Мердок крутился тут же: он подкидывал дрова в камин. И Валь торопливо толкнула его в сторону кухни, шепнув:
– В погреб! Или за окно! Прячься!
Ведь если здесь обнаружится мужчина, с ними уже не будут так милосердны.
Средь кухонных инструментов она неожиданно заприметила удава, чем и воспользовалась: она схватила его и принесла Эпонее, посадив прямо на неё. Королева вздрогнула, когда оказалась лицом к лицу с его глазами-бусинами. Но Валь сию же секунду успокоила:
– Держи его красиво. Он не кусается. Он сам боится. И помни: ты леди Вальпурга Видира Моррва. Твой муж – Глен Моррва. Ты беременна, так что чуть что – лишайся чувств.
Оцепеневшая Эпонея даже не шевельнулась в ответ, и баронесса сама разложила пятнистые кольца на диване и её плече.
В это же мгновение громыхнула дверь, и Валь едва успела принять подобие непосредственной позы подле диванного подлокотника. Она как бы закрывала собой сестру, давая лишь небольшой обзор на её маленькую сломленную фигурку.
Эми отбежала в гостиную и тоже встала за хозяйкой, у спинки дивана. Они сгрудились втроём. Три воробья, застигнутых непогодой в собственном гнезде. И единственным мужчиной, что охранял их, остался герцог Вальтер.
Враги вошли вчетвером.
Первого Валь для себя назвала Драконом. Тот самый командир, которого они видели в городе – или кто-то очень похожий. Его шлем выдавался вперёд и вниз от носа, подражая драконьей морде, и узорчатые чешуйки покрывали его рельефные черты. Рога воинственно смотрели вверх, едва не царапая потолок. Широкие плечи Дракона, ружьё за спиной и меч в ножнах, кованая броня и тяжёлый шаг выдавали в нём старомодного бойца, одного из тех, кто ещё застал рыцарские клятвы. Длинный багряный плащ стлался за ним.
Второго она окрестила Охотником. Поджарый, но статный, он был облачён в стёганку, на плечах которой рыжели вышитые нитью ястребы. За его спиной висело ружьё, а на поясе – метательные ножи и револьверы. Бледные, как осень, глаза цепко серели из-под его шаперона; нижнюю половину лица скрывал платок. Вся кожа вокруг его левого глаза была испещрена белыми точками, похожими на следы множества собачьих зубов. Тем не менее, он был хорош собой, а шаг его напоминал кошачий. Такой походкой Охотник мог пройти по ловушке и не попасться в неё.
Третий был не иначе как Старик. Даже согбенный и, наверное, горбатый, он был ростом вровень с Драконом. С головы до пят его окутывали прочные войлочные одежды и безрукавный плащ. Кожаные перчатки доходили до локтей, а сапоги – до бёдер. Лицо полностью пряталось капюшоном и подобием маски, длинным клювом тянувшейся вниз почти до самого основания шеи. А Стариком он был потому, что опирался на невзрачную трость и немного прихрамывал.
Четвёртый, что закрыл за собой дверь, стал Советником. Самый невысокий, он был одет и в кожу, и в войлок, но зато у него была заметная, почти что ритуальная маска. Грубо выточенная из палисандра, она не имела никаких черт, будто обычная закруглённая доска, – только лишь вырезы для бегающих по гостиной глаз. Советник словно на ходу оценивал и просчитывал всё, что видел; его левая рука лежала не на кобуре, а на поясной сумке.
Валь выпрямилась и даже слабо улыбнулась захватчикам. Она не видела лиц Эми и Эпонеи, но очень рассчитывала, что они ещё не померли от страха. Впрочем, у неё и самой сердце ушло в пятки, когда эти четверо полукругом выстроились напротив них. Ком застрял в горле, но нужно было выжимать из себя хоть что-то, слово за словом.
– Добро пожаловать в дом Моррва, – приветствовала их Валь по законам гостеприимства. – У нас принято приглашать пришедших к чаю или хотя бы предлагать им присесть. Но мы понимаем ваши неудобства, и… В любом случае, будьте нашими гостями. И позвольте представить вам: леди Вальпурга Видира Моррва.
Рассеянный взор Эпонеи задерживался то на одном, то на другом неприятеле, и она даже не кивнула.
– К сожалению, ей нехорошо, – пробормотала Валь. Она ловила себя на том, что и сама не может перестать рассматривать мятежников. Её пугало, что она не видит глаз ни у одного из них, кроме Охотника; а уж его натянутый взгляд отторгал даже сильнее, чем чёрные провалы масок. Захватчики сгустились над пленницами, будто тени в безлунную ночь.
– Граф Экспиравит «Демон» Эльсинг приветствует вас, леди Моррва, – первым пророкотал Дракон и куртуазно поклонился. Будто ждал, что прекрасная дама в ответ вручит ему розу. – Право, вы первые, кто пригласил нас к столу. Но мы…
Старик отодвинул стул и сел на него, тяжело дыша и согнувшись в три погибели. И прошелестел тихонько:
– Премного благодарен.
– …мы можем и постоять, – сухо закончил Дракон. Охотник сделал несколько шагов к лестнице и окинул глазами ступени, затем взглянул на верхний этаж. Советник неспешно прошёл вдоль комода и остановился в дальней части гостиной, откуда тоже принялся осматриваться. Они двое будто бы играли роль личной стражи. Хоть и не слишком на неё походили.
– Леди Моррва, мы приносим извинения за то, что вы пострадали во время штурма, – рассудительно продолжал Дракон. – По законам нашей кампании, мы не причиняем вреда женщинам, детям и старикам. Мы разрушили ваш дом, но хотели бы пригласить вас в Летний замок взамен. Вы представляете для нас ценность, как член семьи герцога Видира. Мы не хотим держать вас в цепях, но вы должны дать нам своё согласие и подчиниться нам, чтобы нам не пришлось уводить вас силой.
Конечно, он обращался к Эпонее. Но Эпонея в ответ глядела невидящими глазами.
Валь покосилась на неё и решительно обратилась к Дракону:
– Неужели вы не видите, что баронессе совсем тяжело? Вы и вправду потащите её в центр всего этого безумия, где рубятся солдаты, и нет им дела до хрупкого женского здоровья?
– Вы проигравшая сторона и можете только облегчить свою участь, просто смирившись с нашим решением, – с оттенком раздражения ответил Дракон уже ей. – Мы готовы идти навстречу и проявлять милосердие, но башню вам придётся оставить.
– Мы вне сторон! – Валь ощутила нарастающую панику. Покинуть башню означало остаться в крепкой хватке графа, по меньшей мере, заложниками. Эпонея просто этого не выдержит. – Я не хочу, чтобы моя… ученица стала орудием в борьбе Видиров и Эльсингов. Она давно не имеет к этому никакого отношения, и это её – и мой! – дом!
– Да будет вам ломать трагедию, – наконец бросил блеклым голосом Охотник. Валь заставила себя обернуться к нему, и его взгляд пронзил её, как стрела. – Всему континенту известны партизанские войны Змеиного Зуба. В стороне не остаются ни женщины, ни дети. Не дом вам нужен, а тактическая высота, которой, как только сойдёт туман, вовсю начнут пользоваться бойцы Видиров.
– Если позволите заметить, – вкрадчиво добавил Советник, – леди Моррва не выглядит раненой, она просто шокирована. Это объяснимо, но не помешает её путешествию в Летний замок.
Валь ощутила прилив гнева. Она выпрямилась, её глаза запылали видирским упрямством. Нужные слова не шли на язык, но упорное намерение не сдаваться мерзавцам наполнило её силой. И тут она увидела пёструю шкуру бушмейстера. Ловчий выползал из-за комода, и его воинственно поднятая голова целилась в плечо Советника. Не зная, надо ли что-то говорить, Валь затаила дыхание; тут и Дракон резко обернулся.
– Берегись! – крикнул он, и Советник подскочил на месте. Это не спасло его от укуса, но Ловчий промахнулся и запутался зубами в войлочном плаще. А Дракон тут же рванулся к нему, выхватил свой двуручный меч и рассёк змея пополам вместе с комодом. Тут уж Эпонея вскрикнула и наконец разразилась рыданиями. Она закрыла лицо руками, согнулась пополам. А Валь, заботливо приникнув к ней, сжала её плечи и принялась гладить по голове.
– Ваш снаряд разрушил наши террариумы, вот теперь они и ползают везде! – заявила Валь с напускным негодованием. – Они даже укусили любимую свекровь баронессы, и теперь ей дорога только в один конец!
– Да, есть там, в морге, пожилая леди, – едва слышно подтвердил Старик.
– Заранее заняла позицию на разделочном столе, так сказать, – хмыкнул Охотник, но Дракон и Старик поглядели на него осуждающе. И он скрестил руки на груди, а затем отвёл взгляд.
– Значит, вам тем более тут опасно находиться, – продолжил Дракон как ни в чём не бывало, пока его клинок входил обратно в ножны. – Не лейте слёзы, баронесса, мы клянёмся, что не причиним вам вреда и позаботимся о вас. Велите собирать ваши вещи, или нам придётся забрать вас так.
Спиной Валь почувствовала, что Эми кинулась было исполнять поручение, но цепко схватила горничную за запястье. Так она держала обеих девушек в своих руках; можно было пытаться сравнить, какая из них дрожит сильнее.
Теперь все четверо нацелили на неё свои взгляды.
Она не понимала, что несёт, но она не могла этого допустить.
– Здесь, в башне, моё… всё, – выпалила она сдавленно. – Вы не посмеете превратить её в штаб ваших головорезов. Сам Великий Аспид обитает здесь, и, изгоняя меня отсюда, вы хулите Бога.
– Да кто ж вы такая? – скептически поинтересовался Советник. Он теперь стоял подальше от предметов мебели.
«Кто я такая? Действительно, кто? Что у нас тут есть, кроме остатков террариума?»
Мысль пришла сама, и Валь озвучила её лишь потому, что у неё не было времени осознать её безумство.
– Я рендритка и чародейка, – провозгласила она. – У меня здесь мои карты, мои места силы, моя точка наблюдения за звёздами, мои книги по нумерологии и астрологии. Здесь я слушаю небо и вереск, я предвижу будущее и заглядываю в прошлое. Отдельно от Девичьей башни я попросту лишусь своей силы, данной мне Рендром, ведь он не дозволял мне оставлять мой пост. И будь я проклята, если мои карты не сказали мне утром, что приглашённые мною чужеземцы способны будут услышать голос разума!
Дракон хмыкнул, а Советник протяжно и противно расхохотался. Лишь Охотник заметил со знанием дела (хотя, судя морщинам в уголках его глаз, он ухмылялся):
– Змеиный Зуб славится своими талантливыми придворными чародеями. Они гадают правителям на удачу и, несомненно, предупреждают их о нападениях, о предателях… Иначе это плохие чародеи.
– Беласк уже давным-давно отрешился от традиций Змеиного Зуба, – огрызнулась Валь. Сердце её стучало как бешеное, пот заливал глаза, волосы разметались по плечам. – Я твердила ему, что явится схолит, что воинство его запоёт гимны на улицах Брендама. И что он сделал? Защитил город? Куда там!
– Хуже того, мы его до сих пор найти не можем, – тихо проговорил Старик. Он продолжал опираться на трость и будто покачивался из стороны в сторону. – Но вас нашли.
– А что, вы думали, мы побежим? – вскинулась Валь. – Да никогда! Видиры, может, и выродились, но Моррва не забыли традиций предков. Моя девочка не желала меня слушать, но даже если б она вняла моим пророчествам, она не покинула бы родные стены. Мы не таковы, как Беласк, будь он неладен, раз опозорил нашу честь своей трусостью.
– Может, такая чародейка нам «нагадает» и Беласка, и кого-нибудь ещё, – многозначительно протянул Охотник. Он вытащил кинжал и принялся перекидывать его из руки в руку – и продолжил, подняв бровь:
– Особенно если ей показать инструментарий дознавателей.
Валь уже ненавидела этого холодного циничного человека. Теперь она назвала бы его Занозой. Остальные были не лучше, но этот мешал ей, как никто.
– Спокойно, – оборонил Старик. Его голос по-прежнему можно было различить лишь в полной тишине. – От нас и так никто не уйдёт. А мучить настоящих чародеек, говорят, богохульство…
Что-то очень неоднозначное повисло между всеми четырьмя. И Дракон наконец подал свой бодрый голос. Он упёр руки в бока и уставился на Валь своей позолоченной мордой:
– Действительно, какому полководцу помешает колдунья-предсказательница? Если она настоящая!
Последним гвоздём в крышку гроба стала усмешка Советника:
– Пусть лучше скажет нам, – все четверо переглянулись, словно договорившись о чём-то, и Охотник продолжил:
– Кто из нас – граф Эльсинг?
Валь никогда не падала в обморок, но сейчас у неё едва не подогнулись колени. Только теперь ей стало ясно, что их четверо, и никто не соизволил представиться. Она поспешно заметила:
– Вы просите, чтобы я взывала к высшим силам без карт и без хрустального шара, так что будьте добры подождать. Но я вам отвечу. Отвечу!
Она подняла ладони перед собой, как делала Софи, когда якобы «читала энергию» собеседников. Затем для пущей убедительности закрыла глаза: так имитировал контакт со звёздами уже Глен.
Кровь шумела в ушах сильнее грохота канонад. Секунды утекали, а она никак не могла свести воедино всё, что помнила.
Софи рассказывала, что у Демона нет линии жизни на ладони; но они все в перчатках. Эпонея говорила, что у него загробный голос, что он держит открытыми одни глаза. Голова его скрывает «рога». Но здесь любой мог бы их спрятать, будь они реальны.
Глаза, глаза… глаза у него должны быть затянуты подобием паутины. У Охотника паутины нет. Может, оно проходит?
Адальг утверждал, что он хилый. То есть, не Дракон. Но Дракон всегда говорил первым, как главный, и его усмиряющий взгляд явно действовал на Охотника.
Он должен быть немногим старше самого Адальга, то есть он явно не Старик с больной спиной. Хотя, если он легко ломает кости, это объясняет, почему Старик хромает, и он может быть не так уж стар.
Дракон звучит молодо, и по Охотнику видно, что он довольно свеж. А Старика и Советника не разглядеть при этом никак.
Но вот ещё Ловчий: он напал на Советника. Был ли это знак от Рендра?
– Мы ждём, госпожа чародейка, – прервал её напряжённые размышления голос Охотника. Но Валь лишь сильнее зажмурилась и напрягла пальцы. И медленно повернулась левее, к троице Старика, Дракона и Советника.
Все мысли её смешались, отчаяние и страх стиснули горло.
– Дайте же нам свой ответ, – усмехнулся басовитый Дракон.
«Не Охотник. Не Дракон. Советник или Старик?»
Чаша весов в её уме колебалась, не давая подсказок. И тут ей показалось, что на левый краешек её подошвы нажала своей туфлей притихшая Эпонея.
Решаться не было сил. Валь вытянула дрожащие руки к самому левому из них и, открывая глаза, проговорила:
– Он придёт на остров, призванный Схолием, и не будет линии жизни у него на ладонях. Это вы.
Она сфокусировалась на Старике, и тот несколько мгновений, не двигаясь, глядел на неё в ответ. А затем поднял взор на остальных.
– По-моему, это было слишком просто, – фыркнул Охотник.
– А что такое линия жизни? – полюбопытствовал Дракон.
Старик стянул с одной руки перчатку. У Валь перехватило дыхание, когда она увидела белую, как снег, кожу, которая темнела от фаланги к фаланге и превращалась в мертвецки-пурпурную, будто гнилую, на концах пальцев. Ногти, толстые и узкие, выдавались с этих пальцев, как острые собачьи когти. А большой палец был тонкий, как мизинец.
Эпонею забила дрожь, она отвернулась и прижалась к спинке дивана. Но Валь не могла оторвать взгляда от чудовищной лапы.
А граф медленно развернул её белой ладонью и продемонстрировал и ей, и всем. У него действительно не было складки, огибающей большой палец.
– А вот это уже интересно, – оценил Охотник. – Возьмём её сразу во внутреннюю разведку. И во внешнюю. И заодно в финансовые советники. Оставим ей башню и карту наступления покажем. Чем не идея?
– Не сердись так на мой безобидный интерес к мистике, – вновь прошелестел Старик. Его слова наконец обрели цвет, перестали походить на шорох. Они то и дело окрашивались грудным рокотом.
Он обернулся к дамам. А затем приподнялся со стула, скорченный своей больной спиной, и навис над диваном. Эпонея, кажется, совсем зарылась носом в подушки; она тряслась, как в бреду. Кузнечик, глядящий из травы на лошадь, и то чувствовал бы себя больше и сильнее.
– Я сожалею, что не представился сразу, милая баронесса, – голос его был плавным, как штиль в бухте, а провалы глаз в маске будто изучали запуганную леди. – Граф Экспиравит «Демон» Эльсинг, основатель Колониальной Компании Эльсингов. Я был бы вашим родичем, если бы ваш дядя, господин Беласк, не нарушил свою клятву выдать за меня замуж вашу кузину. Но я прошу вас, не бойтесь; мне обещана она, а не вы. Вы законно замужем за местным дворянином. Кем бы я был, если бы подражал клятвопреступникам?
Валь хотела было вмешаться, но Экспиравит и сам избавил их от неприятного зрелища и надел перчатку обратно.
– Простите, что не целую ручку, – с хрипотцой промолвил он и вновь опустился на стул. – Мы обещали вас не пугать. Но я надеюсь, что вы оцените мою милость и поможете мне восстановить справедливость.
Валь устремилась к сестре и села рядом, гладя её по плечам и спине. А затем мрачно посмотрела на них всех.
– Я помогу вам вместо неё, – сухо сказала она. – Не только Сульиры на этом острове осудили вероломство лорда. Его преступление навлекло беду на весь Змеиный Зуб, и Рендр не защитил нас, ибо вы пришли возмездием. Конечно, я не могу испытывать к чужакам большую любовь, это для вас не секрет. Но если вы пообещаете оставить в покое мою бедную ученицу и не будете отрывать нас от родных стен, я вам послужу своим искусством, милорд. Клянусь.
Молчание повисло в гостиной. Слышно было только, как тяжело дышит Эпонея и трещат поленья в огне.
– Как это можно организовать? – негромко вопросил в воздух граф.
– Если очень захотеть, можно забить досками все окна и запечатать вход на крышу, – тут же нашёл решение Охотник, хотя в голосе его по-прежнему звучало неодобрение.
– И для ребят из штаба сколотить лестницу на самый верх башни, – добавил Дракон.
– Не нравится мне, что они тут будут жить, – с подозрением сообщил Советник. Поняв, что он глядит на неё, Валь попыталась смотреть менее воинственно.
– Без надзора они не останутся, – успокоил его Экспиравит.
От сердца Валь отлегло. Правда, голос Охотника, будто карканье вороны, снова заставил вздрогнуть.
– Так может и вы, кстати, соизволите назваться, госпожа чародейка?
Придуманное изначально имя для колдуньи уже не подходило. И Валь с потолка взяла набор звуков; главное, что в них было «р».
– Я Эйра, дочь… Эйры, дочери Эйры, – и она выпятила грудь, делая вид, что гордится своим изысканным происхождением. – Которая видела замок самого Привратника Дола и то, как он превращается то в летучую мышь, то в стрекозу.
Она с вызовом глянула на Охотника, который демонстративно закатил глаза. Но тут уж пытка подходила к концу, ибо граф поднялся на ноги и всем весом оперся на свою трость. Его глаза, по-прежнему невидимые за маской, впервые оторвались от дам и оглядели гостиную. Наконец он сделал несколько шагов в сторону выхода и остановился подле Охотника. Дракон тоже повернулся вслед за ним, но Экспиравит жестом велел ему задержаться.
– Леди, я рекомендую вам сэра Лукаса Эленгейра, самого благородного рыцаря во всех королевствах от Астегара до Цсолтиги. Лукас, послужи для баронессы щитом от неотёсанных солдат, пока те будут здесь делать свою работу. Побудь здесь до конца, чтобы никто потом не говорил о компрометации. Под вашу ответственность, мисс Эйра.
И Экспиравит сделал подобие поклона, слабо согнувшись в спине. После чего добавил:
– Приходите завтра в Летний замок, «погадаем».
И развернулся к выходу. Охотник прошёл вперёд него, открывая ему дверь наружу. А Советник, с подозрением косясь на вешалки и обувницы, покинул башню последним.
Стало легче, но напряжение не спадало – теперь из-за этого рыцаря. Эпонея, впрочем, нашла в себе силы выпрямиться, а Эми отошла подкинуть поленьев в огонь.
Сэр Лукас осмотрелся и сел на стул, на котором ранее располагался сам граф. Видимо, страх змей немало щекотал нервы континентальным крысам. Валь уже не скрывала презрение во взгляде: она чувствовала, что это не граф и не Охотник, с ним можно позволить себе больше.
– Итак, дамы, я надеюсь, вы меня травить не будете? Есть у вас чаю, или чего-нибудь покрепче? – непринуждённо поинтересовался рыцарь.
– Есть, – сухо ответила Валь. – И чай, и коньяк, и конфеты.
Понимает ведь, козёл, что его тут уже не могут убить. Иначе все подозрения падут на баронессу, и никто не будет давать послабления за её «непростое» положение.
– Я всё принесу, – тихо сообщила Эми и самоустранилась на кухню. Вальпурге тоже хотелось куда-нибудь уйти и продышаться, но было уже поздно: в башню заявились солдаты под командованием штабс-капитана Нуллерда.
– Добрый вечер, дамы! – приветствовал он, седой и усатый, как старый домашний кот. На его камзоле красовались две горизонтальные линии, красная и белая, видимо, что-то означавшие среди военных. У него и всего его отряда сапоги доходили почти что до бёдер; это, по крайней мере, означало, что они не поумирают ещё на подходах к этажу со змеями. С собой солдаты несли ящики с инструментами и грубо выстроганные доски.
И Валь даже знала, откуда они их взяли.
– Вам наверх, – сообщила им «чародейка» недружелюбно.
– Да, не смущайте женщин, – хмыкнул сэр Лукас, и те, кивнув, затопали ногами по лестнице. А двое других пошли в противоположном направлении, сказав:
– Нам велено осмотреть комнаты и погреб.
Валь напряглась, подумав, как там Мердок. Но такого страха, как перед графом и его свитой, уже не могла испытывать. Будто отбоялась. Остались лишь слабость и раздражение.
Столкнувшись с военными в проходе, Эми отшатнулась и поторопилась прошуршать по ковру обратно к столу и к Вальпурге. Она поставила перед гостем бутылку, чайник с первым попавшимся чаем – от обилия женских кровотечений – а ещё заготовленные к Долгой Ночи сладости. И тот наконец снял свой неприятный шлем.
Какое у него было красивое лицо! Светлое, молодое, благородное, с ясными глазами, обрамлённое русыми локонами. Чем-то он напоминал Адальга, а чем-то – леди Альберту, возможно, вздёрнутым носом.
Но для Вальпурги он был не более чем захватчиком в её доме. Зато Эпонея почему-то ожила, будто привлекательный человек не мог быть врагом в её глазах.
– Вы меня не бойтесь, баронесса, – тут же заверил сэр Лукас с обходительной улыбкой. – Позвольте и вам налить чаю.
«Наслаждайтесь, и да минуют вас болезненные женские дни», – ехидно подумала Валь.
– Да, налейте, – сдавленным голосом согласилась королева.
– Хозяйка! – позвали сверху. – Откройте-ка нам комнаты!
Валь послала было Эми, но потом мотнула головой и отправилась наверх сама. Она хотела следить за каждым движением неприятеля в своём будуаре, в комнатах Сепхинора и Глена, и тем более в драгоценном змеятнике.
А галерея, галерея! Вся разлетелась к чёрту. Хорошо, что портрет отца остался в гостиной.
Сперва Валь бдительно наблюдала за солдатами, а затем, когда они всё обыскали и принялись долбить молотками, не выдержала и решила спуститься обратно. И увидела то, что заставило её обомлеть: Эпонея плакала в три ручья на груди у сэра Лукаса, а тот изо всех своих джентльменских сил её пытался утешить.
– Эта стрельба, эти обломки, эта кровь! – всхлипывала Эпонея, сводя на лбу свои, теперь уже чёрные выразительные брови. Её будто прорвало как плотину под напором доселе скрытых страхов и слёз. Валь похолодела; не могла же сестра позабыть всю конспирацию, взять и сдать их?
Но, кажется, нет.
– Я как представлю, как там мои друзья, в этом аду! Как подумаю о том, что эти пушки гремели не вдали, а прямо у них над головами! Моё бедное, бедное сердце, за что тебе эта ужасная война!
– О, милая баронесса, вы терзаете мне душу! Если бы всё решалось миром, я был бы счастлив не меньше вас, – бормотал рыцарь, несколько ошеломлённый. В его могучих руках Эпонея казалась прямо-таки принцессой, спасённой от дракона. Это зрелище наполнило Вальпургу возмущением. Она уже было ворвалась в гостиную и прервала постыдную сцену, но тут её больно схватили сзади за платье и за волосы. Она обернулась, и Эми – это была она – оттянула её назад. Красноречивый взгляд её буквально кричал: «Не тронь!»
Валь оглянулась, а затем гневно окинула взглядом горничную. Но та не отступала. Она прижалась поближе и прошептала так, чтобы шум молотков не дал никому расслышать сказанное:
– Пускай делает то, что делает.
Валь вскинула брови.
– Что ты имеешь в виду? – зашипела она в ответ. – Такое безобразие? В моём доме?
– Пускай.
– Ты хоть понимаешь, чего хочешь? На глазах у отца разводить нежности с мерзавцем?
– Вспомните то, что всегда говорите, миледи! Островитяне борются любыми способами.
Валь замерла, и поэтому Эми ослабила хватку.
«Как отвратительно, как бесчестно», – подумала она. Но Эми была права.
Змеиный Зуб – это всё. И ради него можно забыть даже о чести.