от него. Вряд-ли хоть кто-то считает отдыхом беспрерывное лежание на жесткой, как камень кровати в окружении белых стен. «Черт, ненавижу белый» – подумала Сара и с величайшим трудом перевернулась на другую сторону. Напротив нее возникло зеркало. Пыльное, местами изрисованное и заляпанное. Сара ненавидела лежать на правом боку именно из-за него, но левая рука порядком затекла, поэтому девушке пришлось наплевать на свои предпочтения. В зеркале отражалась полная пустота. Точнее там отражалась комната, да и сама Сара, но всё это для нее было лишь воздухом. Через какое-то время Сара заметила, что капельница перестала капать, было время заменить лекарство, и решив не дожидаться санитарки, девушка поплелась в процедурный кабинет. Выйдя за пределы своей палаты, Сара почувствовала удар едкого запаха медикаментов. С левой и правой стороны располагались такие же громадные и такие же скрипучие двери, которые вели в такие же белые комнаты. Коридор был длинным. Чтобы попасть в процедурный кабинет, нужно было дойти до самого его конца, миновав пару палат, ординаторскую, сестринский пост и туалет, предназначения у которого, по всей видимости, не было ибо он всегда был закрыт. Еле перебирая ногами, опираясь на стены, Сара прошла через коридор и, подходя к ординаторской, услышала знакомые голоса. Обычно эта дверь никогда не была открыта, так как заведующий отделением, занимавший этот кабинет, никогда в нем не работал. Подслушивать чужие разговоры не являлось пристрастием Сары, но в данную минуту ей все равно стоило остановиться и отдышаться, так как сил у нее не было.

– Либо вы сошли с ума, либо вы бредите.

– Я пока что в здравом рассудке. Девочка пробыла в коме два года, а теперь она вынуждена загибаться здесь только потому, что её папочка – озверевший пьяница.

– Да вы хоть знаете, кто ее, как вы выразились «папочка», госпожа Бекки?

– Во-первых, для вас я Ребекка Джойс, а не Бекки. А во-вторых, для меня он сумасшедший алкоголик, пусть даже с огромным баблом за плечами. Ни один доллар не дает ему права так издеваться над собственной же дочерью, а потом прикрываться скорбью по ее же погибшей матушке.

–Только моя высокая компетентность не позволяет мне включить сейчас диктофон и записать ваши «лестные» слова про Блейка.

–Вы можете говорить что угодно, мистер Джобс, но либо обратитесь вы, либо это сделаю я и на этом точка.

За приоткрытой дверью послышались шаги и через секунд десять по коридору пронесся противный скрип, а затем громкий хлопок, сопровождаемый выразительным топотом медсестры, видимо настолько злой, что, вылетев из кабинета, она даже не заметила сидевшую с другой стороны ординаторской Сару.

Что ж, было довольно очевидно, что речь шла об ее отце. Немного напрягшись, Сара поднялась с пола и заковыляла за своей целью, но едва она прошла три шага, как сзади ее окликнули.

–Сара? – сзади стоял мистер Джобс, высокий седовласый мужчина в возрасте, довольно хрупкого телосложения. В отделении его в шутку называли «мистер Развалюха». Прескверный характер этого старичка только сильнее подкреплял свое звание.

–Что ты здесь делаешь?

–Я шла за капельницей, мистер.

Джобс смерил её взглядом и, кажется, забрал этим самым последние силы девушки. В тот момент Сара вспомнила «Гарри Поттера» и про себя подумала, что именно так и смотрел Волан-де-Морт.

–Разве сестра Ребекка не должна была поменять ее тебе с утра?

–Нет, мистер, я попросила её позволить сделать это мне самой. Я подумала, что для моей скорой реабилитации полезно немного пройтись.

Конечно же это было вранье, но Сара не хотела, чтобы мистер Развалюха ругал Бекки.

–Что ж, если у вас достаточно сил…, – не договорив, Джобс развернулся и направился в противоположную сторону.

Вернувшись в палату, девушка разрыдалась. Её слезы текли рекой. Напоминание о смерти матери резануло её сердце еще глубже. Из руки ее сочилась кровь, а рана отдавала острой болью. Ей следовало бы быстрее поменять капельницу, чтобы избавиться от этого чувства. Но ни одно чертово лекарство не заглушило бы её боли на самом деле.

Было уже темно, когда Бекки пришла навестить Сару. Девушка читала книгу, которую медсестра принесла ей из детского отделения.

Сев на кровать, Ребекка молча взяла руку Сары и, пристально посмотрев ей в глаза, сказала:

– Джобс сказал, что ты сегодня была в коридоре, ходила за капельницей. Ты слышала наш разговор?

Девушка попыталась помотать головой, но по её безжизненному лицу Бекки поняла, что Сара всё знает.

– Я понимаю, что ты не хотела бы, чтобы я говорила о нем, а тем более чтобы я сообщала о ваших отношениях в органы, но… Понимаешь, я не люблю подонков, особенно тех, у которых есть возможность покрывать свои поступки деньгами.

– Да, я понимаю. Я не сержусь на тебя, просто я помню всё… Каждый день я снова и снова вспоминаю тот день, когда всё поменялось…, -девушка еле-еле сдерживала слёзы, а рукой она придерживала белую хлопковую простыню, но кажется ей это не придавало сил. – День, когда моя жизнь пошла под откос…

Ребекка знала, что в эту минуту ей просто требовалось тепло, понимание и принятие. И она дала ей это. Она обняла её так сильно, как только могла. Последний раз её так обнимала мама.

Ночь была морозной, а за окном гремела гроза. Сара, как обычно не спала, а лишь ворочалась с боку на бок. Она явно слышала отчетливые капли дождя, которые с дребезгом разбивались о крышу, а также она точно слышала завывания ветра, проносившиеся эхом сквозь канализацию. Единственное, что заполняло сейчас её мысли – воспоминания о доме…

Она была счастлива там, она обожала свою маленькую комнатушку с цветами на обоях, которые они рисовали вместе с мамой, садик, украшенный любимыми цветами хозяйки: тюльпанами и орхидеями. А чего только стоила теплая веранда около фонтанчика, где зимними вечерами семья собиралась за чашечкой чая или в папином случае кофе. Они читали там книжки, обсуждали новости, а по утрам веранда превращалась в парикмахерскую и столовую, где две стороны находились в непрерывном сражении: мама, заплетающая Саре косички и бабушка, пытающаяся обеспечить весь дом ароматными булочками с маком.

Но сейчас дом – это самое последнее место, куда бы она хотела вернуться. Теперь этот некогда уютный уголок ассоциируется у неё с ужасом и страхом…

Дом превратился в ветхую усадьбу, окруженную зарослями и сорняками. В их непроглядном множестве покоилась мрачная, заросшая паутиной веранда, которая сменила свой аромат маковых булочек на запах отсыревших досок и заплесневелых кухонных приборов, оставшихся там еще с давних времен. Прошло два года, а такое ощущение, что этот домик прошёл через две войны, чуму и налёт индейцев. Все цветы погибли, всюду были лужи и сплошная грязь.

От этих мыслей проснулись и побежали по всему телу девушки холодные мелкие мурашки. Их передвижение ледяными четкими шагами заставило девушку наконец-то заснуть.

«Париж… Ах, он такой, каким я его помню. Эти странные сны… Но я так люблю их, ведь снова вижу красоту своего любимого города. Эти старенькие дома, улочки, создающие ощущение тепла и уюта… Цветные бульвары, украшенные магазинчиками разных видов, элегантными вывесками и, боже мой, прекрасными цветами, от которых кружится голова. Запахи выпечки, свежего кофе, сладких духов и терпких одеколонов…. Париж. Это всё Париж…

А вот и снова этот мальчик, как будто я знаю его всю жизнь. Он смотрит на меня также пристально, как и в первый раз. Интересно, он слышит меня? Я думаю, у него красивое имя. Оно совсем не французское. Том… Что-то английское. А еще мне нравятся его светлые волосы, слегка вьющиеся, то ли естественно, то ли от ветра. Они очень четко подчеркивают его слегка грубоватый, по-мужски, подбородок и большие карие глаза, невероятно темные, но при этом такие светлые и добрые. А еще меня всегда забавлял его неуклюже-высокий рост, он, казалось, напоминал мне великана. Хотя может это, наоборот, я для него гномик… Эти мысли заставили меня улыбнуться так легко и по-доброму, что я даже не заметила сперва…

Жаль, что я не знаю, существует ли он в реальности. Жаль, что не могу поговорить с ним вот так просто. Жаль, что у меня нет такого друга в жизни…

Но у меня есть сны, в которых, видимо, я всегда буду связываться с ним.

А еще мне так хочется рассказать ему свою историю… Я не знаю почему, но я так доверяю ему. Может это потому, что мне действительно не с кем поговорить об этом, да и вообще о чём-нибудь. Он пытается мне помочь… Дурачок. Он же не понимает, что не может ничего сделать. Или это я дурочка? Может я настолько хочу, чтобы кто-то мне помог, что вижу этого мальчика? Вот глупая, конечно, это я. Ведь это моё подсознание выдает эти сны. Мне так не хочется разочаровывать его, сказав, что он бессилен, поэтому каждый сон я дарю ему частичку своей души. Своей истории. Что бы рассказать ему сегодня? Он так обеспокоен… Искорки в его глазах мечутся точно пылинки в воздухе. Он знает мое имя, кто моя семья, он видел ресторан моего отца и наверно догадывается, что там произошло… Готова ли я рассказать ему, что случилось? Ведь это значит довериться ему еще больше. Больше самого большого… Доверить самое сокровенное, самое больное…

Он будто в клетке, пытается биться в пустоту, как в стекло, как в стену. Он непременно заслуживает знать обо мне всё. Он со мной уже три года и даже больше. Он будто бы внутри меня, в моём сердце…

Нет. Только не сегодня. Сегодня я просто буду смотреть в его бездонные глаза до самого утра, пока нянюшка Бекки не разбудит меня…»

Так и произошло. Пройдя все больничные утренние процедуры, поболтав с Бекки о новостях и выпив чай с перловкой, отдаленно вкусной из-за клубничного топпинга, она по праву могла считать свою миссию выполненной. Посидев на жесткой кровати и вспоминая сон былой ночи, она вроде бы даже не чувствовала себя одинокой. За окном переливались солнечные лучи, слышался писк пташек, сидящих на проводах возле её окна, иногда доносился гул проезжающих машин и голоса спешащих прохожих. Она вдруг почувствовала себя необычайно легко, впервые за долгое время её мысли были светлыми… Голову омрачало лишь воспоминание о скорой выписке. Ведь это значит, что ей придется вернуться туда… В тот мрак, слякоть…

Сара сидела на широком подоконнике, когда услышала отчетливый знакомый звук хлопающей двери и крики из коридора. Она тут же мгновенно спрыгнула, насколько это было возможно, и поплелась к выходу. Подходя к двери, она чуть не столкнулась лбом с Бекки. Но возгласы были такие, как будто столкновение произошло.

– Бекки? Ты чего? Что случилось?!

Медсестра, едва отошедшая от неожиданности встречи, аккуратно поправила халат и заправила выпавший черный локон за острое, казалось бы всё слышащее ухо. Не отвечая на вопросы, она под зорким и любопытным взглядом своей подопечной направилась к высокому, но дряхлому шкафу. Ребекка распахнула дверцу, прочувствовала испепеляющий взгляд Сары на своей спине, подождала три секунды и с восклицательным выдохом провозгласила:

– Собирайте вещи, мадам! Мы отправляемся домой! И вся эта, не побоюсь этого слова, шарашкина кантора никогда нас больше не увидит! – размахивала руками и активно жестикулировала мимикой сестра.

Сара, оторопев на секунду, собралась было переспросить, но увидев, что ей явно ничего больше объяснять не станут, сомкнула уже готовившиеся задавать вопросы губы и начала наблюдать.

Бекки поспешно достала старый чемоданчик девушки и впопыхах, прерываясь на то, чтобы поправить всё также стремившийся на волю волос, аккуратно складывала её вещи. Спихнув в чемодан две кофты, она с истерическим акцентом начала напевать какую-то мелодию, дабы не выдать своё волнение. Неужели она действительно думала, что пара нот, спетые ею, как последние слова перед смертью, смогут перекрыть напряжение, возникшее в этой палате? Спустя небольшое время, вызванное явным недостатком вещей в гардеробе Сары, Ребекка с усталостью села на кушетку и закрыла лицо руками. Потом протёрла его, как бы умываясь, и пристально посмотрела на девушку. Легонько ударяя по хлопковой простыне, она пригласила сесть её рядом.