Святой Лиисо вел их уверенно – видимо, не так много поменялось в этих сумрачных землях со времен его собственного владычества. Находил какие-то малозаметные тропки, спуски и подъемы. На многих местах Мойре и Олуху приходилось ему помогать – было заметно, что движения Святого достаточно неловкие, непривычные к новому телу, и сил, обычно имеющихся у Святых, у него толком и не было. Ни о чем вроде костяных копий Гаало и думать не приходилось – Святой Лиисо в самом деле был слаб, как новорожденный.

Мойра о таком, разумеется, не слышала – да и могла бы, даже если бы такое и случалось? Наверняка, будь кто из Святых Пречистого так слаб после того, как встал из Земли, никто никому бы и докладывать не стал бы – собрались бы как-то все вместе, и порешали бы проблемы.

Они вот сейчас с Лиисо и шли решать, потому что других Святых рядом и быть не могло.

Земля Мертвого народа открылась им внезапно. Они миновали пересохшее русло реки и вышли в его бывшее устье, и то, что когда-то было, наверное, подземным морем, раскинулось перед ними. Вернее, это и сейчас было море, только вместо воды огромное пространство впереди было чем-то белым, сероватым, желтоватым, и немного колыхалось. Блеклый свет с берега подсвечивал самый край этой массы, уходящей куда-то в бесконечность.

Мойра замерла, глядя на это беспрестанно движущееся пространство, и постепенно в нем начали проступать детали – углы и скругления, провалы и пустоты, и осознание пришло пронизывающим холодным ударом изнутри.

– Это что, все кости?..

Бесконечное море мертвых расстилалось перед ними, неизвестно какой глубины, волнующееся, полное – откуда в мире могло взяться такая небывалая могильная яма? И сколько народу должно было умереть, чтобы настолько заполнить ее?

“Да, дитя”, – написал на земле Лиисо. – “Это Мертвый народ.”

– Почему их так много?

“В мире больше мертвых, чем живых, дитя”.

“Когда Мертвое море заполнится, настанет битва конца света, а пока Мертвый Герцог следит, чтобы их покой не был нарушен.”

“Идем. Будь осторожна, не причиняй им тревог.”

От его слов у Мойры мурашки по спине пошли – по ним казалось, будто бы этот Мертвый народ был готов проснуться в любой момент. Но она все равно храбро сделала шаг вперед, неосознанно коснувшись венка на своей голове, словно проверяя, на месте ли ее защита и ее единственный дальше источник света.

Вот Диона, она же тоже знала все это?..

Святой Лиисо двинулся вперед, а Олух внезапно поймал Мойру за руку, останавливая.

“Я не уверен, что тебе безопасно туда идти.”

– Они Мертвые. Что может случиться?

“Они Мертвый народ. Погляди – они же шевелятся”.

Мойра кинула на море костей еще один взгляд, и с тревогой поняла, что ей не показалось это раньше – кости, в самом деле, продолжали двигаться. Немного, едва заметно – но их маленькие движения рождали волны и рябь на неровной поверхности.

– Святой Лиисо! Святой Лиисо! – Мойра кинулась к нему, пока он не начал спускаться по склону, и схватила его за край мантии. – Они что, правда… не совсем мертвые? Они, что, как Святые?

Лиисо остановился, помедлил, потом снова опустился на одно колено и написал:

“Они умерли, но остаются в воле Императора и ждут его зова на последний бой в день, когда мир подойдет к концу. Не бойся их, дитя, но и не тревожь понапрасну. Им нет дела до живых.”

Это было не совсем тем ответом, который Мойра хотела бы получить, потому что из слов Святого она не поняла толком ничего. Но больше он ничего объяснять не собирался – встал и продолжил свой неспешный путь, и девушке пришлось последовать за ним, чтобы поддерживать его и не давать упасть, споткнувшись о какую-нибудь кочку, камень или сухой лог.

Может быть, Диона сможет что-то рассказать, если спросить правильно? Или вообще… что, если просто прийти к Герцогу и спросить? Или позвать гостя в зазеркальном пространстве и задать вопрос и вовсе ему? Что тогда будет? Ей ответят? Ее казнят?..

Олух, всей своей сутью излучая недовольство и негодование, шел следом, и все ж таки остановил ее снова, когда Мойра собралась было вместе со Святым Лиисо наступить на первый край прибоя костяного моря.

“Погляди, они все целые. Все готовы подняться в любой момент. Я не смогу защитить тебя от стольких.”

– Я верю Святому, что они не причинят мне вреда, – помедлив, ответила Мойра. – Но если ты – Святой, разве ты не должен думать так же, как Святой Лиисо, и знать то же, что знает он?

“Я, наверное, какой-то другой Святой”, – ответил Олух. – “Другого зова.”

Что же ты такое? – хотела спросить Мойра, но не могла, потому что знала, что ответа снова не получит. И то, что сказал про Олуха Герцог, тревожило ее теперь все больше: что, может быть, она сама и создала его, вот такого. Святого … имени себя? Не имени Святой Земли и Императора?..

Это была страшная мысль.

Святой Лиисо тем временем ступил на костяной простор и стал двигаться еще медленней, потому что никакой ровной земли тут не было – сплошные чужие кости. Мойра, встряхнувшись, заспешила к нему, запрещая себе думать о том, чего касаются ее ноги. Она догнала Святого, взяла его под руку, как они проходили самые трудные места раньше, и пошла с ним в ногу, позволяя Олуху следовать сзади и с другой стороны.

То и дело с костяной поверхности поднимались руки, ноги, пальцы, они скользили в воздухе, словно что-то ловя, ускользающее, кто-то прямо под их ногами, потревоженный, переворачивался на другой бок, и чем больше глаза девушки привыкали к месиву костей, видимому в небольшом и неярком круге света от ее венка, тем больше она видела и могла разобрать.

Вот тонкие кости старика, и с ним рядом, держа его и обнимая – кости старухи. Вот женщина держит свое крохотное дитя. Вот двое мужчин рядом – отец и сын, погибшие от одного удара, вместе. Они шли и шли вперед, и потом пришел шепот.

“Я был героем, я родился, чтобы побеждать.”

“Я был пахарем, он убил меня, даже не заметив”.

“Я была верной женой, мой муж ценил меня.”

“Я жил, как хотел, без оглядки ни на что.”

“Меня звали …”

“Мое имя было …”

Сотни, тысячи голосов, они сплетались в невероятный гобелен историй, полотно спокойствия, отголосков сожаления и застарелой боли, равнодушия поверх всего этого.

“Мы встанем … я встану … на последний суд… я поднимусь и будет суд моим делам и мыслям перед лицом святых.”

Это было страшно, и попади сюда Мойра раньше, до Альдо, до всего, что с ней было – она бы умерла на месте от страха. Но сейчас она продолжала двигаться дальше, уходя от берега вместе со Святым Лиисо по чужим останкам. И она шла и шла, пока один из голосов не показался ей знакомым. Или, может, ее позвали слова, которые становились все явственней?..

Глава 21

“Мойра, доченька… Путь ты живешь счастливо, пусть обойдет тебя беда, пусть твоя жизнь будет доброй, будет счастливой, не как моя. Мойра, доченька …”

– Там моя мама. Там где-то моя мама, – с ужасом сказала девушка вслух и остановилась. Лиисо остановился с ней, тоже, взял ее за рукав поворачивая к себе, и покачал головой – мол, нельзя, не надо.

– Как могла моя мать тут оказаться? Ее похоронили в Пречистом! В Пречистом похоронили! – в истерике закричала на него Мойра и ринулась вперед, пытаясь идти на голос. – Мама! Мамка! Мамочка!..

“Мойра, доченька… Мойра моя!”

Мойра ковыляла, подскальзываясь на костях, вперед, забыв про своих спутников, забыв про свою цель.

Дед любил ее, отец, наверное, тоже, и мачеха не была так уж зла к ней, понимая, что, случись что, это Мойре бы пришлось доращивать ее детей, но мама, мамочка!.. Мойра плохо помнила ее, та умерла, когда она была еще очень мала – рожала долгожданного сына мужу-отцу, но не справилась.

Мойра долго не понимала, почему мамочка холодная и не отвечает ей, и почему ее омывают другие женщины, зачем надевают на голову венок из белых цветов, почему ее, голую, заворачивают в серую ткань, оставив только лицо. И зачем куда-то несут потом.

Только когда мать, закутанную в саван уже целиком, стали опускать в могилу и засыпать землей, Мойра вырвалась из рук держащей ее тетки и ринулась к мамочке – туда, в провал общей ямы.

Так и сейчас – не разбирая дороги, Мойра бежала к ней, к той, кто ее родила, к той, кто одна из немногих любила ее.

– Мамочка! Мамка!..

“Мойра, доченька?”

Дозвалась. Мать ее услышала.

“Мойра, доченька! Ты как же, умерла? Так рано. Доченька!”

– Разойдитесь, – закричала Мойра, оказавшись там, где голос матери слышался ей сильнее. – Разойдитесь, я сказала! Прочь! Прочь, пустите меня к матери!

“Вы слышали? Там ее мать. Посторонитесь.

“Эй, проснись, увалень, проснись. Подвинься.”

“Что? Пора на суд? На бой пора? Я сейчас всем кааак….”

“Подвинься и дальше спи. Пропусти мать к дочери, дурень.”

– Мамочка!

Скелет ничуть не отличался от других – кроме того, что Мойра знала – это была ее мать. Ей даже не надо было видеть оставшийся на ней крохотный кулон – подарок мужа на рождение первенца, Мойра знала, без тени сомнения была уверена, это ее мать. Тонкие костяные руки поднялись и обняли ее, прижимая к неживой груди.

“Мойра, доченька”.

– Мамочка.

“Как же рано ты умерла, дитя мое. Успела ли хоть одного внука после меня оставить на земле?”

– Нет, мама, прости.

“Горе нам, грешным, не осталось нашего следа на земле. Горе мне, умерла моя дочь так рано! Болезнь тебя сгубила, или злой рок? Или злая рука какая? Дай поглядеть на тебя.”

– Мама, мама, я, – начала было Мойра, но тут Олух, догнавший ее, тряхнул ее за плечо и почти под нос сунул свою табличку.

“Не вздумай говорить, что ты жива!”

И что-то встало на место у нее в голове.

Диона предупреждала же через Олуха – что никак нельзя позволить мертвым узнать, что живая пришла в их край. Значит, даже и матери нельзя сказать правду – тем более, кроме матери кругом все слышат. Да, они спят – но вон, как чутко.

– Мама, меня осудили за то, что я достала из могилы тело человека из нашего Пречистого. Сына Ормо, Альдо. Он пришел ко мне призраком и просил его выкопать, а я, дура, и послушалась.

“Чужой они крови, дочка. Не надо бы тебе вмешиваться. Но что уж теперь? Ложись со мной, и станем ждать суда и последней битвы. Вместе, рядом, ждать будет и легче.”

– Я не могу, мама, – Мойра начала говорить, но мать уверенно потянула ее к себе, в расступающуюся массу скелетов под ними.

“Ложись, доченька. Нам долго ждать. Вместе наш сон будет сладок.”

Олух, не долго думая, отцепил руки матери Мойры от девушки, а Лиисо, только-только подоспевший, потянул ее назад.

“Доченька, куда же ты? Что вы делаете, охальники!”

Олух что-то сказал ей. Мойра не услышала его, но почувствовала это как тень, проскользнувшую между ними, белого тонкого призрака, и мать, внезапно ослабнув, провалилась прочь, в яму мертвецов. Только слова Олуха, светлые и прозрачные, выскользнули обратно из ее желтых зубов и вернулись к нему.

“Идем быстрее”, – поторопил он Мойру, воздевая ее на ноги. Та, всхлипнув и запрещая себе плакать, подхватила Лиисо с одной стороны, Олух – с другой, и они вместе поспешили прочь, следуя указаниям Святого, которые он давал, показывая направление своим костяным пальцем.

“Нельзя искать тут свою родню”, – укорил ее Олух.

– А ты меня предупредил?

“А ты меня слушала? Ты на меня хоть посмотрела, как услышала свою мать? Оставила меня с этим мешком с костями, и была такова!”

Мойре было совестно – в самом деле, она даже ни полмысли не подумала о своих спутниках, об их цели, о судьбе целого настоящего Святого – только о том, что может поговорить со своей давно почившей матерью, увидеть ее, почувствовать тепло ее любви, если не тепло рук.

– Прости меня. Я очень скучаю по матери, – тихо сказала Мойра. – Я была маленькой, когда она умерла, и с тех пор … только дед меня и любил.

“Я сочувствую”, – ответил Олух, и девушка не могла для себя сама понять, верить ли она ему, и может ли он вообще хоть как-то чувствовать эмоции.

– Спасибо тебе, что помог. Сейчас. И раньше. И .. вообще.

“Без тебя нет меня”, – коротко сказал он.

Это было, на деле, правдой – но отозвалось как-то так, как Мойра, может, хотела бы услышать от кого-то другого. Кого-то … живого.

Глава 22

Ее спутники не нуждались во сне, не уставали и не хотели есть, но Мойра – да. Только вот спать и есть среди Мертвого народа она никак не могла. Как можно это было? Прикорнуть на чьих-то перемешанных костях слушая их шепот, и просто позволить себе уснуть? Она не смогла бы, поэтому просто продолжала идти и идти, и когда силы уже были на исходе, и когда они кончились, и некоторое время после. Потом ей казалось, что она и продолжила идти, бесконечно пробираясь через подземную ночь, только было как-то уж слишком темно, словно ее венок потерялся в пути. Но даже это ее не встревожило – и только через много часов она, наконец, открыла глаза и поняла, что спала – мирно и тихо, покачиваясь на руках Олуха, который поймал ее, падающую от усталости и понес дальше.

“Поешь пока”, – сказал он, когда она вытащила повыше его табличку.

– Нам еще долго идти? Я могу уже сама.

“Не ерзай. И глянь вперед”.

Мойра послушно повернулась, прижимая к груди корзинку с собранными Дионой нехитрыми припасами, и увидела, что где-то далеко впереди, за краем берегов моря, по которому они шли, длинный луч света уходит куд-то вниз. Девушка проследила его взглядом в другую сторону, оглядываясь назад, за плечо и поверх головы Олуха, и разглядела, что он вырывается из окна башни, более черной чем темнота вокруг, где-то в небывалой высоте.

– Это оно? Тот самый свет?

“Похоже, да. Мы идем за ним уже несколько часов. Отдыхай пока что, ноги тебе еще пригодятся”.

– Ты не развалишься меня нести так долго? – забеспокоилась она, переживая, как бы не остаться и вовсе одной, если ее защитник возьмет и развалится.

“Я исключительно крепкий мертвец”, – утешил ее Олух, продолжая вышагивать ровно и мерно. Мойра поискала глазами Святого Лиисо, и тот поднял руку, благословляя ее. Пока все было … хорошо? Тихо. Если забыть, конечно, о том, что они, может, больше дня шли по бесконечному морю мертвых, которое продолжало шевелиться, шептать и вздыхать во сне. И вопросов у Мойры появлялось все больше.

Как сюда попала ее мать, например? Ее похоронили в Пречистом, вовсе не тут!.. Или же, когда говорят, что земля очищается, она в самом деле … очищается? И тело посмертно какими-то невероятными путями попадает сюда? Сможет ли Герцог ответить на такой вопрос? И захочет ли?.. или же зеркальный гость, сам Император? Подумав эту мысль и так, и эдак, Мойра решила, что у императора стоит о таком спрашивать, только если Герцог не ответит – потому что скорее было получить от Императора казнь, чем ответы, судя по рассказам Дионы.

Но если здесь ее мать, то, наверное, и остальные, кто умер в Пречистом, и давно умер, тоже должны оказаться тут? Мойра задумалась, пытаясь выстроить в памяти тех, кто умер, когда она была маленький, и кого она хоть немного помнила.

Святой Лиисо уверенно вел их вперед – к возвышающимся берегам и прорезающему их устью очередной забытой и мертвой реки. Край бело-серого пространства уже было видно, и Мойра даже ногой подергивала от нетерпения, понимая, что тогда Олух, наконец, спустит ее и позволит идти самой. Но чем ближе становился берег, тем хуже, почему-то, его становилось видно, словно перед глазами расплывалось марево.

Туман – это определенно был туман, и к тому моменту, как Олух спустил Мойру ногами на галечное дно бывшей реки, вокруг все было залито словно разбавленным водой молоком. И только едва-едва в этом поглощающем свет и звук пространстве было видно тот самый путеводный луч.

– Это уже не Мертвый народ? – осторожно спросила Мойра, подергав Святого за рукав мантии.

Тот опустился на колено и пальцем написал ответ, раскидав в стороны несколько камней со дна.

“Это земли Проклятого народа”.

– Чего нам здесь ждать? Почему они Проклятые? Они опасны?

“Они вокруг”, – подчеркивая написанное, Святой обвел рукой в воздухе. – “Ты дышишь ими. Так говорится в заветах – прокляты те, кто? …”

– Не имеет тела, чтобы встать на последний бой и последний суд, прокляты те, чье тело осквернено, прокляты те, кто оскверняет тела, – торопливо продолжила Мойра и горло у нее перехватило. Это было то посмертие, которое ожидало ее саму? И Альдо? Он здесь?.. Девушка вскинула голову, словно оглядываясь, словно желая разглядеть его в густом мареве.

“Не вздумай никого звать”, – предупредил ее Олух, засовывая ей свою крышку-табличку прямо под нос. – “Хватило в прошлый раз.”

Он был, конечно, прав – и на некоторое время Мойра угомонила свои порывы, тем более, что, отвлекая ее от этих мыслей, они начали свой медленный путь вперед. Чем дальше они шли, тем гуще становился туман – вернее, это же были души, верно? Рассеянные, проклятые души все тех, кто не было праведно похоронен, как положено. Тех, чьи тела были бесповоротно испорчены, тех, кто лишился права на вторую, вечную жизнь после последнего суда, в конце мира своими грехами.

Я тоже буду тут, снова подумала Мойра, вдыхая солоноватый воздух, который щекотал нос. Она старалась не вспоминать о том, что она на самом деле “дышит” чужими душами, вернее, тем, что от них осталось, и все это оплетало ее изнутри.

– Святенький Лиисочек, ты что-то хоть видишь? – спросила она Святого, идущего впереди, через много, много длинных мгновений и многие сотни шагов.

Он махнул рукой. Мол, неважно.

“Я тоже запомнил направление. Мертвый не заблудится в тумане, где каждая капля – это чья-то душа”, – сказал ей Олух, поближе поднеся табличку.

А Мойра бы заблудилась. По хорошему, она и вовсе перестала уже понимать, зачем она вызвалась идти с Лиисо, который прекрасно справлялся сам – и перестала понимать, почему тот согласился взять ее с собой. Ладно бы один Олух … От него была бы польза, он иногда подхватывал Святого, когда тот пытался рухнуть среди Мертвого народа, к примеру. Да и сейчас он уверенно шел следом, готовый, чуть что. помочь с любой трудностью. А Мойра? Какой был ей в этом толк, и какой был в ней толк для мертвых спутников?

Они шли долго. Под ногами у них был почти один сплошной камень, словно вся земля осталась позади, и их окружала одна только скала. По ней было легко и гладко идти, но к отдыху она не располагала точно так же, как Мертвый народ. Олух раз пять предлагал девушке перевести дух, но сидеть или лежать на такой твердой поверхности было странно и неуютно, и они продолжали идти. Впрочем. Мойра, хотя бы, смогла немного поесть – перекусила сушеными фруктами и овощами из корзинки, и от этого даже почувствовала себя лучше. А вскоре она разглядела, как впереди забрезжил свет.

От этого сил резко прибыло, и Мойра зашагала быстрее, иногда даже обгоняя медленно и размеренно идущего Святого Лиисо. Туман редел с каждым шагом, словно они добрались до центра шторма, в котором царил штиль – и постепенно стало видно, что луч света сверху уходит круглое озеро с молочно белой, светящейся водой, берега которого затейливо искрились бликами. Чем ближе они подходили, тем больше искр было под ногами, и в конце-концов Мойра ойкнула и подпрыгнула, когда одна из них больно впилась ей в ногу. Верный Олух тут же снова подхватил ее на руки, и девушка, боязливо осмотрев ступню в грубой чуне, увидела в коже над низкой обувью впившийся кусочек блеска.

“Стекло”, – сказал Олух. – “Достань осколок.”

– Тут все берега стеклянные? Как зеркало? – с удивлением спросила Мойра, пытаясь подцепить впившийся острый кусок и только заливая кровью и себя, и своего защитника почем зря.

Скелет не ответил – пошел дальше, за Лиисо, который продолжал безостановочно идти вперед.

На самом берегу, перед светящейся водой, Святой упал на колени, сложил руки в молитвенном жесте и замер. Следуя его примеру, Олух осторожно помог Мойре встать на колени тоже, подложив ей под ноги тряпицу из корзинки, и сам примостился рядом.

– Ты хоть одну молитву знаешь, “святой”? – тихо спросила она.

“Обижаешь”.

Святой Лиисо внезапно резко поднялся и начал входить в светящуюся воду. Двое его спутников, переглянувшись, остались на берегу, с тревогой наблюдая непростое движение Святого в толще воды. Тяжелая, тут же намокшая мантия мешала ему идти, он и так-то был не слишком силен и несколько неловок, в отличие от всех других Святых, кого Мойра видела в своей жизни – кроме, может быть, Гаало, но тот был просто древним.

Один древний, другой – только что вставший, может, в этом была суть? Что старый, что малый?..

Лиисо с трудом двигался дальше и дальше, замер перед самым лучом, где он входил в воду, и одним решительным движением встал под него.

И что-то случилось.

Тело в нарядных одеждах осталось внизу, а вверх, по лучу поднялся призрак – высокий, седой мужчина в черных латах, на которых ряд за рядом были изображены картины житий и деяний.

– Я пришел к твоему свету, старший брат, пришел с повинной, – сказал призрак, и в свете напротив него обрисовалось знакомое Мойре лицо – тот самый человек из зеркала. даже если у нее раньше и могли быть какие-то сомнения, то теперь они были развеяны – это в самом деле был Император тогда, он говорил с ней. – Я-из-тьмы, Мертвый Герцог Лиисо.

– Как твои предки до тебя приходили к своим предкам, – милостиво ответил Император. – С тобой ли то, что должно, мой младший брат?

– Со мной, старший брат.

– Что ты принес с собой?

– Забытого народа кровь, Мертвого народа кость, Проклятого народа дуновение, – Герцог посмотрел в сторону Мойры, и Император повернул свой лик, следуя за его взглядом.

– Так, кажется, я знаю тебя, дитя, – сказал он задумчиво, и Мойру внезапно объял ужас. – И то, что с тобой.

Она украдкой посмотрела на Олуха, но по его костяному лицу ничего и понять было нельзя, что он думал, что он знал, что он понимал. А вот сама Мойра почему-то подумала, что ей живой отсюда не уйти.